Прекрасная маленькая принцесса

8

ПЕТР

— Ты молодец. — Говорит моя мать, когда ее водитель подъезжает к особняку Маркетти. — Ты, должно быть, отправил довольно впечатляющее сообщение, чтобы заслужить еще одно приглашение на ужин от дона Лоренцо.

Я хмурюсь.

— Не понимаю, как разозлить Маркетти, а затем ввалиться к ним в парадную дверь — это умный план. Разве они не могут пригласить нас на ужин, чтобы потом застрелить нас обоих?

— Тебе нужно начать больше думать о долгосрочной игре, сынок, — отвечает она, не поворачиваясь на сиденье во внедорожнике, пока мы едем по дороге. — Подумай. Почему Маркетти не убьют нас сегодня вечером?

Я знаю ответ, который она хочет услышать, но она не видела выражения лица Николо Маркетти в тот день, когда он и его братья затащили меня в свой клуб. Когда дело доходит до его сестры, у меня складывается впечатление, что наследник Маркетти готов выбросить всю стратегию и логику в окно. Тем не менее, я говорю матери то, что, как я знаю, она хочет услышать.

— Они не могут быть уверены, что убийство нас предотвратит войну. Твоя атака гидры на клан Шулайя Ильи Попова ясно дала понять, что нас гораздо сложнее убить, чем люди думают.

— Верно, — хвалит она. — Отруби голову, и две новые вырастут снова. Иногда дело не в числе. Дело в том, чтобы казаться непобедимыми. Если враг думает, что нападение на нас сделает нас только сильнее, он сделает все возможное, чтобы избежать прямой войны.

— Я все еще не понимаю, зачем идти в логово льва, — ворчу я. По правде говоря, дело не в том, что я не понимаю стратегию. Скорее, мысль о встрече с Сильвией сейчас меня почти пугает. Я не хочу видеть ее отвращение ко мне в ее глазах.

— Ну тогда просто держи рот закрытым и позволь мне говорить. Может быть, после сегодняшнего вечера ты узнаешь что-то ценное о том, как играть на несколько ходов вперед, — резко говорит моя мать.

Она дергает подбородком в сторону телохранителя, ближайшего к двери автомобиля, и он открывает ее, выскальзывая и почтительно придерживая ее для нее. Я следую за ней, поправляя свой костюм и застегивая пиджак, прежде чем мы направляемся к входной двери.

Она распахивается еще до того, как мы достигаем верхней ступеньки. Тот же дворецкий, который открыл дверь в наш первый визит, приветствует нас формальным поклоном. Он жестом приглашает нас войти в дом, и я отступаю в сторону, чтобы пропустить маму вперед.

Дон Лоренцо и его жена находятся в фойе, как и прежде. Но выражение лица дона гораздо менее радушное. Вместо этого его губы сохраняют тонкую прямую линию на лице. Его брови нахмурены.

— Добро пожаловать, Матрона Велес, Петр, — сухо говорит он, слегка наклонив голову. — Спасибо, что снова присоединились к нам.

— Я рада, что меня пригласили на еще один замечательный ужин, даже если дорога не из легких. — Говорит моя мать, нагнетая обстановку. — Нам придется вскоре отплатить вам за ваше щедрое гостеприимство.

Дон Лоренцо кивает головой в примитивной версии кивка. Затем он приглашает нас присоединиться к нему в обеденном зале, говоря, что его дети должны присоединиться к нам в ближайшее время. Не хватает нескольких тарелок из тех, что были у нас во время нашего последнего ужина. Я замечаю едва заметное изменение, как только мы входим в комнату, и мои чувства напрягаются.

На этот раз я сажусь рядом с матерью, уверенный, что это не очень хорошо, если я попытаюсь сесть рядом с Сильвией. Потому что этот ужин, несомненно, призван обсудить то, что произошло в библиотеке.

Как только мы занимаем свои места, в комнату входят четыре головы темных волос над соответствующими парами карих глаз, трое братьев Маркетти и Сильвия входят в дверь. Похоже, никто из вторых половинок братьев не присоединится к нам сегодня вечером.

Я вежливо встаю, улыбаясь, когда встаю для своей невесты. Этот жест не остался незамеченным, и нос Николо раздулся от молчаливого раздражения, когда он нашел стул напротив меня. Маркетти решили занять места вдоль дальней стороны стола, как будто проведя невидимую линию по центру, разделяющую наши семьи.

Никто не сказал ни слова, пока они нашли свои стулья, и мы все устроились на своих местах.

Я мог бы разрезать напряжение ножом, когда сотрудник наполняет наши бокалы малиновым вином. Плеск жидкости — единственный звук в душной комнате. Я заставляю себя посмотреть на Сильвию, чтобы преодолеть дискомфорт, напрягающий мои плечи. Она же едва осмеливается встретиться со мной глазами, ее лесные глаза смотрят сквозь темные ресницы, когда она наблюдает за мной.

— Сильвия, ты сегодня прекрасно выглядишь, — делаю я комплимент, поднимая свой бокал в безмолвном тосте. — Какое красивое платье.

Так и есть. Шелковое платье с высоким воротником и короткими рукавами украшено тонким цветочным узором, вышитым на светло-голубой ткани. Оно нежно облегает ее изгибы, сохраняя при этом скромный крой, который заставляет меня думать, что она делает все возможное, чтобы скрыть от меня свои достоинства.

Щеки Сильвии за считанные секунды становятся достаточно красными, чтобы соответствовать вину в ее бокале.

— Спасибо, — шепчет он, опуская глаза, чтобы посмотреть на свои колени.

Прежде чем я успеваю почувствовать себя должным образом виноватым, вмешивается ее старший брат.

— Как насчет того, чтобы заткнуться и не смотреть на мою сестру? — Резко говорит Николо, глядя на меня с выражением, которое, я уверен, некоторые могут счесть устрашающим.

Я просто поднимаю бровь и продолжаю улыбаться.

— Николо, — предупреждает дон Лоренцо, его тон не терпит возражений.

Затем его взгляд переключается на мою мать.

— Пока мы ждем, когда подадут ужин, я думаю, лучше обсудить поведение твоего сына по отношению к моей дочери на днях. Это было неприемлемо. Он намеренно унизил Сильвию и проявил неуважение к нашей семье. Я бы никогда не согласилась на наше соглашение, если бы знал, что твой сын намеревается использовать мою дочь как шлюху.

— Ты бы никогда не согласился? — Бросает вызов моя мать, вызывающе вздергивая подбородок. — Это твой тонкий способ попытаться отказаться от нашего контракта, дон Лоренцо?

— Насколько я понимаю, это твой сын нарушил контракт, когда он прикоснулся к моей дочери и угрожал осквернить ее до дня их свадьбы, — холодно заявляет он, ярость в его глазах — единственный признак того, что она его задевает.

— Ты хочешь подвергнуть сомнению поведение моего сына? — Спрашивает она с притворным недоверием. — Когда на нем все еще синяки от попыток твоих собственных сыновей запугать его?

Она проводит своими длинными ухоженными ногтями по линии моей челюсти, подчеркивая фиолетовый синяк, который медленно становится зеленоватым.

— Что, ты надеялся, что они могут избить его настолько, что он захочет отменить свадьбу?

Дон Лоренцо бросает взгляд на своих сыновей, которые все слегка вздрагивают. Сильвия бледнеет.

— Это первый раз, когда я слышу о каком-либо запугивании. — Он шипит последнее слово.

И вот в чем загвоздка. Должен признать, моя мать талантливый стратег. Она знала, что братья Маркетти не расскажут отцу о том, что они сделали со мной. А дон Лоренцо никогда бы этого не допустил, если бы узнал. Так что теперь у нас есть преимущество.

— Ну, с моей точки зрения, твоя семья только и делала, что проявляла неуважение и бросала вызов этому соглашению с тех пор, как оно было заключено, — ровным голосом говорит моя мать. — Твоя дочь вальсирует по кампусу, унижая моего сына и нашу семью, флиртуя с кем ей вздумается. Твои сыновья нападают на моего мальчика за то, что он напомнил ей о ее месте. Они угрожают убить его, если он не будет держаться подальше от женщины, с которой он помолвлен. А теперь ты хочешь притвориться, что проблема в моем сыне? На мой взгляд, все это приводит к одному и тому же выводу. Ты и твоя семья отказываетесь от своего слова.

— Это правда — Требует дон Лоренцо, обращая свой яростный взгляд на Николо. — Вы напали на Петра Велеса? — Его взгляд перемещается на близнецов, молча обвиняя их вместе с их братом.

Все трое молчат, и Лоренцо, кажется, воспринимает это как адекватное признание.

— Я разберусь с вами троими позже, — шипит он, затем его взгляд снова переключается на мою мать. — Я глубоко сожалею, Матрона, о поведении моих детей, — торжественно говорит он. — Уверяю тебя, ни одно из их действий против вашей семьи не было по моему приказу. Я потрясен тем, что они попытались подорвать наше соглашение. Которое остается в силе, если вы готовы принять мои скромные извинения.

— Спасибо, дон Лоренцо, — торжественно говорит моя мать. — Конечно, ничто не было бы для меня более приятным, чем если бы наши семьи оставили наши разногласия позади.

Лоренцо вежливо кивает.

— Уверяю тебя, мои сыновья больше пальцем не тронут Петра, — многозначительно говорит он, бросая на них взгляд.

Николо открывает рот, чтобы поспорить, но захлопывает губы, увидев предупреждение в глазах отца.

— А моя дочь Сильвия исполнит свой долг и выйдет за него замуж, как только закончит учебу. — Дон Лоренцо кладет руку на сердце, словно в глубоком раскаянии.

— Я не могу передать, что значит слышать это от тебя, — торжественно говорит моя мать.

— Теперь, когда мы прояснили ситуацию, давайте поедим, — заявляет Лоренцо, махнув рукой в сторону женщины, которая налила нам вино.

Через несколько мгновений в комнату входит еще одна большая группа официантов, каждый из которых несет тарелку с едой. На этот раз нам подают аппетитную телятину под пармезаном. Моя мать и дон Лоренцо вступают в непринужденную беседу, как и в первый раз, когда мы ужинали здесь.

Я же, с другой стороны, сохраняю относительное молчание. Выражение полного опустошения на бледном лице Сильвии заставляет мой желудок сжиматься от чувства вины. Вместо того чтобы наслаждаться вкусной едой, я засовываю в рот кусочки, механически пережевываю и целеустремленно глотаю.

Я должен чувствовать себя победителем. Мы значительно продвинулись вперед с помощью манипулятивного маневра моей матери, и внезапно мое положение в Роузхилле и Чикаго кажется гораздо менее уязвимым. Но, похоже, я не могу этим наслаждаться.

В конце вечера Маркетти провожают нас до двери. Три брата держатся позади, как и в первый раз. И Сильвия вежливо, хотя и гораздо менее восторженно, целует меня на прощание, что все еще напоминает мне о тепле ее мягкого тела, прижатого к моему.

Затем мы с матерью уходим, спускаемся по ступеням и садимся в наш роскошный внедорожник, чтобы ее водитель мог высадить меня у моих апартаментов, прежде чем отвезти ее на частный аэродром, откуда наш самолет доставит ее домой.

— Ты хорошо постарался сегодня вечером, Пётр, — хвалит меня моя мать, когда шины хрустят по гравийной дороге. — Я уверена, что Маркетти долго и упорно подумают, прежде чем снова что-то сделать, чтобы нарушить наш союз. А дон Лоренцо был по-настоящему зол на своих сыновей.

Я рассеянно киваю, глядя в окно на проносящийся мимо город.

Когтистые ногти впиваются мне в подбородок, заставляя меня посмотреть на мать.

— Это окно, которым ты должен воспользоваться, — решительно заявляет она, сверля меня глазами. — Сильвия Маркетти больше не пойдет плакаться к отцу, не после того, как ее попытки так жестоко обернулись. Так что тебе нужно ее обуздать. Поскорее. Дай ей понять, что твои требования — закон, что ты можешь использовать ее так, как хочешь. Я хочу, чтобы она была податлива для нашего следующего шага, так что сделай все, чтобы она оказалась у тебя под каблуком.

Как так получается, что каждый раз, когда я чувствую, что могу вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха, моя мать хочет снова затолкать меня под воду? Но я знаю, что нет смысла спорить с ней. Мы уже так далеко зашли. Мне нужно довести это до конца. Я сделаю все, что потребуется, чтобы Сильвия стала моей, потому что это сохранит нашу семью. Но я съеживаюсь при мысли о том, чтобы снова заставить ее плакать.

Принцесса Маркетти кажется такой… хрупкой. Как будто ее действительно заперли в какой-то башне, вдали от уродства мира, на все эти годы. И она пробуждает во мне чувство вины, которое я думал, что давно убил.