После уроков он, как обычно, сообщил родителям, что пойдёт гулять, и спешно сбежал на улицу. Коридор родного блока, небольшая лестница — и вот, наконец, пешеходные дорожки второго уровня. Сердце билось чаще от предвкушения предстоящей встречи. В голове он проигрывал разные варианты признания, перебирал их, пытаясь выбрать наилучший, но всё же не мог унять внутреннюю дрожь, пробирающую до спинного мозга. Бушующее пламя души подхватывало и несло вперёд, казалось, что земля под ногами плавится, а позади разгорается великий пожар. Уличные трубачи играли вдохновляющую радостную мелодию и летали на крыльях, как ангелы.
Но вот, наконец, он дошёл до небольшого уютного семейного кафе. Там за столиком уже сидела Лидия и пила клубничный милкшейк. Она выглядела очаровательно: длинные светлые волосы, подвязанные шёлковым бантом, милое голубое платьице, белые чулочки, блестящие лакированные синие туфли.
Он зашёл внутрь, сел напротив Лидии и поздоровался.
— Ты сегодня долго, — строго сказала она. — Я уже второй коктейль тут допиваю в одиночестве.
— Прости, нам сегодня дополнительный урок впаяли. — Он говорил сбивчиво, взволнованно, опасаясь её плохого настроения. — Бежал сюда со всех ног, честно-честно.
Лидия улыбнулась.
— Ладно, забей, я тебе верю. Ну, чем сегодня займёмся?
Он нервно сглотнул. В голову сразу вторглись сомнения. Да, Лидия очень красивая, милая и приятно пахнет, но ей всего двенадцать, а ему четырнадцать, не слишком ли рано для любви? Разумом он вроде всё понимал, но не мог отбросить собственные чувства, учащённое сердцебиение и внутренний жар.
— Я… хотел тебе сказать кое-что, — начал он неуверенно. — Ну, то есть… не то, чтобы сильно хотел… просто вот думаю поделиться с тобой кое-чем…
Лидия явно загорелась.
— Ух ты! Что это, что это? Какая-то тайна?
— Вроде того…
— Тогда говори быстрее, мне же любопытно!
Он собрался с духом.
— Ты мне очень нравишься! — Слова вылетали из него со скоростью мчащейся капсулы гиперлупа. — Давай встречаться!
Во взгляде Лидии смешался целый коктейль эмоций: удивление, смущение, страх. Она приоткрыла ротик и молчала.
А для него время будто остановилось. Каждый удар сердца сотрясал всё тело. Он ждал. Тяжело дышал и ждал.
— Я… — Лидия, наконец, прервала затянувшееся молчание. — Я думала, что мы просто друзья. Прости, я… Ты классный. И симпатичный. Но просто я… Извини.
Она резко вскочила со своего места и побежала прочь из кафе, оставив его в ступоре сидеть и пялиться, как болван, на опустевший стул.
Отвергнут! Вот всё и свершилось по худшему сценарию, который он старался даже не представлять. Чтобы спастись, разум судорожно искал варианты. Что она сказала? Почему убежала? В нём что-то не так, да? И если это что-то исправить, то в следующий раз всё получится. Она сказала, что он симпатичный. Значит, дело не во внешности, тут можно успокоиться. И ещё Лидия назвала его «классным». Разве этого мало? Может, надо возвеличиться настолько, чтобы она не смогла ему отказать? А пока он недостаточно хорош.
За размышлениями он не заметил, как вернулся домой и вновь оказался в своей комнате. Что делать? Чем заняться? Взгляд упал на стоящую в углу гитару. А ведь во все времена девчонки тащились по крутым музыкантам. Значит, если стать одним из них…
Не раздумывая, он схватил гитару и начал раз за разом повторять уже разученные ранее мелодии. Но что-то казалось ему неправильным. Он вроде привычно перебирал струны, но почему-то думал, что ему куда ближе клавиши. Несмотря на это, он продолжил играть. Музыка лилась и лилась, превращаясь в водный поток, который затапливал всё вокруг, подхватывал людей и предметы, унося их далеко отсюда в другие миры и жизни. Он стирал пальцы в кровь, и хоть не чувствовал боли, но продолжал зажимать струны, принося жертву. Когда он закончил, то вдруг увидел, что руки и ноги стали больше, да и сам он заметно вырос. Подошёл к зеркалу — и правда, оттуда на него смотрел взрослый парень, лет двадцати пяти. А как же Лидия?
Он рванул из комнаты, из дома, и побежал по ничуть не изменившимся улицам к ней. Встречные люди останавливались, узнавали его, приветствовали, благодарили, фотографировали, кричали вслед. Но он не обращал на них внимания, его интересовала лишь она, только ради неё он раздирал пальцы об струны.
Он добежал до какого-то здания, распахнул двери, вошёл внутрь и…
…оказался на свадебной церемонии. В платье невесты стояла Лидия, взрослая и красивая, как никогда прежде. А рядом с ней — да кто это вообще, что за пижон в пиджаке держит её за руку? Какой-то задохлик, он же даже не симпатичный и не классный, так почему он?
— Как ты могла?! Почему, Зевана?!
Стоп, как он её назвал? Зевана? Почему Зевана, а не Лидия? Откуда взялось это имя?
Что-то в нём показалось смутно знакомым.
Зевана.
Имя эхом прокатилось по его сознанию. Как он вообще тут оказался? Откуда знал, что свадьба здесь? Почему одиннадцать лет пролетели так быстро? Чем он вообще занимался? Как его зовут, кстати?
— Зевана? — удивилась Лидия. — Кто это?
Но он стоял, сжав кулаки и глядя в пол, пытаясь найти ответы на всё новые вопросы, вспыхивающие в мыслях. Настоящее имя кружилось в разуме, будто быстрая колибри, и у него никак не получалось поймать его. Зато всё остальное стало теперь совершенно ясно.
Это не реальность. Это сон. И нужно проснуться.
Зевана. Зевана! Да, он знает, что такое разбитое сердце, но его чувства связаны не с Лидией, а с этой Зеваной.
Это имя, как спасительная нить, вытягивало его куда-то прочь, наверх, выше и выше, к пробуждению.
Она открыла глаза и тут же получила удар ногой в бок.
— Давай поднимайся! — раздался чей-то бешеный крик, от которого захотелось сжаться и спрятаться. — Вставай, мразь! Не смей терять сознание!
Точно, её в очередной раз избивал отец и от какого-то удара она на несколько секунд вырубилась. Откуда-то со стороны раздавались всхлипы. Кто плачет?
Она повернула голову в сторону источника звука и увидела Амелию, свою младшую сестрёнку-близнеца, которая сложилась в углу в немощный комочек и плакала. Отец никогда не различал, куда бьёт. Доставалось всем, независимо ни от чего. Она еле-еле оттолкнулась от пола на кулаках и, пошатываясь, встала, но, поднявшись на ноги, вдруг увидела, что отец — антропоморфный хряк в майке, трусах и с бутылкой рома в руке. И такой огромный! А нет, стоп… Это просто она сама ещё маленькая. Сестрёнке на вид не дашь больше двенадцати. Получается, ей столько же?
Ситуация казалась привычной, даже в какой-то степени родной. Вот только она думала, что давно выбралась из этого ада, вырвалась, выросла, победила… Неужели всё растворилось вместе со сном?
— Ещё раз вздумаете мне перечить, всыплю как следует, — пригрозил отец. — А теперь марш в комнату и не высовывайтесь оттуда, пока я вам не разрешу.
Отец жадно приложился к бутылке. Несколько капель стекли по его подбородку и намочили края грязной майки. Мама смиренно сидела на диване, сжав колени и сцепив ладони. Они все знали, что произойдёт дальше.
Отец толкнул в спину.
— Давай, пошевеливайся, малявка!
Затем отец схватил за шиворот Амелию, швырнул в сторону комнаты и громко хрюкнул.
— И ты тоже кончай ныть!
Она не чувствовала собственной боли, но боль любимой сестрёнки снести оказалось невозможно.
— Нане! — воскликнула она и тут же удивилась сама себе. Ну какая ещё Нане, кто это вообще? Но вдруг в памяти отчётливо вспыхнуло: Нане, моя сестра, такая же жертва отца, как и я, отца, которого я одолела… Я его одолела! Потому что я сильнее!
Она вновь посмотрела на себя. Теперь ей явно не двенадцать, а как минимум восемнадцать. Тело заметно окрепло, руки украсились мышечным рельефом. Она грозно посмотрела на отца.
— Больше ты ни её, ни меня пальцем не тронешь, — сказала она.
Отец размахнулся кулаком, но от его вида уже не хотелось скукоживаться в ужасе. Всё существо превратилось в единственное желание: защитить мать, защитить сестру. Кулак отца не достиг цели. Слишком он медленный и неповоротливый. Ответный удар произошёл быстро и беспрепятственно, прямо в солнечное сплетение этому чудовищу. Отец согнулся пополам и, судя по всему, еле сдержался от того, чтобы не выблевать обратно весь выпитый ром.
Она возвышалась над поверженным родителем и смотрела на него с презрением. Теперь нужно кастрировать его.
Стоп, что? Откуда такие мысли?
Она так уже делала. Да, но когда? Всё ведь выглядело иначе. Сестра и мать не смотрели на неё во все глаза. Отец ещё не отрастил пузо. Да, ситуация знакомая, похожая, но это лишь имитация, в действительности мизансцена сильно отличалась…
Получается, снова сон? Нане, Нане… Точно, у неё действительно есть сестра! И зовут её Нане! Или она не её сестра?
Чем больше она об этом размышляла, тем темнее становился мир вокруг. Картина застыла, словно кто-то поставил время на паузу. Тьма поглощала её, забирала с собой, утягивала куда-то в другой мир…
Всю жизнь ему везло, с самого рождения. Он стал единственным сыном в полной, любящей и заботливой семье, где царили гармония и покой. Родители, увлечённые своим делом таланты, разносторонне развивали его. Он умел рисовать, играть на флейте, гитаре и пианино, хорошо знал математику и языки. Без проблем прошла школа, затем он нарисовал мультфильм по собственному сценарию, и сам же написал к нему саундтрек. Тот очень мощно выстрелил, принеся создателю баснословные пятьдесят тысяч единиц соцрейта. Но это только поначалу, потому что каждый новый мультфильм приносил всё больше и больше. И вот, на счету его социального рейтинга лежало уже девятьсот сорок тысяч единиц, ему тридцать четыре года — он молод и духом, и телом. Живёт в роскоши на верхнем уровне. Всё ему досталось легко и без особых проблем, кроме одного — счастья.
Жизнь протекала, будто тихая спокойная река — ни тебе порогов, ни водопадов, ни крутых волн, непогоды или бурного течения.
Когда он проснулся в своей комнате, то увидел мирно спящую девушку, уткнувшуюся носом ему в плечо. Он знал её — Мила. Какое прелестное имя. Но оно не вызывало ни малейшего колебания души. Мила выглядела очаровательной и беззащитной — зрелище, которое у любого нормального мужчины должно распалить сердечный огонь, но он почему-то по-прежнему оставался холоден и спокоен. В этом мире ничего его не интересовало. Всё уже давно было изучено и понятно.
Как вообще дурацкие мультфильмы завели его так далеко? Опять чёртова удача? Если он получит миллион единиц соцрейта и бессмертие вместе с ним, то его существование превратится в бесконечную агонию. Его не интересовала вечная жизнь. Более того, единственное, почему он вообще ещё не покончил с собой — это знание о том, что однажды всё закончится.
Мила меж тем потёрлась щекой о его грудь с тихим стоном и проснулась. Едва она разлепила глаза и увидела его, как сразу же улыбнулась.
— Доброе утро, — сказала она, и её голос звучал тонко, как песнь соловья.
— Доброе, — ответил он.
Она потянулась к нему и поцеловала в губы.
Внутри всё содрогнулось. Он не сразу сообразил отчего, но вскоре догадался — от боли. Не физической, а, скорее, эмоциональной. Боль настолько остро пронзила его, что он еле сдержался, чтобы не расплакаться.
В нём вскипела ненависть к самому себе, к неумению любить, привязываться, ценить что-то. Он всего добился без особого напряга. Как вообще в таких условиях можно что-то оценить по достоинству? Если нет печалей, то нет и радостей. А Мила, она ведь искренне влюбилась, отдавала всю себя, жертвовала собой в попытках разжечь в нём огонь, расшевелить, а он, сволочь, даже не мог ответить ей взаимностью.
— Прости, Лада, — сказал он. — Я бы так хотел любить тебя, но не получается…
— Лада? Я Мила вообще-то. — Она недовольно приподняла бровь и опустила уголки губ. — Боже, серьёзно? Ты даже имени моего не запомнил?
Он оцепенел. И правда, почему он так назвал её? Перепутал, потому что когда-то в жизни уже случалась подобная история, и ту девушку как раз звали Лада?
С ним такое происходит не впервые. Ещё два имени сразу всплыли в голове: Зевана и Нане. С одной он познакомился в школе, другая была его сестрой. Только он же единственный ребёнок в своей семье, так откуда сестра?
И вновь — сон! Он стиснул зубы, ощущая, как из глубин сознания наружу прорывается ярость. Сколько же ещё раз нужно проснуться?!
Мила зло смотрела на него ожидая ответа. А он спросил самое первое, о чём хотел узнать:
— Как меня зовут?
— Что?
— Как меня зовут? Назови моё имя.
— Что за бред? Зачем это?
Он схватил Милу за плечи и повысил голос:
— Что здесь происходит?! Кто я?! Кто ты?!
— Отпусти, мне больно! — Теперь она смотрела на него со страхом. — Я не понимаю, о чём ты.
— Не ври мне! Вы все мне врали так долго, и больше я этого не потерплю! Кто такие Лада, Зевана и Нане?!
— Я не знаю!
— Отвечай!
— Рама! — закричала она. — Тебя зовут Рама Вишан!
Вдруг что-то схватило его и потянуло назад с огромной скоростью. Он боялся врезаться в стену, но стены не оказалось, и он просто летел и летел, глядя на шокированную Милу, которая стремительно уменьшалась, пока и она, и вся комната не превратились в маленькую белую точку на фоне бесконечной черноты.
Лёгкий летний ветерок, дувший сквозь распахнутое окно, колыхал белые занавески. Мягкий полуденный свет, заливавший комнату, приносил умиротворение.
Он, пятилетний, сидел на полу перед большим голоэкраном и смотрел старый двухмерный фильм. Главный герой, отважный космический капитан, с отрядом бойцов защищал космолёт от натиска недругов с другой планеты. Десять человек против сотни. Вспышки выстрелов, свист пуль, падающие на землю тела врагов — мальчик не мог оторваться от экрана. Когда пошли титры, он вскочил и, возвышенный вдохновляющей экзальтацией, побежал к своей маме.
— Мама! Мама! — кричал он. — Смотри!
Он накинул на плечи полотенце на манер плаща, завязал его на шее, взял свой игрушечный пистолет и встал в боевую позу.
— Я — капитан Рама Вишан!
Мама в ответ лишь слегка улыбнулась, приподняв одну бровь.
— Ну да, — сказала она. — Ты Рама Вишан.
Мальчик раскинул руки и забегал кругами по комнате. Полотенце развевалось за ним.
— Бойтесь меня, злодеи! — кричал он. — Я вас всех победю!
— Нет такого слова, Менке, — мягко напомнила мама.
— Я не Менке! Я Рама Вишан!
Вдруг мама нахмурилась, даже тень улыбки исчезла с её лица, и теперь строгий взгляд парализовал его.
— Довольно игр, — холодно сказала она. — Займись уроками. Тебе нужно как можно скорее научиться писать.
Мальчик остановился и грустно уставился в пол.
— Да, мама…
Она отвернулась, словно уже собиралась уйти, но замерла на несколько мгновений. Мальчик смотрел на её спину, выжидая.
— Знаешь, — сказала мама, не оборачиваясь, — Рама Вишан и правда герой. Здорово, что ты хочешь вырасти таким же, как он. Но помни, кто ты есть на самом деле. Никогда не забывай себя, Менке.
Он кивнул и увидел, что пространство между ними начало стремительно увеличиваться. Мама отдалялась, а он вытянул руку и побежал за ней, но уже слишком поздно. Мальчик кричал ей, его поглощала тьма, а фигура самой важной женщины в его жизни исчезала вдалеке. И вокруг, со всех сторон, будто из огромных динамиков, доносилось громогласное: «Не забывай себя, Менке. Не забывай себя, Менке. Не забывай себя, Менке…»
Он словно вынырнул на поверхность из огромной тёмной пучины. Перед ним открылся мир… Хотя нет, мир скорее воспринялся. Всё, что он в действительности видел и чувствовал, представало в его сознании в виде массива данных, целого потока цифр, из которого что-то в его голове складывало поразительно точную картинку окружающей реальности.
Он сидел на позднем весеннем снегу под широкой кроной дерева, с веток которого свисали какие-то жёлтые пузыри, а перед ним стояла удивлённая женщина двадцати пяти лет, атлетически сложенная и одетая совершенно не по погоде — в лёгкий обтягивающий чёрный топик, такие же спортивные шорты и кроссовки. Её толстая чёрная коса доставала ей практически до пояса.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Отстань, — ответил он. — Я только проснулся.
Голова всё ещё шла кругом, мир вокруг казался хрупким и ненастоящим. Неужто очередной сон? Конечно, откуда бы взяться странным деревьям, да ещё и девушкам, которые бегают в такой лёгкой одежде, когда на улице минус три градуса по Цельсию.
Да, цифры в голове точно подсказали температуру, но сам он не чувствовал ни холода, ни тепла. Он посмотрел на себя. На нём был надет какой-то красный мундир с брюками и кожаным ремнём, по виду военный, только военных уже лет триста как не существует. Он коснулся голой ладонью снега. Не холодно. Вообще никак. Он лишь узнал степень его влажности и мягкости.
— Так мне что, звать тебя Проснувшимся? — спросила женщина.
— Зови, как хочешь.
— Тогда буду звать именем из твоей прошлой жизни. Не подскажешь его?
— Менке. Менке Рамаян.
Женщина улыбнулась.
— С ума сойти, — сказала она. — Первый раз вижу, чтобы кто-то так быстро вырвал себя из потока.
— Какого потока? — Он говорил, знал, что челюсть и губы двигаются, но не чувствовал этого движения. — Что происходит?
— А что последнее ты помнишь?
— Я встретился с мамой и… — Он коснулся груди, того места, куда мать положила ему ринфо. Но только в любимую жёлтую куртку. Интересно, где же она теперь? — Кажется, потом я дрался с Деном Унаги.
— Ого, весьма неплохо. Ты и правда почти полностью восстановился. Я впечатлена.
— Так что происходит, чёрт возьми?
— Ну, Ден Унаги отрубил тебе голову. Поэтому твой мозг переделали в электронный и поместили в новое кибернетическое тело, сделанное по твоему образу и подобию. Поздравляю. Ты ведь хотел попасть в Златоград и получить технологии бессмертия? Вот это они и есть.
Проснувшийся с ужасом посмотрел на свою руку.
— Погоди… — проговорил он. — Хочешь сказать, что я умер? И теперь я робот?
— Вроде того. Помнишь, я как-то сказала тебе, что у нас в Златограде все бессмертные, а ты спросил, все ли мы роботы? Вот ты и получил ответ.
— Что? Я тебя первый раз вижу.
— Точно, ты же ещё не видел меня в основном теле. Ладно, давай познакомимся ещё раз. Я Эмилия. Эмилия Крак.
— Крак?! — воскликнул Проснувшийся. — Я думал, ты мужчина. Ты ведь говорила мужским голосом!
— Это стандартный голос всех боевых тел. Ну а я решила немного разыграть тебя.
Эмилия дразняще высунула язык. Но Проснувшийся не обратил на жест никакого внимания, его смутило другое — он знал, что слышит термин «боевое тело» первый раз, но сразу понял значение. Знание будто просто появилось в его разуме само собой.
— Ты что-то говорила про поток, — напомнил Проснувшийся.
— Ты ведь видел кучу странных снов, да?
— Да. Очень ярких и реалистичных.
— Как только твой электронный мозг помещают в кибертело и включают, ты оказываешься пленником теклана. Твоё сознание, неспособное сориентироваться в бурном потоке слияния, расщепляется и растворяется на фрагменты, которые разносятся в разные стороны. Другими словами, ты перестаёшь существовать, как личность, становясь частью коллективного сознания. Но это временное явление. Рано или поздно память, сохранившаяся в твоём мозге, даёт о себе знать. У тебя срабатывают триггеры на определённые ситуации, которые помогают тебе вернуть себя. Обычно на это уходит пара дней. Некоторые пытаются вырваться неделями. Есть среди нас индивид, который полтора месяца блуждал в потоке чужого бессознательного. Но ты умудрился управиться всего за пару часов. Такое я вижу впервые.
— Сны, которые я видел… Они не мои?
— Типа того. Это что-то вроде нашей сущности. Ты видел события, определившие чужую личность. Каждый человек носит в себе боль и травмы, а теклан позволяет как бы прикоснуться к этому, прожить всё вместе с другим человеком. Разделить его боль и тем избавить от неё. Это высшая ступень эмпатии, благодаря которой мы, киберлюди, никогда не чувствуем себя одинокими. Ты пережил боль других людей, как свою собственную, а они точно так же пережили твою. Сейчас ты отключился от теклана, но в любой момент можешь снова нырнуть в него. Более того, ты можешь даже не окунаться туда полностью, а лишь доставать нужную тебе информацию. Или отправлять её тому, кому надо. Думаю, ты быстро освоишься. Ведь я уже использовала теклан в этом разговоре, когда сказала тебе фразу «боевое тело». Ты же не спросил, что это такое, потому что знал, так ведь? Я передала тебе информацию, используя теклан. По сути, мы с тобой можем вообще не разговаривать традиционным образом. Я делаю это лишь потому, что ты ещё не обвык. С остальными мы давно общаемся исключительно текланом. Очень удобно.
— И как же вновь нырнуть в поток?
— Уснуть. Понимаю, звучит странно. Кибертелам ведь сон не нужен. Тем не менее, уснуть можно — для этого нужно лишь остановить внутренний диалог. Потерять себя, как я это называю. Звучит страшно, но только в первые пару раз, а потом привыкаешь. Даже ловишь кайф, как от эмошек.
— А если я снова погружусь в поток, то смогу вынырнуть обратно?
Эмилия пожала плечами.
— Скорее всего. Какая разница? Ты теперь бессмертен. Плавай там хоть сто лет. Но вообще сложно только первый раз, а с каждым последующим всё проще и проще. Обычно никто не задерживается там дольше, чем на несколько часов. Если нужна конкретная информация, то выудить её оттуда невероятно сложно, там слишком много всего носится. Поэтому лучше использовать адресную передачу. Давай я ещё разок что-нибудь скажу тебе на теклане.
Проснувшийся не успел возразить, а уже знал, почему вокруг сплошные цифры — кибертело лишь нашпиговано датчиками, которые посылают в мозг точную информацию. Более того, стоило ему задаться вопросом, а почему так, как ответ вновь появился в голове сам собой.
Кибертела создаёт Дея, мать всех роботов и людей, богиня, правящая этим миром. Сверхсильный искусственный интеллект, которому непостижимо лишь одно — человеческие ощущения. Она знает, как работать с датчиками, но анализаторы коры обычного мозга ведь не выдают точные данные. Дея просто не понимает, что такое физическая боль или удовольствие, как должны ощущаться тепло и холод. Да и как ей понять.
Хуже того — он и сам теперь не помнил, каково это. Его новый мозг просто не мог воспроизвести или представить то, чего не знал. Возможно, что он просто функционально работал иначе, а потому прежние чувства навсегда остались в прошлом. Впрочем, он не расстроился. Нынешнее состояние напоминало ощущения от VR-игры, только ещё лучше, потому что кибертело не требовало сна, еды или отдыха. Он мог бы сутками стоять столбом на одном месте, не двигаясь, и ничего бы с ним не случилось.
— Ладно, вставай, — сказала Эмилия. — Дея хочет тебя видеть.
Проснувшийся поднялся на ноги, что не потребовало никаких усилий. Он просто захотел встать и встал, не испытав напряжения мышц.
— Скажи, а где моё настоящее тело? Куда вы его дели?
— Туда же, куда и все мёртвые тела. На кладбище похоронили.
— Далеко оно? Я бы хотел сходить туда.
— Успеешь ещё. Сначала надо к Дее.
— Дея подождёт.
Эмилия нахмурилась. Радовало, что кибертела в полной мере позволяли воспроизводить человеческую мимику. Проснувшийся привык считывать выражение лица собеседника, а не перекидываться друг с другом теклановскими сигналами.
— Я знаю, чего ты хочешь. Надеешься забрать оттуда ринфо, которое тебе передала Ума, верно?
Проснувшийся вызывающе посмотрел на Эмилию.
— Так вы его уже забрали?
— Нет. Потому что узнали о нём только что. Твой разум сейчас как открытая книга. Ты вышел из потока, но не разорвал связь с ним окончательно. Послушай, мы не знаем, что на том кольце. Эта информация может тебе навредить. Позволь мы его проверим, и если всё в порядке, то отдадим тебе.
— Разбежались. Мама велела никому его не показывать. Так что сделаем всё наоборот — сначала я посмотрю, что там, а потом решу, можно ли делиться с вами.
— Дея отдала чёткий приказ отвести тебя к ней, как только ты очнёшься. Не заставляй меня применять силу.
— А ты уверена, что получится?
Эмилия улыбнулась, а выражение её лица вдруг сменилось на дружелюбное.
— Дее не нравится, когда повреждаются эти тела. Они сложны в конструировании, на них уходит много ресурсов. И хоть они гораздо прочнее человеческих, не хотелось бы портить их в драке. Да и вряд ли я смогу тебя победить. Поэтому ладно уж, вали на своё кладбище. Но только учти, что Дея уже в курсе, а потому отправит кого-нибудь мощного остановить тебя. Ну, удачи, Менке. Ещё свидимся.
Эмилия помахала ему рукой на прощание, развернулась и пошла прочь по тропинке, ведущей куда-то в лесную чащу. Проснувшийся смотрел ей вслед, пока она окончательно не скрылась где-то между деревьями. После он поднял глаза к небу.
Никаких признаков дождя, ясный солнечный день без единого облачка, и голубая высь поражала своей неизмеримостью. Внизу, под ногами, хрустел заледенелый снег. Древесные ветки и свисающие с них жёлто-оранжевые пузыри в чаще неподалёку двигались, сливались в одно и вновь рассыпались на множество элементов. Мир вокруг шевелился, постоянно менялся и не останавливался ни на секунду. Всё это чем-то напоминало психоделический трип, вызванный псилоцибином.
Проснувшийся уже знал, где находится кладбище. Видимо, Эмилия напоследок рассказала ему с помощью теклана. Она назвала его Менке, хотя мог ли он по-прежнему зваться так, став лишь маленькой струйкой в бушующем потоке единого сознания? Как теперь различить, где его собственные мысли, а где внедрённые в разум текланом?
Проснувшийся развернулся в сторону кладбища и сделал шаг. Он знал точную силу нагрузки на каждую ногу, но совершенно не чувствовал их. Он мысленно приказывал телу сделать шаг — и оно делало. Никаких усилий. Всё-таки, к этому ещё предстояло приспособиться. Он, как мастер боевых искусств, привык, что все отточенные с годами приёмы работали за счёт мышечной памяти. Тело прекрасно само помнило, что нужно делать в той или иной ситуации. Но теперь всё работало иначе.
Проснувшийся приказал телу выполнить Уширо Маваши Гери. Во всех подробностях представил себе, как он должен выглядеть. И тело подчинилось, исполнив удар с мастерской точностью. Попробовал так с ещё несколькими приёмами — тот же результат. Тело легко реагировало на его приказы, исполняло всё идеально и физически превосходило человеческие возможности.
Проснувшийся осмотрелся вокруг. Он находился на возвышенности, с вершины которой открывался вид на просторную низину. С двух сторон её закрывали невысокие горы, а прямо по центру текла чистая извилистая река, чьи воды блестели в лучах солнца, словно золотая зеркальная гладь.
И где-то посреди её изгибов лежали обломки невероятно огромной конструкции. Что же это такое? В разуме сразу вспыхнуло: «Ковчег-1». Руины космического корабля, на котором человечество прибыло на эту планету. От потока новой информации перед глазами всё закружилось. На него разом обрушилась история гибели Земли и возрождения людей на Земле-2. Он схватился за голову, попытался остановить это, отделить себя от теклана окончательно, но не знал наверняка, получилось или нет.
Когда поток информации прекратился, он отвёл взгляд от обломков Ковчега-1 и велел телу бежать в сторону кладбища. То сразу рвануло с места, в три шага разогнавшись до шестидесяти километров в час. В очередной раз Проснувшийся поразился, но при этом и обрадовался физическим возможностям кибертела. Бег напоминал поездку на автомобиле — он сам себе казался лишь пассажиром, который не испытывал ни усталости, ни напряжения.
Он нёсся по извилистой тропе вниз по склону. После спуска в низину он повернул налево и пробежал ещё четыре километра через занесённую снегом рощу. Над головой разок пролетела какая-то очень большая птица, которую он не успел рассмотреть, но её размеры действительно внушали ужас. Тут и там рядом с деревьями и иногда даже на них росли странные фиолетовые грибы, да и сами деревья отличались от тех, что он видел в заповедниках — почти чёрные гладкие стволы, сделанные будто бы из угля, слишком ровные, а исходящие от них ветки торчали, как огромные шипы. И что это за жёлтые пузыри, болтающиеся на них, как ёлочные игрушки?
Вскоре он добежал до каменного забора высотой в три метра. Отошёл подальше, разбежался, прыгнул и легко смог зацепиться рукой за его вершину. Подтянулся, перелез и спрыгнул на другой стороне. Перед ним открылось ровное ухоженное поле, усеянное рядами одинаковых прямоугольных мраморных надгробий. Он знал точное число могил — сто пятьдесят шесть, именно столько людей, включая него, прибыло в Златоград. И здесь оставалось ещё полно места для новых.
Он пошёл по тропинке вдоль рядов надгробий в поисках своего. И поскольку смотрел только на них, вчитываясь в имена и даты жизни, то не сразу заметил, что впереди кто-то стоит.
Проснувшийся остановился перед невысокой коренастой фигурой, преградившей ему дорогу. Из всех, кого Дея могла за ним послать, она выбрала худший для него вариант.
Перед Проснувшимся стоял Алан Гаджиев, сложив руки на груди и гордо приподняв подбородок. Сейчас ученик ростом превосходил учителя, тем не менее, тот всё равно вызывал трепет одним своим видом. Гаджиев-сенсей вошёл в историю, как величайший мастер боевых искусств, и драться с ним всё равно, что прыгать под несущуюся фургонетку. Но Проснувшийся собирался добраться до своей могилы любой ценой, поэтому, невзирая на страхи и сомнения, уважительно поклонился и принял боевую стойку муай-тай. Гаджиев-сенсей поклонился в ответ и встал в стойку Нэко-аши-дачи.
Проснувшийся несколькими рывками сократил расстояние. Внезапно Гаджиев-сенсей вырвался вперёд, атакуя рукой. Проснувшийся уже не успевал увернуться от удара, поэтому попробовал защититься, закрывшись предплечьями. Когда кулак противника врезался в них, боли не последовало. Однако из-за удара рукой, Гаджиев-сенсей оказался очень близко. Проснувшийся схватил его за шкирку, притянул к себе и ударил коленом в бок. Слишком поздно он понял, что сенсей тоже не испытывает боли. Тот схватил его в ответ и ловко перекинул через себя, после чего навалился сверху, перевернул Проснувшегося на живот, схватил обе его руки и потянул вверх, одновременно уперевшись коленом ему в спину. Провести болевой у него, конечно, не получилось бы, но вот удерживать Проснувшегося так, чтобы тот не вырвался — запросто. Всё-таки Гаджиев-сенсей настоящий мастер, к тому же уже давно находится в кибертеле, а потому привык ко всем его нюансам. Неприятное положение. Достать сенсея ногами не получится, а даже если бы и получилось, тот всё равно не ощутит ударов.
И как освободиться из хватки того, кто не чувствует боли?
— Прости, мне придётся оторвать тебе руки и ноги, — сказал Гаджиев-сенсей. — Потом я отнесу тебя к Дее. А как только успокоишься, она приделает их обратно.
Он потянул руки Проснувшегося с удвоенной силой, намереваясь и в самом деле оторвать их.
Однако тому удалось перевернуться набок и скинуть противника. Едва хватка на руках ослабла, он освободил их, дёрнув на себя и вывернув в сторону больших пальцев сенсея, потом быстро снова встал на ноги, приняв боевую стойку. Гаджиев-сенсей тоже поднялся, еле успев защититься от мощного торнадо-кика, летевшего ему прямо в голову. Контратака не заставила долго ждать — Проснувшийся получил удар ногой в грудь, чуть только восстановил равновесие.
Вот как прикажете побеждать?! Сенсей не чувствует ни боли, ни усталости. Они могут тут хоть десять часов драться и всё без толку. За это время к могиле Менке успеют подкатить какие-нибудь роботы, выкопать её и забрать кольцо. А сенсей мгновенно реагирует на все выпады и атаки, словно мысли читает.
Погодите, а ведь и правда, возможно, читает… Проснувшийся только сейчас понял, что Гаджиев-сенсей вполне мог заглядывать к нему в голову, используя теклан. Стоило об этом подумать, как противник улыбнулся. Значит, так оно и есть! Сенсей, похоже, улавливал сигналы, которые Проснувшийся посылал телу.
Как быть? На мгновение он подумал, что враг слишком силён. Мастер боевых искусств, который не чувствует ни боли, ни усталости, и при этом ещё мысли читает, казался непобедимым противником. Болезненное отчаяние уже начинало потихоньку лихорадить сознание.
Тогда Проснувшийся решил: была-не была. Он приглушил все мысли и волнения, с головой окунувшись в поток теклана. Мимо проносились бесчисленные сонмы образов: он брёл по пустыне, прежде чем найти золотую монетку среди блестящего на солнце песка, а та открыла небо, с которого полился ливень, затопивший всю землю, но он отрастил жабры, нырнул на дно и приспособился. Из океана хаоса Проснувшийся вытащил нужную информацию и вернулся обратно. В реальном мире прошло не больше секунды. Удивительно, что Гаджиев-сенсей не атаковал, впрочем, Проснувшийся догадывался о причинах. Противник тоже опасался, что его мысли прочтут, и потому атакующий заведомо ставил себя в невыгодное положение.
Но Проснувшийся всё равно бросился в атаку. Гаджиев-сенсей поднял левую руку, чтобы защититься от удара ногой в голову, и вдруг получил удар рукой в правый бок.
Теперь настал черёд Проснувшегося улыбаться. Сенсей получил удар коленом в живот, попытался захватить ногу, но тут же следом ему в челюсть прилетел точный и мощный хук, от которого он отшатнулся и отошёл на несколько шагов назад.
Да, решение проблемы оказалось простым. Раз Гаджиев-сенсей может предсказывать удары Проснувшегося по сигналам, которые тот отправляет своему телу, значит, они должны стать неожиданностью даже для самого Проснувшегося. Если вирус Гусака Петро написали на теклане, то точно так же можно создать и другие программы. А поскольку его мозг теперь электронный и тесно связан с текланом, то ничто не мешает вживить такую программу в собственный разум. И Проснувшийся использовал теклан, чтобы внедрить себе небольшой рандомайзер, который перенаправлял посылаемые телу сигналы в другие конечности случайным образом. Гаджиев-сенсей считывал, что Проснувшийся собирается бить правой ногой, но тот вместо этого бил левой рукой. На противника посыпался град непредсказуемых ударов.
— Дурацкое решение, — сказал сенсей, блокируя каждую атаку. — Ты ведь тоже не знаешь, куда ударишь дальше, а потому и контролировать бой не можешь.
Без сомнения, он уже разгадал главный секрет случайных атак Проснувшегося. Удар случался какой угодно, но не запланированный. Это немного облегчало защиту противнику.
«Правой ногой по его левой ноге, сбить равновесие!» — подумал Проснувшийся.
Сенсей уловил этот сигнал и сосредоточился на всём, кроме левой ноги. Но внезапно именно туда Проснувшийся и ударил, да так сильно, что Гаджиева-сенсея подкосило и начало валить назад. А пока противник падал, Проснувшийся успел добавить удар в живот с разворота.
Гаджиева-сенсея отбросило на добрые пять метров. Проснувшийся ухмыльнулся. Никто не говорил, что он не может выключить свой рандомайзер в любой момент, чтобы сбить противника с толку.
Гаджиев-сенсей поднялся на ноги, Проснувшийся вновь встал в стойку, готовый продолжать бой. Но внезапно сенсей выставил ладонь перед собой и сказал:
— Стой. Довольно.
Он сложил руки за спиной и улыбнулся.
— Я горжусь тобой, Менке, — сказал Гаджиев-сенсей. — Ты попал в почти безвыходную ситуацию против врага, который сильнее тебя, но не сдался, не отступил и нашёл решение. — Он низко поклонился. — Я признаю тебя мастером. Больше задерживать не смею.
Проснувшийся несколько секунд неподвижно держал стойку и удивлённо смотрел на учителя. Потом сообразил, что происходит, опустил кулаки и быстро поклонился в ответ.
— Спасибо, Гаджиев-сенсей. За всё.
Учитель улыбнулся ещё раз на прощание и побрёл прочь. Проснувшийся какое-то время смотрел ему вслед, а потом отправился дальше искать свою могилу.
Она оказалась недалеко, да и заметил её он ещё с нескольких метров. А всё потому, что её вовсю уже раскапывали два небольших робота, вооружённых лопатами. Проснувшийся не стал им мешать. Он просто встал рядом, сложил руки на груди, и наблюдал, как за него работают другие. Когда тело, без гроба, в одном хлопковом саване, показалось из-под земли, Проснувшийся запрыгнул в могилу, оттолкнул роботов и прогнал их. Потом он присел на корточки рядом с собственным трупом, отвернул кусочек савана сверху и увидел отрубленную голову Менке Рамаяна. Он взял её в руки, а верхняя часть, как крышка, съехала и шлёпнулась на землю, открыв идеально ровный и чистый срез. Мозги отсутствовали, сквозь пустые глазницы виднелась задняя стенка черепа. Он смотрел на голову несколько секунд, но так ничего и не почувствовал. Он отбросил её в сторону, потом полез ниже, откинул побольше савана и забрался в боковой карман куртки. Нашёл!
Проснувшийся достал оттуда ринфо и, не медля ни секунды, подключился к нему. Там лежал всего один файл с эмошкой.
Проснувшийся закрыл глаза, открыл файл и на какое-то время превратился в собственную мать.