Пять ликов богини

Нейрограмма. Псих Колоток (09.03.2430)

Наконец-то! Я ещё даже проснуться толком не успел, а внутри всё кипит в предвкушении хорошенькой заварушки. Посторонитесь, Псих Колоток идёт!

Смотрю на Дена, который пырит на меня, презрительно скривив рот.

— Однако, как меняется лицо человека от его внутреннего состояния, — говорит он. — Ты только появился, а я уже вижу, сколь ты недалёк, в отличие от оригинального Менке.

— Ты чё, оборзел? — Начинаю показательно разминать костяшки.

— Вовсе нет. Просто интересное замечание.

— Что б ты понимал, я не тупее остальных, сечёшь? Мозг-то у нас один на всех. Просто я свободен от их дурацких заморочек. Делаю, чё хочу, и говорю, что думаю.

— Надеюсь. Думать сегодня придётся много.

Я недовольно фыркаю, отворачиваюсь и складываю руки на груди. Свела же нелёгкая с этим полудурком. Сложно представить более хренового напарника, чем Ден Унаги. Крак и тот бесил не так сильно.

Таксетка останавливается возле места назначения, и я смотрю на время. Одиннадцать пятьдесят четыре, у нас осталось всего шесть минут. Мы с Деном быстро выскакиваем возле двадцать девятого восточного блока нижнего уровня. Это огромная бетонная коробка с небольшими оконцами на высоте в полтора моего роста и большими под самой крышей, воротами примерно три на четыре метра и идущими внутрь рельсовыми путями. Но самое удивительное, что блок будто оторван от остального гигадома, находится как бы на отшибе, и ни людей, ни гердянок вокруг не видно.

— Подсади-ка, — говорит Ден, встав вплотную к стене. — Хочу посмотреть, что там внутри.

— А чё это я тебя? Я, может, тоже посмотреть хочу.

— Ладно, ладно, — раздражённо говорит он. — Сперва ты меня, потом я тебя.

Я согласно киваю и сажусь на корточки, подставляя Дену плечи. Он аккуратно встаёт, а я чуть приподнимаюсь, придерживая его за ноги.

— Не так высоко, — говорит он. — Опустись обратно.

Я вновь приседаю и остаюсь в таком положении. Если бы не ежедневные упражнения со штангой, бёдрам сейчас пришёл бы трындец — Ден охренеть какой тяжёлый.

— Давай быстрее, — говорю я, чувствуя, как мои ноги начинают потихоньку дрожать.

Ден спрыгивает на землю, а я кое-как встаю и отряхиваю плечи.

— Твоя очередь, — говорю.

Ден приседает, я встаю на него и теперь тоже могу рассмотреть происходящее внутри блока. И то, что я вижу, мне нихрена не нравится.

Внутрь заходит один рельсовый путь, который уже там разделяется на множество других, а после вновь сходится в единственный на выход. На каждой новообразованной линии стоит по несколько фургонеток, в которых сидят только что привезённые с завода гердянки. В основном рабочие: уборщики, курьеры, строители. Но одна забита полицейскими — их там не меньше дюжины и все уже вооружены автоматами. Нам не фортануло с самого начала. Я-то легко проскочу, а вот из Дена сделают решето, стоит ему показаться на глаза хоть одному из роботов. Видать неспроста меня позвали именно в это время. Сраный Златоград приготовился к тому, что я могу притащить с собой унагистов.

Спрыгиваю на землю, и Ден тут же выпрямляется, будто лишившаяся давления пружина.

— Чё делать будем? — спрашиваю я.

— Похоже этих роботов только что привезли с завода, и фургонетки должны двинуться дальше, чтобы их распределили по городу. Предлагаю немного подождать, пока полицейских увезут.

— Наша фургонетка отходит через четыре минуты, алло!

— Мы можем пойти пешком вдоль путей.

— Твой план говно. Лучше просто ворвёмся внутрь и всё там расхерачим.

— Я догадывался, что ты не Сунь-цзы, но это уже слишком.

— Да брось, ты по-любому подготовился к такой херне. Признавайся, у тебя есть козыри в рукаве, да?

Ден хмуро и как-то обиженно пялится на меня.

— У меня есть четыре ЭМ-гранаты.

— Отлично. Только у гердянок могут стоять экраны от электромагнитных импульсов.

— У меня есть и обычные гранаты.

— Вот это уже похоже на вечеринку!

Мы быренько обговариваем детали плана, после чего встаём по обе стороны от больших ворот. Сперва нужно кинуть обычную гранату — она уничтожит часть полицейских, а у остальных может повредить защитные экраны. После этого в ход пойдёт ЭМИ, который добьёт оставшихся. Главное самим не попасть под воздействие импульса, потому что он к чертям сожжёт наши нейрокомы. И если Дену это доставит лишь лёгкие неприятности, то меня вырубит на десять минут, что смертельно опасно.

Но именно я зайду в ангар и кину обе гранаты, потому что меня гердянки не станут сразу расстреливать. Если кто-то из полицейских после двух взрывов не окочурится, Ден добьёт их катаной.

Я встаю перед воротами и подношу к панели управления личный идентификатор. Блокировка замка снимается, и здоровенные стальные створки медленно и шумно разъезжаются в стороны, впуская меня внутрь. Я спешно захожу в ангар, стараясь не вызывать никаких подозрений. Вокруг не меньше сотни гердянок снуют туда-сюда, но большая их часть опасности не представляет, только от прочной аргентидовой мощи полицейских внутренне напрягаешься.

Я иду вдоль линий с фургонетками, пытаясь отыскать взглядом ту, что отвезёт меня на завод по производству роботов. Никакого пустого транспорта поблизости не видать, и я потихоньку начинаю нервничать — уж не опоздали ли мы? Смотрю на время — нет, у нас есть ещё три минуты. Это целая вечность.

Слышу позади чьи-то механические шаги. Оборачиваюсь и вижу одного из полицейских.

— Вы Менке Рамаян? — спрашивает меня гердянка.

— Ага.

— Личность идентифицирована. Прошу вас, пройдите со мной. Мы сопроводим вас к станции гиперлупа, который отвезёт вас в Златоград.

Вот оно что. Выходит, всю эту ораву прислали специально как эскорт для меня. Даже лестно, но совсем не согласуется с планами. Следую за полицейским к фургонетке с остальными. Честно говоря, ситуация дурацкая. Да, подорвать их всех внутри даже проще, вот только электромагнитный импульс спалит электронику и самой фургонетки, а потому отъехать мы не сможем, а сюда уже через минуту стекутся десятки вооружённых гердянок, которые превратят нас с Деном в страшный сон трипофоба. Нужно срочно что-то придумать.

Робот приводит меня к своей фургонетке. Даже с улицы вижу чётких и прямых полицейских, сидящих на пассажирских диванчиках, в любую секунду готовых вскочить и выполнять свою функцию. Указательный палец в кармане нащупывает кольцо гранаты. Сейчас я развернусь и швырну её в окошко фургонетки. Потом нужно ударом отвести в сторону оружие у стоящей передо мной гердянки, двинуть ей по ноге, закинуть ЭМ-гранату и бежать прочь. Транспорта мы, конечно, лишимся, но это единственный способ прорваться.

Осталось две минуты.

Только я собираюсь вытащить гранату, как слышу внутри фургонетки короткий звонкий звук падения чего-то маленького и металлического. Не успеваю сообразить, что происходит, как голова стоящего передо мной полицейского отделяется от тела и падает на землю спущенным с горки качаном капусты.

Из-за его спины появляется Ден Унаги. Полицейские в фургонетке вскакивают со своих мест и готовятся стрелять, но внутри раздаётся взрыв, который выбивает окна и двери. Звуковая волна бьёт в барабанные перепонки, наполняя голову непрерывным писклявым звоном. Я инстинктивно пригибаюсь, и на мою спину сыпется град мелких стеклянных осколков. Хорошо, что успел закрыть голову руками.

Взрыв разметал гердянок внутри фургонетки, но некоторые из них всё ещё функционируют. Ден закидывает внутрь ЭМ-гранату, жестом велит мне бежать и сам улепётывает, как нашкодивший малец. Я срываюсь с места и лечу за ним так далеко, как только могу. Точно, вот болван, я забыл спросить, какой у гранат радиус действия.

Сзади раздаётся негромкий хлопок, затем ещё несколько — это погорели стоящие рядом с фургонеткой гердянки.

Всё происходит стремительно, буквально за несколько секунд. Хочется прямо сейчас наскочить на Дена и бить по его наглой роже за эту самодеятельность. Похоже, он решил так поступить с самого начала, а меня использовал просто как приманку, чтобы отвлечь внимание полицейских и незаметно к ним подкрасться. Вот же сволочюга!

Он запрыгивает в первую попавшуюся фургонетку, в которой находится несколько уборщиков. Ден избавляется от них двумя взмахами катаны.

— Вышвырни их! — кричит он мне. — Я запущу её!

— Слышь, я тебе не мальчик на побегушках! Сам выкидывай!

Ден тихонько ругается про себя, но всё-таки хватает останки роботов и выкидывает их наружу. Пока он занят, я пробираюсь к панели управления. Она закрыта тонкой металлической пластиной, которую я выламываю парой ударов и отшвыриваю в сторону. Передо мной открываются ровные и аккуратные линии десятков разноцветных проводов, соединённых клеммами к различным портам. Рядом небольшой экранчик с маленькой цифровой клавиатурой.

Кори, выведи коды для управления фургонеткой.

Перед глазами появляются добрые несколько сотен цифровых комбинаций. Перво-наперво, насколько помню, нужно вбить пин-код, иначе дальнейшие команды эта хреновина тупо не воспримет. На всех фургонетках он отличается, но обычно это серийный номер плюс девять. Рядом отпечатано восьмизначное число. Ну что ж, прибавляем девятку и пробуем: два, восемь, три, четыре, пять, один, шесть, семь. Доступ к управлению получен. Есть! Кори, найди в списке комбинацию для выбора места назначения. Семь, три, ноль, пять. Отлично, теперь нужно задать координаты — у каждой точки в городе также есть уникальное цифровое значение, никак не связанное с широтами и долготами. Кори, выведи идентификатор московского завода по производству роботов. Три, решётка, один, три, один, один. Теперь нужно фургонетку завести. С силой выдёргиваю из клеммы верхний правый зелёный кабель. Снизу по нему передаётся электрический сигнал, который не пройдёт дальше, пока не будет получена команда от центрального сервера. Эта команда замкнёт цепь, ток пойдёт дальше к двигателю, который в итоге заведёт фургонетку. Однако если миновать этот участок и соединить два кабеля напрямую, можно запуститься и без удалённой команды. Поэтому я вырываю стоящий рядом красный кабель, оголяя провода, и соединяю его с первым, пытаясь замкнуть цепь. Всю фургонетку охватывает лёгкое гудение, сопровождаемое едва заметной вибрацией. Она потихоньку начинает движение.

Ну чё, Ден, выкусил? Думал, я — дебил и не справлюсь с такой простецкой задачей?

Но этот хмырь заканчивает выкидывать останки роботов из фургонетки и спокойно садится на диванчик, принимая мой успех, как что-то должное. Да и хрен с ним. Я сажусь рядом, а в ушах до сих пор звенит от взрыва гранаты.

Не успевает фургонетка покинуть ангар, как из распахнутых ворот на другой стороне, словно муравьи, вваливаются полицейские — несколько десятков, целая армия. Ну охренеть, надеюсь, они не станут нас расстреливать издалека. Не станут же?

Следом за роботами залетает вооружённый дрон, но благо всего один. Наша фургонетка набирает скорость, покидает блок и теперь несётся в сторону завода по производству роботов, основная часть которого раскинулась за куполом, чтобы отходы не попадали внутрь. В черте города находится лишь вход туда, в который ведёт наш рельсовый путь.

Дрон летит за нами.

— Просьба остановить фургонетку, — раздаётся из его динамиков громкий синтезированный голос. — В противном случае мы будем вынуждены открыть огонь.

А вот это неприятно. Я только позавчера побывал в подобной ситуации, и знаю, что такое огонь на поражение, а сейчас я на одном борту не с простым террористом, а с самим Деном Унаги.

Я смотрю вперёд и вижу, что дальше нас ждёт обрыв. Прочные ферганитовые рельсы пролегают прямо над опоясывающей весь город пропастью глубиной не меньше ста пятидесяти метров и такой же шириной. Ни моста, ни укреплений — лишь две блестящие серебристые линии, перечёркивающие воздушное пространство. Мы покидаем твёрдую землю, и по обеим сторонам от нас открывается свободный обзор на огромный ров, раскинувшийся вокруг. Там, внизу, работают фильтры, очищающие воздух, и генераторы тепла, которые зимой поддерживают приемлемую и комфортную температуру, а потому дно сокрыто облаками пара. Впереди, на той стороне земли тянется фундамент из прочного композита на основе титана, на котором и стоит наш стеклянный купол. И вот теперь страх толстым одеялом накрывает с головой — если фургонетку собьют, нам крышка.

Ден сидит на диванчике с закрытыми глазами и ладонями на бёдрах, словно медитирует. Нашёл время расслабляться.

Отсюда я уже вижу вход на завод — он находится прямо напротив. Мы на полной скорости несёмся туда, на этот большой открытый выступ, за которым нас ждёт проём где-то семь на пять метров, куда и заходят рельсы.

— Даю вам пять секунд, после чего открываю огонь, — объявляет дрон.

— Ден?

Он молчит.

— Пять.

Похоже, Ден не собирается ничего предпринимать. Он уверен, что мы каким-то чудом сможем спастись, ухнув вниз в пропасть. Ну, удачи, баклан, а я вот хотел бы выжить. На кой ляд мне вообще торчать тут с тобой?

— Четыре.

Ладно, Псих, соображай. До завода ещё добрая сотня метров, за четыре секунды не успеем. Дрон может расстрелять саму кабину, осыпав нас градом пуль, и тогда единственный наш шанс — это попытаться найти укрытие внутри. Либо, как и в прошлый раз, он может бить по колёсам и опрокинуть нас вниз. Можно ли остаться в живых в этом случае? Сильно сомневаюсь. Поэтому пусть уж лучше палит по кабине.

— Три.

Ден резко открывает глаза, вскакивает с места и подходит к панели управления.

— Два.

Ден набирает код открытия дверей и оборачивается ко мне.

— Приготовься прыгать, — говорит он.

— Один.

Двери распахиваются.

Дрон открывает огонь по колёсам. Ферганитовым рельсам пули не страшны, но фургонетку всё равно подбрасывает, словно на кочке, после чего она начинает стремительно клониться вправо. Я рвусь до противоположной стороны к открытым дверям. Фургонетка останавливается, кренится окончательно и ухает вниз.

— Прыгай! — кричит Ден и изо всех сил отталкивается от края, подпрыгивая вверх.

Не раздумывая ни одного лишнего мгновения, я просто повторяю за ним. Я выпрыгиваю из другого выхода, когда фургонетка уже летит в пропасть. Ладони в последний миг успевают зацепиться за рельс. Никогда ещё я так нагло не хлопал смерть по плечу! Сердце отбивает стремительный ритм, пульс восторженно долбит в висках, а картинка перед глазами дрожит от каждого удара. В голове пусто — все мысли поглотило лишь истовое желание удержаться. Мышцы рук сразу принимают огромную нагрузку и отвечают тупой болью.

Я кое-как подтягиваюсь и забираюсь на рельс, обнимая его всем телом, словно спасательный круг.

Дрон подлетает к нам. Сука, дайте хоть выдохнуть.

Ден встаёт на рельсе, умело сохраняя равновесие, но человеческие ступни всё равно слишком длинные, чтобы стоять тут свободно. Особенно когда ты находишься над огромной, мать его, пропастью. Рельс не шире бордюра, но Дена это, кажется, не шибко волнует. Я вижу движение, с которым он вытаскивает из ножен свою невидимую катану. Эй, ты чё удумал?

Дрон пролетает мимо меня, движется чуть дальше и опускается вниз, оказавшись прямо перед Деном и отрезав нам путь к заводу.

— Денис Унаги, личность идентифицирована, — сообщает гердянка. — Вы обвиняетесь в серии террористических актов и тяжких преступлений. Просьба не оказывать сопротивление, в противном случае вы будете мгновенно ликвидированы.

Я замечаю, что у Дена невероятно сосредоточенное выражение лица. Он встаёт обеими ступнями вдоль рельса в традиционную стойку кендо, но дрон, разумеется, не может видеть меча в его руках.

— Концентрация и баланс, — тихо произносит Ден. — Концентрация и баланс.

— Поднимите руки вверх, — говорит дрон.

Ден повинуется, замахиваясь катаной над головой. Нет, он же не станет…

— Концентрация и баланс, — в очередной раз произносит Ден, после чего стремительно, так, что мои глаза даже не успевают зафиксировать движение, делает шаг вперёд и бьёт катаной перед собой, разрубая дрона пополам. Обломки летят в пропасть, а этот грёбаный самурай застывает на месте и секунды три-четыре просто не шевелится.

Я тоже не двигаюсь, глядя на него с нескрываемым восхищением. Вот чертяка, до чего дошёл, а! Но радоваться рано, скоро сюда налетят другие дроны, которые наверняка поведут себя осмотрительнее.

Чтобы не отставать от Дена, тоже кое-как встаю на рельс и аккуратно поднимаюсь во весь рост. Не смотреть вниз, главное — не смотреть вниз. Ден оживает, выпрямляется, отточенным мастерским движением убирает катану обратно в ножны, после чего аккуратно, шаг за шагом, идёт по рельсу в сторону завода. Движется он быстро, ловко переставляя ноги, будто канатоходец. Меня же постоянно клонит то вправо, то влево, я перемещаюсь какими-то нелепыми рваными рывками, да и вообще, попробовали бы вы нормально идти, когда каждое неверное движение грозит смертью. Ден постепенно увеличивает дистанцию между нами.

Очень тяжело не глядеть под ноги. Я стараюсь смотреть вперёд и не отрывать ступни от рельса — так проще, но медленнее. Что ж, вынужден признать, Ден Унаги куда ловчее меня. Вот же сволочь, и тут меня обскакал, сраный гений. Снизу бьёт ветер от воздушных фильтров и генераторов тепла, взъерошивает волосы, поднимает куртку, и каждый порыв так и норовит сбить мне равновесие.

Ден уже сходит на выступ, ведущий внутрь завода, и на него выбегает целая толпа полицейских. Они не спешат открывать огонь — интересно почему? Впрочем, мне это только на руку — я всё ещё стою на рельсе, как олух, и шальная пуля вряд ли помогла бы мне дойти до конца.

Ден же не мешкает, он сходу бросает в сторону полицейских ЭМ-гранату, которая через три секунды вызывает у них явные проблемы. Гердянки начинают двигаться медленно и дёргано. Ден вновь вытаскивает свою катану и тупо идёт рубиться. Один взмах, второй, третий. Какой-то полицейский поднимает автомат и собирается стрелять, но меч Дена оказывается быстрее. Что ж, выходит, электромагнитные импульсы, может, и не выводят гердянок из строя окончательно, но очень заметно их ослабляют.

Когда я с облегчением ступаю на сплошную поверхность выступа, Ден срубает голову последнему роботу, после чего вытирает пот со лба рукавом.

— Пришлось пожертвовать своим нейрокомом, — говорит он. — Граната повредила управляющий чип.

— Зато живой, — бурчу я. — Давай-ка сперва обговаривать планы. Мы из-за твоей самодеятельности чуть не сдохли оба.

— Но не сдохли. Не беспокойся, всё было просчитано. Или ты мне не доверяешь?

— Нет, ясен хрен. Ты ж на всю голову пришибленный, хуже меня. Своими лохами-унагистами командуй, а я тебе не жалкий прислужник, усёк?

— Ты прав. — Ден кивает с до смешного серьёзным видом. — Прости меня. Я действительно забываю, что мы равные соперники. Слишком привык отдавать приказы и использовать других в своих целях. Больше не буду, клянусь. Отныне обговариваем все наши планы.

— То-то.

Странное чувство — я вроде и добился своего, а всё равно как-то неловко стало.

Тем не менее, мы входим внутрь завода. Сразу же оказываемся в просторном высоченном ангаре, где с обеих сторон стоят ряды фургонеток, куда потихоньку залезают новые роботы. Гердянки выходят из маленьких проходов, равномерно расположенных вдоль стен, и, на удивление, появляются нечасто, по одной-две раз в пару минут. Некоторые фургонетки почти полностью заполнены и готовы отправляться, но, подозреваю, из-за нашего вторжения они слегка задержатся. В то же время другие стоят практически пустые. Интересно, что все гердянки сразу собраны и активированы, забираются в кабины самостоятельно. На нас никто не обращает внимания, но оно и понятно — Дена они всё равно не видят, а меня, похоже, за преступника не считают. Высокие прочные квадратные колонны поддерживают потолок, а поверху между ними тянутся толстые силовые кабели. Всё вокруг бежево-коричневое, не унылое, а даже какое-то уютное.

Из последнего левого прохода выходит шестеро вооружённых полицейских гердянок. Моя первая мысль: «Их чё, на заводе штампуют?». А потом я вспоминаю, где мы находимся и раздуваю лыбу.

Мы с Деном разбегаемся в разные стороны и прячемся за колоннами, я за левую, он — за правую. Гердянки тут же открывают огонь, но по мне они не стреляют. У-ху, любопытненько!

Неужели полицейские на входе тоже не стали сразу стрелять в Дена, потому что боялись случайно попасть в меня?

Я вспоминаю все детали увиденного за последние несколько дней и, наконец, окончательно убеждаюсь в том, что Златоград всеми силами старается сохранить мне жизнь. Никакой опасности здесь мне не грозит, особенно если держаться подальше от Дена. Это его хотят ликвидировать. А меня никто не тронет.

Фух, ну и здорово. Уж не знаю, чем ценна для Златограда моя жизнь, но спасибочки. Так намного проще.

Дена надо выручать. Роботы постепенно приближаются, продолжая обстреливать колонну, за которой он прячется. От неё отлетают крупные куски бетона и штукатурки, и, если так продолжится, её просто снесут. Весь ангар наполняется оглушительным звуком выстрелов, который не просто перекрывает всё остальное, но словно проникает под кожу и заставляет отзываться в ответ каждый внутренний орган.

— Стойте! — кричу я и выскакиваю из-за своей колонны. Впрочем, за этим грохотом вряд ли кто-то различил голос.

Я бегу в сторону Дена, а роботы прекращают стрельбу лишь заметив меня. Что ж, похоже, я не ошибся. Один из полицейских выходит ко мне и преграждает путь.

— Пожалуйста, оставайтесь на месте, — говорит он, выставив вперёд руку. — Идёт ликвидация опасного преступника.

— Пра-а-а-а-а-авда?! — как можно более нарочито удивлённо восклицаю я. — А можно посмотреть?

— Это опасно, пожалуйста, отойдите подальше.

Я смотрю в сторону колонны и замечаю, что Ден куда-то делся. Ладно, импровизируем.

Роботы тем временем медленно подходят к колонне. Тот, что остановил меня, оборачивается и замечает, что Ден скрылся. Информация быстро разлетается по остальным на теклане. Гердянки кучкуются, встают друг к другу спинами возле колонны и осматривают помещение.

— Я вообще-то ищу станцию, с которой меня отправят в Златоград, — как бы невзначай роняю я. — Не подскажите, в какую сторону идти?

— Ваш путь лежит прямо, через цех сборки и цех слияния, — отвечает всё тот же полицейский. — Затем у больших дверей наружу вам надлежит повернуть налево и спуститься по лестнице вниз.

— Спасибочки.

Едва я это произношу, откуда-то сверху падает Ден прямо в толпу роботов и одним длинным круговым взмахом катаны сносит головы пятерым из них. Последний — тот, который разговаривал со мной — даже не успевает обернуться, как второй удар обезглавливает и его. И вновь всё происходит так быстро и стремительно, что я никак не успеваю на это среагировать.

— Ты хренов ниндзя! — восклицаю я. — Ты как это сделал?! Откуда спрыгнул?

— С тех кабелей. — Ден показывает под потолок. — Сперва забрался на фургонетку, оттуда вон на тот небольшой выступ, зацепился за маленькую выемку и следом перепрыгнул на кабель. Ну а оттуда уже сюда, вниз.

Я ни слова не могу вымолвить, только тупо хлопаю ртом, как грёбаная рыба, поражённый тому, с какой лёгкостью Ден преодолел путь, который не каждому гимнасту по зубам. Успокаиваю себя тем, что, наверное, и я бы справился, но не так быстро.

— И давно ты увлёкся акробатикой?

— Тогда же, когда и паркуром. — Ден, как всегда, максимально серьёзен. — Спасибо, что отвлёк их. Если бы не ты, я бы уже погиб.

— Не за что.

— Я заметил, что тебя они не атакуют. Это можно использовать.

— Хочешь, чтобы я пошёл вперёд для разведки?

— Читаешь мои мысли.

Чего там читать, это же очевидно. Устало вздыхаю и прусь туда, куда показывал полицейский. Ден выжидает некоторое время и идёт следом, но не по открытому пространству, а короткими бросками от одной колонны до другой. Хреново, что его нейроком погорел, так могли бы связываться на расстоянии, но теперь придётся использовать какие-то другие условные сигналы. Если мне на пути попадутся полицейские гердянки, заору во всю глотку, надеясь, что он услышит.

Из первого цеха, предполагаю, сортировочного, выхожу в небольшой коридор. Вдоль его стен будто случайно расставлено несколько ничем не примечательных дверей, но мне нужны те, которые стоят в самом конце. Свет здесь очень тусклый, ведь перемещаются тут только роботы, а им ни к чему хорошая освещённость.

Я не оглядываюсь и потому не знаю, идёт Ден за мной или нет — да мне и побоку. После того, что я видел, думаю, он прекрасно справился бы в одиночку. Мне казалось, что Чих Пых Мых крутой, но теперь понимаю, чего он так преклонялся перед своим мастером. Интересно, сколько же времени и сил потратил Ден, чтобы достичь практически супергеройского уровня физического развития?

Прохожу сквозь дверь и попадаю в цех сборки. Он представляет собой целый лабиринт из конвейеров, на которых манипуляторы по деталям собирают тела роботов. На удивление, производство гердянок не поставлено на бесконечный поток, часть цеха просто выключена и не работает, сейчас запущен лишь единственный участок, делая, видимо, одного конкретного робота. Тем не менее, здесь ужасно шумно: всё дребезжит, долбит, жужжит, гремит. Пахнет маслом, мазутом, металлической пылью. А ещё невыносимо жарко.

Ради интереса пытаюсь проследить весь путь сборки. Сперва на большом 3D-принтере печатаются заготовки из аргентида. Они проходят через холодильный агрегат, а затем распределяются по нескольким линиям, где либо дополнительно шлифуются, затачиваются и обрабатываются, либо отправляются сразу на сборку. Затем готовые детали сортируются в специальную тележку с несколькими отсеками. Тележка подъезжает к столу, где добрая дюжина манипуляторов разного размера собирает робота из отдельных частей: складывает, сваривает, паяет, протягивает провода, закручивает винты и гайки.

Провода и микросхемы производятся в других секторах цеха. Они точно так же печатаются и штампуются; провода оборачиваются резиновым покрытием, а чипы программируются за отдельным столом.

Но есть интересный момент — когда гердянка практически собрана, в её голову вставляется какой-то небольшой чип, который не производится здесь. Этот чип привозит маленький робот-носильщик, видимо, из того самого цеха слияния, куда мне надлежит пойти дальше.

Посмотрим, что там такое.

Я прохожу вперёд к большим воротам, в которые вставлена маленькая калитка для носильщиков. Открываю их, захожу внутрь и…

Мать честная.

Я… я даже не могу точно сказать, что я вижу. Одну секунду, нужно сперва это осмыслить.

Передо мной огромное помещение, по размерам не уступающее предыдущему. Здесь царит полумрак, а цветовая гамма совсем иная, нежели в прошлых двух цехах — красно-сине-фиолетовая. Пол равномерно, так, чтобы оставались узкие линии дорожек, заставлен прямоугольными помостами высотой с обычную кровать. На нескольких из них располагаются по два робота, сцепившиеся манипуляторами, будто держащиеся за руки. У одной из коротких сторон помоста торчит панель управления с голоэкраном, на котором загрузочной полосой с процентным числом отображается степень слияния. По крайней мере так там написано — я специально подошёл поближе, чтобы посмотреть. От панели тянутся кабели к месту установки управляющих модулей гердянок (в случае андроидной конструкции — к голове). Роботы все разные, даже на одном помосте замечаю, например, уборщика с официанткой, или хирурга с домработницей. Нахожу парочку, у которых этот самый уровень слияния близок к ста процентам.

Как только полоса загрузки на экранчике доходит до конца, из прямоугольного отверстия на панели управления вылазит чип — тот самый, который роботам вставляют в голову. По залу ездит маленькая гердянка, которая собирает эти чипы, сортирует их в большом цилиндрическом хранилище в углу, после чего выбирает нужные и отвозит в цех сборки.

Так, стоп. В происходящем нужно разобраться. Хотя чего тут разбираться, всё очевидно и так.

Роботы производят потомство.

Это дикая, совершенно невероятная мысль, но при этом она прекрасно объясняет всё, что я здесь наблюдаю. Сраные гердянки размножаются! Слияние происходит на программном уровне — они, как я понял, смешивают свои коды. Нет, звучит, как чушь. Такой метод накапливал бы слишком много ошибок. Скорее всего это взаимно общающиеся и обучающие друг друга нейросети, которые на ходу программируют ещё одну, третью, которая и становится их цифровым ребёнком. Но если так, то выходит, что гердянки — не просто выполняющие самую тупую работу болванчики. Они личности. Они индивиды, иначе в таком слиянии никакого смысла.

В тишине этого цеха мне вдруг становится неловко, словно я — тот самый чувак, который свечку держит. Я спешу пройти дальше, чтобы не нарушать интимное настроение роботов, если, конечно, у них вообще есть какое-то настроение.

Я выхожу через небольшие раздвижные двери в следующий коридор и на секунду останавливаюсь, чтобы всё осмыслить и отдышаться. Интересно, что скажет Ден, когда это увидит? Как отреагирует?

Мир перевернулся с ног на голову. Просто охренеть! Всю жизнь я считал их безмозглыми бесчувственными гердянками, машинами, созданными выполнять определённую работу. Но оказывается один уборщик отличался от другого так же, как отличаются друг от друга снежинки. Получается, в каждом роботе присутствовало что-то своё, индивидуальное, и это что-то он мог передать потомкам, которые также приобретут собственные черты и так далее, и так далее. Наследование не крови, не генов, а сознания — куда более продвинутый уровень.

Зачем мне это показали? Златоград привёл меня сюда специально, чтобы я что-то понял? Хрен разберёшь этих сволочей, но если хотели меня впечатлить — им удалось.

Иду дальше по коридору к следующей двери. За ней оказывается ещё один коридор, который идёт перпендикулярно предыдущему. Прямо напротив очередные большие раздвижные двери.

Вся верхняя половина дальней стены представляет собой сплошное окно, за которым виднеются голый весенний лес, тщательно вытоптанная тропинка, уходящая вглубь чащи, и над всем этим — чистое голубое небо. Рядом стоит табличка со стрелочкой налево и надписью «Станция».

Я подхожу к стене и прислоняю ладонь к холодному стеклу. Выдох оставляет на нём мутное пятно конденсата. Там, за этой тонкой прозрачной преградой, лежит живой мир вне купола; мир, в котором я когда-то рос, но откуда меня выкинули в серую душную городскую клетку. И где-то там, за горизонтом, лежит ответ почему.

Я отхожу от окна и смотрю на двери, ведущие наружу, к свежему воздуху весеннего леса. Затем перевожу взгляд на табличку, указывающую направление к станции гиперлупа. Да, моя цель — Златоград. Но разве я не могу позволить себе немного прогуляться с той стороны?

Я прикладываю к дверному замку личный идентификатор. Неожиданно загорается зелёный диод. Двери разъезжаются, и в лицо тут же бьёт настоящий прохладный ветер. Я с удовольствием вдыхаю натуральный нефильтрованный воздух. Он заполняет лёгкие, насыщая их свежестью. Я делаю шаг и под ногой хрустит поздний заледенелый снег. Зябко.

Снаружи тоже стоит небольшой покосившийся деревянный указатель со стрелкой, показывающей на тропу, и подписью «Дом».

Невозможно.

Я смотрю вглубь леса и еле сдерживаю первый же порыв броситься вперёд, чтобы убедиться или опровергнуть. Пялюсь на табличку, на надпись, как полный кретин, не в силах принять очевиднейшее решение. Ты пришёл сюда не за этим, болван, ты всего лишь хотел подышать свежим воздухом и только. Тебя ждёт куда более важная миссия.

Но разве не ради того, чтобы вернуться домой, я и затеял весь этот крестовый поход?

Я всё-таки срываюсь с места и бегу вперёд по тропинке, а холодный ветер режет мне лицо, но я терплю, потому что уже совсем скоро оно согревается вместе с остальным телом. Сердце разгоняет кровь, разнося живительное тепло.

Я бегу быстро, и уже спустя где-то пятьсот метров дыхалка начинает сдавать, а ноги наливаются болезненной тяжестью. Не останавливайся, несись дальше, слышишь?! Но чаща не желает расступаться и исчезать. Если надпись на табличке не врёт, то я совсем скоро увижу совсем другой пейзаж. В детстве меня не пускали в лес на западной стороне, мол, там водятся опасные дикие звери, но теперь проясняется истинная причина запрета.

Когда я почти на исходе, деревья, наконец, редеют, и взору открывается низина, с небольшими возвышенностями чуть дальше, вся укрытая белоснежным снегом, лысая — лишь где-то в километре впереди виднеется лесополоса. И где-то вдалеке близ голой рощи стоит одинокий двухэтажный дом, окружённый высоким деревянным забором.

Тот самый дом, который снился мне последние шестнадцать лет.

Я замедляюсь, ноги становятся ватными и теперь с трудом удерживают грузное тело. Каждый шаг — грёбаный подвиг. Лёгкие наполняются обжигающей морозной болью даже при слабом вдохе. Но я иду вперёд, невзирая ни на какие трудности, потому что вот оно, вот то, ради чего я так долго боролся, терпел лишения и невзгоды, к чему стремилась каждая клеточка моего тела и все частички души.

На удивление тропинка продолжается, кто-то расчистил снег, раскидав его по сугробам вдоль дороги. Скорее всего работа роботов, но для чего? Неужели здесь ещё кто-то живёт? Даже визуально до дома не больше трёхста метров. Забавно, а в детстве расстояния казались огромными и непреодолимыми, практически бесконечными, словно вся вселенная в твоём распоряжении.

Наконец подхожу к тёмно-зелёному забору, огораживающему знакомый двор. Шестнадцать лет прошло, а здесь ничего не изменилось, словно время застыло и заново пошло только сейчас, с моим возвращением.

Сам дом такой же синий, деревянный, с шиферной крышей и слегка облупившейся кое-где краской. Окна с белыми рамами плотно заперты, чтобы не впускать холод. Из печной трубы валит дым, явно говоря о чьём-то присутствии внутри.

Неужели…

Я открываю калитку, захожу во двор и ступаю на узенькую тропку, ведущую к крыльцу. Ощущение такое, словно враг своим кулаком пробил мою грудную клетку и сжал сердце, собираясь вот-вот раздавить его. С каждым шагом всё сильнее и сильнее задыхаюсь. Вот ещё немного и моя рука коснётся дверной ручки. Я протягиваю её, и пальцы еле-еле трогают холодный металл…

— Менке? — раздаётся сзади женский голос.

Я замираю. Как же страшно обернуться и не увидеть ничего, поняв, что мне всего лишь почудилось.

Но надо найти в себе силы. Я зажмуриваюсь, трясу головой, решаюсь и разворачиваюсь.

У калитки стоит мама.

За шестнадцать лет она не постарела ни на день. Ей по-прежнему как будто около тридцати, но, наверное, это потому, что она азиатка, а над ними возраст проделывает невероятные фортеля. Или же тут другая причина. На ней строгая водолазка, тёплые брюки, пальто — и всё, конечно же, непременного чёрного цвета.

Но всё-таки кое-что изменилось. Её взгляд. Где та холодная презрительная надменность, к которой я привык? Она смотрит на меня так, как истово любящая мать смотрела бы на вернувшегося с войны сына. Её рот растягивается в слабой улыбке.

Нет, сука, я не плачу. Не плачу. А не верите — идите нахуй. Если у меня слёзы текут, так это от ветра.

— Мама. — Мой голос звучит так жалко и сдавленно, что самому стыдно.

Она вдруг резко срывается с места и бежит мне навстречу, а как только добегает, то сразу бросается на шею и крепко обнимает. Хех, ну да, я теперь сильно выше её ростом. И я в ответ крепко прижимаю её к себе, вдыхая долгожданный хвойный аромат.

— Прости, — говорит она, словно еле выталкивает слова из горла. — Прости меня за всё, сынок. Я так тебя люблю…

— И я люблю тебя, мам.

Мы стоим вот так, обнявшись, наверное, целую минуту, молчим и просто ждём, когда высохнут слёзы, невидимые тиски отпустят сердца, и мы сможем выдохнуть и поговорить нормально.

Мама первой разрывает объятия. Она утирает рукавом оставшиеся мокрые дорожки с моих щёк, и её лицо приобретает уже известный серьёзный вид.

— Я рада, что ты заглянул ко мне, — говорит она. — Нам о многом нужно поговорить, но сейчас нет времени. Ты должен отправляться в Златоград.

— Но я не хочу. Мы столько лет не виделись, ты о чём вообще? Нахер Златоград. Я хочу остаться здесь, с тобой.

Мама кладёт свои тёплые ладони мне на щёки.

— И я бы хотела, чтобы ты остался. Но поверь, у тебя есть дела поважнее. После мы ещё обязательно увидимся и всё обсудим, а пока…

Она лезет в карман своего чёрного пальто и достаёт оттуда кольцо-ринфо, после чего кладёт его мне во внутренний карман куртки.

— Никому не показывай, слышишь? Никому. Там записана эмошка. Проживёшь её, когда останешься один, тогда всё узнаешь. И поймёшь, что должен делать.

— Должен делать? Что я должен делать?

— Потом, всё потом. Я так рада тебя видеть, что это не выразить словами, но времени совсем не осталось. Менке, я знаю, что ты сейчас не совсем ты. Тебе нужно добровольно отречься от своей последней субличности.

Я отхожу на шаг назад.

— Ну не, мадам. — Я усмехаюсь. — Психа Колотка так просто не сшибить, сечёшь?

Её взгляд сразу же наполняется невыразимой печалью.

— Ты можешь и дальше бегать от этого, но разве не ясно, что уже всё? Твоя миссия выполнена. Этот этап твоей жизни закончился, пора идти дальше. И есть вещи, которые должны остаться позади.

— Да я скорее оригинального Менке нахрен сотру, чем себя.

Она вновь подходит ко мне и обнимает.

— Это моя вина, что ты стал таким, — говорит. — У меня не было выбора, я должна была сделать то, что сделала, но всё равно никогда себя за это не прощу. Я знаю, как тяжело тебе жилось с отцом. Знаю, кого он хотел в тебе видеть. Но пришло время это отпустить. Менке, только так ты сможешь обрести счастье. Пожалуйста, поверь мне.

Поверить, да? Обычно, когда люди хотят, чтобы им поверили, они приводят аргументы, доводы, факты, но меня словно в секту затягивают. Надоело.

Я смотрю на небо и только сейчас замечаю, что уже какое-то время идёт небольшой снег. Одинокая снежинка падает мне на скулу и тут же тает. Да, она никуда не исчезла, только сменила агрегатное состояние. Если подумать, то и я никуда не уйду, ведь моя память, мои мысли, весь накопленный опыт — всё это останется с Менке. Я всегда изо всех сил старался казаться самым значимым, самым крутым и сильным, потому что изначально задумывался таковым. Я тот, кто побеждает.

Но мама ведь права — теперь в этом нет смысла. Дальше Менке прекрасно справится и без меня. Он бы и сюда самостоятельно добрался, не хватило лишь капельки уверенности в своих силах. Но с моим исчезновением он обретёт такую уверенность.

Я закрываю глаза и улыбаюсь. Исчезнуть в объятиях мамы — куда уж лучше?

— А, пофиг, — тихо говорю я. — Давай.

Гусак Петро появляется из-за её спины неожиданно и бесшумно. Эй, а где твои прикольные ругательные выкрики? Он замахивается мачете и продолжает молчать.

Ну, блин, так неинтересно.

И почему у меня самая скучная смерть?