Похождения Рокамболя. Книга 4. Грешница

II.

Некоторое время между г-жою Шармэ и виконтом Андреа происходило молчание.

- Виконт, - сказала наконец Баккара,-открыли ли вы что-нибудь?

- Касающееся до червонных валетов?

- Именно.

- Кажется я держу одну из нитей их интриг, - отвечал он спокойным, чистым и ясным голосом, вселяющим доверие.

- Ах! Неужели? - сказала Баккара.

- Во-первых,- продолжал виконт, - я должен сообщить вам свое мнение об этой ассоциации: в ней участвует столько же дам, как и валетов.

- Вы думаете?

- Первые донесения полиции Армана худо определили это тайное общество. Ассоциация червонных валетов устроилась первоначально в квартале Бреда между несколькими женщинами, бывшими в большом ходу и несколькими умными волокитами, хотя волокиты редко бывкют умны. Сначала единственной целью этой ассоциации, состоящей из лиц обоего пола, был торг любовными письмами, торг, существующий с начала мира; это доказывает только то, что женщины-во все времена имели страсть писать письма, а мужчины - отвечать на них.

- Это правда,- проговорила Баккара, невольно бросившая взгляд на свое прошлое и вспомнив про письмо, которое продиктовал ей этот самый человек, ныне добродетельный и кающийся и которое де Бопрео нарочно уронил на пол в своей гостиной.

- К этому торгу, - продолжал Андреа,- ассоциация присоединила потом различные отрасли промысла. Например такого рода: один из членов общества заставлял какого-нибудь мужа, сбившегося с пути в квартале Бреда, представить его в свете, где он старался понравиться своим красивым лицом какой-нибудь сорокалетней женщине, муж которой вздыхал в то же время у ног любовницы этого волокиты. Таким образом, через ату уловку целое семейство попадало во власть плута и его любовницы.

- Но, наконец,- сказала г-жа Шармэ,- эта ассоциация имеет же какого-нибудь начальника?

- Да, она женщина.

- Кто же она?

- Слушайте, - сказал виконт с видом человека, доверяющего тайну,- позвольте прежде всего сообщить вам о несчастии, так как я пришел, собственно, для этого.

Баккара вздрогнула, но ее лицо было в тени, и виконту невозможно было рассмотреть ни малейшего изменения в нем.

- Я хочу поговорить с вами,- продолжал он с некоторым волнением,- о человеке., которого мы оба должны любить, потому что мы оба были очень виноваты перед ним.

Виконт поступил очень неосторожно, сделав предварительное вступление к объяснению своей тайны, потому что дал время Баккара остеречься; хотя она и почувствовала внезапный испуг и замирание сердца, угадав, что дело касается Фернана, но у нее достало силы удержаться и приготовиться выслушать об этом событии. В ее голосе сохранилось спокойствие.

- Ах! - сказала она.- Не о господине ли Рошэ вы хотите говорить?

- Увы! - сказал Андреа, лицемерно вздохнув.

- Боже мой! Что вы хотите сказать мне? Он болен?.. умирает?.. умер?..

- Он попал в руки ассоциации, о которой мы только что говорили.

- Это невозможно, - сказала Баккара, господин Рошэ любит свою жену…

- По крайней мере, он любил ее.

Несмотря на то, что Баккара имела сильную власть над собою, у нее помутилось в глазах и страшно замерло сердце.

- Слушайте, - продолжал виконт грустным и совершенно натуральным тоном, который он заранее изучил, - у господина Рошэ есть любовница…

Эти слова поразили Баккара как громом, в ее душе поднялось нечто, похожее на ураган, на бурю, разыгравшуюся на море неожиданно, среди ночи, в то время, когда царствовала совершенная тишина.

В человеческом сердце бывают непостижимые тайны. Баккара, сделавшаяся госпожой Шармэ и отказавшаяся навсегда от Фернана, очнулась вдруг той, какою была до своего обращения: прежняя пылкость, прежняя страсть, прежняя ревность закипела в ней снова, и она была готова вступить в бой со счастливой соперницей. Перед законною женою, перед любовью чистою и целомудренною она смирилась, она отошла в сторону, в тень, как недостойный грешник, не смеющий перейти через порог храма. Счастье Фернана, его любовь к Эрмине не дозволяли ей приблизиться к этому храму. Но вдруг ей сказали: «у Фернана есть любовница!», то есть: «человек, которого ты так любила, для которого ты сделалась преступницей, для которого ты охотно умерла бы, отверг тебя для женщины недостойной его, для женщины подобной тем, на которых ты сама походила в былые времена…» Усмиренная львица.стала приходить в бешенство. Сердце, обрекшее себя на забвение, начало биться. Баккара стала ревновать если не за себя, то, по крайней мере, за Эрмину.

- Да,- повторил Андреа,- у Фернана Рошэ есть любовница. Это - женщина, живущая на содержании, ее называют Бирюзой и, странное дело, она живет в вашем прежнем отеле, на улице Монсей.

Эта весть была ударом, от которого Баккара потеряла последнее хладнокровие. Она удержала крик, готовившийся вырваться из ее груди, страшно побледнела и почувствовала, что готова упасть в обморок.

Глаза виконта были опущены; он сидел в положении человека, который страдает. В самом же деле, палач тайно трепетал от крайней и жестокой радости. Он угадал по молчанию бедной женщины, что его мщение удалось вполне с первой же минуты. Казнь бедной Баккара началась.

Виконт по-своему рассказал про малейшие подробности дуэли, про то, как Фернан, лишившийся чувств, был перенесен к любовнице своего противника, как увлекся безумною страстью к ней, как возвратился домой к своей супруге и как снова вдруг ушел из дому.

Баккара выслушала его до конца, не сказав ни слова, не сделав ни малейшего движения. Она почерпнула в своем горе сверхъестественную нравственную силу и, когда- он окончил свой рассказ, она немного привстала, как будто бы для того, чтобы выступить на свет лампы и показать сэру Вильямсу свое лицо, сделавшееся снова спокойным, бесстрастным и ничего не выражающим.

Всякий другой при виде этого спокойного лица, сказал бы сам себе: «Она уже не любит его, ей все равно!» Но виконт, взгляд которого проникал в самые сокровенные мысли, признался себе, что Баккара хитрее, нежели он думал. От этого недоверчивость его к ней усилилась.

- Но, - сказала Баккара голосом, который нисколько не изменился, как и ее лицо, - какое же это может иметь отношение к червонным валетам?

- Вы узнаете это сейчас, Представьте себе, один из моих агентов нашел вот это письмо без подписи и распечатанным. Это письмо лежало в кармане сюртука, вывешенного в магазине старой одежды.

Андреа подал госпоже Шармэ письмо следующего содержания:

«Милая крошка! Волокита продал оба твои письма. Его жена не могла заплатить за них более шести тысяч франков, да и для этого заложила у моей тетеньки кучу побрякушек. Но она обещала отпустить своего мужа к тебе. Ты поживишься от него. Итак, ты можешь получить от меня тысячу экю, остальное принадлежит кассе».

- Это письмо без подписи,- заметил виконт,- но посмотрите, вот тут в углу стоит V и подле него нарисовано пером сердце.

- Вижу,- сказала Баккара.

- Теперь посмотрите,-продолжал он,- вот другое письмо, написанное тем же почерком.

Он подал молодой женщине письмо, писанное Бирюзой к Эрмине и подписанное Фернаном.

- Видите Ли,-сказал, он, - сомневаться нельзя, Фернан попал в руки этой ассоциации. Она не разорит его, потому что он слишком богат, но она убьет его жену, которая находится в отчаянии уже несколько дней.

Баккара слушала задумавшись, она слушала в одно и то же время виконта и свой.внутренний голос. Она уселась на том же месте, у камина, в тени, бросаемой часами, и зорко наблюдала за лицом Андреа, все еще смиренным и печальным.

- Виконт! - сказала она вдруг, - знаете ли вы, то, что вы рассказали мне, еще более ужасно, чем то, отчего моя сестра сейчас уехала от меня в слезах.

Виконт сделал движение, в котором выразилось удивление до того хорошо изученное, до того натуральное, что убеждение Баккара, только-что зародившееся, поколебалось.

- Да, - сказала она,- кажется, что с некоторых пор участь моей бедной сестры такая же, как и г-жи Рошэ. Ее муж был до сих пор честным, трудолюбивым, аккуратным человеком и обожал ее, а теперь уже около недели-или двух он сбился с пути… У него, кажется, также есть любовница…

Говоря таким образом, Баккара, все еще сидевшая в тени, устремила на Андреа испытующий взгляд.

- Вероятно,- отвечал виконт,- тут есть странное совпадение.

- Виконт! - воскликнула Баккара, резко перебив его.- Вы простите меня, не правда ли? Но сейчас зародилось во мне ужасное подозрение.

Он посмотрел на нее, как бы не понимая ее.

- Послушайте,- продолжала она, - ведь мы можем все говорить друг другу?

- Увы! - сказал виконт, вздохнув,- мы оба принадлежали к стаду заблудших овец.

- Так как вы сами соглашаетесь с этим, то мое признание будет менее тягостно,- продолжала она печально:- Я вообразила, увидев слезы моей сестры и услышав ваш рассказ о несчастии, постигшем г-жу Рошэ… мне показалось, что я вижу в этом сближении… в этом совпадении… нечто похожее на невидимую руку, вооруженную для мщения.

- Продолжайте,- сказал Андреа спокойно, увидев, что Баккара не решается высказать все.

- Итак,- ее глаза впились в бесстрастное лицо виконта,- итак, мне показалось вдруг, что вы - человек, который раскаялся, которого посетила милость Божия, который ведет жизнь; похожую на бесконечное покаяние… что вы и есть та самая тайно вооруженная, мстительная и ненавидящая рука…

Баккара остановилась.

Виконт Андреа молчал; его глаза были потуплены, но на его лице изображалась какая-то злобная радость.

- Позвольте мне,- сказал он наконец, взяв руку Баккара и поднося ее к губам,- позвольте мне поцеловать наказывающую меня руку… Усомнившись в моем раскаянии, вы дали мне почувствовать, что Бог еще не простил меня.

Он не стал ни оправдываться, ни негодовать на подозрения молодой женщины; он только вздохнул и тронул таким поведением Баккара гораздо более, чем запирательством.

- Извините меня,- сказала она ему,- я была безумна и слишком живо вспомнила баронета сэра Вильямса.

Впрочем, когда подозрение уже поселилось в. сердце женщины, его трудно выгнать оттуда. Баккара ограничилась подозрением. Но непредвиденный -случай, не зависевший от воли Андреа, один из тех случаев, которые кажутся ничтожными, но которые освещают как бы блеском молнии, тотчас же превратил ее подозрение в уверенность.

- Мой брат Арман; - сказал виконт,- будет ожидать вас сегодня вечером в отеле де Кергац. Приедете ли вы?

- Да, виконт, но в котором часу?

- В десять часов,- отвечал Андреа.

Он встал, взял шляпу и поклонился ей с обычным смирением, с тем смирением, которое, казалось, прикрывало его вечное раскаяние.

Она протянула ему руку.

- Вы прощаете меня, не правда ли?

- Буду молить Бога,- прошептал он с печальной улыбкой - чтоб он простил меня, как я прощаю вас!.. Прощайте, молитесь за меня, молитесь… Вы уже прощены, а молитвы кающихся всего скорее доходят до Христа.

Но в то время, как он собирался перейти через порог залы и когда г-жа Шармэ провожала его и отворяла дверь, держа в руках лампу, маленькая евреечка радостно вбежала в комнату и закричала:

- Ах! Моя прекрасная г-жа Шармэ, как я счастлива и как я люблю вас!.. Если бы вы знали, какие прелестные вещи мне купили!..

Глаза, виконта устремились на девочку, на ее прелестную головку с полуоткрытым несколько мрачным взглядом, с губками, вызывающими поцелуй, с пылающими щечками и со смуглым, гладким лбом.

А так как он не ожидал этой встречи, потому что у самого осторожного и сдержанного человека бывают часы, когда он не может владеть собой и на минуту забывается, виконт забылся. Он забыл, что Баккара не сводит с него глаз, забыл свою роль святого человека, покаявшегося грешника, помышляющего только о небе, и бросил на маленькую еврейку сладострастный и восторженный взгляд. Этот взгляд, быстрый как молния, и тотчас же потухший, не скрылся от Баккара, он походил на взгляд барышника, осматривающего лошадь, на взгляд развратника, мечтающего о неслыханном сластолюбии и на пылающий, страстный взгляд ангела тьмы, встретившего ангела небесного и пожелавшего развратить и соблазнить его. Этот случай открыл глаза Баккара.

Он ушел, не заметив, что изменил себе, но едва дверь на улицу закрылась за ним, молодая женщина не могла долее сохранять своего равнодушия.

- Ах! - сказала она.- Этот человек - злодей! Сэр Вильямс переменил шкуру, вот и все тут! Душа осталась та же.

- Кто этот господин? - проговорила в то же время маленькая еврейка,- Ах, он посмотрел на меня точно так же, как смотрел тот старик, который хотел всегда поцеловать меня!

«Истина исходит из уст детей!»- подумала Баккара.

В продолжение нескольких минут бедная женщина, сердце которой только что разбил адский Андреа, простояла на одном месте, погрузясь в глубокую; думу и как будто подавленная тяжестью горя. Но у Баккара была натура энергичная, созданная для борьбы, и теперь она уверилась, что ведется и велась война - глухая, невидимая, но ужасная, беспощадная, безжалостная. Она угадала, что сэр Вильямс производит громадные, подъемные работы, что он воздвигает смелое здание на своем мнимом раскаянии и на совершенном и общем доверии, которое он умел приобрести. Она поняла, что только она может еще бороться с этим человеком, уже побежденным однажды, но гений которого воспользовался для этой войны уроками опыта.

«Боже мой! - подумала она, - лишь бы де Кергац позволил мне открыть ему глаза».

Она вошла в кабинет и написала графу:

«Граф! Я полагаюсь на вашу честь и в особенности на нашу скромность. Сожгите мое письмо, когда прочтете его, и постарайтесь, чтобы ни госпожа де Кергац, ни виконт Андреа не узнали бы, что я писала вам. Вы назначили мне свидание в десять часов, примите меня в восемь. Я пройду через маленькую дверь сада с улицы Львов св. Павла в маленькую залу павильона. Я должна сообщить вам вещи, которые только вы одни должны знать, надеюсь на вас.

Луиза Шармэ».

Она запечатала письмо. Изменила почерк на адресе конверта, позвонила и послала за уличным комиссионером.

- Вы пойдете,- сказала она ему,- на улицу св. Екатерины, в отель графа де Кергац, спросите самого графа и отдадите ему это письмо только тогда, когда останетесь с ним наедине. Если графа нет дома, вы принесете мое письмо обратно.

Комиссионер ушел и возвратился через час с запиской от графа:

«Я жду вас, - писал Арман,- я был один, когда принесли ваше письмо и сжег его тотчас же».

Госпожа Шармэ наскоро пообедала, поручила молоденькую еврейку старой служанке и вышла, завесив лицо густой вуалью и скрыв свой прелестный стан под широкой, черной шубой. Сам сэр Вильямс не узнал бы ее.

Спустя минут двадцать, она постучалась у маленькой двери сада. Через нее сюда входили бедные, стыдившиеся быть замеченными, а также несчастные, обращавшиеся к Арману, как к Провидению, и не желавшие краснеть перед слугами. Эту дверь было поручено стеречь старому скромному слуге, который молча вводил посетителей в павильон, находившийся в саду, а потом отправлялся докладывать о них своему господину, который тотчас же являлся к ним.

Баккара могла пройти, таким образом, незамеченной и была уверена, что виконт Андреа никогда не узнает об этом, если Арман сохранит это втайне. Эта маленькая зала, назначенная для приема несчастных, свидетельствовала о деликатности благородного человека, называвшегося Арманом де Кергац.

Павильон скрывался под густыми деревьями, от которых шла до улицы густая живая изгородь.

Входили в него через темный коридор, который не освещался по вечерам. Старый слуга брал посетителя за руку и, приведя его в коридор, показывал вдали слабый свет и говорил ему, уходя: «Идите Прямо на свет, вы придете в маленький зал и там подождите графа».

Эта зала слабо освещалась лампой с матовым шаром, покрытым абажуром.

Если приходила женщина, покрытая такой же густой вуалью, какая была у Баккара, сам граф не мог бы увидеть ее лица. В эту-то залу вошла Баккара, которую слуга принял за бедную из приличного общества.

Баккара села на стул, не поднимая вуали, и стала ожидать графа. Прошло двадцать минут, граф еще не являлся на назначенное свидание, и эта проволочка заставила Баккара подозревать, что случилось что-то непредвиденное. Она даже стала бояться, не помешал ли ему сэр Вильямс. Однако Баккара приняла твердое намерение совершенно довериться графу Де Кергац, поговорить с ним с убедительным красноречием и снять повязку с его глаз, если бы даже от этого его сердце облилось кровью… Усмирив свое собственное беспокойство, изгнав на время из своей души воспоминание о Фернане, возбужденное вестями, сообщенными сэром Вильямсом, она взвесила заранее каждое слово, размерила каждое свое движение.

Она хотела убедить графа, которому не принесла ни нравственных, ни материальных доказательств в лицемерии его брата.

Наконец послышались легкие и скорые шаги, сначала по песку сада, а потом по коридору, и граф появился, в зале.

Когда дверь заперлась, Баккара подняла вуаль.

- Здравствуйте, милое дитя, - сказал граф, подходя к ней,- как ваше здоровье?

- Хорошо, граф,- отвечала Баккара, сразу заметив, несмотря на худое освещение залы,- что граф был очень бледен и видимо взволнован.

- Боже мой! - сказала она ему испуганно,- что с вами, граф? Что же еще случилось?

- Ах! - проговорил граф, изменившимся голосом,- я еще не могу опомниться от ужасных известий, сообщенных мне братом Андреа…

Он замолчал, потому что голос у него прервался.

Баккара вздрогнула от надежды, ей показалось, что непредвиденное происшествие открыло ему глаза и что он уже стал смотреть на сэра Вильямса, как на злодея.