Пропасть

4

Но вот и вокзал. Деревянный, в меру тёплый. Людей немного, очередь у кассы незначительная. Что ж, уже неплохо.

А за окном всё так же метёт и метёт позёмка. Рельсов, под засыпавшим их снегом, не видать совершенно. Да и крыши строений, и виднеющиеся вдали деревья, не слишком-то возвышаются над местностью. Невольно создаётся впечатление снежной пустыни. Только проносящийся мимо, в вихре белой снежной пыли товарняк, напоминает о том что за окном — конец двадцатого века.

Впрочем — на вокзале долго ждать не пришлось. Вскоре подкатил заснеженный, заиндевевший снаружи, весь какой-то скрипящий, пассажирский поезд Воркута-Москва.

После долгого пребывания в подобном захолустье, кажется почти чудом тот факт, что вот ведь, ходят поезда на "большую землю", в "цивилизованные" края — причём прямо на Москву, без всяких пересадок! Сегодня ты рискуешь утонуть в этих сугробах на краю ойкумены, а завтра будешь идти по московским улицам… Чем не чудо?

Конечно, какие-то признаки цивилизации и в Коми имеют место быть. Выходит, например, газета "Коми му". В переводе — "Земля коми". Для сравнения: по-эстонски, "земля" — "маа". По-фински, — "ми". "Озеро" — "суо". Финляндия по-фински, — "Суоми". То есть — "земля озёр". "Река" по-фински, — "йоки". По-эстонски, — "йыги". На языке коми — "ю".

Не знаю, кто там эту "Коми му" выписывает, но анекдотов и острот такое название породило немало. Тому, с кем надоедает вести глупый спор о простейших вещах, говорят: "Иди друг, читай Коми му". Иногда, вместо словосочетания: "Ты что — рехнулся?", говорят: "Ты что — начитался Коми му?.."

Как раз перед моим освобождением, произошёл невиданный дотоле акт прогресса — был назначен пассажирский автобус Княжпогост-Сыктывкар (два рейса в неделю).

Тем не менее, несмотря на наличие газет и даже пассажирских автобусов, каторжный край остаётся каторжным краем. За 4–5 часов езды от Микуни до Котласа, по вагонам дважды ходил наряд милиции, внимательно оглядывая пассажиров. Это — помимо одетых в гражданское стукачей, которые всегда крутятся в северных поездах. Зэки бегут тут частенько. Солдаты, их охраняющие, бегут ещё чаще (им сбежать проще, а беспредела в армии не меньше чем в лагерях). На каждой станции к людям приглядываются, товарняки осматривают (порой и с собаками). Жизнь, будто в глыбе льда, застыла где-то на уровне тридцатых годов. Психология человеческая, души людские, меняются куда медленнее чем техника…

Хотя — лагерей ведь хватает не только в Коми. На Урале их, например, ничуть не меньше. В Свердловской области, на железнодорожной ветке Нижний Тагил — Ивдель, у каждого пассажира сошедшего с поезда, почти на любом полустанке, окружённом чахлым заболоченным лесом и тучами комарья, местные участливо интересуются: "Вы наверное на свиданку к кому-то приехали?.."

Помню как один знакомый зэк, послушав нашу ругань по адресу комяцких лагерей, не церемонясь назвал нас щенками, даше не нюхавшими настоящего ада. Таковой ад, по его словам, находится на Кубани, в Приморско-Ахтарске, на берегу Азовского моря. В той зоне трудно не сойти с ума, или не наложить на себя руки, если не затуманивать мозги наркотой, либо водкой. — "Кто не пьёт и не колется — тот не выживает".

Такой вот приазовский курорт, на благодатном юге.

Достаточно много кошмарных подробностей доводилось слышать о ростовской, рижской, саратовской, новосибирской тюрьмах. Особенно жуткие — Рига и Ростов (хотелось бы надеяться, что сейчас, с выходом Латвии из состава СССР, в Риге что-то изменилось в лучшую сторону — хотя бы под давлением Евросоюза).

Впрочем, тюрьма — не лагерь. Тюрьма — разговор особый…

Подъезжаем к Котласу. Это уже не Коми. Но — тоже лагерный край. Архангельская область — "архара" на зэковском жаргоне — достойный конкурент Коми.

Нервы постепенно вроде как привыкают к новой обстановке, чуток успокаиваются. Тянет в сон. Конечно, успокоение это весьма зыбкое, иллюзорное, похожее скорее на какой-то ступор, оцепенение. Адаптация к воле длится годами — у тех кто вообще способен и хочет к ней адаптироваться, кто не полностью и бесповоротно адаптировался к лагерным нравам. Вопреки идиотскому лепету некоторых умников о том, что: "чем больше срок, тем больше у преступника времени на раскаяние и исправление" — я никогда не видел, чтобы кто-то после отсидки стал хоть на чуток лучше. Да и не может этого быть в принципе. Постоянное нервное напряжение, предельная озлобленность, недоедание, ненавистная работа, общество людей, с некоторыми из которых трудно ужиться в одном помещении, отсутствие женщин, нормальной одежды, литературы, регламентированный быт, постоянное чувство зависимости и рабской униженности, невозможность уединиться и многое иное — всё это вместе взятое, за несколько лет, морально плющит и корёжит человека. Поэтому не существует вопроса — лучше или хуже становится человек в тюрьме. Вопрос лишь в том, насколько хуже, насколько сильно он изуродован духовно (а нередко — и физически). Раскаяние может иметь место лишь в самое первое время заключения — если вообще есть в чём раскаиваться. Потом наступает озлобление, человек начинает мыслить примерно в таком духе: "Да, я сделал то-то и то-то. Но ведь и те суки, что меня судили, и эти, которые здесь держат — они же ничем не лучше. Они делают то-то и то-то, не особо скрываясь. И это им сходит с рук. А надо мной они изгаляются, как будто сами праведники. Так где же эта грёбаная правда и справедливость?! Выходит, я виноват лишь в том что попался? У меня нет денег купить себе свободу, именно потому что я не настоящий преступник, мало воровал, грабить по-настоящему не решался. А кто хапает миллиарды, того по спецзаказу даже канонизировать могут. Значит надо меньше стесняться, меньше слушать проповедей о добре и зле, надо идти по трупам — и будешь уважаемым членом общества…"

Кто не дойдёт до подобных мыслей своим умом — тому подскажут со стороны.

Человек как-то приспосабливается, приноравливается к ненормальным условиям существования. И если нет особой моральной, семейной, религиозной закалки, если нет своего глубокого внутреннего мира, в который можно уходить с головой, "отключаясь" от окружающей действительности (и приобретая репутацию юродивого, помешанного чудака), то эта ненормальность постепенно становится второй натурой человека. Говорят, что самое вездесущее и к чему угодно адаптирующееся существо — это крыса. Ерунда! Крыса в любом помещении — будь то подвал дома, городская канализация, или трюм корабля — ведёт в общем-то привычный для себя образ жизни, питается привычной пищей, плодится, защищает свою территорию, и главное — ощущает себя свободной. Самое выносливое существо на планете — человек. Он способен выживать в предельно чудовищных условиях. И чем дольше он в этих условиях существует, тем больше отдаляется от общества и его представлений о нормах морали — особенно в российских лагерях, в которых под словами "лишение свободы", подразумевается лишение всего на свете, — включая нормальную пищу и человеческое обращение. Государственная машина всей своей гигантской мощью растаптывает человека. А потом представители власти, сидящие за рулём этой самой машины, показывают пальцем на плоды труда рук своих — и с лицемерным удивлением возмущаются: гляньте-ка какой он плохой! Почему он не такой как мы? Он не встал на путь исправления?! Так надо его снова посадить — доисправить…

Впрочем — существуют и "вставшие на путь исправления". Это те законченные подонки, которые стали стукачами, холуями администрации — и зарабатывают себе условно-досрочное освобождение (УДО), продавая и предавая людей, делая своих, и без того несчастных сотоварищей-зэков, ещё более несчастными. Тем самым они, по сути, переступают красную черту, отделяющую человека от человекообразного животного. Эту черту можно переступить по-разному. Кто-то, например, становится людоедом. Кто-то спит с родной сестрой, или матерью. Кто-то убивает своего отца, или брата. А кто-то делается стукачём и провокатором. И у него вроде бы сохраняется человеческий облик. Однако, по сути — это уже не человек. Это животное в образе человеческом — причём, самое опасное из всех животных, так как наделено человеческим разумом. Своего рода оборотень… Такие, морально изуродованные, духовно кастрированные люди, словно сбежавшие с острова доктора Моро — способны на всё. Вот в таких монстров-полуживотных, государство превращает некоторых зэков (а мечтало бы превратить не некоторых, а всех), поощрительно нахваливая — "так держать парни!" И в благодарность за проданную душу, таких уродов отпускают на свободу досрочно. С хорошей характеристикой. Такие очень нужны на воле.

Подобным образом происходит антидарвиновский отбор: подонки быстрее освобождаются и лучше устраиваются в жизни. Более порядочные, человечные — сидят дольше и отношение к ним на свободе гораздо хуже. По крайней мере в России, дело обстоит именно так. И неудивительно. Если бы в Германии, после разгрома гитлеризма, остались бы на своих рабочих местах гестаповцы, судьи, прокуроры, работники Абвера (пусть даже переименованного), нацистские партийные боссы и прочие столпы фашистского режима (пусть даже принародно сто раз крикнувшие: "Гитлер капут!") — вряд ли сегодняшняя Германия сильно отличалась бы от гитлеровского Рейха. В России, после крушения СССР, не произошло очищения от ядовитой античеловеческой, богоборческой слизи. Поэтому процесс гниения государства и нации продолжается — и даже ускорился, в связи с исчезновением даже советских, весьма призрачных этических норм.

Я остался человеком. То есть, конечно, наверняка стал похуже чем был, наверняка очерствел душёй и приобрёл нечто звериное в повадках. Иначе и быть не могло. Но — всё же не сломался. Душу не продал. Значит я, для этого государства, для этой власти — плохой. Подозрительный, по крайней мере. Поэтому и отсидел весь срок — от звонка до звонка. И сейчас еду в неизвестность — с одной лишь справкой об освобождении в кармане. Билет у меня только до Москвы. Я никому не нужен и видимо обречён на бродяжничество. Но не скулю. Потому что твёрдо знаю — я лучше многих из тех, чьи рожи ежедневно маячат на экранах телевизоров и красуются на страницах газет. Большинство из них, хоть раз да предали свои идеалы, свою партию, свою страну, свою семью. Они, подобно мотылькам, перепархивают из группировки в группировку, из партии в партию. И ради чего? На мой взгляд, они имеют всё что необходимо для нормальной жизни — жильё, полноценные документы, непыльную работу, машину (и не одну), дачу (тоже не одну). Ну что, спрашивается, ещё нужно? Более "элитное" жильё? Более шикарную машину? Больше власти?.. Но не потащат же всё это с собой на тот свет!.. Тем не менее, отнюдь не голодая, не замерзая, не перетруждаясь, не подвергаясь издевательствам и унижениям, только ради исполнения сиюминутных прихотей, готовы идти по трупам — иной раз и в прямом смысле слова.

А я не сторонник хождения по трупам. Я не предавал даже тех, кого в душе презирал. Поэтому имею право ходить с поднятой головой и считать себя человеком — что бы там ни думали зажравшиеся власть имущие мрази, о таких как я. Наверное так мыслить невежливо. Но меня в лагере вежливости не учили.

За окном постепенно сгущается тьма. Короток на севере зимний день. Уже с трудом можно разглядеть очертания сильно заснеженных, буквально утопающих в сугробах девевьев…