Припади к земле

Глава 54

- Разве так родного отца встречают? – упрекнул Дугин. – Хоть бы сесть пригласил!

- Без меня посадят куда следует, – хмуро ответил Ефим.

- А ведь ты мне сын, Симо! Для тебя я добро наживал. Умру – кому достанется?

- Государство рассудит – кому. Чего надо?

- В армию скоро пойдёшь. Хоть бы ненадолго в родительский дом вернулся... Пусть уж оттуда берут.

- Пока в этом доме ты – не вернусь.

- А я женить тебя плановал. Ты как на это смотришь?

- Женюсь без твоей помощи.

- Клавдия где? Почто не выйдет?

- Не заслужил. – Дверь из горницы потихоньку приоткрылась, но Ефим, заметив это, прижал её. – Было время – за людей нас не считал, а тут исусиком прикинулся! По жене затосковал, по сыну!

- Выдь повидаться, Кланя! – уговаривал Дугин, подойдя к двери, за которой стояла жена. – Не чужие – венчаны были, детей нажили... Почто прячешься?

- Уходи! – с угрозой сказал Ефим. – По-доброму говорю!

- А то что будет? Побьешь?

- Убью, – тихо сказал Ефим.

- Совесть тебя замучит, сынок! Ишо не раз вспомнишь худого отца... – Он кротко вдохнул; в голосе послышалась слеза, и, кажется, искренняя. – Пожалеешь, да поздно будет. Суди тебя бог, а я судить не стану.

У калитки встретил Варвару. Не здороваясь, она молча и пристально смотрела ему в глаза.

- В гости приходил, да худо приняли, – проговорил, юля глазами.

Варвара молчала. На её лице были написаны ужас и отвращение.

Дугин торопливо захлопнул калитку и побежал к Панкратову.

Здесь он застал и Митю.

- Кто за тобой гнался?

- Смерть.

- Резво бежала – не догнала.

- Меня не догнала – других догонит. Ты железный ящик в Совете знаешь?

- Как не знать!

- Дора туда выручку положила. Ежели взять – на Симка свалят или на Варвару... И денег порядочно!

- Чем Варвара не угодила? – спросил Панкратов.

- Потом скажу. На дороге деньги валяются – подобрать некому. – Дугин искоса смотрел на ёрзавшего Митю.

- Подберём, – сказал Панкратов, – лишь бы не опередили.

- Ты это дело Митрию доверь. Он ловчее. – Прошихин польщённо заулыбался и начал одеваться.

- Исчезнуть тебе надо, Алёха! – торопливо заговорил Дугин, когда Митя вышел. – Не я ли упреждал – держись в сторонке? Нет, нашумел в драку полез, балда!

- Ты не ори! Орать на жену будешь, когда заимеешь. В чём дело?

- У меня друг в Бузинке, в милиции. Дело, говорят, завели на тебя... Кража, драка, за всё лет десять схлопочешь! Мой совет – ноги в руки – и дуй, не стой!

- Не стращай! За тобой кое-что похуже, а не бежишь.

- Олух! У меня всё шито-крыто! А ты вдругорядь себя оказал! Пермина искать станут – первое подозрение на тебя падёт...

Дугину во что бы то ни стало хотелось сплавить своих сообщников. Они мешали. Они беспокоили. Они могли выдать себя, тем самым обнаружив тайное «я» Дугина. Если их не станет, с Варварой – он понял, что женщина что-то знает, можно будет сговориться, в крайнем случае запугать.

Видя, что Панкратов колеблется, сунул ему в ладонь плотную пачку денег.

- Это тебе, в дороге пригодятся.

- Опять сухим из воды выйдешь, Иуда? Ладно, ежели от властей схоронишься – я достану! У тебя один конец, – вместо благодарности сказал Панкратов.

- И на том спасибо. – иного Дугин и не ждал.

- Это ты меня затянул в тенёта! Без тебя бы я жил и горя не знал!

- Снявши голову – по волосам не плачут. Поторапливайся! Вот-вот могут нагрянуть...

Через неделю в Заярье действительно приехали два милиционера. Но не за Панкратовым, который скрылся в тот же вечер. Искали Пермина и воров, обокравших сельсовет.

- Куда он подевался? – спрашивал тот, что был постарше, медвежковатый, с бабьим голосом. Звали его Андрей Михайлович.

- Тебе лучше знать, Алёха!

- Кто его недолюбливал?

Дугин долго чесал переносицу, припоминал.

- Вроде бы никто. Вот токо...

- Ну! – тараща глаза, торопил второй, помоложе.

- Дело прошлое, может, и вспоминать не стоит...

- Это мы сами решим: стоит или не стоит!

- Они когда-то с Яминым не ладили. Правда, это давно было.

- Так. Ну, иди.

Когда Дугин выходил из сельсовета, Варвара мыла крыльцо.

Распрямившись, бросила ему в лицо:

- Я знаю, кто Пермина убил! Сейчас заявлю!..

- Не торопись! А то я скажу, что веснусь с Панкратовым вытворяла... Логину от этого здоровья не прибавится.

- Сатана! Сатана! – попятилась от него Варвара.

- Ну, не дрожи! Не выдам! – успокаивал Дугин. – Слово за слово.

- Тут одно с другим связано, – раздумчиво уставясь в окно, говорил старший милиционер.

- Давай за Яминым съезжу! – предложил молодой. – Он в этом наверняка замешан...

- Поезжай, Халила! А я тут поразнюхаю. Человек не иголка.

Халила уехал.

Андрей Михайлович позвонил в район, вызвал следователя.

Между тем один из убийц припеваючи жил через два дома от сельсовета. Второй – Дугин – изо всех сил убеждал его поскорее исчезнуть, поскольку с Перминым счёты сведены. Но Фатеев медлил расставаться с Заярьем, отказавшим ему в приюте.

Очнувшись от тяжкого, бредового сна на голбце у Афанасеи, он соскочил на пол, пройдя к столу, тряхнул пустой графин. Не спеша оделся, позвал:

- Афанасея!

Никто не отозвался. Он крикнул ещё раз.

- Чего орёшь, баламут? – донеслось из другой комнаты.

- Заснула, что ли? Налей – душа горит!

- И куда в тебя лезет? – она зашла, склонилась к столу. Большие, круглые груди оттянули кофтёнку вниз. Цепким намётанным глазом Фатеев отметил впадинку, показавшуюся в расстёгнутом вороте и, отшвырнув графин, зверино стиснул Афанасею.

- Пусти! – женщина схватила его за горло, сдавила.

Под руками что-то хрустнуло. Фатеев обмяк, осел на пол. Ударив его по щеке, привела в сознание.

- Чтоб духу твоего не было! Ишь, чего удумал!

- Стемнеет – уйду. Днём увидать могут.

- Я, может, этого и хочу!

- Туда рвёшься? – Фатеев показал на восток. – Не рвись! Я побывал – сбил охотку.

- А я не бывала. Мне в диковинку...

- Выбрось из головы, Афанасея! Я вон какой ухарь был – и то ухайдакали... Живи на воле и радуйся.

- Нету у меня радости! Увезли её, как тебя когда-то увозили...

- Неуж из-за Науменко?

- А хоть бы и так! – в голосе женщины прозвенела гординка за себя, за привязанность и верность свою к человеку, ради которого можно поехать хоть на край света.

- Рехнулась баба! С пузом-то!

- Будет! – обрезала Афанасея. – Теперь уходи.

Как ни осторожничал Фатеев, его всё-таки увидели и узнали.

Вернувшись с работы, Шура Зырянова пошла к Дугину доить корову. На крыльцо к дяде, воровски озираясь, поднялся кто-то высокий, незнакомый. Сперва подумала на Сазонова, но тот бы не стал таиться.

- Ты бы остерегался, Алёха! – говорил Дугин, впуская гостя.

- И так на каждом шагу оглядываюсь, – ответил высокий, и Шура узнала по голосу Фатеева.

- Такая у тебя доля!

«Вернулся, значит? У кого же он обитал? У дяди не примечала...» – Бросив подойник, побежала к Тепляковым.

- Ну, ты молодец, Александра! – подхватил Ефим. – Никому ни слова!

- Поцелуй, ежели молодец...

- За это стоит... – он неловко ткнулся губами в её щеку и заторопился.

- Ты куда? Побудь со мной...

- Потерпишь. Сперва Фатеева задержать надо...

Фатеев собирался уходить.

Хлопнула калитка.

Во двор вбежали милиционер, Ефим и Прокопий.

Зачем-то сорвав с себя бушлат, Фатеев выругался, схватил наган и затаился у двери.

- Сдавайся! – взойдя на крыльцо, сказал милиционер. – Всё равно не уйдёшь...

- Посмотрим! – отвечал Фатеев и всадил в дверь две пули.

- Ах ты вражина! – удивился Андрей Михайлович и спрыгнул вниз. В плече чернёного полушубка белела дырка, из которой вывернуло наружу мех.

- Сдавайся! В мышеловке сидишь...

Фатеев подбежал к окну, опять выстрелил и на этот раз попал в Прокопия. Тот прянул навстречу пуле и, сделав шаг-другой, клюнулся лицом в завалину. Забыв об опасности, Ефим кинулся к другу. Прокопий был мёртв.

Выдавив в горенке окошко, Фатеев скачками побежал к лесу.

За ним никто не гнался.

Лес встретил беглеца неприветливо. Осыпая снежную пыль, возмущённо шумели деревья. Поверху играл весёлый ветерок, которому вскоре наскучила эта невинная забава, и он грянул со всею богатырской удалью. Фатеев попрыгал вокруг сосны, побегал и, не выдержав пронизывающего до костей холода, затрусил к деревне.

На улице хлопотали люди.

Подле Прокопия билась в рыданиях мать.

Рядом, глядя пустыми глазами в пространство, стояла Катя.

Человек, для которого она жила, был мёртв.

И у неё в душе всё омертвело.

Фатеев опять прокрался к Афанасее. Одну ночь провёл у неё в бане. На другую, отыскав в условленном месте ключ, забрался на печь и долго отогревался, прижимаясь шершавой лишаистой щекой к горячим кирпичам. Дробно чакали зубы: теперь уже не от холода.

По-бабьи сморщив красивое злое лицо, он жутко и надрывно завыл, как старый голодный волк в межсезонье.