Припади к земле

Глава 13

С некоторых пор Иван Евграфович зачастил в сельсовет. Зашёл однажды к Сазонову с какой-то просьбой и загляделся, как ловко орудует Варлам перочинным ножичком, вырезая по дереву. Оба понравились друг другу и многие часы теперь просиживали вместе, говоря о самом разном. Сазонов увидел вдруг этого молчаливого, рассеянного чудака совершенно иным и удивился ему. Учитель был из той породы людей, которые мягки в общении, незлобливы и неприметны, но в деле жизни своей – неуступчивы и тверды.

Не сразу признался Иван Евграфович, что несильною рукой своей замахнулся на русский язык. Многое в этой реформе было непонятно, но сам по себе замах был настолько неожиданным и дерзким, что уж одно это вызвало у Сазонова и зависть, и уважение.

- Я в вашей области мало смыслю, – боясь быть смешным, деликатно уклонялся он от обсуждения реформы.

- У Семёна Саввича какое образование? – пробуя на ощупь Варламову резьбу, спросил учитель.

- Образование? Да он расписываться не умеет.

- И, тем не менее, у него есть своё мнение...

- Ну, мнение он вам по любому вопросу выскажет. Тут уж его хлебом не корми, только дай поговорить...

- Вы неправы. Он спорил со мной умно, как знаток.

- Ум у него ясный, – задумчиво кивнул Сазонов. – Родись он в других условиях – нам бы до него рукой не достать...

- И мыслит как! Философ... А ведь безграмотный.

- Сибирской выделки, – со скрытой гордостью сказал Сазонов. – Крепкие у нас люди, ядрёные...

- Всякие встречаются.

Сазонов отложил своё художество в сторону, хотел что-то возразить, но в это время раздался выстрел, затем другой, третий...

- Стреляют. Где это?

- Идёмте!

Над Заярьем всплыл набат, ударившись в стылые окна, расшевелил людей. Все бежали на выстрелы. Они доносились с фермы.

На крыше кошары[5] без шапки метался Прошихин, распугивая выстрелами блеющих овец.

- На овец охотишься? – спросил Пермин.

- С волками сражаюсь. Двадцать, а может, тридцать штук налетело... С десяток я перестрелял, остальные поубегали...

- Кончай войну! Боле ни одного волка нет! – хмуро проронил Евтропий.

- Кроме волков есть в кого палить...

- Слезайте! – приказал Сазонов и потянул за ствол Митиного ружья.

- Не тронь! А то и на тебя патрон найдётся...

- Вы это всерьёз?

- А ты что думал? Митя ишо покажет себя.

- Ну что ж, покажите! – Сазонов отпустил ружьё.

Митя чакнул затвором, вбил патрон и, слова не говоря, нажал на спусковой крючок. Подскочивший Евтропий успел отбить ствол в сторону. Грохнул выстрел. Сазонову обожгло щеку.

- Убить мог, дурак! – сказал Евтропий, сбрасывая ружье.

- Необходимо, – спокойно сказал Митя, – на то и война...

- Видел я твою войну! Половину овец перестрелял...

Сазонов молчком спустился вниз и вместе с Перминым прошёл в пригон. Он казался спокойным. Лишь кожа на щеках стала меловой.

- Овцы-то почему в пригоне? – спросил он, делая вид, будто ничего не произошло.

- Загнать не успели, – следуя за ним, ответил Прошихин. – Один раз не загнали и, как назло, – волки. Сразу целая стая. Ладно, что ружьишко при мне было.

Овцы теснились по краям пригона. А в середине лежало два убитых волка и с десяток мёртвых овец, из которых четырёх, как выяснилось, застрелил Митя.

Посчитали – не хватало ещё десяти.

- Остальные где? – спросил Пермин.

- Должно, волки уташшили, – разыскивая шапку, отвечал Митя. – Зверьё, оно эть не шшитается: колхозное – не колхозное... Ему жрать надо...

- Отойдёмте, Дмитрий! – сказал Сазонов.

- А что не отойти-то? Можно...

- Вы зачем стреляли в меня?

- А ты зачем лезешь, куда не надо?

- Куда именно?

- Сам соображай... Под шапкой-то, поди, мозги имеются...

- Это что – предупреждение?

- Да ну тя! – дурашливо улыбнулся Митя и стал искать шапку.

«Вот так! – подумал Сазонов. Ещё одно открытие!»

С крыши спустился Евтропий, глядевший до этого в сторону Пустынного.

- Не пойму, я, Митрий, – сузив выцветшие глаза, заговорил он – то ли волки овец уволокли, то ли овцы волков...

- Хто их знает, – продолжая искать шапку, бормотал Митя. – Вот она!

- Шапка-то почто посередь пригона? В волков бросал?

- Как я сражаться начал, она и свалилась...

- Не шапка, а мячик! Вон докуль докатилась, – усмехнулся Евтропий. Заметив, что к их разговору прислушивается Сазонов, вышел из пригона и направился в сторону Пустынного.

Перед утром выпал снежок. Прямо посвежу к озеру вели овечьи следки. Их перечёркивали чьи-то подшитые кожей валенки.

«Хоть бы следы заметать научился». Следы привели прямо к огороду Панфила Тарасова.

За завтраком Евтропий нетерпеливо поглядывал в окно, ожидая, когда в соседней ограде покажется Ворон, с которым давно уже не было мира.

- Ты чего озираешься? Ждёшь кого? – наблюдая за ним, посмеивалась Агнея.

- Жду. – Он и в самом деле ждал.

Скоро из избы вышел Панфило, неся в ведре пойло для овец. Евтропий, не одеваясь, выскочил на крыльцо.

- Скотину поить? – вкрадчиво спросил.

- Обзавёлся на свою голову, теперь знай разворачивайся...

- То, я слышу, овцы кричат... купил, что ли?

- Давно уж. Ты разве не знал?

- Я в чужих притонах не шарюсь. Хороши овцы-то?

- Чего там? Мелкота.

- Покажи-ка. Может, и я штук пяток куплю. Сейчас корму нет.

- Погляди, погляди.

- Они, – заглянув в закут, узнал Евтропий. – Ну вот что, сосед. Гони обратно! Овцы-то колхозные...

- Ты в своём уме? – замахал руками старик. – С какой, слышь, стати чужие овцы в моём пригоне окажутся? Мои это, бог свят, мои.

- Бога ты не боишься...

- Я перед ним не грешен.

- Видать не слышит твой бог, как ты в глаза мне врёшь. Может, сельсовет скорей услышит... Да что я тебе ишо хотел сказать? Ага... Вдругорядь красть будешь – следов не оставляй. А то прямо к дому ведут.

Старик понял, что запираться бессмысленно, и миролюбиво предложил:

- Давай, слышь, делиться! Но чтоб по-божески: две тебе, три мне.

- Я ведь сказал: овцы колхозные...

- Не шебарши, Тропушко! К рукам льнёт – бери. А колхоз от этого не обедняет.

- Выгоняй!

- А ты не ори, слышь! Теперь кто докажет, что мы не в сговоре! Евтропий коротко тюкнул старика по длинному носу, дёрнул другой рукой за полушубок, с которого посыпались пуговицы.

Ворон рванулся и, не дожидаясь, что будет дальше, пустился наутёк. За ним оставался кровяной следок и надрывной вопль: «Уби-ва-аают!».

Из конуры выскочила ростиком в рукавичку собачка и цапнула Евтропия за штанину.

Открыв ворота, Евтропий выпустил овец и собрался было пойти в Совет, чтобы признаться в содеянном, но передумал.