В общем, решил пробираться в Прибалтику. С одной стороны — если где-то в СССР и можно было пристроиться человеку в моём положении, так это в регионах, где советскую власть откровенно недолюбливали. По тогдашним моим представлениям, Прибалтика, в этом плане, была местом подходящим. При том, в ней не могло быть кавказского хаоса и бардака. Не те люди, не тот национальный характер (как сказали бы сейчас — менталитет). С другой стороны — из Прибалтики можно попытаться уйти в Швецию по Балтийскому морю.
В Туапсе мне повезло — я нашёл товарный вагон, гружёный большими, тяжеленными ящиками, окованными железом. На ящиках была маркировка, сообщавшая о том, что они следуют из Риги в Батуми, на электроламповый завод — и дополнительная надпись: "подлежат возврату". А так как ящики были пустые, то я понял, что они, после выгрузки из них каких-то причиндалов, следуют возвратом в Ригу. Вот и отлично. В ящике сухо, не дует. Крышка (на петлях, подобно крышке сундука) закрывается плотно — никто тебя со стороны не увидит. И таких ящиков в вагоне много — поди догадайся, что в одном из них кто-то есть. Покатил я в Прибалтику…
В Батайске вагон дважды спускали с горки. При ударах "моего" вагона о другие, возникала грешным делом мыслишка — не вылететь бы нахрен отсюда вместе с ящиком! Это до какой же всё-таки степени нужно не шурупить в экономике, "забив" и на вагоны, и на грузы в них содержащиеся — чтобы додуматься спускать поезда с горок, равнодушно глядя как вагоны со зверской силой бьются друг о друга, порой даже подскакивая от ударов!..
Товарняк — не пассажирский экспресс. На какой-нибудь узловой станции он может и весь день простоять. А кушать-то что-то надо. На небольшом полустанке, где поезд ждал встречного, я вылез и пошёл искать пропитания. Это была уже Белоруссия.
Возле одного из домов были слышны голоса, особенно громко звучавшие в вечерних сумерках. Подойдя ближе, увидел двух не совсем трезвых граждан — молодого и пожилого. У пожилого был разбит нос, кровь растеклась по рубашке. Но он с пьяным задором не обращал внимания на подобный пустяк и крыл матом молодого, размахивая руками. Молодой стоял набычившись и видимо готов был продолжить кулачную обработку несговорчивого оппонента. Но к тому времени я уже не просто хотел кушать — я зверски хотел жрать, у меня суток трое корки хлеба во рту не было. Поэтому, не особо смущаясь перебранкой двух пьяных белорусов, подошёл и попросил какой-нибудь еды. Молодой кивнул на супротивника: "Я что, я сам тут пришлый, он тут хозяин…" Пожилой прекратил словоизвержение, похлопал глазами, поскрёб в затылке: "Ну чё я дам? Ну сала дам, яиц дам, молока дам, хлеба… А больше чё я дам?.."
— "Ну давай и то, и другое, я человек не гордый, шашлык не прошу!"
Пустой желудок прибавил нахальства.
Молодой тем временем испарился.
Мужичок попёрся в какую-то пристройку и, то-ли по доброте душевной, то-ли с пьяных глаз, или на радостях что конфликт не увенчался дополнительным мордобоем, вынес мне здоровый шмат сала, кучу варёных яиц, каравай хлеба и банку молока. Уж не знаю, что они там обо мне подумали. Может решили что я охраняю груз на одном из вагонов? Впрочем — главным для них было окончание драки, а не моя персона.
Пропустив встречный поезд, товарняк тронулся. Теперь я был сыт — и у меня ещё оставался порядочный кусок сала.
Утром, проснувшись, некоторое время не мог понять — сплю я или нет и где вообще нахожусь. Мне перед этим снилось, что я разговариваю с матерью и она расспрашивает меня о побеге из армии, а я ей отвечаю…
Впоследствии, много позже, довелось узнать, что перед этим ей сообщили о моём дезертирстве и ночью она обо мне думала и молилась. Именно той ночью. И хотя она находилась в Красноярском крае, а я спал в гробообразном ящике, в вагоне поезда, полным ходом идущего по белорусско-латвийскому порубежью, мысленно мы с ней соединились ничуть не хуже чем по телеграфной линии. Даже лучше — ведь я видел перед собой её лицо! Пусть мне после этого кто-нибудь докажет, что таких явлений как телепатия и передача мыслей на расстоянии, не существует!
Сбросив сонное оцепенение, я приподнял крышку ящика и увидел вдали характерные остроконечные крыши, несвойственные большинству русских городов. Как-то сразу скумекал, что поезд въезжает в Ригу. Меня совсем не устраивала перспектива вылазить из вагона под удивлёнными взглядами железнодорожников и грузчиков. Поэтому, как только товарняк маленько замедлил ход, проезжая мимо одной из пригородных платформ, я спрыгнул на ходу, мысленно послав на три буквы многочисленных пассажиров, ожидавших на той же платформе электричку. Благо, рядом находилось какое-то кладбище, в расположение которого я и нырнул. А латышские кладбища — это поэма! Я не видел в Москве самых лучших парков, которые были бы столь же заботливо ухожены, засажены цветами, уставлены скамейками для отдыха, вдоль великолепных дорожек. Тот кто хочет узнать, каким может быть самый уютный городской парк — пусть посетит латышские кладбища…
Отойдя подальше, укрывшись немного от посторонних глаз и собравшись с мыслями, решил выехать за пределы Риги на электричке. Но те идут через город "насквозь" (по крайней мере — тогда так было). Кстати — в Москве, на некоторых направлениях, есть подобные же маршруты. Например, некоторые электрички, идущие с курского направления (допустим — из Подольска), следуют не до Курского вокзала, а на рижское, либо белорусское направление (например — до Дедовска, или до Одинцова). А некоторые электрички, идущие с белорусского направления (допустим — из Звенигорода), следуют не до Белорусского вокзала, а на курское, либо савёловское направление (например — до Щербинки, или до Лобни), проходя таким образом, "насквозь" всю Москву.
Не зная аналогичных рижских заморочек, я малость заплутал. А спросить что-либо у посторонних — проблематично. К военным подходить нельзя — могли поинтересоваться из какой я части (на мне ещё была военная форма). Внешне "обычных" (то есть — гражданских) русских, от латышей отличить трудно (разве что женщин — если симпатичная, значит русская; если морда кирпича просит, значит латышка). Спрашивать же латышей о чём-либо, почти бесполезно. Кривятся как от зубной боли, бормочут: "Не зна-а-ю-у". Либо показывают в сторону, обратную от нужной.
Так я приноровился спрашивать о чём-либо у цыган. Их с латышами не спутаешь.
Известно, что цыгане в школах почти не учатся. Если какому-нибудь цыгану приходит в голову блажь отдать в школу своих цыганят, то это обычно становится испытанием для учителей и соблазном для других учеников. Девочек-цыганок я в школах вообще не встречал никогда. Тем не менее, в Латвии "дикие" цыгане, говорят по-русски гораздо чище "цивилизованных" латышей. На вопросы отвечают честно и охотно, без враждебности, к русским относятся доброжелательно. Услышав чисто русскую речь, дружелюбно улыбаются — может быть потому, что сами чувствуют по отношению к себе неприязнь со стороны латышей. По крайней мере, так было в 1988 году.
Прибалтика конечно не Кавказ, но по-своему и там ощущалось какое-то напряжение в отношениях между людьми разных национальностей. Образно выражаясь, какие-то флюиды межнациональной розни, буквально носились в воздухе. Как чувствуется приближение грозы — по духоте, по ноющим ранам, по тому как клонит в сон, по поведению птиц и животных, и по множеству других, порой едва заметных признаков — так чувствовалось уже тогда, летом 1988 года, приближение чего-то тяжёлого и неприятного.
И хотя на Рижском взморье я видел детей, дружелюбно тараторивших друг с другом на странной смеси русского и латышского языков, тем не менее, невольно закрадывалась в голову мысль о том, что такой интернационализм весьма хрупок и наверное легко треснет под мощным натиском взаимных претензий взрослых дебилов.
Однажды под Тукумсом, так уж получилось, довелось мне вступить в близкий контакт с семьёй латышей. Рассказал им о себе. Они тут же помогли мне с одеждой и снабдили полной сумкой продуктов. Может это исключительный случай, а может быть прибалты и впрямь, в массе своей, неплохие люди, когда их мозги не замусорены националистической шелухой.
Ещё одна маленькая деталь: женщина работает на переезде; флажок в руках держит, когда поезда мимо проходят. Этакая баба Дуся латышского розлива. А в квартире у неё вся стена — от пола до потолка — заставлена книгами. И она их все прочла, готова обсуждать их содержание, она, вздыхая, сетует на то, что на ялтинской конференции Сталин обвёл вокруг пальца Черчилля и Рузвельта, отхватив под свою руку всю восточную Европу… Ту же картину можно наблюдать почти на любом хуторе, состоящем порой из одного-двух домов, затерявшихся в лесу. Жители таких хуторов вовсе не похожи на дремучих лесовиков, зимой и летом шлёпающих по грязи в резиновых сапогах и смолящих самокрутки. Это вполне цивилизованные люди, вид которых не вызвал бы "понимающих" усмешек у прохожих, на улицах Москвы или Петербурга. И даже несчастные шоферюги, обращаясь друг к другу с просьбой показать куда-либо дорогу, для начала вежливым тоном произносят: "Скажите пожалуйста-а…" На мелких железнодорожных станциях, на которые в России и соваться-то опасно, из-за риска нарваться на тусующуюся там шпану, в Латвии стоят диванчики, и в уголке — телевизор. Даже если вы единственный пассажир, по вашему желанию его включат.
Не очень-то приятно это признавать, но в комнате русской доярки, или дежурной с переезда, такое количество книг вряд ли увидишь. А если и увидишь, так она не забудет смущённо пояснить (стесняется!), что: "Это дочка читает", или "Зять приволок"…
Конечно, не стоит отрицать очевидную разницу между культурным уровнем основной массы народа, в Прибалтике и в России. И сравнение это — не в пользу россиян. Правда, культурный уровень жителей Закавказья и Средней Азии, заметно ниже общероссийского. Но может ли это служить утешением для нации Толстого и Достоевского, Туполева и Королёва?
Однако не стоит забывать и о том, что прибалты не пережили такого кошмарного геноцида, какой обрушился на русских (вкупе с украинцами и белорусами) в годы Гражданской войны, когда наиболее грамотных, развитых, верующих людей — мозг и совесть России (равно — Украины и Белоруссии) — целыми баржами топили в реках и морях, бессчётно расстреливали в качестве заложнников и просто "под горячую руку", миллионами изгоняли за границу. По свидетельству деникинцев, на время занявших Крым и нырявших для осмотра затопленных у берегов барж с людьми — качающиеся в воде полуразложившиеся трупы, напоминали лес колышущийся под ветерком. Лес трупов! Это были трупы людей, наиболее развитых, знавших, как правило, не один иностранный язык и по интеллектуальному уровню превосходивших современных прибалтов. Словно сам Сатана проводил интеллектуальную кастрацию русских, украинцев и белорусов!
Не мешает кстати, добавить, что в 1920 году, окончательно заняв Крым, большевики учинили там такую дикую резню (в том числе — немощных старух и беременных женщин), что прежние уничтожения людей на этом полуострове (в том числе — вышеупомянутые баржи с утопленниками), просто померкли и как бы забылись. Достаточно сказать, что одно из небольших горных озёр (а для Крыма, горное озеро — великая редкость) пришлось сначала засыпать хлоркой, а потом завалить сверху землёй, во избежание возникновения эпидемии, так как озеро представляло собой сплошную мешанину из крови, трупов, кишок убитых людей — лучших людей России, бежавших в Крым со всей империи…
И разумеется, такие жестокости творились не только в Крыму. Ареной массовых убийств была вся русская земля. Сегодня принято вспоминать о грехах Сталина и только его обвинять во всех преступлениях. Нисколько не оправдывая этого деспота, хочу однако заметить — когда министра иностранных дел СССР Молотова (лично хорошо знавшего — и Ленина, и Сталина) спросили: "Кто был более твёрдым и беспощадным — Ленин, или Сталин?", он без колебаний ответил: "Конечно Ленин!"
Сталин, впрочем, старался от учителя не отставать — и в 1929-32 годах подверг искоренению наиболее справных крестьян, а в 1937-38 годы усиленно добивал ту часть образованных людей, которая в Гражданскую войну была однозначно на стороне красных и потому при Ленине резне не подверглась. Да и только ли при Сталине подобное творилось? Ещё я — далеко не старик, учившийся в школе как раз во время чехарды с правителями (смерть Брежнева, Андропова, Черненко — одного за другим), застал политику официального идиотизма, когда дети верующих людей (православных, староверов, баптистов), цвет и надежда нации, лучшие из школьников, подвергались насмешкам и презрению, со стороны прокуренных потасканных комсомольцев (ставших впоследствии вымогателями-рэкетёрами, душегубами-киллерами, сутенёрами и проститутками).
В Риге, Таллине и Вильнюсе, не рвали динамитом храмы, не воспитывали молодёжь на примере Павлика Морозова, не жгли прилюдно иконы и не топтали кресты. Даже во времена советского господства — было всё-таки кое у кого "в верхах" смутное понимание того, что прибалты не доведены до состояния полного скотства, с ними надо поосторожнее, полегче. Да простят мне подобное сравнение, но Прибалтика подобна барышне, которую против её желания выдали замуж за неугодного ей, хамоватого господина. Этот господин бывал с нею временами груб, а временами пытался задобрить. Россия же, похожа на женщину, которую зверски изнасиловала толпа маньяков. Есть разница?
При таком раскладе, удивляться надо не тому, что русские, в массе своей, выглядят менее культурными чем прибалты, а тому что Россия, вопреки интеллектуальному геноциду, умудряется оставаться довольно развитой ядерно-космической державой. Более того — именно на русских держатся наука и промышленность в той же Прибалтике. Это ж каким потенциалом живучести и интеллекта нужно обладать, чтобы после всего происшедшего не скатиться на уровень каменного века?!..
Так что пусть европейские дамы-нации, не подвергшиеся кошмарному насилию, выпавшему на долю России, не глядят на неё свысока. На месте России они просто не выжили бы. Да и насиловать бы их не пришлось — сами задрали бы юбки, немножко поохав для приличия.
А Россия сопротивлялась, как никто иной. Для того чтобы утвердиться у власти, большевикам пришлось пять лет нас завоёвывать — с 1917 по 1922 годы, не останавливаясь ни перед какими зверствами и запрещёнными приёмами, не применявшимися даже монголо-татарами. Ни одна нация никогда не оказывала коммунистам такого ожесточённого, отчаянного сопротивления, какое оказали русские. И ни одной нации большевики так не опасались, как русских. Когда в разгар советско-польской войны, в 1920 году, войска генерала Врангеля повели наступление из Крыма, Ленин тут же принял решение — перебросить всё что только можно, с польского фронта на крымский (хотя Польша во много раз больше Крыма). Потому что с поляками спор шёл за некоторые западные окраины. С белыми — за Россию.
Тот же Ленин шёл на любые территориальные уступки Эстонии и Латвии, даря древнерусские города (Ивангород, Печоры, Изборск…), лишь бы прибалты не поддерживали белогвардейцев.
Надо отдать должное Ленину — он умел мыслить глобально и трезво. Это был талантливый негодяй, который понимал, что победить большевизм могли только русские (что в конце концов и произошло). Понимал, что после победы над Деникиным, Колчаком и Юденичем, все самостийные "государства", нарисовавшиеся за спинами русских белогвардейцев (Грузию, Армению, Азербайджан, Украину, Латвию и т. д., и т. п.), можно будет на одну ладонь посадить, другой прихлопнуть. Поэтому с усмешкой швырял кое-что подобным "странам" — берите, поиграйте, только не мешайтесь под ногами, пока мы Россию в ярмо загоняем — чтобы потом забрать эти псевдогосударства целиком, вместе с подаренными на время окраинами. А вот у руководителей всех этих свежевылупившихся республик — глобального, трезвого мышления, не было ни на грош. Им была свойственна психология мелкой шпаны. Грабь Россию, пока она больная и беспомощная! Хватай больше, уноси дальше, а москали хай кровью заливаются — их проблемы!..
Вместо того чтобы в трагический час тяжелейших испытаний, отбросить детские обиды (во многом надуманные) и объединить усилия в борьбе за спасение матери-России, они думали лишь о грабеже этой самой России, и о незалежности своих закутков-окраин, не понимая той простой истины, что в Тбилиси и в Риге, в Баку и Таллине, в Киеве и Ереване, будет такая же власть, какая будет в Москве. Мы, русские, в одиночку бились с большевиками, спасая от них весь мир, который не хотел этого понимать и предавал нас на каждом шагу, помышляя лишь о сиюминутных грошовых выгодах. После нас никто уже не оказывал коммунистам такого сопротивления. Оклемавшись после жестокой драки с нами, они пошли по соседним землям парадным маршем. Один из латышских националистов уже в наши дни как-то посетовал на то, что во время ввода советских войск в Латвию в 1940 году, "ни один цветочный горшок не был сброшен из окна на головы советских солдат". Финнам удалось меньше года потрепыхаться на своём, заранее хорошо укреплённом перешейке (получая военную помощь и даже пополнение добровольцами из многих стран Европы), так они корчат из себя героев. Хотя никакой опасности для большевизма Финляндия не представляла и спор там шёл за едва видимые на карте клочки земли.
Сейчас любят проводить параллели между гитлеровской Германией и сталинским СССР. Но Гитлер пришёл к власти без единого выстрела. Немцы ещё до начала Второй Мировой войны с наслаждением орали — "Хайль Гитлер!" — в барах Чехословакии и Австрии, Бельгии и Литвы, где их никто не мог заставить это делать. Немецкие врачи становились в очередь, желая проводить опыты на заключённых в концлагерях (ну как же — такие возможности для развития медицины!). И впоследствии, когда после разгрома гитлеровцев, в Западной Германии утвердилась власть американцев, французов и англичан, а в Восточной — власть коммунистов, немцы ограничились лишь ворчанием сквозь зубы, даже не подумав устроить что-то вроде Тамбовского восстания, Кронштадтского мятежа, или "ледяного похода".
Все эти эстонцы, поляки и прочие чехи, спокойно и терпеливо кряхтя, ждали, пока умытая кровью Россия придёт в себя, подрастёт поколение относительно образованных русских людей (пусть и не столь образованных как дворяне, пусть и напичканных пропагандой). Тогда глядишь, русские и открутят головы большевикам…
Так и случилось. Убитая и закопанная Россия, сумела воспрянуть, подобно Лазарю воскрешённому Христом.
Конечно, выкарабкавшийся из могилы человек выглядит непрезентабельно. Но именно мы, русские, какие уж есть, подарили свободу и независимость всем республикам, захваченным большевиками — на блюдечке с голубой каёмочкой, даже не подумав потребовать какой-либо компенсации за многочисленные предприятия общесоюзного значения, построенные на территории советских республик, в основном руками русских людей, преимущественно на их же средства.
Зато каких-то "компенсаций" не стесняются сегодня требовать с нас, обвиняя в том, что мы раньше остальных оказались под ярмом большевизма, начисто забывая о "подвигах" латышских "красных стрелков", китайских наёмников, еврейских комиссаров, венгерских палачей, польских чекистов и прочих "интернациональных" отбросов, без которых большевизм в России просто не удержался бы.
А нам, конечно, нужны годы и годы, для того чтобы полностью прийти в себя. Наверное лет через 200–300 мы подтянемся до общеевропейского уровня (я не имею в виду уровень европейских рокеров, наркоманов, гомиков и лесбиянок — такие достижения нам и нахрен не нужны). Тот же Ленин как-то сказал, что, для того чтобы дворяне-декабристы вышли на Сенатскую площадь в 1825 году, "потребовалось три поколения непоротых дворян". Да и из Библии известно, что Моисей 40 лет водил евреев по пустыне, дожидаясь, пока вымрут все, помнившие рабство. Нам тоже нужно не менее трёх поколений, не прошедших ломку страхом и унижениями, чтобы "прийти в норму".
Вот только есть ли у нас это самое время? Невольно складывается такое впечатление, что окружающие нас нации, ничего не поняли, ничему не научились, не сделали для себя никаких выводов — и по-прежнему придерживаются тактики уличной шпаны. Да уж, верно говорят: "История учит, что она никого ничему не учит"…
При всей внешней цивилизованности прибалтов, есть у них одна черта, которую я не в силах — ни понять, ни оправдать. Дело в том, что на прибалтийских дорогах, совершенно бессмысленно ловить попутку. Не остановится никто (разве что какой-нибудь дальнобойщик из России или Белоруссии) — хоть сдохни! При этом они ведь не знают, кто именно "голосует" — латыш, эстонец, или русский. Углядев такую особенность, а также учитывая их склонность жить поодиночке, на отдалённых хуторах, я лично пришёл к выводу (допускаю, что небесспорному) о том, что стойкий индивидуализм прибалтов, граничащий с откровенным эгоизмом, стал одной из главных причин того, что эти народы очень долгое время не имели своей государственности, не находя в себе сил объединиться для дружной борьбы за независимость.
Но эти же черты характера, очевидно помогли им сохранить себя в качестве отдельных этносов, сберечь (хотя бы частично) свою индивидуальность, под 700-летним владычеством немцев, шведов, датчан, поляков и под полувековым господством советской идеологии.
Вместе с тем, по моему мнению, которое я никому не собираюсь навязывать, фермерско-хуторская система является самой передовой системой ведения сельского хозяйства. Хутора — великолепная альтернатива колхозам, или каким-то там кооперативам. Вообще, всегда лучше чтобы человек жил и работал, по возможности отдельно. В толпе личность как-то стирается, выглядит овцой в стаде. Размышлять и творить всегда лучше в одиночестве. Это аксиома. Видимо поэтому все диктаторы всегда опасаются ЛИЧНОСТИ, стараясь её уничтожить, растоптать, загнать в общее стадо.
Будь моя воля, я безоговорочно ввёл бы в России хуторскую систему, раздав землю абсолютно всем желающим — в том числе всем бездомным.
Осужденным, находящимся в тюрьмах и лагерях за не особо тяжкие преступления, можно было бы выделить земельные участки в отдалённых районах.
Знаю, знаю, прекрасно знаю, что кто-то уже кривится в ухмылке — дескать, наработают тебе бомжи и зэки, жди!..
Но в том-то и дело, что Россию всегда кормили самые забитые, лапотные, вшивые мужички, порой готовые убить друг друга за рваный зипун, способные драться на косах за полоску земли толщиной в ладонь (нужда ещё и не до того доведёт: в блокадном Ленинграде, культурнейшем городе России, до людоедства доходило — но можно ли осуждать?), обычно презираемые представителями других сословий. Это факт.
А сиятельные господа, такие грамотные да лощёные, были, по сути дела, всего лишь изысканными дармоедами. Это — тоже факт. Так что не надо спешить с выводами…
Не понравилась мне в прибалтах и их какая-то патологическая склонность к стукачеству.
Может быть в Европе, где полиция не является силой, враждебной обществу, где она действительно защищает закон и порядок (не уверен на сто процентов что это так — но допустим), такое поведение граждан оправдано. Я слышал что в Германии, или скажем, в Голландии, стукачество давно стало нормой жизни. Хотя про испанцев, итальянцев, или греков, никто подобного не говорит — значит любовь к доносительству является чертой, свойственной именно народам германской группы (а эстонцы и латыши сильно смешаны с немцами).
Но живя столько лет в составе СССР, прибалты могли бы уразуметь, что массовое наушничество не только не красит их, но и откровенно им же вредит. Когда сегодня они жалуются на то, что в сталинскую эпоху их пачками высылали в Сибирь, невольно напрашивается вывод: значит было много доносчиков из своих же. Не могли ведь, едва вошедшие в Эстонию, Латвию и Литву советские коммунисты (как правило не знавшие местных языков) чётко ориентироваться, кто есть кто.
Впрочем — не слишком ли я ударился в тягомотные рассуждения о характере прибалтов? В конце концов, сегодня они независимы и их проблемы должны волновать в первую очередь их самих. А тогда, в 1988 году, я лишь убедился что в Прибалтике мне трудно где-то осесть и врасти в жизнь незаметно для властей. Был бы я хоть из местных…
Да и вообще — к тому времени я уже начал кое-что соображать, делать кой-какие выводы. Поэтому, слегка осмотревшись, двинул в сторону открытого моря. Рига ведь расположена в устье Западной Двины (Даугавы по-латышски), которая впадает в Рижский залив. Из этого залива, если на чём-то плыть, нужно ещё суметь выйти в открытое Балтийское море. Поэтому я, добравшись на электричке до Тукумса, запрыгнул на товарняк и покатил в Вентспилс — портовой город, расположенный на том участке Балтийского побережья, который ближе всего подходит к берегам Швеции.
Однако бежать в Швецию из Вентспилса было трудно. Каждый вечер всю прибрежную полосу (в том числе — городской пляж) пограничники перепахивали особым способом — делали "контрольно-следовую полосу" (КСП). Лодки были практически запрещены. Если они и имелись в принципе, то содержались в строго определённых, охраняемых местах. Прибрежная акватория постоянно патрулировалась пограничными катерами и вертолётами, обшаривалась лучами прожекторов. А на кромке территориальных вод, напротив каждого порта, невидимые с берега без бинокля, дежурили боевые корабли. Трудно представить, сколько средств расходовалось на все эти страсти-мордасти! И всё ради чего? Ради того чтобы некоторые бедолаги вроде меня, не могли улепетнуть на Запад?..
Правда, доводилось слышать рассказы пограничников, о всплывающих у наших берегов чужих подводных лодках, о ящиках набитых колорадскими жуками, которые то и дело выносило волнами на советские берега, разбивало о камни — и оттуда лезли полчища этих насекомых…
Вопрос в том — видели погранцы подобное своими глазами, или верили на слово замполитам, читающим лекции о происках злобных империалистов? Допускаю что кое-что из этого было правдой. Во времена "холодной войны" всякое наверное случалось; все средства были хороши, если наносили урон противнику. Среди руководителей спецслужб любой страны, имеется какое-то количество изобретательных параноиков, готовых пойти на всё, чтобы отличиться, заработать очередную медаль, а заодно доказать что недаром едят свой хлеб. Например, знаменитый сегодня путешественник Фёдор Конюхов (ставший недавно священнослужителем), в одном из интервью рассказал, что когда-то был самым настоящим диверсантом, взорвавшим во Вьетнаме и Сальвадоре столько мостов, что до сих пор не все из них восстановлены. Между тем, советские средства массовой информации всегда с пеной у рта доказывали, что в Сальвадоре никаких военных из СССР нет и быть не может, а партизанскую войну во Вьетнаме ведёт героический вьетнамский народ. Сегодня, кстати, дети Конюхова живут в США — так же как и сын Никиты Хрущёва, колотившего когда-то туфлёй по трибуне ООН, громогласно обещавшего "закопать Америку" и показать ей "кузькину мать". Чудны дела твои, Господи…
Всё же у меня сложилось очень устойчивое впечатление, что границу охраняли — и в первую, и во-вторую очередь — от своих несчастных побегушников (лодки-то от кого прятали?), и лишь в третью-четвёртую очередь — от каких-то поползновений из-за бугра.
Пару суток, с крыши какого-то строящегося здания, я потихоньку наблюдал за всем что творилось на берегу. Думал так и этак: где бы всё-таки раздобыть лодку? Где?!..
Вывести речную лодчонку из Венты (река, в устье которой расположен Вентспилс)? Или сколотить плот?..
Но Балтийское море — не Чёрное, оно более мелкое и бурное. Да и маловероятно, почти невозможно, без какой-то особой подготовки (а где бы я её получил?) проскользнуть через полосу территориальных вод незамеченным. Тем более, что ширина советских территориальных вод, была (если не ошибаюсь) 12 миль (примерно 20 километров) — в то время как во всём мире, общепринятая ширина этих самых вод составляет 3 мили.
Но делать-то что-то нужно. Не вечно же смотреть со стороны и охать. Сколько верёвочке не виться, а конец какой-то должен быть. Нужно на что-то решаться. Не хныкать, не опускать руки, а думать — и действовать. Тупой силе необходимо противопоставить разум и находчивость. В конце концов — разве на Вентспилсе свет клином сошёлся?
Вот в один из моментов таких раздумий, у меня и родилась идея — а что если идти на прорыв не на окраине государства, а в его центре, в Москве? Ведь в столице — целая куча иностранных посольств. Почему бы не попробовать проникнуть в одно из них? Посольство — это территория чужого государства. Милиция туда за мной не полезет. Американцы (или скажем, англичане) — не выдадут. Если уж по Балтике невозможно уйти за рубеж, значит нужно думать — где это возможно?
И я думал. Надумав — решился.
Из Вентспилса дизель-поездом добрался до Риги. Там сел на дизель до Крустпилса.
В этом поезде наблюдал довольно странную картину: ехавший в вагоне цыган, начал за что-то на чём свет стоит материть некую латышку и всех латышей заодно — да громко, на весь вагон, по-русски. Он был один. Латышей — почти полный вагон. Но — все сидели смирно и безучастно, уткнувшись носами в окна и газеты. Ах как охотно они вызвали бы милицию! Но была уже ночь. Дизель-поезд стоял на каком-то мелком полустанке. А что делать в подобной ситуации без милиции, горячие латышские парни явно не знали. Так и сидели, изображая из себя глухих и слепых…
В Крустпилсе я вышел, огляделся немного и, поняв что до утра никаких пригородных поездов на восток не будет, пошёл пешком по шпалам. Не слишком, впрочем, далеко — только отошёл немного за пределы станции.
В Латвии особым образом смётывают стога сена. В середине небольших стожков оставляют пустое пространство, вроде норы — при помощи специальной деревянной подпорки. Видимо для того, чтобы сено лучше проветривалось, не гнило — с учётом местного сырого климата. В такое отверстие относительно удобно залезать на ночь — там суше и не столь прохладно как на совсем уж открытом воздухе. Вот в такое укрытие я и забрался. Переночевал. Утром поел малины.
Между прочим — я нигде не видел столько малины у железнодорожных путей, сколько в Латвии. Может быть потому, что во многих регионах России, с упорством параноиков, каждую весну, вырубают вдоль железных дорог (по крайней мере — магистральных) все заросли и повсюду жгут старую траву? Давно уже доказано и на страницах самых популярных журналов рассказано, что жечь сухую траву по весне — это бред. Причём — бред очень вредный. Огонь губит корни трав и кустарников, великое множество насекомых и их личинок. Кроме того, сухая трава — это будущий перегной, который глупо уничтожать. Мне доводилось видеть, с каким изумлением глядят на подобные "палы" впервые приехавшие в Центральную Россию дагестанцы, у которых на родине каждая травинка на счету — на выжженном солнцем и вытоптанном овцами глинистом бестравье.
Но тем не менее, каждую весну издевательство над природой повторяется — не говоря уж о том, что искусственно создаётся пожароопасная обстановка. Воистину — нет предела человеческой глупости. Дурные головы не только ногам покоя не дают.
Утром, у поворота (на поворотах поезда снижают ход) я дождался товарняка. Уцепился за скобы боковой лесенки и забрался в вагон. В таких "полувагонах" обычно возят уголь и лес. Этот был порожним и относительно чистым. Значит — идёт за лесом. За углём он шёл бы на юг, в сторону Донбасса. Мне на юг не нужно. А за лесом — значит на восток. Как раз — то что надо…