VIII.

Эрмина, возвратясь домой, предалась мрачной и безмолвной печали.

Ее мать не задала ей никаких вопросов. Г-жа Бопрео поняла, что бывают душевные болезни, которые утешения раздражают, а не успокаивают.

Эрмина провела остаток дня одна, запершись в своем будуаре и предаваясь самым печальным размышлениям о своем потерянном счастье. Она провела всю ночь стоя, безмолвно и неподвижно, у колыбели сына. Она помнила, что он возвратился в первый раз ночью, и надеялась, что он возвратится точно так же и теперь. Но ночь прошла, наступило утро, которое тоже прошло, а Фернан все еще не возвращался.

Эрмина не хотела задавать никаких вопросов прислуге. Она не смела также открыться и матери, потому что де Шато-Мальи просил ее никому не доверяться. Она полагалась только на него.

С полудня бедная женщина стала считать часы, которые оставались до свидания с графом. По мере того, как час свидания приближался, ее сердце начало биться от неизвестного и странного чувства, не касавшегося Фернана.

В последнюю минуту она уже хотела отказаться ехать к графу, руководимая тем же чувством, по которому, накануне, она хотела уехать от него. Однако нужно было ехать для того, чтобы получить известия о муже. При этой последней мысли она перестала колебаться. Она тайком вышла из дому, села в первый попавшийся ей фиакр и поехала на улицу Лафит.

В то время, как она поднималась по лестнице, пробило четыре часа.

Накануне Эрмина приехала к графу С отчаянием в сердце, не заботясь ни о себе, ни о своей репутации. Сегодня она шла к нему со слабой надеждой на обещания его, и однако, в эту минуту ее сердце сильно билось и внутренний голос говорил ей, что она потеряна уже заранее. Она позвонила трепетной рукой.

Ей отворил мужчина. Это был сам граф. По крайней деликатности, которую молодая женщина не могла не оценить, граф отправил со двора всех своих людей. Он хотел избавить Эрмину от муки краснеть перед лакеями.

Граф взял ее за руку и пригласил войти.

- Входите,- сказал он ей шепотом,- я один, никто не видал, как вы вошли, й никто не увидит, как уйдете.

Теперь он принял ее в гостиной и пригласил сесть у огня, в большое кресло. Сам же сел в почтительном отдалении от нее.

Для женщины, которая любит, на свете (существует только один человек. Эрмина любила Фернана, следовательно, она почти не смотрела на графа. Но сегодня у нее явилось любопытство. Она быстро окинула его взглядом и этого довольно было для того, чтобы составить понятие о его физических и, отчасти, нравственных достоинствах. Она призналась себе, что граф может быть достоин любви женщины как по благородству характера, так и по наружной красоте.

- Я могу,- сказал граф,- сообщить вам сегодня мельчайшие подробности о поведении и положении вашего мужа.

- Говорите,- проговорила она,- я приготовилась ко всему… Я уже так много страдала, что имею силу страдать еще.

- Вы благородная женщина,- отвечал он,- и Бог вознаградит вас за вашу твердость. Но надейтесь на будущее, не все еще потеряно…

- Что вы говорите? - спросила она с невыразимым волнением.- Вы думаете, что он еще может любить меня?

- Может быть…

Граф произнес эти слова с сомнением, которое проникло в сердце Эрмины.

- Выслушайте,- сказал граф,- и будьте тверды… Это ужасное создание обещало мне, что уедет из Парижа. Она действительно третьего дня, утром, отправилась в карете на почтовых. Но что делать! Случай иногда страшно изменяет дело. В то время, как она переезжала через бульвар у церкви Магдалины, она встретила г-на Рошэ, прогуливающегося верхом. Она проехала мимо него, не послав ему прощального приветствия, даже не показав виду, что заметила его и приказала почтарю гнать лошадей во весь дух. Но г-н Рошэ увидел ее и пустился за нею, преследуя до Этампа. Там он догнал ее, бросился к ее ногам, как сумасшедший плакал и ломал руки;

- Фи,- сказала Эрмина с отвращением и ужасом.

- Бедная женщина! - прошептал граф.

Затем он взял ее руку и поцеловал, как накануне.

- Они возвратились в Париж,- сказал он,- он теперь у нее, но она поклялась мне, что не будет удерживать его у себя…

- Вы видели ее? - спросила Эрмина дрожа.

- Да, сегодня утром.

- А… его?

Граф покачал головой и сказал:

- Рассудите сами, что это было бы неосторожно. Я мог бы, с первого раза, потерять влияние, почти деспотическое, которое случай и ужасные тайны доставили мне на, эту женщину.

- Итак… она… прогонит его?

- Да… сегодня вечером.

Эрмина на минуту обрадовалась. У нее блеснул луч надежды, но он был кратковременен как молния. Она опустила голову, вздохнула и слезы полились из ее глаз.

- Он возвратился опять к ней, потому что любит ее?

Графу де Шато-Мальи не могло представиться удобнейшего случая для того, чтобы упасть к ногам госпожи Рошэ, и он не изменил своей роли.

Он встал на колени и проговорил тем печальным и растерзанным голосом; который накануне так сильно тронул Эрмину:

- Что я могу ответить на такой вопрос? Кроме того, что ваш муж безумнейший человек, если не любит вас.

А так как она продолжала плакать,- он прибавил:

- Я не знаю, но мне кажется, что человек, который до такой степени счастлив и покровительствуем небом, что любим женщиною, подобной вам, должен бы был проводить свою жизнь, стоя на коленях перед нею, и просить Бога продлить до бесконечности жизнь, которую он мог бы ежеминутно посвящать ей.

Несмотря на горе и на расстроенное состояние, в котором находилась госпожа Рошэ, она не могла удержаться, чтобы не вздрогнуть и не покраснеть, услышав эти слова, произнесенные взволнованным и дрожащим голосом. Она быстро отняла руку, которую граф держал в своих руках.

Граф понял, что не должно идти далее, чтоб не потерять ее доверия. Он встал и продолжал говорить спокойно:

- Я уверен, что рано или поздно, когда он увидит бесчестность этой женщины, он постыдится своего поведения, он с раскаянием бросится перед вами на колени… и будет просить прощения.

- Aх! - воскликнула она с движением эгоистической радости,- если бы ваши слова сбылись!

Граф вздохнул. Этот вздох разорвал сердце Эрмины. Она поняла, что опечалила графа своим радостным возгласом.

- Простите меня,- сказала она, протянув ему руку,- я помешалась…

- Бедная женщина! - повторил он голосом, который невозможно описать.- Но вместо того, чтобы печалиться, поищем лучше средства защитить вас на будущее время. Дело идет о вашем ребенке.

- Я знаю, что у вас громадное состояние,- продолжал граф, - оно настолько громадно, что устоит даже от жадных рук продажной женщины. Однако, вы не имеете права позволять расточать ваше состояние… Надо думать о сыне.

Эрмина посмотрела на графа. На его лице изображалась в эту минуту откровенность… Роль соблазнителя была отстранена, он дал волю врожденному благородству своего характера. Притом же сэр Вильямс был так осторожен, что не открыл свой секрет, а только дал заметить ему, что был влюблен и получил отказ, за который желает довести женщину до падения, но он скрыл, что для удовлетворения своей мести старается разорить целое семейство и избрал для этого подлое орудие - продажную женщину.

Ни один мужчина не являлся женщине в таком прекрасном, рыцарском, свете, как граф. Он любил ее, но вместо того, чтобы говорить ей о себе, он старался возвратить ей неверного мужа и умолял ее помнить о будущности сына. Граф затронул самую чувствительную струну сердца. Эрмины, сам не подозревая этого. Эрмина не могла воздержаться от великодушного порыва благодарности и протянула ему руку.

- Вы благородный человек! - сказала она ему.

- Я думаю;- отвечал, он,- и постараюсь доказать вам это.

Он задумался на минуту о потом сказал:

- Ваш муж возвратится к вам сегодня, может быть он будет уже дома, когда вы приедете к себе.

- Боже мой! - сказала она.- Если- он узнает…

- Он ничего не узнает. Ожидайте, что он будет придумывать разную ложь для объяснения своего отсутствия, притворитесь, что верите ему, будьте кротки с ним, не говорите резко, покажите, что покорились своей участи… Время - лучший лекарь души… Господин Рошэ будет опять ваш.

- Но,- сказала Эрмина изменившимся голосом,- он любит эту женщину.

- Увы! Я это знаю… однако…

Граф замолк и как будто бы хотел взвесить свои слова.

- Однако,- продолжал он,- любовь, не основанная на уважении, не может быть- продолжительна; в тот день, когда он узнает всю подлость этой женщины…

- Но,- прервала его с живостью г-жа Рошэ, - кто откроет ему подлость этой женщины?

- Я!

Это слово было произнесено так спокойно, что Эрмина не усомнилась ни на минуту, глубоко уверенная в де Шато-Мальи.

- Только,- прибавил он, - чтобы дойти до этого результата, мне нужно время, а вам - мужество и решимость.

- У меня будут они, будут для моего сына.

- Прощайте,- сказал он,- надейтесь на меня, я - ваш друг…

Он произнес это последнее слово с усилием, как будто бы оно раздирало ему грудь; Эрмина опять вздрогнула и почувствовала, что смущена до глубины сердца. Она догадывалась и видела, что де Шато-Мальи любит ее.

- Скоро ли я увижу вас? - спросил он робко и дрожащим голосом в то время, как провожал ее.

- Да,- проговорила она, покраснев,- да… если это будет нужно.

Она заметила, что он побледнел.

- О! Извините, меня,-сказала она,-я эгоистка, я думаю только о себе… и о нем.

- Я ни в чем не виню вас. Если вы будете иметь нужду во мне, если вам покажется, что я могу сделать что-нибудь для вас, или если вы пожелаете узнать, что я сделал, напишите мне, предупредите меня… и вы увидите!.. Разве я отчасти не брат вам?

Он пожал ее руку, удержал вздох и проводил ее до двери.

Г-жа Рошэ возвращалась домой еще более встревоженною и взволнованною, нежели была накануне; однако он уверил ее, что она увидит вскоре мужа.

Отчего же происходила эта тревога, это волнение, не относящиеся в Фернану?

Сэр Вильямс был большой знаток человеческого сердца. Он мог с математической точностью определить будущее, приняв в соображение слабость женщины и ее отчаяние.

Эрмина любила своего мужа, но думая о нем, она не могла не сделать сравнения между ним и де Шато-Мальи. Она доставила мужу почти княжеское богатство и в течение четырех лет она не переставала любить его ни на один день, ни на одну минуту; она была уверена в его невиновности в то время, когда все обвиняло его, а он бросил ее самым подлым образом для бесстыдной, продажной женщины, которой принес в жертву семейное счастье, домашнее спокойствие и, может быть, будущность своего сына. Де Шато-Мальи, напротив того, любил ее с самоотвержением; он совершенно забывал о себе и думал только о ней; человек этот, сделавшийся ее другом, ее советником, ее покровителем, который не требовал от нее ничего и готов был страдать молча, лишь бы она была счастлива.

Когда женщина сознает нравственное превосходство человека, она очень близка к тому, чтобы полюбить его.

Эрмина отослала свою карету домой, а сама пошла пешком. Лакей Фернана, стоявший у подъезда, сказал ей: «Барин пришел домой».

Сердце у Эрмины страшно забилось; но не от радости… а от страха; целомудренной и чистой женщине, отважившейся из любви к мужу на поступок, компрометирующий ее, показалось, что тот человек, виновный и недостойный ее любви, потребует от нее отчета в поведении и будет смотреть на нее со строгостью судьи.

Случилось не то. Когда Эрмина пришла домой, Фернан играл в зале с сыном. Ребенок катался по ковру и хохотал. Фернан глядел на него с отеческой гордостью и был невозмутимо весел.

Эрмина подошла к двери на цыпочках, она едва могла держаться на ногах и была бледна, взволнована и не могла сказать ни одного слова. Дверь была не заперта, а густой ковер заглушал шаги; Фернан стоял спиною к ней и не слыхал, как она подошла. Эрмина остановилась на пороге.

Этот блудный отец, только что возвратившийся домой, играл со своим сыном. Не было ли это олицетворенным раскаянием? Не было ли это возвратом счастья - надеждой на будущее?

Она поверила этому ненадолго и стояла неподвижная, ожидая, чтобы Фернан оглянулся.

Он действительно вскоре оглянулся.

- Ах! - воскликнул он с удивлением,- вы здесь?

Он улыбался и был спокоен. Эрмине показалось, что она видит сон.

- Вы тут, милый друг? - повторил он.

Он подошел к ней.

Эрмина вскрикнула от радости, в один миг забыла -все свои муки и бросилась в его объятья.

- Боже мой! Что с вами, мой дорогой друг? - сказал Фернан спокойно.

- Ах! Наконец я вижу тебя! - воскликнула она, трепеща от счастья.

Но Фернан Рошэ не покидал своего спокойствия.

- Тьфу, пропасть! - сказал он, улыбаясь.- Да вы не подумали ли, мой милый друг, что я исчез с лица земли?

Этот ответ привел госпожу Рошэ в остолбенение. Она не нашлась, что сказать и смотрела на мужа.

Фернан продолжал:

- Я знаю, что отлучился, не предупредив вас, моя дорогая, и я виноват в этом…

Он замолчал и улыбнулся.

Но,- прибавил он,- этого больше не случится, я вам это обещаю.

Эрмина не поняла смысла этих слов. Ей показалось, что ее муж раскаялся и, желая избавиться от тяжелых признаний, ограничивается испрошением ее снисхождения.

- Правда? - спросила она с наивной радостью ребенка.

- Без сомнения,- отвечал он,- потому что вы должны были немного беспокоиться обо мне.

Он произнес эти слова так холодно, что Эрмина почувствовала жестокий переворот, улыбка замерла на ее губах и биение сердца приостановилось точно так, как лопнувшая пружина останавливает в один миг ход часов.

- В самом деле,- продолжал он,- в эти десять дней я сделал две глупости кряду; я дрался, как молодой человек, который думает только о себе, а не о тех, которые останутся без него. А третьего дня, я уехал, намереваясь возвратиться к завтраку, а сделал тридцать миль.

Фернан говорил это таким непринужденным тоном, что она слушала его с горестным изумлением.

- Ах! - сказала она наконец,- вы проехали тридцать миль?

- Да… О! Это безрассудство,- и он прибавил, смеясь,- это вследствие одного пари…

Госпожа Рошэ посмотрела на него и задрожала всем телом. Было очевидно, что Фернан лгал.

Если бы он старался скрыть истину с простодушным замешательством и с неловкостью человека, не привыкшего к этому, но принужденного необходимостью… Но он лгал непринужденно, дерзко, как лакей, или как субретка-актриса, которую учили вывертываться… Он лгал с такой же уверенностью, как сама Бирюза, которая, казалось, подсказывала ему в эту минуту каждое слово.

- Да, моя милая,- говорил он,- пари, одно преглупое пари, которое могло стоить жизни Моей бедной лошади.

- А! - сказала Эрмина рассеянно.

- Вообрази, я встретил виконта А…, ты знаешь его? Он ехал верхом на английской лошади, которая бегала на скачках в Эпсоме и в Ньюмаркете. Мы встретились на улице Рояль. Виконт сказал, что моя лошадь не может ехать так скоро, как его. Я заспорил и мы держали пари на двадцать пять луидоров. Мы поехали до Этампа. Я приехал туда первым, едва не уморив лошадь. Но хуже всего то, что я совершенно разбился и принужден был проспать тридцать часов. Вот и вся тайна моего отсутствия, что вы думаете об этом?

- Но…- сказала Эрмина со спокойствием, которое она вдруг успела почерпнуть в своем горе.

- В самом деле, моя милая, но я раскаиваюсь теперь, потому что вы, вероятно, беспокоились обо мне.

- Нет,- сказала Эрмина сухо,- разве я не получила известия о вас через человека, который привел лошадь!

- Ах! - сказал Фернан, смутясь немного, - вы видели его?

- Да.

- И он сказал вам…

- Что вы отдали ему в Этампе вашу лошадь на сохранение.

- И… больше ничего?

- Больше ничего.

Эрмина геройски превозмогла себя, чтобы солгать? Ужасное хладнокровие мужа придало ей силы.

Фернан вздохнул свободнее.

- Все же это очень глупо с моей стороны,- продолжал он, - что я не предупредил вас. Послушайте, сделаемте-ка мы вот что, это будет проще… Условимся между собою, что вы будете мне заранее прощать эту страсть к верховой езде и не будете беспокоиться, если я буду возвращаться поздно домой… или если, даже…

Он не знал, продолжать ли.

- Что же? - спросила Эрмина.

- Или если совсем не приеду,- сказал он непринужденно.

- Как вам будет угодно, - отвечала г-жа Рршэ, в сердце которой что-то вдруг оборвалось,- как вы желаете…

Эрмина любила еще мужа и теперь, но увы!.. она перестала уважать его! Фернан обманул ее теперь, он намеревался обманывать еще.

Но как скоро муж начнет лгать перед женою, которая его любит, любовь этой женщины, как бы она ни была сильна, начнет исчезать.

Фернан перестал обращать внимание на жену и стал думать о Бирюзе.

Загрузка...