Прекрасная маленькая принцесса

6

ПЕТР

Когда я вхожу в внушительную библиотеку кампуса и вижу богатое дерево и темно-зеленые мраморные полы, я чувствую себя не в своей тарелке. Тихая атмосфера заставляет мою кожу покалывать и настораживает мои чувства. Что иронично, потому что я — самое опасное, что только что прошло через тяжелые двойные двери.

Пройдя мимо стойки регистрации, я направляюсь в главную комнату. Ряды полок за рядами заполняют двухэтажное пространство, все они завалены книгами разных размеров. Я здесь впервые, хотя знаю, что Сильвия часто приходит сюда после окончания занятий, я очень внимательно следил за ее расписанием.

Я осматриваю комнату, отмечая большое количество студентов, заполняющих столы и спрятавшихся в укромных уголках и щелях. Неплохое количество для того, что я хочу донести — множество людей, чтобы получить сообщение и распространить его. Затем мой взгляд останавливается на той, кого я ищу.

Сильвия сидит за одним из больших общих столов в центре библиотеки, ее локоть опирается на плотное дерево, ее пальцы запутались в ее густых волосах цвета красного дерева, а щека покоится на запястье. Она выглядит глубоко погруженной в книгу, лежащую открытой на столе перед ней. В ее красоте есть что-то нежное, почти хрупкое. Хотя она худая, кажется, что она полностью состоит из мягких краев — олицетворение поговорки «ни одной злой косточки в ее теле».

Я наблюдаю за ней несколько минут, за тем, как ее светлые глаза сканируют страницы перед ней почти жадно, как ее волосы падают, словно разделительная занавеска между ней и человеком слева от нее. В ней есть умиротворенность, которую я никогда не мог найти в жизни и которой мог бы легко позавидовать, если бы задумался.

Невинность исходит от моей невесты, наивность, которая окружает ее, как защитная подушка, и в то же время оставляет ее широко открытой — уязвимой для всех зол мира… Как я.

Я почти чувствую себя виноватым за то, что собираюсь сделать. Но моя челюсть все еще разбита из-за силовой игры Николо, и я не могу просто так позволить такому поведению сойти с рук. Теперь моя очередь расставить все точки над i. Время устроить публичную демонстрацию.

Я шагаю по тихому первому этажу. Второй уровень выходит на главный атриум, почти как трифорий старой церкви. Перила из темного дерева идут по периметру, открывая большое количество студентов, обучающихся на втором уровне. Скорее аудитория, что мне подходит.

Когда я дохожу до Сильвии, она все еще настолько погружена в свою книгу, что даже не замечает меня. Во мне вспыхивает любопытство, когда я задаюсь вопросом, что может быть настолько захватывающим. Я заглядываю через ее плечо на название, написанное на шапке страницы, но я его не узнаю. Восток. Я также не узнаю автора, Эдит Патту.

И все же она не заметила меня, стоящего всего в нескольких дюймах от ее локтя. Чтобы привлечь ее внимание, я просовываю пальцы под обложку и с грохотом захлопываю тяжелую книгу в твердом переплете. На обложке изображена женщина, стоящая рядом с белым медведем, — так что это определенно художественное произведение.

Сильвия смотрит на меня, ее карие глаза темнеют от удивления и замешательства. Затем они расширяются, когда встречаются с моими.

— Петр, — ахает она, отстраняясь от меня, словно инстинктивно зная, что будет дальше.

— Хорошо проводишь время? — Многозначительно спрашиваю я.

— Я, э-э… — Она смотрит на свою книгу, а затем снова на меня, закусив губу. Медленно она поднимается со стула. Не сводя глаз с моего лица, она осторожно отступает, как от опасного хищника.

— Держу пари, тебе понравилось натравливать на меня своих братьев, не так ли, Принцесса? — Давлю я, преследуя ее.

— Нет, я не просила… Мне так жаль, Петр. Я не предпологала, что так будет. Я просто…

— Позволь мне прояснить одну вещь. — Я сокращаю расстояние между нами одним шагом и зарываюсь пальцами в ее длинные волосы. Они мягкие, струящиеся сквозь мои пальцы, как вода. Я хватаю ее затылок, останавливая ее отступление.

Ее дыхание громко перехватывает в горле, губы слегка приоткрываются, а мой пульс учащается. Она соблазнительно близко, ее руки слегка прижаты к моей груди в оборонительной стойке.

— Твой отец продал тебя мне, — говорю я тихо, хотя мой голос разносится в мертвенно-тихой комнате.

За нами пристально следят внимательные глаза, книги и учебные материалы забываются, поскольку они с интересом наблюдают за нашим взаимодействием.

— Это не решение твоих братьев. Это решение твоего отца. И он согласился на это. Так что ты моя. Неважно, чего ты хочешь. Неважно, что думает Николо. Ты принадлежишь мне, и я могу использовать тебя, как захочу.

Свободной рукой я хватаю ее за бедро и разворачиваю, прижимая ее спину к своей груди так, чтобы ее ухо было у моих губ. Все глаза устремлены на нас, когда я обнимаю ее за талию, чувствуя ее нежные изгибы. Другая рука держит ее плечо, не давая ей ускользнуть.

— Что ты делаешь? — Спрашивает Сильвия, ее голос дрожит от страха.

От этого у меня неприятно сжимается живот. Странное, необычное ощущение для меня. Я так привык идти на компромисс со своими моральными принципами, что это не должно меня беспокоить. Но, как ни странно, мне не нравится знать, что она меня боится. Тем не менее, приказ есть приказ, и мне нужно стоять на своем.

— Я показываю тебе и всем присутствующим, что это значит, — заявляю я, проводя рукой по ее плечу и по ее открытой груди.

Мой член дергается у ее задницы, когда я обхватываю ее теплую, упругую грудь поверх ее летнего платья пастельных тонов.

— Петр, остановись! — Умоляет она, сжимая мои запястья и пытаясь оттолкнуть мои руки. Она извивается в моих объятиях, пытаясь выскользнуть от меня. Но все, что она делает, это трется о мой член, стимулируя меня.

Хотя изначально это не было моим намерением, я не могу не заметить свою физическую реакцию на нее. Запах ее тонких духов вызывает что-то инстинктивное в глубине моего сознания, еще больше возбуждая меня. Он толкает меня вперед, приглушая мои колебания, когда мое неожиданное желание берет верх. Я крепко держу ее, одной рукой прижимая ее к своей растущей эрекции, другой щупая ее грудь, чтобы все могли это видеть. Но речь идет не только о том, чтобы забрать то, что принадлежит мне. Речь идет о том, чтобы убедиться, что все это знают.

— Даже если мы договорились о длительной помолвке, я могу делать с тобой все, что захочу и когда захочу. — Мои губы касаются ее мочки уха, вызывая у нее дрожь. — Может, мне просто трахнуть принцессу Маркетти прямо сейчас, прямо здесь, на глазах у всех, чтобы доказать, что ты моя?

Она плачет.

— Пожалуйста, не надо, — умоляет она, всхлипывая.

Я почти останавливаюсь. Физически мое тело напрягается, замыкается, отвергая мое поведение. Но я не могу. Я не закончил то, что нужно сделать.

— Почему? Твоя цель в жизни — раздвигать для меня ноги, когда я захочу, рожать моих детей, когда я захочу. Почему бы нам не начать прямо сейчас? Держу пари, твои братья перестали бы возражать против нашего брака, если бы ты забеременела. — Слегка убрав руку, я просовываю пальцы под ткань ее платья.

Ее кожа шокирующе мягкая и эластичная, и когда я касаюсь ее соска, он легко морщится от моего прикосновения. Она задыхается, и этот хриплый звук делает меня тверже. По ее сверхчувствительной реакции на мои прикосновения я уверен, что она все еще девственница. Большинство девушек готовы к контакту, почти жаждут, но Сильвия кажется потерянной, пытаясь понять реакцию своего тела.

Она рыдает. Плечи сгорблены, ее тело внезапно становится хрупким в моих руках. И свинцовый комок падает мне в живот, когда она начинает плакать взахлеб. Я, черт возьми, ненавижу это. Хотя я не против разозлить маленькую принцессу, мне это даже могло бы понравиться, я удивлен, осознав, как мало мне нравится заставлять ее плакать. Я инстинктивно съеживаюсь, мой стояк слегка смягчается. Хотя мысль о том, чтобы трахнуть ее перед всеми, казалась чертовски горячей, я не думаю, что смогу наслаждаться этим, пока она плачет.

Она дрожит напротив меня, ее ужас смешивается со слезами в мощный защитный коктейль. Это усиливает мой конфликт, заставляя мышцы моей челюсти напрягаться. Я изо всех сил пытаюсь сохранить самообладание, чтобы закончить наказывать ее. Я не могу отступить. После того, как ее братья избили меня, мне нужно проявить силу, а не милосердие. Мне нужно заявить о своих правах на свою территорию и дать Сильвии понять, что она не может бежать к своим братьям за защитой. Больше нет.

— Ты плачешь? — Насмехаюсь я, ощупывая ее грудь, пока моя другая рука скользит по ее бедру к пику между ее бедер. — Что, тебе не нравится исполнять свой супружеский долг, чтобы удовлетворить меня?

Ее пальцы все еще сжимают мои запястья, но вся борьба, кажется, ушла из Сильвии. Вместо этого она яростно содрогается. Ее колени подгибаются, и она обвисает напротив меня, полагаясь на мои руки, чтобы поддерживать ее. Моя рука останавливает свое движение, мое объятие внезапно трансформируется в поддерживающее. Я не могу этого сделать. Я не могу толкать ее дальше.

— Я скажу тебе вот что, — выдыхаю я, прижимаясь щекой к ее шелковистой щеке, — на этот раз я отпущу тебя, но если ты когда-нибудь снова пошлешь за мной своих братьев, я трахну тебя перед всем колледжем. Понятно?

Она отчаянно кивает, ее рыдания эхом разносятся по сводчатой комнате. Отвращение сжимает мое горло. И хотя я знаю, что это направлено внутрь, я использую эмоции, чтобы довести все до финиша.

— Хорошо, — хрипло говорю я. Я отпускаю ее, одновременно вытаскивая руку из ее платья.

Сильвия отстраняется от меня, падая на стол, глядя на меня слезящимися глазами. Слезы текут по ее румяным щекам и капают на атласную кожу ее груди. Ее платье сидит наискосок, ее грудь почти вываливается из ткани в дразнящем шоу, и я ничего не могу с собой поделать. Я опускаю глаза, чтобы оценить вид.

Щеки Сильвии краснеют до темно-красного цвета, когда она поправляет цветочную ткань. Накладывая самодовольную ухмылку на губы, я слегка хлопаю ее по подбородку.

— Спасибо за шоу. — Говорю я и выхожу из библиотеки, прежде чем она успевает сказать хоть слово.

Глаза следят за мной всю дорогу, и я держу плечи расправленными, мой подбородок вызывающе поднят. Только после того, как я выхожу из здания, спускаясь по каменным ступеням, я позволяю своей маске спасть. Революция бурлит в моем животе.

Я мог бы сегодня одержать победу, сделать сильный ход на шахматной доске. Но я нанес значительный ущерб отношениям, которые нам с Сильвией придется терпеть до конца наших дней. Холод, отчужденность, разобщенность, я мог бы с этим справиться. Притворяясь, что ее не существует.

Но я только что внес обиду.

То, что будет только расти и гноиться со временем. Я знаю, что было необходимо заставить Маркетти понять, что они не могут просто так вытирать ноги о нашу семью. Мы и так уже слишком часто оставляли свои шеи открытыми, и Николо должен знать, что он не может просто так менять правила игры по своей прихоти.