XII.

Возвратимся к другим лицам нашего рассказа и переменим сцену, как это делается в театре.

Рокамболь, или лучше сказать, виконт де Камбольх, как называли его в свете, в точности исполнил приказания сэра Вильямса.

Он отправился в семь часов утра к привратнику № 41, на улицу Рошешуар, и попросил его, чтоб он научил его наносить стопистольный удар. Удивленный привратник поклонился ему до земли.

- Стало быть, вы - князь? - спросил он.

Почти так, мой старичок,

- Или вы собираетесь убить какого-нибудь посланника?

- Может быть.

Рокамболь вытащил из кармана билет в тысячу франков и поднес его учителю фехтования, сказав:

- Я не люблю, чтобы мне задавали вопросы, покажите мне, как нанести удар, и не старайтесь узнавать, кто я.

Привратник поклонился и повел шведского дворянина на шестой этаж дома на чердак, превращенный в фехтовальный зал, где он и дал ему урок.

Из улицы Рошешуар Рокамболь отправился к майору Кардену; потом мы уже видели, он встретился в два часа с Фернаном в Булонском лесу. С этой минуты мы будем следить за ним.

Молодой виконт, объехав лес, возвратился в Париж и остановился на улице Габриэль, близ решетки небольшого отеля, указанного сэром Вильямсом. Посещение его, без сомнения, ожидали, потому что не успел он еще сойти с лошади, как к нему подбежал человек, отворил обе половины ворот, взял под уздцы лошадь, которую Рокамболь передал ему. в то же время, как и свою визитную карточку.

Лакей, у которого было медного цвета лицо, поклонился и сделал движение, означавшее: «я знаю, кто вы», потом он пригласил его знаком войти.

Отель улицы Габриэль был совершенно нов. Он был построен не далее, как за семь или за восемь месяцев перед этим. Видом своим он походил на все прочие строения этого рода. Он был окружен с одной стороны садом, а с другой - двором. У входа его в нишах стояли белые мраморные статуи. Но внутренность его была совершенно в' другом роде, Там Париж уступал место востоку со всею его негою и религиозными преданиями, В сенях, украшенных странною живописью, изображавшею тридцать три превращения Вишну; против большого порфирового бассейна, в котором плавали красные рыбки, стояла статуя Сивы, высеченная из черного мрамора.

Лестница, украшенная тропическими растениями, вела в длинный куридор, стены которого были покрыты индийскими над писями. В конце коридора лакеи отворил дверь, и виконт очутился в странной комнате, заслуживающей описания.. Трудно решить, была ли это внутренность пагоды, или атриум древней куртинки, или будуар султанши Шехерезады, рассказывающей чудеса в продолжение тысячи и одной ночи. По углам зала стояли лампы странной формы, покрытые разноцветными абажурами, распространяя таинственный свет. Стены были обиты восточной материей, на которой был изображен религиозный праздник тугов - ужасных убийц, душителей Индии. На полу, устланном коврами, из которых один согласовался с обоями стен. Рокамболь увидел широкую подушку пурпурного цвета, на ней сидело, по восточному обычаю существо, не менее странное, чем место, где оно находилось. Это была женщина со смугло-золотистым, почти оливковым лицом, с черными локонами, беспорядочно разбросанными по полуобнаженным плечам, с зубами ослепительной белизны, с темно-зелеными глазами, приподнятыми кверху с концов, чем и отличаются индокитайские племена. Эта женщина отличалась таинственной красотой, свойственной только желтому племени. Ее руки и ноги были неимоверно малы и имели изящные формы; ее стан имел гибкость змеи. Костюм этой женщины был такой же, какой носят жены набобов, подданных Англии; он состоял из платья ярких цветов, через которое сквозили шея, руки, плечи и нижняя часть совершенно голых ног, на кончиках которых, были надеты маленькие золотые туфли с приподнятыми кверху носками. Наконец, на руках и на ногах были надеты толстые золотые браслеты, а на шее - ожерелье из жемчужин величиною с голубиное яйцо. Увидя Рокамболя, она лениво подняла голову и стала смотреть на него с любо-пытством.

Виконт подал ей письмо сэра Вильямса, она взяла его, взглянула на надпись, сделанную на английском языке, и ее тусклые и почти холодные глаза заблистали почти пламенем. Она вдруг вскочила, как будто бы от действия гальванизма. На ее Лице,вспыхнули все вулканические страсти Индии, вся пылкость сынов Будды. Она стала походить на жрицу какого-то странного, ужасного и неведомого восточного божества.

Что произошло тогда между трдпической девой и львом парижского бульвара - это тайна. Но через час после этого тильбюри виконта де Камбольх остановился у подъезда отеля Ван-Грп. Молодой президент червонных валетов отдал вожжи груму, легко \ взбежал на крыльцо и, отдав визитную карточку лакею, сказал, что желает немедленно видеть маркиза.

Маркиза нет дома,- отвечал лакей,- но его супруга дома., 4 ' ‘

Доложите обо мне,- сказал Рокамболь, последовавший за лакеем.

Креолка сидела одна в обширном и великолепном зале и была печальна… Какой переворот совершился в ее сердце? Какая печаль, какое немое страдание разбило ее душу?

Может быть это была еще тайна; но трудно было узнать в этой бледной женщине с ввалившимися глазами, с померкшим взглядом прекрасную, улыбающуюся маркизу, соблазнительную креолку, которая за неделю перед этим так мило принимала гостей у себя на балу.

Когда она услышала имя виконта, она оглянулась с трепетом, как будто бы ее ужалило одно из опасных пресмыкающихся, наполняющих саванны ее жгучей родины.

Виконт вошел, улыбаясь и держа в руке шляпу, как человек светский, явившийся с простым визитом. Он поклонился маркизе почтительно и сел на место, указанное ему хозяйкой.

Г-жа Ван-Гоп была светской женщиной; она умела в случае нужды скрывать свои впечатления и принудить себя улыбаться в то время, как в ее сердце была смерть.

Рокамболь был ненавистен ей. Он вызвал на дуэль Шерубина; он ранил его, он довел маркизу до того крайне натянутого положения, которое заставило ее оценить истинное состояние своего сердца. И этот человек осмелился явиться к ней!.. Он пришел к ней под прикрытием законов, обязанностей и требований света. Одним словом, он пришел с визитом. И маркиза была вынуждена принять его с улыбкой, подать ему поцеловать руку и разговаривать с ним о светских пустяках, о последнем концерте, о первом представлении комической оперы, о речи какого-то академика.

Рокамболь очень быстро приобрел эту науку, поверхностную и в то же время глубокую, составляющую принадлежность истинного джентльмена; сэр Вильямс был таким опытным его учителем, что Рокамболь мог свободно поддерживать в продолжение часа' разговор с глазу на глаз с такою великосветской женщиной, какою была маркиза…,

Через несколько минут маркиза совершенно уже владела собой и сделалась любезнц и весела, несмотря на то, что ей казалось, будто она страдала жестокою мигренью. Но ее бледность, ее печаль, необыкновенное волнение, проявившиеся в то время, когда произнесли имя виконта, не скрылись от него.

«Ах,- подумал он войдя,- дело Шерубина произвело опустошение, и эта женщина чувствует ненависть ко мне, которую довольно хорошо скрывает».

После часового пустого разговора, г-жа Ван-Гоп вдруг сказала Рокамболю:

- Вы, может быть, желаете, виконт, видеть моего мужа?

- Да, маркиза.

- Его нет дома, но он скоро возвратится.

- Если вы позволите, я подожду его.

- Вы пришли к нему по какому-нибудь делу? - спросила маркиза, думая, что виконт сделал визит банкиру, а не светскому человеку.

Ван-Гоп действительно был корреспондентом нескольких лондонских и германских банкиров и знатные иностранцы часто являлись к нему за получением денег, переведенных на него другими банкирами. А маркиза знала, что виконт де Камбольх иностранец.

- По одному очень важному делу,- ответил он ей.

Послышался звонок, и во двор въехала карета.

- Вот и муж мой, - сказала маркиза. Потом она прибавила,- Маркиз редко заходит ко мне до обеда и всегда отправляется в свой кабинет. Не позволите ли приказать проводить вас?

Рокамболь поклонился.

Маркиза позвонила, явился лакей и по приказанию своей госпожи повел викойта на второй этаж.

- Ах! - проговорила маркиза, оставшись одна,- чего хочет этот человек. Зачем он пришел сюда? У меня есть предчувствие, что он явился вестником несчастья.

Она задумалась, улыбка исчезла с ее лица, и она погрузилась в глубокую печаль.

Между тем Рокамболь прошел в кабинет маркиза Ван-Гоп.

Маркиз возвратился домой и сидел у огня, когда доложили о виконте.

Рокамболь явился только во второй раз в отель, и маркиз почти не знал его.. ' ’ /

- Сударь,- сказал Рокамболь, приняв задумчивый, важный и печальный вид человека, принесшего дурные вести,- прошу вас позволить мне поговорить с вами.

- Я слушаю вас,- отвечал маркиз, придвинув к нему кресло и приказав лакею удалиться.

- Сударь,- продолжал Рокамболь, садясь,- вы почти не знаете меня лично, хотя я надеюсь, чтд имя моего отца, генерала графа де Камбольх.

- Известно мне,- проговорил вежливо банкир, которому показалось, что он действительно помнит какое-то имя, похожее на это.

- Я был представлен в^м на вашем последнем балу бароном О’В…,- продолжал Рокамболь,- однако же, сударь, прошу вас принять во внимание, что толькр одно весьма важное и непредвиденное обстоятельство заставляет меня напомнить эти ничтожные подробности.

- Они были излишни,- сказал маркиз вежливо,- одно'ваше имя…

- Маркиз,- прервал его вдруг Рокамболь,- я пришел к вам с одним важцым и неприятным поручением.

Маркиз обнаружил удивление.

- А чтобы объяснить это поручение, мне необходимо рассказать вам в нескольких словах историю, которая покажется вам, может быть, очень странною.

- Говорите, виконт.

- За год перед этим я был в Америке, в Нью-Йорке. Мне было двадцать четыре года, я был пылок, любил приключения и искал счастья.

Маркиз снисходительно улыбнулся. J •

Рокамболь продолжал:

- Тогда в Нью-Йорке находилась одна женщина, таинственная жизнь которой, ее дивная красота и эксцентричные привычки возбуждали в высшей степени любопытство молодежи высшего круга. Эта женщина называлась тем же именем, как и вы, - хладнокровно сказал Рокамболь.

Маркиз вскрикнул от 'удивления и посмотрел на своего собеседника.

- Ее звали мисс Даи-Натха Ван-Гоп.

- Моя кузина!

- Да, сударь.

- Дочь барона Ван-Гоп, моего дяди, умершего в Индии?

- Точно так.

- Она теперь в Нью-Йорке? - спросил маркиз с любопытством.

- Она была там.

- Где же она теперь?

- В Париже.

- Не от ее.ли имени вы приехали?

- Да,- сказал Рокамболь и, посмотрев на маркиза, он прибавил,- вы обещали выслушать мою историю…

- Говорите, я слушаю вас.

- Я был любопытнее всех. Я делал чудеса, чтобы познакомиться с девицею Ван-Гоп, которая хотела спрятаться от всех, я познакомился с нею и признался ей в любви, мне казалось тогда, что я страстно влюблен в нее… Она выслушала меня с улыбкой, которая появляется только на. лице женщины долго страдавшей и плакавшей.-

- Любят только один раз,- сказала она мне,- а я уже любила…

При этих словах маркиз вздрогнул.

Рокамболь продолжал: ч.

- Я был красноречив, я стал говорить о будущем, в котором всегда.проглядывает луч надежды, о времени, излечивающем самые глубокие раны, о ее молодости, на которую нельзя же было накинуть вечный траур… Даи-Натха не хотела ничему верить и была непреклонна! Но она протянула мне свою руку.

- Хотите вы быть моим другом? - спросила она.

Я поцеловал ее руку и сказал:

- Позвольте надеяться?..

Она покачала головой.

- Вы напрасно будете надеяться,- отвечала она, - мое сердце умерло для любви.

Рокамболь остановился и поглядел на маркиза.

- Извините, что я вхожу в подробности,- сказал он,- которые не имеют другой цели, как объяснить, что Даи-Натха страдала несчастною любовью. Она просила меня посещать ее иногда. Я пользовался, даже с излишком, этим позволением, потому что действительно влюбился в прелестную индианку. Прошло полгода, Даи-Натха не хотела и не могла бы сделаться для меня ничем, как только моим другом. Обстоятельство, не зависящее от моей воли, важные дела заставили меня переехать из Нью-Йорка в Париж. Я возвратился в прошлом году, шумные светские удовольствия вскоре развлекли мою любовь; через несколько месяцев я совершенно излечился… В мои годы всякий бывает так забывчив! Но сегодня утром я получил письмо, состоящее из двух строчек…

Письмо от Даи-Натха было следующего содержания;

«Придите, мне недолго осталось жить, я надеюсь на вашу дружбу».

Рокамболь действительно отдал маленькую записку маркизу Ван-Гоп, письмо было написано по-английски и подписано мисс Ван-Гоп. Маркиз узнал почерк, вскрикнул и побледнел.

• - Во имя неба! Сударь,- проговорил он,- для чего вы это сообщили мне? Моя кузина умерла?

- Нет,- сказал Рокамболь,- нет еще… Но, я прошу вас, выслушайте меня.

- Говорите! - сказал маркиз изменившимся голосом с глубокой грустью.

- Сударь! - продолжал Рокамболь,- я был у мисс Даи-Натха, о приезде которой я не знал до вчерашнего дня. Я нашел ее на улице Габриэль, в маленьком отеле, напоминавшем своим убранством и расположением комнат дом, в котором она жила в Нью-Йорке; Даи-Натха лежала, по восточному обычаю, в маленьком будуаре, убранном, как индийские пагоды. Она улыбалась и была спокойна и жива, как всегда; мне показалось, что она пошутила надо мной. Она подала мне руку и сказала:

- Как вы находите, хорошо ли мое здоровье?

- О! Конечно,- воскликнул я,- и мне кажется оно очень недурно. v

- Вы ошибаетесь, мой друг, я должна умереть через неделю. Рокамболь опять остановился. Маркиз был бледен й на его висках выступили капли пота, виконт продолжал:

- Выслушайте меня до конца. Даи-Натха посадила меня возле себя и взяла мою руку.

- Мой друг,- сказала она,- знаете ли вы, почему я не отвечала на вашу любовь? Потому что я сама любила со страстью и с горячностью женщины моей родины, потому что я люблю уже пятнадцать лет и все время думала о Европе, где живет тот, кому я отдала навеки свое сердце.

Следовательно, этот человек был слеп или помешан,- воскликнул я,- если он не любил вас.

- Нет, он любил другую…

После итого она стала опять улыбаться.

- Знаете ли,- сказала она,- почему я приехала в Париж? Потому что он' здесь. Я приехала с эгоистической, преступной надеждой, что его более не любят и что он сам разлюбил… Увы! Я ошиблась… Он любит и более чем когда-либо, следовательно, мне нечего больше делать на этом свете.

- О, нет! - сказал я, поцеловав ее обе руки,- вы не умрете, вы так прекрасны, вы откажетесь от самоубийства…

- Уже поздно,- сказала она улыбаясь,- сегодня утром я выпила часть жидкости вот из этой склянки, висящей на моей шее…

Маркиз вскрикнул.

- Подождите, подождите,- сказал Рокамболь,- выслушайте меня до конца.

- Этот яд,- сказала мне мисс Ван-Гоп,- медленный и верный, не производит страданий, но он по капле всасывается й кровь и убивает через восемь дней. Есть только одно средство против этого яда, одно… и его нельзя достать в Европе, оно существует только в Моей стране. Итак, вы видите, мой друг, что я заранее умерла, и что все медики Европы не смогут вылечить меня… Но я хотела увидеть вас в последний раз, хотела проститься с вами навеки. И кроме этого, я хотела попросить вас сделать мне одолжение.

- Говорите,- сказал я со слезами на глазах.

- Ступайте,- сказала она,- к человеку, которого я любила и из любви к которому умираю, попросите его прийти проститься со мною. Я хочу еще раз увидеть его!

Рокамболь опять остановился.

- Далее, виконт, далее! - сказал маркиз голосом, прерывающимся от волнения.

- Но мне кажется,- сказал Рокамболь, - что я уже все сказал вам, потому что человек, которого любила и любит до сих пор Даи-Натха, человек, из-за которого она умирает… это вы!

Маркиз встал, он задыхался и ничего не мог сказать, а когда виконт произнес, последнее слово, он прислонился к, камину, чтобы не упасть.

Загрузка...