Предыстория под знаком вопроса (ЛП)

Восточноевропейский этногенез как пограничный феномен на границе с историей

Вообще-то я хотел использовать в этом разделе в качестве эпиграфа только заголовок «Неполноценных этносов нет!» главки из книги Гумилева, ибо хотя это для меня и является мировоззренческой аксиомой, но лишний раз подчеркнуть эту позицию, начиная говорить о становлении наций Восточной Европы, где сейчас как раз пора расцвета разных национализмов, никогда не мешает. Однако наши критики часто упрекают нас в том, что мы якобы выдергиваем фразы из контекста. Поэтому этот эпиграф и приведен здесь с некоторым пояснением Гумилева, который — на мой взгляд — только сужает универсальность провозглашенного в заголовке его главки тезиса.

Слово «этногенез», примененное в заголовке этого раздела, после работ Льва Гумилева на тему об оном и реакции части общества на эти публикации, приобрело некоторый идеологический оттенок, в результате чего национально-консервативно мыслящие люди применяют его с огромным удовольствием, политологи же либерального толка относятся к нему как-то подозрительно. Политически корректно — с их точки зрения — говорить сегодня, по крайней мере в приложении к новейшему времени, о нациестроительстве. Именно этот термин я использовал в «Истории под знаком вопроса», рассказывая как нациестроительство в разных там Азиях и Африках сопровождается еще и историестроительством на ровном или не совсем ровном месте.

Впрочем, в этой ситуации с терминологией есть внутреннее противоречие: ведь именно национально-консервативным писателям должно было бы быть противно использовать дважды иностранное слово этногенез, когда есть термин, состоящий из двух таких замечательных слов как интернациональное «нация» и русское «строительство»! Взяли отдельных еще не образующих нацию людей, забили, куда нужно, гвоздики подлиннее или соединительные скобки потолще, что надо забетонировали, все заштукатурили, убрали леса, побелили известью и вот тебе она и готова — нация. Построена и четко отделима невооруженным биноклем или телескопом глазом от других еще только строящихся или тоже уже выстроенных наций и разных там национальностей, типа нелюбимой кавказской или временно ненавидимой грузинской. Тем не менее, я предпочту пользоваться ниже дважды древнегреческим словом «этногенез» по той простой причине, что оно на восемь букв короче, а книга моя и так уже разрослась настолько, что впредь в ней не будет места ни на шутливые отступления, ни на лишние буквы.

Большинство народов Восточной Европы — тюркские, финно-угорские, славянские — взялись за этногенное строительство еще в позднем средневековье, но, отвлеченные на войны, битвы и иные коллективные кровопускания, на религиозные распри и выдумывание красивой истории еще не завершили до XIX века этот приятный процесс. Поэтому позволительно рассматривать этногенез народов Восточной Европы в качестве частично доисторических, частично доисторически-исторических феноменов. И это имеет определенные последствия для археологических исследований в области бурного протекания всех этих этногенезов по крайней мере в форме еще одного поля научных споров, плавно переходящих в идеологические.

До сих пор археологическими средствами исследовались в первую очередь этногенезы славян (русский, украинский и белорусский). Назовем в качестве примера этого книгу [Булкин]. Я, правда, не хотел бы рассматривать здесь этногенез славян, так как эта тема обсуждалась уже в бесчисленных публикациях и так как уже только перечисление различных точек зрения, связанных с этой, вызывавшей многочисленные споры темой, не было бы простой задачей. Поэтому я планирую только некоторые краткие замечания на эту тему, которые, надеюсь, смогут привнести в обсуждение новые точки зрения:

1. Многое из того, что было до сих пор высказано при рассмотрении славянского этногенеза в Восточной Европе, стало жертвой критики Фоменко и Носовского и должно быть по-новому обдумано на основании сокращенной старо-русской (но и западноевропейской) истории. Например, великое переселение народов попадает из VI в XIV век (также как и «римская» империя: см. выше).

2. Упомянутая Брэтцом (Brätz) аргументация против происхождения имени собственного славян от славянского слова «слава»: «Никакой народ не обозначил бы сам себя как „умный“ и „знаменитый“ [Брэтц]» свидетельствует о его неосведомленности о славянско-русском способе мышления. Как раз в России бесчисленное число раз писали о собственном народе на огромных плакатах: «Да здравствует великий русский (или еще более великий советский) народ, строитель коммунизма», «Да здравствует советская Красная армия» и так далее, и так далее. Не беда, что славный советский народ так и не сумел вбить последний гвоздь в свое нациестроительство (пардон, в свой нациегенез).

3. Согласно русскому способу мышления каждый в России, кто не проявляет в достаточной степени патриотизм или подчеркнутый национализм, сталкивается с вопросом: «Ты что, не русский?!». Здесь слово «русский» используется как синоним для «умный», «правильно мыслящий». Семантически эта интерпретация лежит не далеко от других посвященных себе хвалебных слов, таких как все те же «славные».

4. Книга Мауро Орбини (Mauro Orbini) 1606 г. использует слово «славяне» именно как синоним слов «славные» или «достойные»: автор причисляет многие неславянские народы (такие как готы, венгры или гунны, финны и даки) к славянам только потому, что своими победами и достижениями они приобрели себе славу.

По поводу этногенеза славян еще следовало бы подчеркнуть, вероятно, что из трех восточнославянских народов только великорусский народ имел особенность, которая отличает его от всех других европейских народов: экстенсивную модель развития в течение многих столетий (последнее выражение эта модель нашла в XX веке при освоении сибирских полезных ископаемых с помощью добровольно поселившихся в исправительно-трудовых лагерях инако- и неправильномыслящих, и преобразовании целинных областей в Казахстане в низкоурожайную житницу). Как следствие этой модели вся русская история пронизана массовыми миграциями, которые доводили русских и примкнувших к ним еще не совсем русских аж до Аляски и Калифорнии в прошедшие давно века и до Вьетнама и Анголы, не говоря уже об Афганистане и Корее в недавно закончившемся веке. Ясно, что добытая в этих краях слава тесно сплотила восточноевропейских финно-угров, тюрок и прочие неславянские племена и народности в могучий славянский русский народ.

В доисторические и ранние исторические времена — первоначально численно небольшая популяция восточных славян — усиливала свое влияние в северном (до Арктического океана), восточном (до Уральских гор), юго-восточном (области на средней и нижней Волге), южном (казацкие районы), и в меньшей мере, в западном, направлениях. И хотя эта важная фаза русского этногенеза может классифицироваться как доисторическая, сам этот экстенсивный процесс продолжается достаточно интенсивно также еще и сегодня. В доисторические времена многочисленные финские народы населяли большую часть России, то есть, почти всю северную часть Восточной Европы. Сегодня восточные финские народы (коми, мордва, удмурты) отделены от западных (карелов, эстонцев и финнов) чисто русской территорией. И едва ли кто-либо может перечислить все финские народы, которые в ходе русского этногенеза ассимилировались полностью.