Протоколы с претензией

БЕСЕДА С В.В.

В.В. – это Владимир Владимирович Набоков. Свою гипотетическую беседу с ним Я. представляет себе следующим образом. Владимир Владимирович и Я. идут друг другу навстречу по коридору. Владимир Владимирович смотрит на фотографии и портреты русских и английских писателей и поэтов, развешанные по стене коридора, а Я. разглядывает иерусалимские холмы в больших окнах другой стены того же коридора. Или наоборот, Владимир Владимирович разглядывает холмы, а Я. смотрит на портреты министров и глав правительства на другой стене. Осведомлен ли Владимир Владимирович о том, что навстречу ему идет Я.? Вполне возможно, что нет. Я. трудно вообразить эту встречу каким бы то ни было другим образом.

Тем не менее притягательность В.В. для героя нашего романа огромна. Его умение высечь, словно язычок пламени из зажигалки, такую, например, фразу: “– Мы познакомились вчера, – сказала комната. – Я – запасная спальня на dache [сельский дом, коттедж] Максимовых. А это ветряки на обоях”, – вызывает в Я. такую степень удивления, что он от этого удивления освободиться оказывается совершенно не способным.

Я., как известно, – инженер. Другой человек, гуманитарный или, к примеру, военный, будет долго и недоверчиво морщиться, если ему сказать, что между инженером и исследователем может не быть ничего общего. Я., например, претит заниматься выяснением различий между видами бабочек и мотыльков. Даже от такого несложного и недолгого дела, как заглянуть и Интернет и выяснить хотя бы, чем отличаются бабочки от мотыльков, и то он умудряется увильнуть, придумывая отговорку на эмоциональном, а не на рациональном уровне. Название науки о мотыльках и бабочках он читал или слышал десятки раз и, тем не менее, воспроизвести его (“энт....”, “эн....”) ни за что не в состоянии. Инженер, говорит он, свое рабочее время посвящает построению новых комбинаций из известных элементов.

Литературное творчество, размышляет Я., по-видимому, содержит компонент строительного дела. Набоков сочетает этот строительный компонент с особой зрячестью исследователя, что позволяет ему, например, тридцать страниц вести своего героя через немецкий город и немецкий лес к немецкому озеру. Инженеру, который взялся бы писать роман, думает Я., вряд ли бы дался подобный текст. У него никогда не вышло бы сочетание наблюдения со строительством, а вышло бы, скорее всего, соединение строительства со строительством.

Любопытно, что в одном из романов, где герой исследует жизнь умершего сводного брата, Набоков, с его реками деталей упоминает о деятельности этого героя в некой “фирме”. В этой “фирме” у него неотложные дела, из этой “фирмы” не хочет отпускать его к умирающему брату начальство по причине срочных дел, в “фирму” заглядывает он, чтобы взять денег на дорогу. Правда, не слишком много для писателя, умеющего на тридцати страницах идти через немецкий город и немецкий лес к немецкому озеру? В то, чем занимается эта “фирма”, было Набокову, видимо, до того тошно вникать, что он так и не удосужился придумать для нее хоть какого-нибудь рода деятельности.

Но почему же все-таки прилип сейчас инженер Я. к писателю Набокову? Набоков уже едва ли не тридцать лет не с нами, и потому безопасно беседовать с ним может всякий, и хотят многие. Я. же, кажется, вознамерился приоткрыть для писателя дверь в неизвестную ему область инженерной деятельности, надеясь, что если удастся ему быть хотя бы чуть-чуть занимательным, то писатель В.В. не утерпит и через щелочку одного прикрытого глаза станет исподволь наблюдать за тем, что выкладывают перед ним на покрывалах блошиного рынка инженерного мира.

И прежде всего желает Я. разрушить для В.В. линейный миф, согласно которому в инженерной деятельности человеческая психология отступает на задний план, и вся эта инженерная возня выглядит так: рычаг-поршень-цилиндр, рычаг-поршень-цилиндр, лампочка загорелась. Нет-нет, возмущается и опровергает Я., вы не представляете, господин В.В., сколько тонкой психологии в инженерном деле. Вот, к примеру, взялись вы за некий условный проект. Ведь почти не бывает такого проекта, которым занимался бы один человек. А два человека – это уже психология. И вам, например, нужно соединить свою работу с работой другого человека, который сидит через три комнаты от вашей. Как начать? Лучше позвонить и задать вопросы по телефону или, позвонив, назначить встречу? Или просто войти и сказать: “У меня к вам дело”. У телефона есть несомненное преимущество – способность прерывать все и вся. Сколько вы видели людей, способных переждать его надоедливые трели, не поднимая трубки? При живом же контакте вам легче пустить в ход личное обаяние. А есть ли оно у вас? Да и кто вы? Положим, вы, молодой инженер, идете к старому опытному волку. Как он еще вас воспримет? Ведь он, возможно, в этот момент держит в голове десятки готовых спутаться нитей, чтобы связать их во что-то элегантно-изящное, как полотна парусов и канаты большой парусной яхты. И вот в этот момент явился неуч, которому начинай объяснять теперь от самого порога! Не станет ли он обращаться с вами как опытный редактор с начинающим поэтом или горделивая мать с невестой сына, старого холостяка: “Милочка! Что же вы так торопитесь?” Или, наоборот, вы и есть волк и держите путь к новичку, который начнет потеть и запинаться, чтобы скрыть очевидный для вас факт, что он плавает в своем предмете. Что он его только изучает, а вам уже сейчас нужно то, что делает молодой человек, надежно связать с тем, что сделано вами, и обида унижения – в его неспокойных глазах. Но, положим, контакт уже состоялся. Да способен ли этот человек изложить суть дела так, чтобы вы быстро поняли и получили все необходимые для вас связи в чистом и законченном виде? Не сунет ли он вам в руки длинную спецификацию, бесконечный заголовочный файл, поспешно сделанный эскиз? Или, наоборот, утопит вас в утомительных и совершенно лишних для вас деталях?

Но пусть и это позади, но еще имеется в вашем проекте некоторый прибор, полученный вами, например, из Канады. Очень скоро обнаруживается, что некая его функция не запускается из вашего проекта. Вы шлете немедленный запрос по электронной почте, и после канадских праздников приходит ответ, в котором значится, что, как стало известно канадскому адресату от других сотрудников вашей фирмы, у вас через неделю день рождения, а через две недели в вашей замечательной стране наступит чудесный праздник, и потому невозможно не воспользоваться удобным случаем и поздравить вас с обоими знаменательными событиями. Касательно же сути вопроса, интересующая вас проблема будет немедленно решена занимающимся ею сотрудником, в настоящее время путешествующим с семьей по Европе. Как только проблема будет решена, соответствующие изменения будут внесены в документацию, прибор пройдет испытания... Но вы уже нашли способ обойти проблему, запустив четыре другие функции и добившись требуемого результата.

И вот все позади. Позади совещания, с половины которых вам удалось сбежать, а на второй – подремать. Доволен заказчик, для которого вы внесли несколько последних штрихов по его просьбе. Ах да, ведь есть еще и заказчик! Ужасен начинающий заказчик, свято верящий в силу своей несокрушимой логики и здравого смысла! Для него, по требованию его, разобьете еще неясный для вас самих проект на этапы, обозначенные пунктами плана, из которых заказчик поймет, что вам предстоит сделать, и снабдите каждый пункт точным сроком, подлежащим контролю. Может быть, вам повезет, и вы сумеете его запутать, сочиняя эти пункты по мере их выполнения. Но это получается отнюдь не всегда. И тогда вы, ненавидя себя за очевидную ложь, подадите ему план, из-за которого вы мучительно пытаетесь своему стеклянному взору придать хоть немного благожелательной живости. Эта бумага по мере продвижения проекта неузнаваемо меняется. Черный печатный шрифт покрывается синими линиями пасты, перечеркивающими линии существующих пунктов, и синей же вязью все той же пасты вписаны пункты новые, родившиеся вопреки плану, как дети в третьем мире. Но бывает, бывает заказчик благостный! Такой, который вкратце изложит суть дела, а на каждом этапе подправит вас вовремя в деталях, которые и он понимает лучше вместе с вами по мере того, как развивается этот новый, не всегда послушный ребенок-проект.

Ну, и конечно, финансы. Очень важно, как все устроится. То есть, на кого будет давить этот пресс. Положим, вы согласились на определенную сумму, которая всегда недостаточна из-за подстерегающих вас сюрпризов. Есть ли у вас некий второй этап, который позволит вам компенсировать убытки? Нет? Но в таком случае вы – мазохист. Но вы говорите, что у вас выхода не было. Жизнь заставила вас работать на таких условиях. Боюсь, вы не сумели бы этого объяснить В.В. Если бы он мог ваше согласие понять и одобрить, он остался бы в большевистской России или вернулся бы в нее как Горький.

Ну а сам процесс инженерного творчества? Приходилось ли вам играть в шахматы с равным вам по силам соперником? То вы нажимаете на него плотным строем, то он неожиданной комбинацией заставляет вас искать выхода в лихорадке. И после нескольких часов, как бы ни закончилась игра, вы встаете, опустошенные и перебираете в мыслях перипетии закончившейся борьбы. Только ведь от шахмат в итоге – одни эмоции, а тут – материальный результат.

И вот этот самый материальный результат получен, проект закончен. Радость завершенного дела. В.В. она, без сомнения, знакома, ведь сколько раз он заканчивал романы. Конечно, когда речь идет о романе, любом романе, даже о романе В.В., всегда найдется некий читатель, который предъявит ему не одну претензию. Скажет, например, что из произведений В.В., в которых свобода – всегда присутствующий герой, нет-нет и выглянет тиран с топором “Смерть пошлости!”. Или обвинит его в том, что В.В. порой забывает о читателе и оставляет его томиться перед текстом, в котором заперся сам В.В. с ему одному интересным узором, а читатель тем временем томится, будто перед единственным вокзальным туалетом, который, не спеша, обихаживает нанятая начальником вокзала уборщица. Вот и Я., возможно, утомил В.В. своими панегириками инженерному делу. И, пытаясь спасти положение, Я. приводит пример из жизни, который, по его мнению, должен объяснить его мысль. Он рассказывает, как однажды еще в Российской Империи к нему на работу приняли молоденькую девушку-инженера, без опыта. Лишь чуть поправляемая Я., она составила электрическую схему, которая должна была по очереди зажигать светящиеся буквы из лампочек на крыше завода. Это был один из тех лозунгов, какие сочинялись в изобилии в праздничной декоративности коммунистических времен. Так вот, очарование от того, что нечто, созданное ею, работает, живет своей жизнью, было так велико, что девушка привела в праздник всю свою семью: мужа, ребенка, родителей, – смотреть на плоды своего труда. Как я ее понимаю! Я. стремится убедить В.В. Ведь в отличие от любого романа, пусть даже очень хорошего, ее произведение обладало абсолютным техническим совершенством, то есть оно выполняло все, что должно было выполнить: по очереди зажигало буквы, оставляло паузу, чтобы можно было полюбоваться всей фразой, а затем разом гасило ее всю, чтобы еще через пару секунд она возрождалась и шагала по длинному карнизу заводского корпуса.

Я. пытается понять, удалось ли ему хоть немного заинтересовать В.В. И тогда торжествующий Я. мог бы сказать: ну как же вы могли подумать, что в нашем деле нет психологии, нет эмоций? Но, может быть, и хорошо, что встреча их не состоялась. Вдруг и впрямь удалось бы ему настолько соблазнить В.В., что он бросил бы писать романы и стал бы строить, например, мосты через реки.

Однако, увлекшись инженерными темами, мы не заметили, что идем по стрелке нашего компаса к магнитному полюсу В.В., а ведь еще в самом начале обещали мы держать строго на Полярную звезду, в нашем случае госпожу Е. Внесем же магнитную поправку в наш курс.