XXIII.

Шерубин вошел в Парижское Кафе, которое известно за самый модный среди молодых людей, богатых и праздных, называющихся общим именем львов. Он вошел, высоко подняв голову, смелою походкой, как человек, знающий себе цену.

Двое молодых людей, бывших накануне в клубе именно в то время, когда граф Артов предложил странное пари, завтракали, поместившись в одной из амбразур и приветствовали его рукою. Шерубин подошел к ним.

- Ну, что же,- сказал один из них, - утро вечера мудренее, не так ли?

- Конечно.

- Вы пораздумали…

- О чем? - высокомерно спросил Шерубин.

- Я говорю о вашем пари.

- Ну?

- Ну, вы были вчера немного пьяны.

- Я?

- Вероятно, потому что не будь де Камбольха, ведь вы держали бы пари.

- Шведы народ славный и хладнокровный,- заметил товарищ собеседника Шерубина.

- Вы ошибаетесь,- отвечал последний.- Де Камбольх напомнил мне о свидании, назначенном мною сегодня утром.

- Как!

- Я говорю, - хладнокровно повторил Шерубин, умевший при нужде нагло лгать,- я говорю, что де Камбольх напомнил мне вчера, что я не принадлежал себе и, следовательно, не мог ранее сегодняшнего дня принять предложение графа.

- Ах, уж вы не дрались ли сегодня утром?

- Может быть.

- С кем?

- Позвольте, я ведь не утверждаю, а говорю «может быть»… И хотя я не отрицаю самого факта, но тем не менее, я не могу вам сказать…

- Это верно. Извините за нескромность.

Шерубин поклонился.

- Итак, это пари…

- Идет.

- Вот что!

- Но,- сказал Шерубин, гордо улыбаясь,- вы позволите мне заметить вам, что я не имею привычки хвастать.

- Как, вы держите пари?

- Конечно.

- И Баккара влюбится в вас?

- Непременно или граф убьет меня. Только вместо двух недель…

- Вы просите месяц?

- Нет, неделю.

- Браво! - закричали в восхищении оба молодые человека. Шерубин поклонился им и сел за соседний столик завтракать. Через несколько минут вошел барон Манерв и, не видя Шерубина, подошел к двум молодым людям, с которыми последний только что говорил.

- Вы, господа,- сказал он им,- кажется, были вчера в клубе?

- Были.

- Так вы знаете о пари?

- Конечно.

- Ну так посоветуйте господину де Верни не держать его. Шерубин, к которому барон стоял спиною, слышал эти слова и вздрогнул.

- Почему? - спросили они.

- Потому, что граф Артов уже имеет успех.

- У Баккара.

- Как, уже?

- Угодно вам доказательство?

И барон вынул из бумажника записочку, сложенную вчетверо и с гербовою печатью синего сургуча, которая казалась только что сломанною.

- Артов должен был завтракать у меня сегодня утром, в десять часов. Но смотрите, что он мне пишет.

И барон прочел вслух:

Из нашего отеля на улице Монсей.

«Милейший барон!

Человек предполагает, а женщина располагает. Я пишу вам только потому, что Баккара не хочет, чтобы я ехал к вам завтракать сегодня. Сумасбродная красавица говорит, что у нее расстроены нервы и ей надо прокатиться.

Мы завтракаем холодною курицей и котлетами, сидя у камина и потом едем кататься.

Извините счастливца.

Граф Артов».

Прочитав, барон показал письмо своим собеседникам.

- Взгляните,- сказал он,- граф писал на желтой бумаге с буквою Б.

- Вензель Баккара?

- Именно.

- Постойте, тут есть post-scriptum.

- И другой рукой…

- А! Это приписка самой Баккара,- сказал барон.

И барон прочел еще:

«Благодарю, добрейший Манерв, за ваш подарок. Русский графчик очарователен, и я способна полюбить его, тем более, что мне подходит третий десяток - возраст, в который женщины открывают иногда у себя сердце.

Баккара».

- Но, черт возьми! - прошептал один из молодых людей.- Эти последние слова более, чем многозначительны.

- Вы находите?

- И Шерубин напрасно станет держать пари.

- Да он, наверно, и не будет держать.

- Будет.

- Как!

- Спросите его.

И молодой человек указал рукою на Оскара де Верни, спокойно завтракавшего и слушающего их разговор.

Барон обернулся.

- Как! - сказал он.- Вы были тут, господин де Верни?

- Да, барон.

- И.. вы слышали?

- Я все слышал.

- Ну?

- И нахожу, что граф человек счастливый.

Барон улыбнулся.

- Еще бы! - презрительно сказал Шерубин.- Граф так богат…

- Он очень красив.

- Ну! Ведь он блондин, - сказал Шерубин, захохотав.

- Во всяком случае, вы хорошо сделали, что не держали пари.

- Вы ошибаетесь, я его держу.

- Держите?

- Более чем когда-нибудь…

- Вы с ума сошли…

- Это может быть, но я держу пари.

Шерубин бросил прислуге пять франков и встал.

Лощадь его и грум дожидались у дверей.

- Барон,- сказал он, кланяясь трем членам своего клуба,- не знаете ли вы, где могу я встретить графа?

- У Баккара,- смеясь, отвечал Манерв.

- Отправлюсь туда, это будет странный способ представления, не лишенный оригинальности. Прощайте, господа!

И Шерубин вышел, легко вскочил в седло и поехал мелкою рысью в лес, где у него было в Мадриде свидание с виконтом де Камбольх.

- Вот погибший человек, - холодно сказал барон, посмотрев вслед Шерубину.

- Как так!

- Повторяю вам, господа,- сказал Манерв, - что де Верни погибший человек. Баккара не полюбит его.

- И вы думаете, что граф в таком случае убьет его?

- Наверно.

Барон с убеждением произнес это слово и прибавил:

- Во-первых, граф - человек, не слишком дорожащий человеческою жизнью. Потом, де Верни задел его гордость… Повторяю вам, что де Верни человек погибший.

- Ну, так,- отвечал один из молодых людей, наливая себе вина, - «requiescat in расе».

- Amen! - добавил барон.


***

Нам необходимо, прежде чем продолжать этот рассказ, сказать несколько слов о том, что это был за человек, одаренный чудесною силой очарователя, которого прозвали Шерубином. Происхождение этого человека было такое же странное, как и красота его.

Тридцать лет тому назад богатая и прелестная ирландка, мистрисс Блакфильд, ехала из Дублина на корабле, отправлявшемся в Индию. В путешествии мистрисс Блакфильд, уже год вдовевшей, тайным побуждением было не стремление к перемещению, на которое так склонны англичанки, а она думала, что в порту Калькутты встретит своего красивого кузена, помощника капитана на корабле ее британского величества, кузена двадцати шести лет, который возымел к ней сильную любовь в последний раз как был в Дублине, и который с ума сошел бы от радости при вести, что она приехала вдовою, свободною и с миллионом в банковых билетах и векселях на конторы Индийской компании в руках.

К несчастью, отважная ирландка слишком поспешно сделала расчеты о своем счастье, она не подумала о грустных случайностях этого продолжительного пути. Около мыса Доброй Надежды корабль потерпел аварию и обогнул мыс, потеряв только часть своих мачт и выбросив кое-что из груза.

Когда буря прекратилась, на горизонте показалось судно. Это был колумбийский пират, налетевший на добычу хищной птицей после бури. Бедный, поврежденный корабль тщетно старался уйти. Пиратское судно было быстроходно, и капитан его напал на корабль с пистолетом в руках, взял его, выбросил экипаж в море и хотел сделать то же самое с мистрисс Блакфильд, как вдруг заметил, что она хороша собою и, так как он был не женат, то и женился на ней.

Колумбийский капитан был красив, молод и необыкновенно строен, и романтическая мистрисс Блакфильд, хотя и горько раскаивалась, что уехала из скромного города Дублина, где она, разумеется, нашла бы мужа по вкусу еще до истечения срока ее траура, романтическая мистрисс Блакфильд, повторяем мы, тем не менее сознавалась, что с ней могло случится что-нибудь еще худшее.

Действительно, колумбиец был красавец, несмотря на свой бронзовый цвет лица, несколько толстые губы и черные блестящие волосы - все это являлось характерной чертой индейского племени. Одним словом, это был краснокожий, весьма приятной наружности, окончательно понравившийся мистрисс Блакфильд, когда высказал ей несколько комплиментов почти в европейском духе.


***

Десять лет прошли для мистрисс Блакфильд между небом и водою, в каюте ее мужа, который, впрочем, был без ума от своей красавицы жены.

От этого случайного брака родился сын, почти такой же смуглый, как и отец, с черными глубокими глазами, необыкновенно обаятельными, и с черными кудрями, падавшими грациозными локонами на полуобнаженные плечи.

Обогатившись путем грабежей, пират решился отправиться к себе на родину и честно зажить, пользуясь почестями, на которые имел право каждый хороший колонист, приобревший себе состояние и белую жену. К несчастью, суждено было, чтобы мистрисс Блакфильд никогда не насладилась спокойствием, о котором не переставала мечтать со дня своего несчастного выезда из Дублина. Колумбийскому пирату оставалось только пройти несколько сотен морских узлов, чтобы избегнуть преследования судов наций беспокойного характера, которые носятся по морским волнам в погоне за пиратами, как вдруг английский фрегат открыл его и, погнавшись за ним, взял.

Весь экипаж пирата был брошен за борт, пощажены были только мистрисс Блакфильд и ее сын, которых привезли в Европу.

Бедная женщина так привязалась к своему ужасному супругу, что после его смерти предалась безграничному отчаянию и умерла в тот самый день, когда английский фрегат входил в Темзу.

Сыну колумбийца и мистрисс Блакфильд было тогда десять лет.

Это уже был смелый юнга, подававший большие надежды стать хорошим моряком. Он остался на этом фрегате, объехал на нем вокруг света и остановился с ним через два года именно в одном из портов Колумбии.

Там, услыхав свой родной ломаный испанский язык, маленький Шерубин бежал и стал корсаром своей отчизны.

С десяти до двадцати лет Шерубин был молодым морским волком.

В двадцать лет, по странной случайности, море ему надоело. Он начал мечтать об Европе и Париже. Корсаром он сражался храбро и получал долю добычи; во Францию же он отправился с сотнею тысяч франков. Шерубину хотелось увидеть эту страну.

На корабле, который вез его во Францию, ехал также старик француз. В продолжение пятидесяти лет изгнания старика преследовало воспоминание об его отчизне, и он на склоне жизни захотел в последний раз увидать свою страну. Звали его господином де Верни, он уехал со своей родины до революции, как младший в семье, и с одною котомкой на плечах отправился искать счастья в Бразилию. Судьба улыбнулась ему; он возвращался во Францию богачом и надеялся найти там какого-нибудь далекого наследника с его именем, так как почти вся фамилия его погибла на революционном эшафоте.

Шерубин обладал уже тем чарующим взглядом, соблазнительным голосом, очаровательной улыбкой, которые действовали как на мужчин, так и на женщин; он понравился г. де Верни и сошелся с ним во время трехмесячного переезда.

Они приехали вместе в Париж и остановились в одной и той же гостинице.

Шерубин помогал старику в его розысках.

Через несколько месяцев старый дворянин убедился, что вся фамилия их погибла, и что он был последний в роду. Он усыновил Шерубина, сделался его ментором и помолодел для него.

Через три года, то есть, когда Шерубину минуло двадцать три года, он остался после смерти своего приемного отца одиноким в мире и наследником тридцати или сорока тысяч ливров годового дохода.

С этого дня сын колумбийца сделался настоящим кутилой и парижанином; в несколько лет он растратил состояние старого дворянина, кутил изо дня в день, стал игроком, дуэлистом и приобрел настоящую славу очарователя, человека, которому не могли сопротивляться некоторые люди.

Читателям известно, чего ожидали от него сэр Вильямс и Рокамболь.

Мы извиняемся в этих подробностях, которые казались нам необходимыми, чтобы объяснить странный, по-видимому, факт, что Шерубин согласился на пари графа Артова.

Таким образом, Шерубин, выйдя из Парижского Кафе, вскочил на лошадь и отправился в Булонский лес.

Рокамболь уже ждал его на месте свидания. Мнимый шведский виконт был всегда точен, как военный, когда дело шло о делах ассоциации, где он был вторым лицом.

Молодые люди, ехавшие оба верхом, встретились перед Мадридом, обменялись приветствиями и поехали рядом вокруг леса, разговаривая вполголоса.

- Ну,- спросил Рокамболь Шерубина, - что сказала вам госпожа Маласси, видели ли вы ее вчера вечером?

- Да, маркиза приезжала к ней вечером и узнала, что я выходил.

- Черт возьми!

- Госпожа Маласси уверяет, что этот ранний выход очень компрометировал меня.

- Как так?

- Уничтожив в ее глазах привлекательность и романтичность моей физиономии.

- Это может быть правда.

- Между нами,- сказал Шерубин,- мы, милейший виконт, поступили неловко.

- В чем?

- В том, что вы заставили меня идти, чтобы победить маркизу, ложным путем, где я не могу применить ни одной из своих способностей.

- Я ничего не понимаю,- серьезно сказал Рокамболь.

- Слушайте, если меня зовут Шерубином-очарователем, то это, вероятно, потому, что в голосе, во взгляде и во всем во мне есть что-нибудь чарующее и магнетическое. Это что-то и подействовало на маркизу.

- Правда.

- И подействовало очень сильно… более сильно, может быть, чем комедия дуэли. Согласитесь, что от последнего средства мы ожидали гораздо большего. Маркиза на другой же день утром отправилась к госпоже Маласси; узнав, что я ранен, она упала в обморок. Она чуть не призналась во всем, приходя в себя.

- Дело в том,- прошептал Рокамболь,- что одно время я думал, что не пройдет двух дней, как она приедет сама к вам, чтобы узнать о вашем здоровье.

- Ну, и вы ошиблись точно так же, как и я, - продолжал Шерубин,- Маркиза приезжала ежедневно к Маласси, это правда, но она никогда не произносила моего имени; она была настолько осторожна и хладнокровна, что выжидала, пока вдова сама не начинала разговора обо мне.

- Однако, милейший мой,- резко сказал Рокамболь, нам надо ускорить развязку.

- Я ничего лучшего не желаю.

- С сегодняшнего дня нам остается всего неделя.

Шерубин вздрогнул.

- После этого срока, все погибло.

- Ну так,- сказал Шерубин,- устройте мне свидание наедине с маркизой.

- Устрою…

- Когда?

- Сегодня же вечером у госпожи Маласси.

Рокамболь, говоря таким образом, действовал точно по вдохновению сэра Вильямса, поняв, что он должен самовластно устроить свидание наедине между маркизою и Шерубиным. Он надеялся на свое собственное воображение в средствах исполнения.

- Надо мне написать госпоже Маласси? - спросил Шерубин.

- Не надо.

- Так как же мы сделаем?

- Это уже мое дело. Только будьте дома в восемь часов.

- Да, кстати, - сказал Шерубин,- вы писали мне сегодня утром.

- Да.

- И в этом письме вы сообщили, что начальник позволяет мне держать пари.

- Конечно.

- Я только что из Парижского Кафе, где завтракал с Манервом и еще кое с кем из наших знакомых.

- Ну?

- Ну, и я сказал, что держу пари.

«Это уж дело сэра Вильямса,- подумал Рокамболь, - если он находит возможным вести несколько дел сразу. По-моему, это глупость».

И Рокамболь возразил вслух:

- Я начинаю думать, что вы хорошо сделаете, если будете держать это пари.

В ту минуту, как председатель червонных валетов говорил таким образом, в конце аллеи показалась голубая коляска с ливрейным лакеем на козлах, ехавшая крупною рысью навстречу молодым людям.

- Черт возьми! - сказал Рокамболь Шерубину. - Кажется, вам не придется далеко ходить, чтобы уведомить графа, что вы держите пари. Вот он.

- Неужели?

- По крайней мере, это его ливрейный лакей и его лошади, разве только коляска едет порожнем.

Но коляска не была порожняя. В ней сидели мужчина и женщина, которые глядели нежно друг на друга и держались за руки. Это были Баккара и молодой граф.

- Вот это кстати,- вскричал Шерубин,- и я сам представлюсь Баккара.

Шерубин, встав поперек дороги, сделал знак кучеру остановиться.

Загрузка...