Пропасть

29

Разумеется, говоря о Комсомольске-на-Амуре, невозможно не сказать о том, что город построен трудом не только вербованных, но и зэков. Что касается комсомольцев, в честь которых город назван, то говорят, что сначала действительно прикатило в тайгу некоторое количество желторотых энтузиастов, мечтавших о пении песен под гитару у костра, в обществе симпатичных комсомолок. Но — при первых атаках комаров, оводов, слепней и мошкары, а также при первых признаках цинги, задор юных романтиков, испарился как утренний туман. Хлопцы стали сматывать удочки (а их отлавливали и судили). На этом собственно комсомольская эпопея закончилась.

Зэков водили на работу пешком, под конвоем (штыки наперевес!), через весь город, не особо стесняясь чьих-то посторонних глаз. Дети часто подбегали к заключённым (особенно к женщинам) с ведёрками воды. Пили те жадно. Мать вспоминала, что совсем недалеко от их дома, чуть ли не каждый вечер разыгрывалась одна и та же сцена: зэки отработали день, на строительстве какого-то здания. За ними пришёл грузовик, чтобы отвезти их в жилую зону. Ехать надо стоя — и видимо далековато. Заключённые понаделали примитивных скамеечек. Охрана не разрешает им брать эти скамеечки с собой в кузов — боится, что этими скамеечками им головы поразбивают. Зэки отказываются забираться в машину. Охрана стреляет поверх голов. Зэки матерятся. Охрана опять стреляет — ещё ниже, ближе к головам. Заключённые кое-как начинают посадку…

Однако наибольшую неприязнь у "вольных" горожан, вызывали в годы войны вовсе не зэки (которых жители частенько втихаря подкармливали) и даже не их охранники (к которым в этих краях относились довольно негативно), а солдаты-зенитчики, которые установили свои орудия во всех городских парках и скверах (опасаясь японского нападения, власти допускали возможность бомбёжек), неотлучно дежурили при этих орудиях и "по большой нужде" ходили тут же, загадив всё вокруг.

После войны возникла, так сказать, особая категория "населения" — японские военнопленные, которых много нагнали в город. Ведь Маньчжурская (Квантунская) армия японцев, практически в полном составе капитулировала по приказу своего правительства. Несколько лет эти пленные строили дома в Комсомольске-на-Амуре. Поисписали их иероглифами, которые после отправки японцев на родину, были срочно замазаны. Иероглифы были вырезаны и на концах палочек, которые японцы носили с собой вместо авторучек. Когда требовалось поставить свою роспись в какой-нибудь ведомости, японец доставал палочку, окунал её в чернильницу — и прикладывал к бумаге. Как ни странно, при всей строгости ведения документации в сталинскую эпоху, советские бюрократы вполне удовлетворялись такими "росписями", из абсолютно не понятных для них закорючек.

Летом японцам было относительно хорошо. Они, вместо трусов, просто завязывали себе кое-как на "интимных местах" носовые платки и ходили, практически голышом. Частенько таскали при себе маленькие лопатки (типа детских) и соль. Копнут землю, вытащат червяка, слегка ополощут в луже, посолят — и в рот. Частенько показывали горожанам свои семейные фотографии и открытки с видами Японии. Порой рисовали портреты, или мастерили что-нибудь, за еду. Пытались что-то обменивать. Подойдёт к торговке пончиками японец, предлагает ей носовой платок за пончик. "Да ты его небось себе на мотню привязывал, а теперь мне предлагаешь!.."

Зимой, детям Страны Восходящего Солнца приходилось туго. Холода они переносили плохо. Видимо тут сказывался и недостаток полноценного питания, и отсутствие по-настоящему тёплой одежды. Климат на Дальнем Востоке муссонный. В отличие от Сибири (где во время морозов не бывает ветра), на Амуре морозы (хоть и послабее сибирских) сопровождаются сырыми ветрами с океана — что тяжело переносится даже коренными народностями. В этих местах прекрасная, дружная весна; хорошее, тёплое лето; долгая золотая осень. Но зима на Дальнем Востоке — ужасная. Грипп нередко принимает тяжелейшие формы. В Москве не каждый поверит, что эта болезнь, в принципе может быть смертельной. В Комсомольске этим никого особо не удивишь (В Приморье конечно полегче). Даже в более южной Японии, лётчики в очках — обычное явление. В Комсомольске же, проблемы с зубами и зрением — почти у всех.

Ведут японцев, скрючившихся от холода, строем в столовую. Перед входом останавливают. Следует зычная команда (совершенно всерьёз): "Па-адтереть сопли!" Японцы (люди патологически законопослушные) дружно трут сопли рукавами и шмыгают носами…

Если, во время работы, требуется поднять какую-нибудь тяжесть — например, бревно — сыны микадо, подобно муравьям, облепляют это бревно в невообразимом количестве. Под вопли: "уно-сайно!" (это что-то вроде: "раз-два, взяли!"), бревно поднимается. Так и несут его — всей толпой…

Когда Япония стала после войны демонстрировать экономические успехи, многие комсомольчане той эпохи, воспринимали это с некоторой долей удивления — вспоминая, как сопливые японцы вдвадцатером каждое бревно таскали. А теперь, мол, гляди-ка, поднялись!..

Впрочем — на Дальнем Востоке вообще "традиционно", с долей высокомерия относятся к окружающим азиатским народам. Если например в Москве и Петербурге действует (сейчас, правда, подзавяла) секта "преподобного Муна", возглавляемая корейцем — то у дальневосточников сам этот факт вызывает насмешки. В какой-то мере, тут сказывается психология осаждённой крепости. Ведь за Амуром, Уссури и Туманной, живёт и множится неисчислимое китайско-корейское население — что, естественно, воспринимается русскими с подсознательной настороженностью. Да и экономика соседей (за исключением Японии — получившей, впрочем, крупные финансовые вливания из США) долгое время находилась в крайне примитивном состоянии, что позволяло смотреть на монголов, китайцев и корейцев как на дикарей. А то, что творилось в Китае в годы "культурной революции", только утверждало это мнение. Ведь на Дальнем Востоке радиоприёмники всегда неплохо ловили передачи китайского радио — которое на русском языке воспевало всю кошмарную дурь того времени.

Едва Комсомольск покинули эшелоны с отправляемыми на родину японцами, как на город свалились полчища новых иностранцев — беженцев из Северной Кореи. В 1950 году, северные и южные корейцы с энтузиазмом вцепились друг другу в горло. До сих пор историки спорят, кто же первым напал — юг на север, или север на юг. Мне этот спор представляется как минимум наивным — потому что той войны хотели все: и северяне (совокупно со своими покровителями в лице Сталина и Мао Цзэдуна) и южане (активно подбадриваемые американцами и англичанами). Разделение Кореи по 38-й параллели в 1945 году, всеми сторонами воспринималось как чисто временное явление.

Довольно быстро выяснилось, что северяне-то явно посильнее будут. Оно и неудивительно: представьте себе на минуту, что сегодняшних эрэфовских солдат, которые друга дружку в попу насилуют и побираться заставляют, послали в бой против такого же количества, точно так же вооружённых красноармейцев эпохи Великой Отечественной войны. Угадайте с трёх раз, через сколько минут доблестные защитники демократии драпанут по кустам от людей, подобных панфиловцам?..

Уяснив, что судьба ему улыбается, Ким Ир Сен попытался провести блицкриг. Северокорейские войска довольно быстро заняли почти всю Южную Корею (98 % её территории). Но потом на Северную Корею обрушились американцы, не только отбившие Южную Корею, но и взявшие Пхеньян (на 45 суток), а затем вышедшие на пограничную с Китаем реку Ялу. Однако, тут в дело встряли Китайцы, отбросившие американцев на 38-ю параллель — правда, очень дорогой ценой. Они шли буквально по своим трупам. Американцы за всю эту войну потеряли убитыми 58 тысяч человек. Китайцы — 900 тысяч. Погиб даже один из сыновей Мао Цзэдуна, принимавший участие в той войне. Обозлённые американцы пообещали "вбомбить Северную Корею в каменный век". И были близки к осуществлению задуманного. Но, после того как их самолёты пару раз нанесли удары по советским аэродромам в районе Посьета, Сталин послал в Корею советских лётчиков, во главе с самым успешным асом Отечественной войны Иваном Кожедубом (62 сбитых немецких самолёта — притом, что на фронт попал только в 1943 году!). Воздушное наступление американцев было отбито. В 1953 году война затухла, примерно на тех же рубежах с каких начиналась.

Пока шла вся эта катавасия, беженцы отсиживались на территории СССР — в том числе, в Комсомольске-на-Амуре. Для них выделили отдельные бараки, предоставили им работу на городских предприятиях. Да и сами они подрабатывали, как могли. Например — шили для местных. При этом говорили, что живётся им лучше чем в Корее, в которой у многих тогда фанзы топились "по-чёрному".

Отношение к ним русских, было довольно прохладным. Не то чтобы вражда — а просто совершенно разный менталитет и культурный уровень. Когда корейцы сожрали всех собак, каких только могли умыкнуть — их начали поколачивать. А когда они стали предлагать за собак деньги и даже обменивали их на свиней (были подобные случаи) — это вызвало к жизни шквал анекдотов. Обычаи корейцев тоже нередко вызывали насмешки, или недоумение. Например — невестка у них обязана каждый вечер мыть свекрови ноги. А когда корейская семья вкушает такой деликатес как собачатина, лучшие части барбоса — голова и лапы — достаются зятю. Дерутся корейцы не кулаками, а головами — с шипением, похожим на гусиное. На детей своих, если раздражены, шипят подобным же образом. У местных драчунов даже выработался приём — бить голову "атакующего" корейца об колено…

Мало понимания у россиян той эпохи, находило стремление корейцев любой ценой — питаясь буквально травой и кореньями (папоротником, например — он пахнет огурцами, видимо создаёт какую-то иллюзию насыщения), копить разные вещи. Например — яркую материю, целыми рулонами, от пола до потолка. Кореянки, нередко полуголодные, одевались во всё блестящее и обвешивались дорогими побрякушками. В Советском Союзе того времени, подобное "стремление к накопительству", считалось чем-то зазорным (хотя — смотря где конечно; про Среднюю Азию я бы этого не сказал).

Впрочем, вскоре после окончания корейской войны, беженцы вернулись в родные пенаты (некоторые, кстати, отчаянно не хотели возвращаться), где жутко мудрый (а главное — беспощадный) вождь Ким Ир Сен, быстро приучил подданных к простым синим блузам, украшенным лишь значками со своим изображением…

Расстояние между Хабаровском и Комсомольском-на-Амуре, составляет около четырёхсот километров. То есть, примерно столько же, сколько между Москвой и Брянском, Москвой и Костромой, Москвой и Орлом. Трава на тех просторах, вымахивает в рост человека. И кругом (если не считать воинских частей) — пустота. Редко где мелькнёт палатка геологов. А ведь там могло бы пастись множество скота. Дальний Восток мог бы не только себя, но и Сибирь обеспечивать продуктами питания. Однако советское руководство было буквально помешано на всеобщей милитаризации. В Комсомольске-на-Амуре производятся атомные подводные лодки, реактивные истребители — и не только. Для всего этого нужен металл — поэтому действует мощный металлургический завод "Амурсталь". Собственно говоря, город и построен "с нуля", на равном расстоянии от сухопутной границы и от побережья (то есть — малодоступен и для сухопутных, и для морских сил потенциального противника) как военная кузница Дальнего Востока. Вместе с тем, для развития сельского хозяйства и пищевой промышленности в окрестностях, не делалось почти ничего. Люди откровенно посмеивались, глядя в магазинах на латвийскую сгущёнку (из города Резекне) и белорусские орехи лещины. Эта самая лещина, густыми зарослями покрывает все окрестности Комсомольска. Правда, на Дальнем Востоке лещина колючая — но это и есть всё отличие от лещины, растущей "на западе". И сюда волокли орехи из Белоруссии — через всю страну! Так же как и берёзовый сок — с Урала…

Надо сказать — мёду на Дальнем Востоке много (в сравнении с другими регионами России). Но это и понятно — просто нигде в стране нет столько цветов, растущих везде и всюду, без всяких искусственных посадок. Достаточно назвать саранки — жёлтые, красные, чёрные, практически всех цветов радуги — которые в Центральной России напыщенно именуют лилиями. Предприимчивые люди (не хотелось бы называть их мошенниками) приезжают в эти края, ищут по лугам и распадкам особые разновидности саранок, выкапывают, привозят в западные районы России (и не только России), размножают на своих участках — и продают доверчивым гражданам, выдавая за особые сорта лилий, выведенных где-нибудь во Франции, или Италии. И названия этим сортам присобачивают какие-нибудь фердиперцевые, типа: "Золото Короны", или "Королева Изабелла". А по этим "королевам" где-нибудь в Приморье коровы топчутся…

Примерно такая же история случилась с плодом, который известен теперь под названием "киви". Сейчас рассказывают сказки о неких селекционерах из Новой Зеландии, которые якобы сумели скрестить клубнику со сливой (или ещё что-то в этом роде) и таким образом получили чудо-гибрид, названный в честь символа Новой Зеландии — птицы киви. Всё это конечно чепуха. "Киви" — одна из разновидностей лиан, которых много на российском Дальнем Востоке. Например, "Бархат Амурский" — тоже разновидность лианы.

Просто (в случае с "киви") какие-то предприимчивые новозеландцы хорошенько полазили по нашим лесам, вывезли понравившиеся плоды в свою страну, размножили (допускаю, что несколько улучшили, путём элементарной селекции), дали им "своё" название — и стали продавать по всему миру.

Между прочим — орехи дальневосточного кедра (если правильно — "сосны корейской"; настоящие кедры растут в Ливане и никаких орехов не дают) в три раза крупнее, чем орехи кедра сибирского (точнее — "сосны сибирской"). В Москве я нигде ни разу не встречал дальневосточных кедровых орехов. И не только в Москве, но и нигде к западу от Байкала. Большинство русских людей (тем более — европейцев) даже не представляют себе, каким крупным может быть кедровый орех. Рано или поздно, какой-нибудь предприимчивый малый из Швейцарии или Канады, вывезет саженцы дальневосточного кедра к себе на родину, придумает местное название ("пихта монбланская", или скажем, "секвойя юконская"), и будет стричь купоны с граждан государств, чьи власть имущие не хотят палец о палец ударить, чтобы взять из рук природы то, что она буквально сама им протягивает.

Та же Северная Корея, имеет немалые плантации женьшеня, которые являются одним из главных источников валюты для этой страны. И даже Польша, с её не очень-то подходящим для этого климатом, пытается стать поставщиком женьшеня на мировой рынок. Между тем, специалисты в один голос говорят, что именно российский Дальний Восток — идеальное место для произрастания женьшеня. Именно у нашего женьшеня наиболее сильны целебные свойства. Но что-то я не слышал ни об одном хозяйстве, которое занималось бы выращиванием женьшеня. А если и займётся — можно себе представить, какая орава бандитов, чиновников, налоговиков и прочих вымогателей, навалятся на это самое хозяйство!..

Наверное по этой же причине (если тут уместно само слово "причина") многие жители России понятия не имеют, что крупнейший вид осетра — калуга — водится именно в Амуре, а не где-нибудь в районе Астрахани. Равно как многим невдомёк, насколько крупными бывают самые большие в мире камчатские крабы. А мягкотелые черепахи из озера Ханка, являющиеся дорогущим деликатесом по представлениям европейских гурманов — кто о них в России вообще слышал?! А морские котики, с их ценнейшим мехом! А куча других, не менее ценных представителей фауны и флоры Дальнего Востока (например — элеутерококк)!.. Так стоит ли делать ставку только на безудержное выкачивание сахалинской нефти — да на примитивное сведение леса, отправляемого необработанным кругляком за рубеж?..

На линии Волочаевка — Комсомольск-на-Амуре, станции носят в основном нанайские названия: Джелюмкен, Менгон, Тейсин, Болонь, Эльбан… Да и на месте Комсомольска когда-то стояло нанайское стойбище Дзёмги. В переводе — "берёзовая роща". После одной из эпидемий оспы (как тогда говорили — "морового поветрия"), осталось от того стойбища два чума. Вообще, эпидемии, то и дело налетавшие из Китая, регулярно косили местные народности. В наше время "Дзёмги" — один из районов Комсомольска.

Несмотря на нанайские названия, живут в пристанционных посёлках в основном русские (нанайцы давно ушли за Амур — они просто не могут существовать без красной рыбы, которой становится всё меньше). С одним из таких посёлков у меня связаны два воспоминания из далёкого детства — хотя и жить-то там довелось всего один год. Посёлок Менгон, расположенный километров за 90 от Комсомольска, делился железнодорожной линией на две части — "гражданскую" и "военную". На "гражданской" стороне — частные дома с огородами. На "военной" — воинская часть и огромные (воинские же) склады. На станции было два магазина: обычный "гражданский", и "военторг". Так, по крайней мере, было в середине 1970-х.

Первое воспоминание связано, со странной по своей примитивности "шпионской" историей.

В "военной" части Менгона была маленькая общага, в которой ютились какие-то неприкаянные выпивохи, видимо после лагерей, работавшие где придётся — то дрова для котельной рубят, то канавы какие-нибудь копают. В общем, так сказать — местные чернорабочие. Среди этой публики затесался невзрачный тип с азиатской внешностью, назвавшийся казахом. Сейчас-то, поездив по свету, я понимаю, что на казаха он не был похож — скорее смахивал на уйгура, или туркмена (каковым, возможно и был). Для казаха у него было недостаточно плоское и округлое лицо, недостаточно узкие глаза. Впрочем, для такого захолустья как Менгон, его легенда была вполне удовлетворительной. Когда у него спрашивали, чего ради он припёрся на Дальний Восток — он нёс какую-то ахинею насчёт того, что, мол, он чем-то там болеет, ему для лечения нужны определённые травы, растущие только в Приамурье. Мог бы придумать кучу причин попроще и поправдоподобнее, типа: с женой поссорился, или — с начальством не ужился… Да мало ли что можно было сказать!

Хотя и эта странность никого особо не озадачила. На Дальнем Востоке, с его вечным изобилием бичей, хватает людей с самыми причудливыми биографиями. Никто просто внимания не обращал на этого человека. Но он, уловив, что в этой общаге, в одной компании с сомнительным контингентом, ему не светит ничего кроме самой примитивной работы (не имеющей отношения к воинским складам), сам начал обращать на себя внимание.

Как-то утром его увидели на пороге общежития, с совком и веником в руках. Он громко возмущался: "Свиньи! Как так можно! Намусорили, наблевали — и спать завалились! Пьяницы, алкоголики паршивые!.."

Народ слегка подивился на внезапное преображение среднеазиатского перекати-поля в примерного гражданина, но в конце концов, это его дело — пьёт ли он с другими обитателями общаги, свиньями ли их обзывает… каждый по-своему с ума сходит.

А исправившийся сын Азии, пошёл к начальнику воинской части (фактическому хозяину посёлка) и попросил какое-нибудь отдельное жильё: "Не могу с этими свиньями жить вместе!.."

Начальник (в звании капитана) отмахнулся от него: "Где я тебе отдельное жильё возьму? Вон, на краю посёлка старая баня стоит (там была полная развалюха, давно не использовавшаяся по назначению). Хочешь — селись."

Визитёр поблагодарил капитана и… в течение двух недель, к изумлению всего посёлка, сделал из старой развалины конфетку, домик на загляденье — проведя туда (абсолютно без чьей-либо помощи) электричество и водопровод. День и ночь таскал из лесу брёвна, что-то пилил, рубил, строгал, конопатил, демонстрируя просто чудеса трудолюбия. Подтащив от автомастерской сварочный аппарат ("арендованный" на какое-то время за бутылку), сам занимался сваркой труб. устанавливал краны…

Заодно, видимо решив показать себя во всей красе, он стал во время работы громко петь. Ах как он пел! Это был великолепно поставленный голос настоящего артиста. Все песни пел с чувством, а главное — от начала до конца, не пропуская слов и куплетов. На чистейшем русском языке.

На него даже стали заглядываться стонущие от безделья жёны офицеров. Начальник воинской части допустил его к охране складов (их охраняли вольнонаёмные; солдаты-стройбатовцы только строили что-то). И он, повесив карабин на плечо, пошёл охранять…

Но — приглядывался к нему и ещё кое-кто. И этот кое-кто, вовсе не числился каким-либо начальником. Ничего подобного — всего лишь сторож магазина. Не "военторга" — обычного "гражданского". Спокойный такой старичок (не слишком, впрочем, дряхлый). Именно он, как оказалось, был тем "недремлющим оком КГБ", которое следило за происходящим в посёлке — а вовсе не барствующий и спивающийся начальник воинской части, не психованный замполит, колотивший по пьянке солдат поленом, и не одинокий милиционер, изредка появлявшийся на вокзальчике.

Поговаривали потом, что первым толчком для неясных ещё подозрений, послужил громкий смех какой-то бабы, которой показалось забавным, что можно приехать в местную глухомань, для лечения травами.

То есть — Дальний Восток конечно богат уникальной растительностью. Но не приняты в нашей стране подобные траволечебные вояжи, не принято так поступать. Да к тому же — почему именно никому не известный (но напичканный воинскими складами) Менгон?..

Подобных ляпов, мнимый казах допускал многовато. Сам, по сути, всё усложнял. Видимо насмотрелся советских кинофильмов, производства 50-х годов, в которых "советские люди" всегда поют — прямо на улице, на работе, в трамвае. Поют хорошо — и во весь голос.

Он постоянно спотыкался на мелочах. А из мелочей, как известно, в основном и состоит наша жизнь. Помню как на моих глазах, он захотел что-то дать собаке и начал её подзывать: "Собака-собака-собака!.."

Я, ковыряясь в носу, удивлённо заметил: "Это не собака."

— "А кто — верблюд что ли?"

"Это Полкан" — пробормотал я, ещё более удивлённый словами про верблюда (в Приамурье нет верблюдов, оттого про них и не вспоминают в повседневной речи).

Когда однажды какая-то женщина, собирая ландыши, приблизилась к его избе (бывшей бане), он (видимо приняв её за подосланную и подсматривающую) выскочил на крыльцо и начал изощрённо материться. Нервишки видать пошаливали. Вообще-то в тех краях матом никого не удивишь (а где в России им кого-то удивишь?). Но он выражался так странно, что бедная баба не столько оскорбилась, сколько удивилась. Я стал невольным свидетелем (на меня просто не обращали внимания, считая что я ничего не соображаю — традиционное заблуждение взрослых по отношению к детям) того, как она рассказывала двум случайным слушательницам: "Назвал меня немецкой подстилкой! А я в войну только родилась!.."

Да, тут он дал маху. В здешних краях не знали немецкой оккупации — ни кайзеровской, ни гитлеровской — поэтому подобное ругательство на Амуре просто не в ходу.

Дедок-сторож (обладавший удивительной способностью — как из-под земли появляться там где сплетничали) стоял тут же чуть в сторонке, вроде бы ко всему безучастный. Он только усмехнулся едва заметно и пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь: "Ничего-ничего, ему недолго осталось…"

Вскоре "казаха" сняли с охраны и поставили на какую-то подсобную работу. До него начало доходить, что дело неладно — кажись попахивает жареным. Он стал лучше ориентироваться, соображать — откуда ветер дует. Последние несколько суток его пребывания в посёлке, дед-сторож ни на минуту не выходил из караульного помещения воинской части, в котором отдыхают пришедшие с дежурства люди и постоянно присутствует начальник караула. Псевдоказах крутился возле этой караулки, явно выслеживая сторожа.

Но в конце концов нервы его не выдержали — он сел в пригородный поезд и поехал в Комсомольск. Разумеется, ему "прицепили хвоста". И хвостом этим, был вовсе не какой-нибудь мрачный тип в тёмном плаще с поднятым воротником, в надвинутой на глаза шляпе и чёрных очках. Это была обыкновеннейшая деревенская бабка — жена сторожа-соглядатая, — с лукошком в руках и простецким платочком на голове. Она проследила своего "подопечного" до Комсомольска. Там "заступил на вахту" другой "хвост". Беглец пересел на поезд, идущий в сторону Советской Гавани. В том поезде его и взяли. Так, по крайней мере, в посёлке рассказывали. Думаю, что это было правдой. Хотя, если бы ему удалось улизнуть — всё равно распространили бы слух о том, что его благополучно арестовали.

Это было время, когда китайцы, по радио, постоянно капали на мозги жителям приграничья, бросаясь из крайности в крайность (в этом и была слабость их пропаганды) — то обещая всем русским выпустить кишки и побросать их в Амур, то призывая "доблестный советский народ" поднять восстание и уничтожить "подлую брежневскую клику ревизионистов". Вспоминая порой о том злосчастном китайском шпионе (думаю, он действительно был таковым), который умудрился провалиться в занюханном Менгоне, я допускаю тщеславную мыслишку, что простой русский бомж, мог бы добиться на его месте большего (при желании, конечно) — не за счёт ума или таланта, а именно благодаря знанию тех примитивнейших мелочей, которые, на первый взгляд, не стоят внимания. Ведь в принципе, кое в чём, подготовлен человек был неплохо. Представляю, чего стоило китайцу, от и до вызубрить русские песни и исполнять их на таком уровне (возможно он был по национальности уйгур, или туркмен — это в корне дела не меняет). А мастерство "на все руки", способность за пару недель в одиночку поставить дом на месте развалюхи!..

Но — практической жизни он не знал. Оттого и совершал глупейшие ошибки — одну за другой. А ведь на таких небольших станциях, поблизости от воинских частей, к приезжим всегда присматривались.

Ну что стоило ему, например, не уезжать из Менгона пригородным поездом, предварительно купив билет, а просто-напросто залезть ночью на любой товарняк, ждущий встречного поезда — и так улепетнуть? Бомжи, никем не преследуемые, зачастую так и путешествуют. Но в том-то и дело, что не привык человек подобным образом поступать. Жизнь как таковая, его не била, изворачиваться по-настоящему ему не приходилось. Всё привык делать "правильно", не обучен был существовать "на подножном корму". А обучить человека не жить, а существовать — не так-то просто.

Видимо, тут сыграло свою роль и общее хреновенькое качество работы китайских спецслужб, которые не удосужились объяснить своему агенту той простейшей истины, что самое страшное для него — это привлечь к себе повышенное внимание (чего он сам добивался и в конце концов добился).

Второе моё воспоминание, связанное с этим посёлком — несколько иного рода (хотя, там тоже имела место, по сути, трагикомедия).

Летом продавщица "гражданского" магазина ушла в отпуск и поехала куда-то на юг. Там, на юге, она сломала ногу и месяц провела в больнице. В общем — магазин почти два месяца не работал. Но это мало кого волновало, потому что исправно функционировал "военторг". Оба магазина являлись, по существу, универсамами — там продавались и продукты, и спиртное, и одежда, и парфюмерия — в общем, всё.

И вот, в неработающий магазин, неким образом, предположительно через чердак, залез какой-то бродяжка. На местном вокзальчике постоянно ночевали люди, скажем так, неравнодушные к спиртному. Днём они собирали ягоду (или грибы, орехи), продавали собранное в городе на рынке (а ещё чаще — сдавали за гроши тут же на станции, в местный магазин), покупали выпивку, ночевали на вокзале — и наутро снова шли за ягодой (грибами, орехами). Так и жили.

Видимо человек, забравшийся в магазин, был из подобной же публики. Вряд ли он сам понимал, как ему повезло. Мог бы не спеша, день за днём, вывезти на городской рынок весь этот магазин. И было что вывозить и продавать. Например — в магазине лежала большая партия хороших чешских костюмов, копчёная колбаса, водка, коньяк и многое другое. На вырученные деньги, мог бы себе и времянку какую-нибудь купить (они тогда стоили копейки).

Но — целый месяц он пил и ел, ел и пил, не просыхая.

Больше всего ему нравилось закусывать водку шоколадом. Там же, в магазине, и "в туалет ходил". В том числе — "по большому", навалив по всем углам обильные кучи.

Однако всё прекрасное когда-нибудь кончается. В конце-концов вернулась из затянувшегося отпуска продавщица. Взяла с собой сторожа — и пошла открывать магазин. Если бы у алконавта хватило ума спрятаться за дверью и потом потихоньку выскочить — он имел все шансы улизнуть. Продавщица ходила прихрамывая, сторож давно вышел из спринтерского возраста — кому там было гнаться за беглецом (если б его вообще заметили), тем более, что сразу за околицей посёлка начинался лес…

Но, воришка решил, что пришли именно за ним — и, схватив в качестве оружия бутылку водки, спрятался под прилавок. Едва сторож с продавщицей вошли, как герой нашего времени въехал сторожу бутылкой между ног и спрятался ещё дальше, вглубь ящиков.

Продавщица завизжала, выскочила из магазина, волоча за руку скорчившегося сторожа — и заперла дверь на замок (сторожа потом пацанята дразнили — и я в том числе: "Больно было?..").

На вопли сбежался народ. У многих в руках охотничьи двустволки (правда, в основном не заряженные — отношение к происходящему было скорее как к развлечению чем к чему-то серьёзному). Прикатила милиция. Забрали подлого грабильщика. Вроде бы три года ему дали. Говорят, продавщица сделала попытку поживится за его счёт, заявив о пропаже какой-то суммы денег. Но следователь заткнул ей рот одним вопросом: "А ты что — уходя в отпуск, не все деньги сдала в банк?.."

Такая вот странная история. А может, не столь уж и странная. Это в кино всё красиво, круто и логично. В реальной жизни, дважды два — не всегда равно четырём.

Вот и меня жизнь, так киданула и завертела, что я сам, весьма странным и нелогичным образом, еду на пригородном поезде мимо Волочаевки, от которой отходит линия на Комсомольск — и могу лишь вспоминать о прошлом, потому что будущее у меня, туманнее некуда.