Пути Деоруса

Акт 2. Глава 5 Аторцы и Аторец

Вблизи цирка скопился народ: даже в столь поздний час тут было не протолкнуться. Сцена напоминала Ганнону увиденную не так давно на Красном рынке: повсюду были толпы подвыпивших зевак, здесь щедро разбавленные полуголым береговым людом. Огни, еда и представления циркачей. Отдельные группки артистов со своими зазывалами и сборщиками денег собирали вокруг себя столько народу, сколько могли. Зазывалы не стеснялись переманивать чужих зрителей, не гнушаясь клеветой и грязными оскорблениями в адрес конкурентов. За перепалкой двух особо языкастых наблюдало публики больше, чем за представлениями, ради которых оба так старались.

— Быстрое зерно ты нам продаешь, паскудник! — кричал один из карликов-зазывал в красно-желтом костюме. — Сгниет за день, а вонять будет год, как портки твои драные!

Толпа встретила остроту одобрительным гулом и смехом. Второй зазывала – ростом не выше первого – по самую грудь натянул зеленые штаны: красуясь так перед публикой, он заработал не меньше аплодисментов. Да еще и подлил жару, с хохотом ответив оппоненту:

— Ты не бойся за мои портки: мать твоя мне их постирала, да заштопала! Рассказать, как порвались?!

Не стерпев такого оскорбления, красно-желтый бросился на второго зазывалу к вящему восторгу публики. Двое хватали друг друга за пеструю одежду и быстро оказались на земле, катаясь и осыпая друг дружку ударами. Скоро вся земля была покрыта медью и курумом: такое представление было зрителям больше по вкусу.

Времени на это сомнительное зрелище не было, и группа во главе с Виннаром продолжила проталкиваться сквозь толпу к сердцу цирка – кибиткам и повозкам, где жили сами артисты. Акробаты, факиры и силачи работали с разношерстной толпой, а в самом цирке давали спектакль для чуть более изысканной публики. Повозки и разноцветные шатры окружали сцену, вокруг которой собралась пара сотен горожан. Виннар приказал отряду остановиться, чтобы обсудить план.

— Нужно тихо осмотреть палатки и повозки. На той стороне от сцены безлюдно, обойдите, но держите ухо востро, если позову, — приказал капитан.

— А что с той палаткой? — Один из подземников указывал на самый большой шатер, примыкавший к сцене. Оттуда постоянно выносили реквизит, входили и выходили люди. Изнутри шатер был хорошо освещен, похоже, он служил домом для циркачей.

— Надо незаметно зайти, послушать, поговорить, — прошептал Васар. Он ухмыльнулся, глядя на Ганнона. Затем предводитель подземников подтолкнул его в сторону шатра. — Ну же, у тебя хорошо выйдет.

— Он прав. Театр это по твоей части, — сказал Виннар и развел руками. — Не волнуйся: я со своими постою снаружи, пока остальные обыскивают повозки, а если задержишься – придем сами. Подтянется подкрепление, — обратился он уже к легионерам, — отправляйте ко мне.

Воины разошлись в стороны, а Ганнон в сопровождении Виннара и его людей шел мимо сцены ко входу за кулисы. В Белом Городе, конечно же, ставили «Марш Легионера», куда без него. Повозка с намалеванными глазами изображала корабль, на носу которого стоял ряженый бородатый легионер: сдвинув брови, он смотрел вдаль. Когда «корабль», наконец, тряхнуло будто бы от столкновения о берег, циркач, сделав сальто, соскочил с него прямо на плечи подбежавшему товарищу. Толпа только успела начать аплодировать прыжку, как одеяние акробата развернулось, скрывая в своих недрах нижнего артиста. Раздались овации, смех и выкрики «Руббрум!».

«Услышь поступь» — тут же отозвалось эхо в голове у Ганнона. Высоченный «легионер» стал маршировать на месте, двигая руками, в одной из которых держал огромный бутафорский меч. Мимо него один за другим пробегали люди, державшие путевые столбы, изображая марш по торговой дороге, что на глазах превращалась в Тропу Легионера, а сам Руббрум награждал каждый столб ударом меча, раз за разом вызывая восторженные крики зрителей.

Двигаясь вместе с потоком цирковой обслуги, несущей массивные декорации крепостных стен, Ганнон легко проскользнул за сцену. Навстречу ему в нелепо тяжелых бутафорских доспехах с трудом пробирался актер, изображавший Миртока. Пройдя через несколько «комнат», разделенных полотнищами, Ганнон наконец остался один. Сквозь тканевые стены просвечивали огни, виднелись силуэты. Похоже, в этой комнате хранили реквизит, что не был нужен прямо сейчас. Он медленно прошел мимо сундуков и сваленных в кучу мешков. Приоткрыв крышку одного из сундуков, он увидел кривляющуюся маску, изображавшую плач. Ганнон вспомнил, как много лет назад прямо в такой маске актеру отрубили голову за неуважение к предку нынешних королей, прозванному Унылым.

Ненавистный на Аторе, он стал героем насмешливых легенд и спектаклей. В Белом городе такое, конечно, ставить не будут, но вот в землях ближе к Арватосу знать хорошо заплатит за зрелище, унижающее любого из Гамилькаров. Пусть сами лорды и считают аторцев «грязью». Ганнон прикрыл глаза и вновь припомнил имена и гербы мятежников, «мелочь» в сто золотых харов, оружие в землях Дара… Юноша вздрогнул, вырванный из раздумий громкими голосами. Слава богам, они раздавались из-за занавесок. «Опять я провалился в грезы! Молковы пергаменты, каждый раз!» — отругал себя Ганнон и прислушался: несколько человек сидели за столом в шаге от него.

— Есть еще вино? — спрашивал низкий мужской голос.

— Да, но только местное, — отвечал еще более глубокий голос.

— Молк, эта рыбья чешуя? Нет, положи на место! Я же сказал: вино! — уточнил циркач, и Ганнон действительно различил странное произношение этого слова.

— Свое продали за вечер, — вступил мягкий женский голос с легкой хрипотцой, — вышло прилично – нравится оно им.

— Всем оно нравится, а торговать почти не дают. Эти голодранцы со своим брухтом, со всего пляжа сбежались попить хмельного.

— Не вали на работяг, они тоже под ярмом, это все купцы…

— Аргх! Порезал руку! — воскликнул недовольный мужской голос. — Баал послал нам этот урум-дурум, сил моих уже нет!

— Это моих сил нет слушать твои причитания, купи уже здесь нож! — отвечала ему женщина. — Нам еще несколько месяцев кататься.

— И что потом? Выбросить железо? Это грех!

— Отдай, подари, продай… Боги, как с тобой сложно! Мучайся с дурумовым, если тебе так больше нравится, мне все равно!

— Ага. А я, значит, выбрось. Хотя Габха уже и…

— Тихо ты, дурень! — зашипела женщина. Послышалась возня и шаги.

С этими словами занавеска откинулась и в слабом свете показалось лицо с рыжей бородой, похоже, это был Руббрум. С удивленно распахнутыми глазами циркач попятился обратно вовнутрь, рука его протянулась вбок и скрылась за пологом тканной стены. Нож? Но нет, когда артист прошел вглубь освещенной комнаты, стало видно его руки, они были пустыми. Потом стало видно и все остальное: циркач оказался… циркачкой.

— Кто ты, Барбатос подери, такой? — воскликнула она. Сомнений не было — Руббрума изображала женщина. Обладательница мягкого голоса и рыжей бороды дошла до середины комнаты, по обе стороны от нее встали двое циркачей. Один из них, с перемотанной левой рукой, в правой держал нож зеленого цвета с голубыми прожилками. Второй – необъятных размеров силач – просто сложил руки на груди. Оружия у него не было, но оно ему и не требовалось.

Пригнув голову, Ганнон вошел следом, держа руки на виду. Сбоку от себя он увидел фигурку Адиссы все из того же зеленого с синим материала. «Дурум? Так они сказали?» — скользнуло в мыслях асессора. Он прикоснулся к голове коровы, что была изображена более шерстистой, чем обычно. Присутствующие немного расслабились, нож уже лежал на столе, но все же напряжение оставалось.

— Мне повторить? Кто ты такой, господин? — рычащий акцент девушки выдавал в ней островитянку. Все артисты враждебно осматривали незваного гостя, особое внимание уделяя мечу.

— Я разыскиваю здесь сбежавшего преступника, — сказал Ганнон. Лица актеров не выражали никаких эмоций, а вот силач еле шевельнул головой в сторону. Асессор продолжил: — Этот недостойный человек смеет именовать себя Аторцем, хотя он и не является выходцем с вашего благословенного острова. Я уверен, что вы не знаете ничего ни о нем, ни о его делишках, — циркачи замерли, стараясь не реагировать, — но мы с Откликнувшимися и капитаном стражи, — продолжил Ганнон громче, чем вызвал усмешки на лицах артистов, — просим вашей помощи в поисках.

Напряжение нарастало, аторцы поглядывали на актрису, что стояла, задумчиво постукивая ногтями по столу. Позади Ганнона раздался шорох ткани. «Спасение или конец?» — пронеслось в его голове: затылок гудел, ожидая удара.

— Ух ты, впервые вижу Откликнувшуюся! — произнес знакомый голос — от облегчения юноша чуть не подпрыгнул, но вместо это он лишь топнул ногой, вызвав удивленные взгляды.

— Полагаю, вам уже разъяснили суть дела? — спросил Виннар.

Вместе с ним в комнату зашли, потрепав голову Адиссы, двое стражей и Роннак. «Молк его дери, почему из всех легионеров именно этот умалишенный? С другой стороны, это значит, что подкрепление уже на подходе», — думал Ганнон. Виннар с удивлением, но без опаски осмотрел циркового силача и присвистнул, а затем невозмутимо обратился к островитянам:

— Ну так что? Поможете найти злодея?

Внимание женщины переключилось на Виннара, она сложила руки на груди, выступила вперед и твердым голосом произнесла:

— Капитан, мы протестуем против вторжения в наш дом! Мы не знаем, о ком вы говорите, но мы готовы обсуждать это со многими поклонниками наших… талантов, что живут в замке и квартале господ. Многих из них вы наверняка знаете по долгу службы.

Ганнон видел, как Виннар колеблется между насилием и уговорами: первого хотелось бы избежать, но последнее было бы равносильно отступлению.

— А комедию Уналмаса Унылого вы только в этом квартале ставите или в замке тоже? — невинным голосом спросил Ганнон. Он не смотрел на циркачей, вместо этого пристально разглядывая рисунки на полотнищах стен. Наступил его любимый вид тишины — он попал в цель. «Добить?» — на секунду задумался асессор.

— Уверен, за такое зрелище дают любой металл. — «Медь, серебро, золото… железо?» — додумал он то, что циркачи, несомненно, поняли. Пьеса не была запрещена официально, а вот железо на острове бунтовщиков – страшно даже подумать, какая кара была уготована за такое.

С минуту женщина молчала, сжав губы. Наконец, она присела и махнула рукой силачу, тот медленно пошел прочь. В наступившей неловкой тишине они провели минут пять. Циркачка нервно дергала бороду, развеяв последние сомнения Ганнона в ее подлинности, в то время как остальные старались не пялиться на артистку. Наконец, послышался шум. Пленник отчаянно извивался, но вырваться у него не было ни единого шанса: человек-гора нес его, как детскую игрушку. Силач грубо усадил берегового на стул — бедняга был бледен и озирался по сторонам. Увидев Ганнона, он перестал дергаться, но зато начал мелко дрожать. Женщина села напротив него и с трудом смогла заставить обратить на себя внимание.

— Прости, Аторец, – вздохнула она, когда это ей удалось, — но ты – не аторец. — Актриса повернулась к Ганнону. — Как ты сказал, господин? Ты уверен, что мы ничего не знаем о нем и его делишках?

— Безусловно. — Краем глаза Ганнон посматривал на Виннара, тот кивнул.

— Ну что ж… — протянул было капитан, но в этот момент Аторец бросился к Ганнону. Раздался звук обнажившихся мечей, но береговой упал на колени и заплакал:

— Молк, я ведь не нарушил законы гостеприимства, разорви меня Мархокар! Каюсь, хотел опоить и прирезать, но до того, как ты коснулся Адиссы! — затараторил он, схватившись руками за сапоги юноши и уткнувшись в них лицом. — А отвар ракушек ты сам попросил, уже гостем был! Поспал бы с цветными снами, да половины денег лишился, всего-то… Да и того не случилось, целый ушел! Каменюка твоя меня напугала, я выучил урок, Гирвар мне свидетель! Пощади, не обращай в камень!

Наступил совсем иной вид тишины. Циркачи с Атора, легионер-подземник, дворцовые стражники и даже лучший друг смотрели на Ганнона одинаково испуганными глазами. На мгновение он ощутил власть, власть и удовольствие от нее. Одни и те же суеверия крепко сидели в каждом жителе Деоруса, Дара и даже Атора. И в каждой истории Молк оказывался тем, от кого этого меньше всего ожидали. Ганнон увидел встревоженное лицо Виннара, и подъем сменился стыдом. Асессор оттолкнул Аторца сапогом и обратился к циркачам:

— От этого безумца, — он почувствовал, как напряжение спало, — толку немного. Позовите Веннону, — ее имя стражники в свое время упомянули наравне со вторым главарем, — о чьих делишках вы наверняка тоже ничего не знаете.

Подкрепляя его слова, в шатер начали один за одним протискиваться все новые стражники и легионеры.

***

В этот раз пришлось подождать подольше: спустя полчаса вернулся запыхавшийся циркач с замотанной рукой.

— Она согласна встретиться, но только с вами двумя, на дальнем пляже, — доложил артист.

— Что думаешь? — обратился Виннар к Ганнону, с тихим скрипом сжимая и разжимая пальцы на рукоятях мечей. — Ловушка?

— Да нет, с чего бы? Она уже знает о наших силах и резне, что учинили у ворот. Думаю, она боится нас, — высказался асессор.

— Хорошо. — Виннар повернулся к циркачу. — Передай, что придем.

Женщина, что владела дальней половиной пляжа, чем-то напоминала Ганнону кастеляншу… если бы та пила «эль» Аторца и таскала мешки с зерном лет десять. Толстая старуха с огромной грудью и выдающимся задом, которые переваливались, как будто независимо друг от друга, с пыхтением подошла к ящику, что притащил один из ее людей. Больше с ней не было никого. Она села сложив руки на трости из куска дерева, форму которому придало само море.

— Что, мальчики? — Веннона осмотрела обоих любопытным взглядом. — Слышала я, вы кого-то ищете? Пошумели знатно…

Виннар подался вперед, но Ганнон остановил его. Береговая тем временем подмечала каждый их жест.

— Да, так и есть. Похоже, что Аторец, — начал Ганнон, прозвище конкурента заставило женщину презрительно фыркнуть, — помог уйти из города не обычному… злодею, а из ряда вон выходящему.

— Из ряда вон, вот как?

— Приют, — процедил Виннар.

— Ох, вот как, твоя правда, мальчик. С таким лучше не связываться.

— Мы надеялись, что вы сможете нам помочь.

— А мне что с того? — Веннона усмехнулась, издав звук наподобие крика больной чайки.

— Вы же не хотите, чтобы наш шум дошел до вашей части пляжа? — вступил в разговор Виннар.

— Не первый раз нас будут мучать городские, — женщина начала нараспев, но закончила резко: — и не сто первый, да мы все живы. —. Она спокойно смотрела на Виннара. — Повернись-ка, красавчик, дай-ка сзади на тебя посмотреть.

Пока его друг боролся с яростью, Ганнон поспешил продолжить переговоры, чтобы погасить ее. Самоуверенной старухе было наплевать на своих людей, но ему уже хватило крови.

— Зато от нас зависит, вернется ли Аторец к делам или сгниет в подземелье.

— Ха! — Веннона с трудом привстала со своего сидения и шагнула им навстречу, колыхнув грудями, оба парня отшатнулись. — Хорошо! Но знаю я немного, слушай! Аторец никого не возил, не отвозил. А вот ко мне приходил один, в плаще, — Ганнон напрягся, — да не понравился он мне. Отправила на рынок, велела обратиться к ореховым чужакам, вроде тебя, — она провела пухлой кистью возле своего лица. — Говорю, запасись курумом, и проблем не будет!

— Этот в плаще, — Ганнон тяжело дышал от волнения, — как он выглядел?

— Да, Молк его разберет, еще затемно было. Но плащ этот я везде узнаю. Маяк близко, ходят тут из Клики, до девок береговых охочие. Но походка не та, не та…

Виннар и Ганнон переглянулись.

— Благодарим вас, боги в помощь.

— И вам, мальчики, и вам.