– Мир толкают вперед люди, создающие материальные ценности, – утверждает Я., – именно они, подобно богу, созидают Новое. Посмотрите на гуманитариев, тысячелетиями гоняются они за собственным хвостом. Прочтите их тексты и сравните с текстом Екклезиаста. Что нового найдете вы? Да в принципе, – ничего. Одно лишь томление духа.
“Все реки текут в море, но не переполнится море:
к тому месту, откуда текут реки, возвращаются они,
чтобы течь опять”.
Акт Творения происходит за непрозрачными снаружи, блистающими на солнце стеклами башен высоких технологий, там неторопливо и тщательно из тысяч подробностей собирается Прорыв.
Б. оживился.
“Из всех искусств самое важное для нас -
Высокие Технологии”, -
изображает он Ильича. Без грассирующего “р” у него получается даже лучше.
Я. берет еще более высокую ноту, теперь это уже чистая поэзия.
– Бесконечные ландшафты дикой Америки, – говорит он, – стягиваясь по законам оптики в точку в торжествующих зрачках первопоселенцев, сначала только немного расширяются до размеров сетчатки глаза, а затем вырастают в саги, своей грандиозностью теснящие сами ландшафты. Беспечно разбрасывают фронтьеры по рекам имена своих подружек, не беспокоясь о картографах, которые будут искать участки реки без изгибов, чтобы вдоль них легли женские имена. В стеклянных башнях высоких технологий тысячи глаз, вглядываясь в бесконечный ландшафт искусственного мира, эту виртуальную Америку, упаковывают ее в аккуратные стопочки гигабайтов. Свои новые компании они называют искусственными именами. Саги о них пишутся на табло фондовых бирж. Реставраторы и историки будут осторожно брать фрагменты их созданий на препараторы компьютерной памяти, вглядываясь в детали.
Кнессет Инженерного Посева выражает свою причастность к этому процессу горделивым и скромным молчанием. Б. поглядывает на Баронессу, она смотрит на Я., внимая его страстным пророчествам. НОВОЕ СЛОВО, утверждает Я., явится миру из этих надменных башен человеческого величия, оно будет произнесено ушедшими на покой инженерами.
– Вот, где у Я. стоит тяжелая артиллерия, – оценивает Б. систему семейных фортификационных укреплений, – а вовсе не все эти приемы с насмешками.
Он не знает того, что узнал Я. из рассказов Баронессы о ее детстве. Баронесса с детства чувствительна к Слову. У нее положительная аллергия на Слово. “Пар-риж”, – говорили ей, и в открывшийся рот проникала ложка каши. “Мад-р-р-ид”, – и вторая ложка следовала за первой. Все, что мы знаем о женщине, мы обязаны использовать против нее, считает Я. Глядя на ее фотографию того периода, он задумчиво произносит:
– Хорошо, что я не знал тебя в детстве.
– Почему? – удивляется Баронесса, на этот раз не угадывая ответа.
– Потому что тогда я стал бы пе-до-фи-лом, – по слогам произносит он и уже думает, чем бы ее еще испугать. Ведь они так хороши собою, эти испуганные женщины, которых мы защищаем.