София
— София, ты великолепна. — Малком держал камеру, прижатую к лицу, двигаясь позади меня, чтобы снимать под другим углом.
Я сохраняла свою позу, сохраняя задумчивый вид, застывший на моем лице, хотя внутри я улыбалась. Малкому не нужно было говорить мне, как прекрасно я выглядела сегодня. Я чувствовала это.
Мои волосы были собраны в пышную корону из локонов цвета эспрессо, на создание которой у моего стилиста ушло почти два часа. Мой макияж был нанесен двумя визажистами, которые накрасили и подчеркнули меня так искусно, что мне не понадобились бы фильтры в фотошопе. А наряд, выбранный для меня журналом, был прямо с подиума.
Мое платье было белым без бретелек, плотно прилегающее к груди. Вырез в виде сердечка был глубоким, создавая иллюзию декольте. Юбка из фатина А-силуэта была широкой на бедрах, из-за чего моя талия казалась невероятно тонкой.
Сейчас, когда солнце садилось в этом пустынном уголке Центрального парка, было холодно. В ноябре выпал ранний снег, и деревья вокруг нас блестели ледяными кристаллами и пучками снега.
Но мне было на удивление тепло благодаря белой меховой накидке, накинутой на руки и перекинутой через середину спины. Мои обнаженные плечи все еще были открыты холоду, но волнение и предвкушение не давали холоду проникнуть внутрь.
Я собиралась попасть в журнал. Я. София Кендрик.
Я бесчисленное количество раз вела светские рубрики. Мое имя украшало их страницы всякий раз, когда моя семья делала значительное пожертвование местной благотворительной организации или когда одни из моих отношений терпели неудачу. Пресса тратила недели на размышления о том, почему распались оба моих брака. Но эта статья в журнале была не о моей семье и не о моих неудачах. Это был цикл обо мне и четырех других светских львицах Нью-Йорка, демонстрирующий наш уникальный образ жизни.
Репортер уже взял у меня интервью для статьи, и после завершения фотосессии мне оставалось ждать всего шесть коротких недель, пока я не смогу похвастаться своим журналом.
— Наклоните голову вниз и немного влево.
Я сделала, как приказал Малком, щелчки его камеры говорили мне, что я все сделала правильно.
— Черт возьми. — Он подошел ко мне и показал экран дисплея на задней панели своей камеры.
На этот раз я не смогла сдержать улыбки.
Он попал в точку.
Малком запечатлел меня в профиль, найдя правильный ракурс, чтобы мое лицо было в тени по сравнению с обнаженной кожей на моих плечах. Послеполуденный свет отбрасывал золотистый отблеск на мой и без того безупречный цвет лица, подчеркивая длинные линии шеи. Мои серьги от Гарри Уинстона свисали с ушей и соответствовали кольцу на моей правой руке, которое Малком деликатно расположил напротив моего подбородка.
Ассистент Малкома сунул нос рядом с ним, чтобы посмотреть в камеру.
— Это твоя обложка.
— Обложка? — У меня отвисла челюсть.
— В конечном счете последнее слово остается за журналом, — сказал Малком. — Но это лучшая фотгоафия, которую я снял для этого проекта. Как только я внесу некоторые незначительные правки, это будет очевидный выбор.
Появление интервью в журнале определенно стоило того, чтобы им похвастаться. Но обложка? Это было наравне с похвалами моей сестры.
Обри постоянно упоминали и обсуждали в журналах Fortune 500 или в периодических изданиях, таких как The Wall Street Journal. Эта функция должна была появиться в журнале NY Scene, и хотя это было менее известное издание, в последнее время оно набирало большую популярность. Люди называли NY Scene следующим New Yorker.
И я собиралась появиться на обложке их новогоднего выпуска.
Может быть, образ жизни, который я выбрала, в конце концов, не был таким уж издевательством.
Может быть, я, наконец, буду восприниматься как нечто большее, чем другая дочь Кендриков, симпатичная, которая многого не достигла.
— София, как ты могла не рассказать мне о статье? Ты же знаешь, что мы должны быть осторожны с прессой.
— Я хотела, чтобы это было сюрпризом. И я не сказала ничего плохого. Она взяла все, что я сказала, и исказила это! — Я плакала в телефон, сидя скомканной кучей на полу в гостиной.
Слезы покрыли мои щеки. Сопли капали из моих ноздрей. Моя обычно загорелая и яркая кожа покрылась пятнами, а глаза были слишком опухшими. Я была воплощением уродливого крика.
И все из-за этого несчастного журнала.
Час назад я была так взволнована, когда мой швейцар принес десять экземпляров NY Scene. Я заказала дополнительные, чтобы у меня было что подарить родителям, а что-то поставить в рамку.
Но это было час назад, еще до того, как я прочитала статью.
Теперь я имела дело с последствиями еще одной классической ошибки Софии. Мне никогда не становилось легче слышать, что я подвела своего отца. Мне всегда было больно читать одно из осуждающих сообщений моей сестры.
Серьезно? Не могла бы ты хотя бы попытаться не ставить нас в неловкое положение?
Это жгло, хотя боль была просто тупой по сравнению с моим собственным мучительным унижением. Слова, которые репортер использовала, чтобы описать меня, были жестокими. Читать их было все равно что получить удар плетью по коже.
Вместо того, чтобы быть стильной, она назвала меня поверхностной и безвкусной.
Вместо того чтобы быть очаровательной, она назвала меня наивной и фальшивой.
Вместо того чтобы быть остроумной, она назвала меня легкомысленной.
Очевидно, женщина перепутала записи между интервью. Это, или мое представление о себе было немного сбито с толку.
— София. — Папа вздохнул, его разочарование просачивалось через телефон. — Я проверю, можем ли мы что-нибудь сделать, но поскольку ты не согласовала это сначала со мной, я сомневаюсь, что мы сможем получить опровержение.
— О-хорошо. — Я икнула. — Мне ж-жаль.
— Я знаю, что это так. Но в следующий раз, когда тебя попросят дать интервью, я думаю, тебе лучше пригласить с собой одного из наших юристов.
Так что, по сути, папа думал, что мне нужна няня, чтобы говорить. Мои рыдания вернулись в полную силу, и я едва слышала, как он попрощался, прежде чем повесить трубку.
Я бросила телефон на ковер рядом с собой и десятью журналами, затем закрыла лицо руками.
Все было разрушено. Репортер была тщательна в своем описании моей жизни. Она нашла каждую нелестную деталь и поместила их в центр статьи.
Она написала об обоих моих неудачных браках и о том, как я поспешила в каждый из них, встречаясь со своими бывшими мужьями лишь короткое время, прежде чем идти к алтарю на многомиллионных церемониях.
Она позаботилась о том, чтобы рассказать всему миру, что у меня никогда не было работы, и вместо того, чтобы посвящать свое время благотворительному фонду моей семьи, я проводила дни, покупая новую одежду и сумки.
Она даже брала интервью у моего бывшего парня Джея, чтобы использовать неприятные подробности нашего разрыва. Мы были вместе почти пять лет, но так и не поженились. Я думала, что поступаю умно, не торопясь вступать в новый брак. Оказывается, брак был бы лучше.
Оба моих бывших мужа подписали соглашения о конфиденциальности в качестве условия нашего бракоразводного процесса. Если бы репортер позвонила им, они были бы вынуждены держать язык за зубами. Но только не Джей.
Он сказал ей, что я закатывала истерики хуже, чем двухлетний ребенок, когда не добивалась своего, и что я не поддерживала его карьеру.
Ложь.
Джей любил не меня, а мой трастовый фонд. Он был полон решимости выиграть Мировую серию покера — за исключением того, что он не был хорош в покере. Когда я перестала покрывать его турнирные долги, он затеял со мной борьбу.
Моя истерика была вызвана тем, что я накричала на него в одной из раздевалок «Блумингдейла». Он ворвался ко мне, требуя, чтобы я дала ему денег. Когда я отказалась, он пригрозил рассказать таблоидам, что я изменила ему с его менеджером-отморозком. И снова очередная ложь. Но я все равно его потеряла, и была вызвана охрана, чтобы вывести нас обоих из магазина.
Репортер сосредоточился на драке и сопровождении службы безопасности.
Ее статья больше походила на разоблачение, и ее слова испортили прекрасную фотографию Малкома на обложке.
Но, по крайней мере, я была не одна. Репортер тоже разорвала в клочья остальных четырех светских львиц в своем репортаже. Мы впятером были посмешищем. Истощение общества. Мы не были принцессами в пяти королевских семьях Америки. Мы были глупыми женщинами, разгуливающими по городу интеллекта и культуры, заражая его своим поверхностным существованием.
Часть меня хотела, чтобы мой отец был более мстительным. Или, по крайней мере, больше защищает свою малышку. Он мог легко купить NY Scene и разрушить карьеру этой репортёрши.
Вот только он бы этого не сделал. Потому что на самом деле она не солгала, не так ли?
Эта журналистка сидела напротив меня на моем кремовом диване в этой самой комнате, улыбалась и потягивала капучино, задавая мне свои вопросы и делая заметки.
Я рассказала ей, как я получила диплом дизайнера интерьера в художественном институте на Манхэттене, но к тому времени, когда я закончила его, я ненавидела дизайн интерьера. Я сказала ей, что мне не повезло в любви, избавив ее от подробностей, которые не касались ни ее, ни кого-либо еще. Я сказал ей, что предпочитаю Фенди, а не Гуччи. Когда она спросила, каким достижением я больше всего горжусь, я сказала ей, что это нахождение Кэрри, моего личного шеф-повара.
Я рассказал ей о себе.
И она превратила меня в отвратительного дуру.
— О боже мой. — Я зарыдала сильнее, уткнувшись в свои руки.
Была ли я тем человеком, которого она изобразила? Неужели все так меня видели?
Если бы это было так, я не смогла бы оставаться здесь, в городе. Я не могла смириться с тем, что, проходя мимо людей, буду гадать, читали ли они эту статью.
Я вытерла глаза и взяла телефон, затем набрала номер моего старшего брата. Он жил в Монтане со своей женой Теей и их тремя детьми. У них не продавали NY Scene в Ларк-Коув, но не было никаких сомнений, что он уже слышал об этой статье.
Новости быстро распространились по всей стране, когда темой были мои эпические неудачи. Я была уверена, что Логан был бы так же разочарован, как и папа. Он не раз говорил мне повзрослеть.
Неважно. Я все равно набрала его номер. Я не ожидала и не нуждалась в его сочувствии. Что мне сейчас было нужно, так это сбежать, и Монтана была первым местом, которое пришло на ум.
— Привет, София. — В его голосе звучало раздражение. Обри, вероятно, позвонила ему после того, как отправила мне это сообщение.
— Привет. — Я шмыгнула носом, вытирая его тыльной стороной ладони. — Послушай, прежде чем ты прочитаешь мне нотацию, я знаю, что облажалась. Я доверилась этой репортерше, хотя самым разумным было бы держать рот на замке.
— Возможно.
— Я не хотела принижать нашу семью. Я просто… — Хотела, чтобы вы все гордились мной. — Я только что совершила ошибку.
— Такое случается. — Его голос смягчился. — Иметь дело с прессой может быть непросто.
— Да. Это отстой.
— Что я могу сделать?
— Я на самом деле хотела спросить, пустует ли ваш лодочный сарай на Новый год.
— Конечно. Мы были бы рады видеть тебя у себя. Просто дай мне знать, когда будешь здесь, и я заберу тебя из аэропорта.
— Спасибо. — Я оттолкнулась от пола, наступив на один из журналов, когда выходила из гостиной. — Я буду там сегодня вечером.
— Доброе утро, — сказала я, зевая, проходя на кухню.
— Доброе утро. — Тея, моя невестка, стояла у кофейника. — Ты рано встала.
Я пожала плечами.
— Я привыкла встречаться со своим тренером в семь, то есть в пять по времени Монтаны.
— Кофе? — Она взяла еще одну кружку из буфета.
— Да, пожалуйста. — Я скользнула на барный стул на островке в их кухне. — Спасибо, что позволили мне приехать сюда так быстро.
Она принесла мою кружку, затем принесла свою и села через два барных стула от меня.
— Тебе здесь рады в любое время.
Действительно так? Ее тон не был убедительным.
У нас с Теей не получилось хорошего начала, и это была полностью моя вина. Она приехала в Нью-Йорк с Логаном около пяти лет назад, сразу после того, как они начали встречаться. Ну, на самом деле они познакомились много лет назад в баре отеля, где работала Тея. Они переспали и пошли разными путями, но не раньше, чем Тея забеременела, не имея возможности найти Логана.
К счастью для них, вмешалась судьба и привела Логана сюда, в Ларк-Коув, и обратно в жизнь Теи. И он познакомился с пятилетней Чарли — своей дочерью.
Но я не верила в судьбу, поэтому, когда он привел ее домой, чтобы познакомить с нашей семьей, я была настроена, мягко говоря, скептически. На самом деле, я была полной сукой, уверенной, что в истории Теи полно дыр и что все, чего она действительно хотела, это украсть состояние нашей семьи.
Я бросила одну из бывших подружек Логана в лицо Теи. Я обращалась с ней как с мусором и полностью отвергла Чарли. Я судила о ней исключительно по ее профессии бармена.
Фу, я хуже всех.
С тех пор я пыталась завоевать расположение Теи. Но поскольку я видела их всего два или три раза в год, мой прогресс был медленным. Особенно потому, что у нас с Теей не было ничего общего, кроме нашей фамилии.
Большинство назвали бы нас обоих прекрасными. Тея, конечно, была такой с ее длинными темными волосами, сверкающими глазами и ослепительной улыбкой. Но у нее была внутренняя красота, которая переносила ее на другой уровень. Она много работала, ведя свой собственный бизнес. Она была художницей, создавала скульптуры и картины, которые обращались к душе. Ее не заботили ни материальные блага, ни социальный статус. Ее целью в жизни было воспитать счастливых детей.
Вероятно, она была согласна со всем, что написала репортерша.
Пока мы пили кофе, на кухне повисла тишина.
— Сегодня утром, гм, тихо.
— Дети вчера поздно легли спать. Я уверена, что они будут спать ещё долго.
— Извини. — Они засиделись допоздна, потому что мой рейс прилетел только в девять. Вдобавок ещё тридцать минут езды от аэропорта до Ларк-Коув, они не ложились спать почти до десяти.
— Не беспокойся об этом. Поздние ночные посиделки им не повредят.
— Я не могу поверить, что прошло уже шесть месяцев с тех пор, как вы, ребята, приежали в город. Дети, конечно, выросли с лета.
Чарли было 11, Колину 4 и Камиле 2. В то время как Чарли была все тем же сорванцом, каким была всегда, Колин и Камила развивали свои собственные личности. Колин был сгустком энергии, который никогда не останавливался, исследуя мир. И Камила уже не была тем ребенком, каким была прошлым летом. Теперь она говорила и делала все возможное, чтобы не отставать от своих старших брата и сестры.
Может быть, ей повезет больше, чем мне.
Неужели они тоже думали, что их тетя была полной неудачницей?
Поскольку разговоры о детях закончились, в пять утра больше нечего было обсуждать. Так мы и сидели, слушая, как гудит холодильник. Наполовину допив кофе, я пожалела, что не осталась в постели. В комнате был слон, и он назывался NY Scene.
— Ты думаешь, что это правда.
— А? — Спросила Тея.
— Журнал. Ты думаешь, то, что там написано, правда.
— Правда? — Она вздохнула. — И да, и нет. Да, я думаю, что они зафиксировали факты. Нет, я не думаю, что ты — это все то, как она тебя назвала.
— Спасибо. — Мой подбородок задрожал. Это было, пожалуй, самое приятное, что она когда-либо мне говорила. — Я, эм… я чувствую себя немного потерянной. Я не хочу быть таким человеком. — Бесполезной. Избалованной. Мелочной.
Тея помолчала несколько мгновений, затем потянулась через гранитную стойку и накрыла мое запястье своей рукой.
— У меня есть идея.
— Что за идея? — Я подняла глаза, мои надежды на то, что она мне поможет, взлетели до небес.
— Тебе придется довериться мне.
— Я знаю. — Я кивнула. — Я доверяю тебе.
— Хорошо. — Тея улыбнулась и вернулась к своему кофе. Я ждала, что она расскажет мне о своей идее, но она не сказала ни слова. Она просто продолжала потягивать кофе из своей кружки в течение нескольких минут, а затем встала и пошла к холодильнику за яйцами.
— Э-э, ты собираешься рассказать мне о своей идее?
Она ухмыльнулась через плечо, затем разбила первое яйцо о край миски.
— Просто доверься мне.
Я нахмурилась, глядя на грязное здание за окном машины. Через несколько часов после завтрака Тея погрузила нас всех в их внедорожник и приказала Логану ехать в бар «Ларк Коув».
— Мы будем обедать здесь или что-то в этом роде?
— Нет, мне нужно кое-что организовать, прежде чем мы сможем уйти.
— Куда мы направляемся? — Спросил Логан.
— В Париж. Мы уезжаем сегодня днем.
— Что? Париж? — Я перевела взгляд с них обоих на переднее сиденье их внедорожника. — Почему ты ничего не сказал за завтраком? Или когда я звонила тебе вчера?
— Эм, потому что я не знал, — сказал мне Логан, затем повернулся к своей жене. — Мы едем в Париж?
Она кивнула.
— Разве это не то, что ты подарил мне на Рождество?
— Ну, да. Но мы можем поехать туда, когда ты захочешь.
— И я решила, что хочу поехать туда в канун Нового года. Ты можешь поцеловать меня под Эйфелевой башней.
— Отвратительно, мам. — Чарли застонала на своем сиденье рядом со мной. Колин и Камила только хихикнули со своих автомобильных сидений.
— Я уже договорилась, чтобы дети остались с Хейзел и Ксавьером, — сказала Тея Логану, чем заслужила одобрение детей тем, что они останутся со своей бабушкой. — Самолет здесь с тех пор, как София прилетела прошлой ночью. Нам просто нужно собрать вещи и уехать.
— А как же бар? — спросил он. — Твоя новогодняя вечеринка состоится через два дня. Ты действительно хочешь пропустить ее?
Она пожала плечами.
— В этом году они могут веселиться без нас.
— Но…
— Я редко делаю что-то спонтанное, красавчик. Здесь я выхожу далеко за пределы своей зоны комфорта. Просто смирись с этим.
Все его тело расслабилось, и он потянулся через машину, чтобы взять ее за руку.
— Париж — это то, чего ты хочешь?
— Париж — это то, чего я хочу. — Она кивнула. — Десять дней. Только мы вдвоем.
— Хорошо. Мы поедем в Париж. — Он перегнулся через машину и крепко поцеловал ее в губы, вызвав еще больше стонов и хихиканья со стороны детей.
— Это твоя идея? — Спросила я. — Чтобы я присматривала за домом, пока тебя не будет?
Тея одарила Логана ухмылкой, которую можно было описать только как дьявольскую.
— Вроде того.
— Подожди. Что ты имеешь в виду…
Прежде чем я закончила свой вопрос, она открыла дверь и начала отстегивать детей.
Я поспешила выбраться со среднего сиденья и последовать за ней, торопясь догнать, когда она пересекала заснеженную парковку.
— Тея, что ты имеешь в виду под «вроде того»?
— Доверься мне.
— Я начинаю бояться этих двух слов.
Она засмеялась и продолжила идти, Камила сидела у нее на бедре, в то время как Чарли и Колин носились по снегу, пиная и бросая его друг в друга.
— Внутрь, ребята! — Крикнул Логан, первым подбегая к двери и придерживая ее открытой для нас.
Войдя внутрь и выйдя из холода, я потратила несколько секунд, чтобы мои глаза привыкли к темному интерьеру бара. Даже при открытых жалюзи на передних окнах и льющемся внутрь зимнем солнце в баре было сумрачно.
Дети пронеслись мимо меня, принося с собой комья снега.
Это был всего лишь третий раз, когда я была в баре-ресторане Теи. Все мои предыдущие поездки в Монтану были для семейных встреч, поэтому мое пребывание в Ларк-Коув ограничивалось домом Логана и Теи на озере Флэтхед. Я не очень хорошо знала этот бар, но не требовалось особого внимания, чтобы понять, что он ничуть не изменился с тех пор, как я была здесь в последний раз.
Потолки были высокими, с железными балками по всей длине открытой комнаты. Бар тянулся буквой Г вдоль задних стен. За ним были зеркальные полки, заставленные бутылками с ликером. Деревянные дощатые полы соответствовали деревянным дощатым стенам, за исключением того, что темные полы были потрепаны и покрыты арахисовой скорлупой, а темные стены были потрепаны и увешаны фотографиями в рамках и случайными неоновыми вывесками.
Больше ничего не совпадало. Ни стульев, ни табуретов, ни столов. Это была мешанина предметов коллекционирования, которая противоречила всем принципам дизайна, которым я научилась в колледже.
Странная боль пробежала по моей шее. Это было то же самое чувство, которое я испытывала в предыдущие три раза, когда была здесь, то же самое покалывание, которое я испытала, когда однажды в старших классах «забавы ради» проехалась на метро. Я была убеждена, что следующая черная чума зародится в этих стенах.
Может быть, эта боль была способом моего тела предупредить меня об опасности. Как будто он знал, что моя иммунная система не сможет отразить микробы в таких местах, как это.
Не то чтобы бар был грязным или запачканым. На самом деле он был довольно чистым и без пыли. Бар был просто… старым. И избитым. Кто-то мог бы назвать его деревенским. Но единственный деревенский вид, который мне нравился, был совершенно новым, и распологался в Aspen estates.
Я бы отдала должное Теи в одном: ее бар был уникальным. Музыкальный автомат в углу был древним, наполненным старой музыкой в стиле кантри, о которой я никогда не слышала. На одной стене висел набор оленьих рогов, с которых свисал бюстгальтер.
Пока дети гонялись друг за другом вокруг коктейльного столика в центре комнаты, Логан и Тея по очереди хватали их одного за другим, чтобы помочь им снять зимние пальто.
Боль в моей шее прошла. Чистый и освежающий запах в комнате прогнал его прочь. Я думаю, это место было совсем не похоже на метро — ни капельки.
Запах отбеливателя витал в воздухе, намекая на то, что кто-то не так давно вымыл барную стойку. Должно быть, они еще не добрались до полов.
Воздух пах цитрусами. Я заметила разделочную доску и нож на стойке рядом с подносом с фруктами. Он был переполнен дольками лимона, лайма и апельсина.
— Привет. — Ровный, глубокий голос эхом отозвался в пустом зале, когда из коридора за баром вышел мужчина. Его длинные, загорелые пальцы были обернуты вокруг белого кухонного полотенца, когда он вытирал руки. — Что вы, ребята, здесь делаете?
— Мы собираемся в отпуск. — Тея улыбнулась и зашла за стойку. — Так что мне нужно захватить пару вещей, прежде чем мы уйдем.
— Отпуск? Прямо сейчас? Этого не было в календаре.
Она рассмеялась.
— Я знаю. Я веду себя спонтанно.
— Ты не такая обычно. — Мужчина усмехнулся, и дрожь пробежала у меня по спине.
Этот бар, возможно, и не изменился с тех пор, как я была здесь в последний раз, но этот человек определенно был новым. И определенно сексуальным.
Его волосы цвета оникса были короткими по бокам и более длинными на макушке, с широкими завитками шелковистых прядей, как будто он расчесывал их пальцами. У его лица была такая красивая, странная симметрия, что мне захотелось сделать набросок. Его глаза были узкими и резко посаженными над широкой переносицей. Его челюсть была полностью сделана из твердых, неумолимых углов. Его скулы были такими острыми, что могли резать стекло. Единственное, что было мягким в лице этого мужчины, — это его полные губы.
По отдельности черты лица были слишком резкими и смелыми, но вместе взятые, он был великолепен.
— Ты раньше встречалась с Дакотой? — Логан привлек мое внимание и кивнул мужчине, которого я откровенно изучала.
— Прошу прощения?
— Я приму это как «нет», — пробормотал он. — Дакота Мэги, это моя сестра София Кендрик.
Дакота вздернул подбородок.
— Привет. — Я с трудом сглотнула, обнаружив, что мне трудно дышать, когда он смотрел в мою сторону.
Эти черные глаза внимательно осмотрели меня с головы до ног, ничем не выдавая того, что он искал. Он и глазом не моргнул. Он не пошевелился.
У меня был мой первый парень в тринадцать лет, и с тех пор было много других. Я была замужем — и разводилась — дважды. Я получала больше пикаперских комплиментов и колкостей, чем стриптизерша, выступающая на шоу в Вегасе. Я знала, когда мужчина находил меня привлекательной. Я знала, что будоражила мужскую кровь.
Но взгляд Дакоты ничего не выдавал. Там было пусто и прохладно. Он заглянул мне прямо в душу, заставляя мое сердце биться все громче и громче с каждой секундой, когда я проваливала его проверку.
— Так что, поскольку я уезжаю в этот отпуск в последнюю минуту, у меня появилась идея. — Голос Теи пришел мне на помощь, заставив Дакоту отвести взгляд. — София может помочь тебе, пока меня не будет.
— Мне не нужна помощь.
— Я не думаю, что это такая уж хорошая идея.
Дакота и Логан заговорили одновременно, и у меня внутри все сжалось. Она хотела, чтобы я помогла? Здесь?
— В канун Нового года здесь будет много народу, — сказала Тея.
— Тогда я позвоню Джексону, если не смогу справиться, — парировал Дакота.
Тея покачала головой.
— Он и Уилла планировали поехать в Калиспелл на Новый год.
— Прекрасно. — Его челюсти сжались, углы стали злыми. — Тогда я займусь баром. Один.
— Послушай. Я чувствую себя ужасно, оставляя тебя здесь одного в один из самых важных дней в году, когда я планировала помочь. Но это будет идеально. Ты можешь научить Софию всему в течение пары дней, а потом она сможет помочь тебе во время вечеринки. Это беспроигрышный вариант.
Он что-то проворчал и скрестил руки на груди. Но он не стал спорить со своим боссом.
— Спасибо. — Тея улыбнулась, зная, что выиграла. — Спасибо вам обоим за то, что согласились. Это будет здорово.
Как она могла подумать, что моя работа в ее баре будет замечательной? У меня не было ни опыта, ни тем более желания смешивать напитки другим людям.
Суровое выражение лица Дакоты стало арктическим, когда он снова перевел взгляд на меня. Ни для кого не было секретом, что он не хотел, чтобы я была здесь так же сильно, как я не хотела оставаться.
Я медленно отступила назад, надеясь сбежать, пока у меня был шанс, но моя нога зацепилась за край стула. Мои ноги поскользнулись в луже растаявшего снега, который собрался под моими ботинками. Я размахивала руками, пытаясь удержаться на ногах, но когда одна пятка съехала вбок, я была обречена.
Гроздь арахисовой скорлупы остановила мое падение, когда моя задница ударилась об пол.
— Ой. — Мое лицо вспыхнуло от смущения, когда Логан бросился ко мне.
— С тобой все в порядке?
— Прекрасно. — Я кивнула, позволяя ему взять меня за локоть, чтобы помочь мне подняться. Когда мои ноги стали устойчивыми, я потерла то место на заднице, где наверняка должен был появиться синяк.
— Эти арахисовые скорлупки могут быть скользкими, — сказала мне Тея. — Первые две недели моего пребывания здесь я постоянно поскальзывалась. Но ты привыкнешь ходить по ним. И я думаю, ты могла бы с таким же успехом начать работу с того, что подметешь их все.
— Подметать? — У меня отвисла челюсть. — Я не знаю, как подметать.
Дакота усмехнулся и, развернувшись на каблуках, вышел из комнаты.
— Метла вон в том шкафу. — Тея указала на дверь рядом с туалетом, а затем последовала за Дакотой по коридору.
У Логана, как и у меня, отвисла челюсть, когда он уставился на то место, где исчезли Тея и Дакота. Он стряхнул его, дважды моргнул, затем отлепил ноги и поспешил за ними обоими.
Что оставило меня в деревенском баре, окруженном арахисовой скорлупой, в то время как мои племянницы и племянник играли так, как будто это был просто еще один обычный день в раю.
Что это был за новый ад?