Припади к земле

Глава 49

Против обыкновения Ямин в это утро провалялся в постели до самого рассвета. Он слышал, как Александра ушла на ферму, как Прокопий, управляясь со скотом, скрипел во дворе воротами, как Фешка, ступая на цыпочках, собиралась в школу.

- Спит? – вернувшись с фермы, спросила Александра.

- Тсс... – Фешка приложила пальчик к губам и притворила дверь.

Но день уже заглядывал в окна.

За его спиной лупили глаза заботы.

Немного погодя пришёл Евтропий, потом – Дугин.

- Ты на перину-то за что рассердился? Ночь давил, день – давишь, – проговорил Коркин.

- Надо хоть раз отоспаться.

- Зерно-то будем сдавать, Алёха? – спросил Дугин.

- Надо бы, да ведь нечего...

- Нечего, нечего.

- Может, наскоблим центнеров пятьдесят-шестьдесят?

Евтропий недоверчиво покосился на свояка, не доверяя этой неожиданной уступчивости.

- Тогда я собирать начну, – сказал Дугин.

- Собирай помаленьку.

- Не торопиться, что ли?

- Время терпит, – и Дугин ушёл.

- Чо опять замыслил? – спросил Коркин.

- Хлеб-то попридержать надо, – сказал Гордей, утаив от зятя, что мысль эта ему внушена Дугиным. Гордей сперва противился ей, поскольку она вступала в столкновение с законом, но, видя растущее недовольство людей, всё чаще задумывался о том, что Дугин не так уж и не прав. Ему хотелось сделать этим изнемогшим от долгого недоедания людям что-то доброе, даже, если понадобится, пойти против себя, против собственной совести. Он старался заглушить в себе голос рассудка. Ещё недавно он бранил сторожа Панфила Тарасова за то, что тот, поддавшись слабости, отдал Веньке Бурдакову мешок колхозного зерна. Это была доброта за счёт колхоза, и Гордей её не признавал. Но сам он хотел отдать колхозникам по дьявольскому наущению Дугина не мешок, а всё зерно, и всю вину за это принять на себя. Он знал, на что идёт, какие будут последствия, но иного выхода для себя не видел.

- Ты что? – услышав это признание, оторопел Евтропий. – Хлеб-то не твой, колхозный...

- А люди разве чужие? Люди тоже колхозные...

- И ты хошь...

- Я ничего не хочу. Я того говорю: люди-то не чужие. С чем они зимовать будут?

- Ну и раздари им весь колхоз! С дорогой душой примут. А отдуваться тебе придётся.

- За что отдуваться-то? – простовато спросил Гордей.

- Брось, золовец! Не дело говоришь! Не дело! – рассерженно закричал Евтропий. – Сам себе яму роешь. И колхоз губишь...

- А как быть, советуй, Евтропий!

- Как хошь, а про это и думать не моги!

- Ты, Сана, шепни бабам, мол, хлеб сдавать не то что не надо, а необязательно, – мало обескураженный его гневом, сказал Гордей. – Необязательно – и всё... Поняла?

- Понять-то я давно поняла! Да нам от этого какой прок? Мы же ничем не попользуемся...

- Мы теперь не для своей выгоды живём, Сана. Что не попользуемся, дак это к лучшему: в глаза тыкать не станут.

- А я думаю, что это он не встаёт сегодня? Лежал, лежал – и надумал на свою голову!

- Голова у меня крепкая, Сана, выдюжит и не это...

Дугин не торопился собирать зерно. Он прекрасно понял, что Ямин решился последовать его совету. Сам он ничего не выгадывал от этого, но и ничего не терял. Всё, что можно было взять, он взял. Об этом знают только тёмная ночь да Афанасея, и обе будут молчать. Если какая-либо из его махинаций станет явной, он, воспользовавшись шумихой, сумеет замести следы. А что вокруг этого дела подымется трезвон, он не сомневался.

Раньше других он зашёл к Евтропию, который когда-то отказался принять от него подачку и которого – Дугин был в этом уверен – Гордей, конечно же, посвятил в свой замысел. Теперь ему хотелось поглядеть и потешиться тем, как Евтропий, известный своей щепетильностью, оберучь уцепится за колхозное добро, точно за своё. На это стоило посмотреть!

Самого Коркина не было дома.

Но и Агнея немало поразвлекла его.

- Не отдам, – сказала она.

- Почто? – притворившись удивлённым, спросил Дугин. – Я ведь токо на просушку давал, а не насовсем. Так что сдавай!

- Нечего сдавать. Усох дотла.

- Кому другому скажи, а я эти шутки знаю.

- Знаешь – и уходи! Знаешь – и скатертью дорожка! От меня ни зёрнышка не отколется.

- Да ведь с меня спросится! – в притворном ужасе замахал руками Дугин.

- Спросят – ответишь. Наверно, немало прикарманил?

- Ты меня за руку поймала, что ли?

- И ловить не хочу. Знаю, что у хлеба без хлеба не останешься.

Неизвестно, как долго бы они ещё препиралась, если бы не появился Евтропий.

- О чём разговор? – хмуро спросил, догадываясь, зачем явился Дугин.

- Твоя благоверная бунт учинила: хлеб не отдаёт.

- Ты разве Агнею не знаешь? – Разыгрывает...

- Я так же подумал, Алёха.

- Сейчас привезём. Кони у ворот стоят.

- Ну вот, – разочарованно вздохнул Дугин. – Давно бы так...

- А я вот что скажу... – уперев руки в бока, крутнула широким подолом Агнея.

- После... после скажешь! – с яростным остервенением осадил Евтропий, и она покорилась, быстро сообразив, что возражать на этот раз не только бесполезно, но и опасно.

- Ты что это конфузишь меня, чертобрюхая? – вскричал он, спровадив Дугина. – Да ишо перед кем? Перед этим жуликом!.. С им совпадёшься – век не расхлебать...

- Да ведь я, Тропушко, как лучше хотела. Александра сказала, что...

- Дура ты! И Александра твоя дура! Гордей из-за вас в тюрьму сядет. Всё до единого зёрнышка выгреби! Сама и свезёшь...

Но только одна Агнея и возвратила зерно. Другие бабы, упреждённые Александрой, заупрямились, и Дугин напрасно до вечера топтался у складских весов.

- Не сдают, – попенял он Пермину.

- Из глотки вырву! – посулил тот. – Уже до района дошло. Нас с Гордеем вызывают...

- Глоток-то много: с пупа не сорви...

- Тут моё упущение, – говорил Гордей по пути в Бузинку, не желая впутывать в эту историю Пермина. – Тебя ни к чему сшевелили с места. Так и говори, ежели спросят.

- Скажу, как было. Нечего из себя Христа корчить!

- Ты вот что, Сидор! Ты ни сном, ни духом ничего не знаешь. Я один во всём виноват. Мне и ответ держать.

- Я тоже не посторонний.

- Помолчи-ка! Одному отвечать легче. Много ли с меня возьмут? Помурыжат – и отпустят, – убеждал Гордей...

Но у Камчука Сидор позабыл об этом уговоре и, не взирая на чин, на субординацию, всплыл на него голодной щукой и кусал и ранил со всех сторон. Но укусы его были не более чувствительны, чем щекотка киту.

- Всё высказал? – Камчук спрашивал не зло, скорее добродушно, но в снисходительном добродушии этом крылось убийственное презрение сильного к слабому, умного к заурядному. – Теперь, если позволишь, я несколько слов скажу Ямину... От председательства отстраняю. Даю три дня сроку: если за это время хлеб не будет на элеваторе – суши сухари. Всё. Пока свободен! – кивком выпроваживая Гордея, сказал он. – Теперь с тобою, любезный! Наболтал ты много. Надо было выставить тебя из кабинета, но я слушал и ждал: может, умная мысль проскользнёт? Напрасно ждал. Сплошная чепуха! Ты меня заставляешь разочаровываться в тебе. Не думай, что я боюсь резких и справедливых слов. Наоборот – я благодарен людям, которые в любой форме дают мне умный совет, дельно критикуют мои ошибки. А ты, как петух, помахал крыльями – и на седало. Время на внушения тратить не стану. Думаю, сам понимаешь. Теперь о деле. Временно возьмёшь на себя председательство. За Яминым поглядывай. Он ещё та штучка.

- Я ему доверяю больше, чем себе. И считаю, что Ямин на своём месте.

- Под чью дудку пляшешь, коммунист Пермин? Или, может, лучше сказать – бывший коммунист.

- Говори, как на ум взбредёт. А я повторяю: Ямин на своём месте.

- Перекрасился? Ну что ж, встретимся через недельку. Товарищи решат насчёт твоего пребывания в партии. Посоветуй, кого вместо Ямина оставить?

- С твоей колокольни видней.

- Обиделся. А ведь я принципиально. На это обижаться глупо. Мы с тобой коммунисты, Сидор, а не красные девицы. Я за любую свою провинность какую угодно кару приму. И ты приучайся к этому. Так кого же? Молчишь? Ну, я сам решу. – Камчук снял телефонную трубку и попросил соединить его с Заярьем. – Ефим? Приветствую. Как же это у тебя под боком колхозный хлеб расхищают? А? Ну, поговорим, поговорим... А пока пригласи к телефону своего отца. Здравствуй, Михей Матвеич! Времени у меня в обрез. Давай быка за рога! Райком предлагает тебе временно принять на себя обязанности председателя колхоза. Ямин? Ямин отстранён. А я уверен: справишься. Петля на шею? Ты вот что, уважаемый, подбирай выраженьица! Значит, категорически? Ну, гляди! Это не последнее моё слово. Я говорю, не последнее слово! Последнее я приберегу до поры, как, скажем, некоторые хранят анонимки. Не понимаешь? Когда-нибудь объясню. Пермин? Нет, Пермину нельзя. Нельзя ему, говорю. Да, по состоянию здоровья. Да. Ну что ж, у меня всё. Но я ожидал от тебя большей осмотрительности. Бдительность ослабла у тебя, товарищ Дугин! Вот так!

С треском повесив трубку, Камчук угрожающе спросил Пермина:

- Сговорились?

Пермин не отвечал.

- Хорошо. Пока останется Ямин. Понадобится – переиграем. А ты жди вызова.

- Будь что будет! – говорил Гордей, когда они возвращались домой.

- Ну, нет! Будет так, как должно быть...

Взяв с собою Дугина и Евтропия, Пермин обошёл всех колхозников.

На следующий день хлеб был на складе.