Пять ликов богини

Нейрограмма. Ада (07.03.2430)

Я открываю глаза и в тревоге озираюсь по сторонам. Так, я на полу своей кухни, уже хорошо. Последнее, что помню — как к нам в квартиру ворвалась толпа каких-то отморозков, после чего в дело вступил Псих. По ощущениям все конечности на месте, только лицо слегка побаливает. Значит, он со всем разобрался. Надеюсь.

Кори, ну что там опять? «Проверь входящие, у Нане проблемы». Ох, блин!

Читаю сообщение от сестрёнки, после чего мчусь в ванную, чтобы привести себя в порядок. А стоит ли вообще тратить на это время? Смотрюсь в зеркало, и изо рта у меня вырывается отчаянный стон. Лицо — ну точно помятая картошка. Синяки после вчерашнего боя дополнились синяками сегодняшними. Где моя тоналка?! Как могу привожу себя в товарный вид. Псих вроде умылся, за что ему спасибо, осталось только одеться и мигом на подмогу к Нане.

Одеваюсь как вчера, хватаю сумочку, обуваю шуциклы и выхожу из квартиры. Ко мне подъезжают две гердянки из хозяйственной службы.

— Здравствуйте. Вы Менке Рамаян?

— Так точно.

— Вы оставляли заявку на замену замка вашей квартиры. Она всё ещё актуальна?

Понятия не имею, о чём они. Так, быстренько соображаем. Ко мне в квартиру проникли неизвестные, значит, они взломали входную дверь. А если у них это получилось один раз, получится и второй. Псих хоть и чокнутый, но не идиот, мог провести такую же несложную цепочку размышлений и прийти к выводу, что наилучший выход — поменять замок.

— Разумеется! — отвечаю я. — За работу, ребята!

Сама качусь на шуциклах к выходу из блока, вызывая таксетку. Как только добираюсь до рельсовых путей, она уже тут как тут.

В дороге читаю нейрограмму Психа, чтобы узнать о случившемся. Что ж, роботы явно действуют против меня — вот уже и другая личность всё больше и больше убеждается в этом. Менке и остальные сколько угодно могут считать меня параноиком, но по факту я права. Я слишком близко подобралась к Златограду, хватит одного раскрытого дела Порфирия или победы Лермушкина на концерте, чтобы получить заветный билет. Но меня там видеть не хотят. И потому роботы ещё накидают мне камней под ноги.

Таксетка останавливается, и я вылетаю из неё со стремительностью нейронного импульса. Забегаю внутрь блока, где расположена лаборатория Нане, вспархиваю по ставшей уже привычной лестнице, и на десятой ступеньке морщусь от густого и резкого запаха гари.

Сестра стоит на лестничном пролёте наверху, прислонясь к стене и сложив руки на груди. Едва её взгляд выцепляет меня в пространстве, она сразу бросается ко мне и обнимает.

— Я так рада, что ты приехала! — говорит она.

Я крепко прижимаю её и ободряюще хлопаю по спине.

— Так быстро, как смогла. Что случилось?

Она кивает в сторону входа в лабораторию, и мне даже не надо заходить внутрь, чтобы всё понять. Огромное помещение покрыто чёрной копотью, как краской, словно здесь основательно побесновался спятивший Малевич. Полусгоревшие столы с приборами валяются везде бессмысленными грудами мусора. Пол усыпан пеплом и поблёскивающими осколками разбитых окон. Я стою на пороге и пока не решаюсь заходить внутрь. Поворачиваюсь обратно к Нане.

— Ты в порядке?

— Да. Когда я приехала, уже было так. Это сделал кто-то ночью.

— Ага. Кто-то поджёг лабораторию, и не сработали пожарные датчики. Не наехала куча роботов, которые эффективно избавились бы от огня за несколько секунд. Они дали пожару уничтожить всё, и только после потушили. И ничего тебе не сообщили.

— Опять ты за своё?

— А у тебя есть другие объяснения?

Нане пожимает плечами, но вместе с этим опускает взгляд, давая понять, что возразить ей нечем. Искали явно оторванную голову Кряка. Только несостыковка случилась — они могли её просто выкрасть, зачем же сжигать к чертям всю лабораторию? Нет, мне уже не просто мешают, а запугивают. Роботы открыто заявляют, что сожгут всё, что нам дорого, если мы и дальше продолжим попытки воевать с ними. Какая же я дура, что втянула Нане в свои авантюры. Она ведь хотела обычной и простой жизни.

— Пойдём, посмотрим, сохранилось ли что-нибудь, — говорю я и захожу внутрь.

Нане следует за мной, и обе мы ступаем аккуратно, стараясь не напороться на стекло, но на шестом, двенадцатом и пятнадцатом шагах что-то всё равно хрустит под ногами. Я стараюсь припомнить, куда именно сестра припрятала мои вещички, но сориентироваться в возникшем хаосе весьма непросто. Я оборачиваюсь к ней.

— В каком столе?

Она показывает на груду обгоревших деревяшек, покрытых толстым слоем пепла. М-да. Вряд ли там что-то могло сохраниться.

Я поддеваю ногой остатки ящика, и чуть-чуть подтягиваю на себя. Внутри лежат мой дневник, точнее обгоревшая часть корешка от него, и покорёженная, обугленная голова Кряка со вскрытой черепушкой и треснувшим внутри «аквариумом» искусственного мозга, из которого вытекло и сгорело всё содержимое. Изучать это уже нет никакого смысла. Впрочем, ожидаемо.

Тем не менее, кое-что я всё-таки поняла. Аквариум — оболочка. Форма мозга сама по себе крайне эргономична для человеческой анатомии, и если мы хотим создать искусственный, то нужно придерживаться именно её. Наноботы образовывали собой серое вещество, но по факту служили искусственными нейронами. Это реально, я и сама думала примерно в таком направлении, но как заставить наноботов работать так, как нужно? Можно использовать нейроком, чтобы посылать им сигналы, на которые они уже должны как-то реагировать или передавать их дальше, но это не то… Думай, Ада, думай. Как эти наноботы связывались между собой и активировались в нужный момент? Нам же нужно имитировать процессы в реальном мозгу. А он генерирует слабые электрические импульсы, которые проходят по цепочке нейронов, формируя таким образом мыслительный процесс, и не только его. С наноботами такое может прокатить, но я не помню, чтобы они имели между собой физическое сцепление. А если имели, то зачем нужна эта жидкость, заполняющая «аквариум»? Для лучшей электропроводимости? Не, глупо, вся система может просто перегореть. Или это охлаждение? Опять же, странное решение, когда имеешь дело с электрическими импульсами.

Вопросов много, но почти нет ответов. Однако теперь я хотя бы знаю, в каком направлении думать. Спасибо, Кряк. Пусть у меня и не получилось изучить твой мозг как следует, даже беглого взгляда на него хватило, чтобы навести на определённые размышления.

— Вся твоя работа… — с горечью в голосе проговаривает Нане. — Ада, вся твоя работа…

— Цела и невредима.

Нане с удивлением смотрит на меня, а я лезу в сумочку и достаю оттуда настоящий дневник.

Всё правильно. Я обманула и сестру, и вас, мои друзья-субличности. И даже тебя, Менке. Мне пришлось, чтобы никто не узнал, что я отдала Нане пустую тетрадку — копию моего дневника. Я ведь знала, что она пригодится, когда прихватывала с собой вчера.

Взгляд Нане меняется, словно она потрясена явлением целых и невредимых записей.

— Так ты…

— Прости. Зато теперь мы точно знаем, что роботы охотятся за ней и пытаются помешать мне раскрыть тайны Златограда. Не я одна так считаю. Псих Колоток тоже солидарен со мной.

Нане передёргивает. Из всех субличностей меньше всего ей хочется знаться с Психом Колотком — безумцем, который пусть и спас её от папаши-тирана, но сам ничуть не лучше него.

— Что насчёт твоей работы? — спрашиваю я.

— Всё хранится на облачных серверах, так что местный пожар её не затронул. Я просто попрошу выделить мне новое место для исследований.

Я киваю и засовываю тетрадь обратно в сумку.

— Мне тоже нужно найти новое место.

— И как ты это сделаешь?

— Легко. Но оборудование сама не достану. Тут я вновь рассчитываю на твою помощь.

— Я помогу. — В голосе Нане теперь отчётливо слышны нотки решимости. Я вижу в её глазах огонёк, которого раньше не замечала — огонёк азарта, интереса к борьбе, желания сунуть руку в пасть тигра. — Нет, не просто помогу. Я хочу заняться твоими исследованиями вместе с тобой. Моя работа подождёт, твоя — важнее. Я не верила тебе, но теперь вижу, что роботы и правда что-то скрывают. Всю свою жизнь я, как и ты, хотела попасть в Златоград, но не для того, чтобы помочь всем людям, а лишь из эгоистичного желания стать бессмертной. Но я не хочу мириться с тиранией. Будем отныне работать вместе.

Она протягивает мне руку и улыбается. А я, растрогавшись практически до слёз, притягиваю её к себе и заключаю в объятиях.

— Спасибо, — искренне говорю я, чувствуя её поддержку и тепло.

Через тридцать три секунды мы уходим из сгоревшей лаборатории. Спускаясь вниз по лестнице, я звоню своему знакомому Румеру. Ну, тому самому, который нашёл мне скрытое местечко для первой лаборатории.

— А-та-та? — отвечает он на том конце.

— Приветствую, Румер. Это Ада.

— Д-д-дура. Я знаю, что это ты, ты, ты. Номер твой, твой номер, валяется где попало, поняла?

— Ты сейчас занят? Есть дело.

— Приезжай, о, да-да-да, приезжай. Клуб «Морская волна», растворись. Б-б-блок не пятый, а уровень между молотом и наковальней.

— Скоро буду.

Мы с Нане окончательно спускаемся по лестнице и вызываем таксетку. В пути мы молчим, глядя в окошко и раздумывая каждая о своём. Мимо проносятся блоки, окна, вывески и другие таксетки с фургонетками. Наша цель — шестой блок, средний уровень. Не то чтобы статусное местечко. Через четырнадцать минут и тридцать две секунды мы уже стоим на пороге клуба.

Я не частый гость в таких заведениях, сестра, полагаю, тоже. Больно уж специфический тип развлечения. На входе стоит робот-охранник, который проверяет наши личности, а точнее — уровень нашего соцрейта, чтобы удостовериться, что мы имеем право сюда заходить.

Далее мы попадаем в короткий красный коридор, оканчивающийся раздвижными дверями. А за ними нам открывается просторный двухъярусный зал клуба.

За барной стойкой робот-бармен разливает напитки всем желающим. В центре на квадратном танцполе пляшут люди. Другие сидят за столиками на втором ярусе — это в основном те, кто пришёл сюда просто встретиться с друзьями, отдохнуть и выпить. У дальней от нас стены расположена возвышенность с автоматическим диджейским пультом, который самостоятельно генерирует новую музыку, но не выводит её на большие и мощные колонки, а рассылает радиоволнами на нейрокомы присутствующих. Мой нейроком не настроен на нужную частоту, поэтому для меня картина выглядит очень странно — я просто наблюдаю, как толпа людей танцует в тишине, будто сумасшедшие. Нужная частота для настройки написана на большой табличке на входе. Но мне кажется музыка нам сейчас только помешает.

Мы с Нане проходим в зал и поднимаемся на второй ярус. В темноте и бесконечно переливающимся свете клубных огней довольно сложно разглядеть лица людей. Приходится чуть-чуть поиграться с настройками зрения, чтобы это бесконечное разноцветное мельтешение не мешало сосредоточиться. Мне нужно найти Румера.

Пока я хожу меж столиков второго яруса, внимательно вглядываясь в лица сидящих людей, Нане плетётся сзади тихо и скромно. Она озирается по сторонам, потому что никогда в жизни не посещала подобных мест. Развлекалась она в библиотеках и научных кружках.

— Эй, детка, пошли порейлим, — кричит ей какой-то молодой парень.

— Только подойди к ней, я тебе пальцы переломаю, — тут же огрызаюсь я.

Парень примирительно поднимает руки, а Нане подходит ближе, практически прячась за моей спиной, и хватается за край куртки.

Где-то на периферии Кори анализирует попавшие в поле зрения лица, сопоставляя их с фотографией Румера. Бесполезная работа, она всё равно его не опознает.

Вскоре я сама замечаю знакомые черты. Да уж, его тяжко разглядеть во мраке, а Кори вообще не поняла, что это человеческое лицо, и просто проигнорировала. Высокий худой мужчина, мой ровесник, с торчащим из бритой головы розовым чубом. Нос, брови и губы украшает пирсинг, всё лицо скрыто за татуировкой микросхемы, а на лбу набит LR-код, означающий «Ты пидор». ИИ постоянно отвлекается на код, захватывает его и расшифровывает. Таким образом, абсолютное большинство роботов, глядя на Румера, видит перед глазами лишь эту надпись. Впрочем, я хоть и различаю лицо Румера, но тоже её вижу.

Он же, заприметив меня, встаёт с диванчика и улыбается.

— Мир пятихвостым! — говорит он. — Альма-матер кругом т-т-твоя. Хочешь?

Он показывает на какой-то кислотно-синий коктейль, стоящий перед ним, но я отказываюсь.

— Зря, зря, зря, очень зря, понял, да, зря. Зрим, да не видим. Права не отнять, как и волю, так что я б-б-беспомощен.

— Простите, а почему вы так странно разговариваете? — вдруг подаёт голос Нане.

Стыдно признаться, но сестра так тихо себя вела, что я успела забыть, что она стоит за моей спиной.

— Потому что вокруг всё блестит и слышит, смекаешь, смекаешь, сечёшь? Бегает, бегает, светится, и как в старину г-г-газетки всем раскидывает. А кто его знает, что в тех статьях? Меня там нет.

Я наклоняюсь к Нане и шепчу ей на ухо.

— Он так шифруется от гердянок. Ты не подумай, это не шизофазия. Просто роботы не способны осмысленно воспринимать его речь, а люди, если постараются — могут. У него и татуировки на лице для той же цели.

— А что код на лбу означает?

— Лучше тебе не знать.

Вот так, а некоторые думают, что это я параноик.

— З-з-зачем тело здесь? — спрашивает Румер.

— Нужна помощь, как прошлый раз. Та хата сгорела, так что нужны ключики от новой. Подсобишь?

— А полотно? Имеется, сыщется, носится? Прошлый раз точку вспорол просто к-к-кайф, а вот монетка, ну… Скажем, не блестела, сияла.

Я лезу в сумочку и достаю оттуда маленькое кольцо-ринфо. Румер берёт его и вертит в руках.

— Проверю на з-з-зубок. Там сколько?

— Два часа.

— Ой, мать, зачем так длинно? Чем короче — тем лучше. А вы любите петлей наворотить. С таких небес з-з-звёзд не наловишь.

— Бери, что дают. Другого нет.

— Ай, ладно. Сидите, когда-нибудь вернусь.

Румер встаёт и уходит, а я сажусь на его место и жестом приглашаю Нане сесть напротив. Она медленно опускается на диванчик, о чём-то глубоко задумавшись.

— Что вообще произошло? — спрашивает она. — Я ничего не поняла. Что на том кольце?

— Вирфильм.

— Какой?

— Мой. Ну, условно мой. Лермушкин доделал его неделю назад.

— И зачем он Румеру?

— А как иначе ты расплатишься? Чем ты можешь поделиться с другим человеком, чего он сам достать не сможет? Правильно: временем и талантом. Румеру, как и всем остальным, нужен соцрейт. Просто так дать ему соцрейт я не могу, потому что этим занимаются роботы и строго следят за системой. Но я могу дать ему интеллектуальную собственность, которую он может выложить как свою, и получить за неё соцрейт. Прошлый фильм принёс ему всего каких-то десять тысяч, вот он и расстроен. Но это совсем другая вещь. Лермушкин уверен, что выстрелит. А я думаю, он переоценивает собственный режиссёрский талант.

Мимо проезжает робот-официант, я останавливаю его и прошу сделать дайкири.

— А ты что-нибудь будешь? — спрашиваю я у Нане.

— Яблочный сок.

Робот принимает заказ и уезжает.

— Почему ты не хочешь выпить? Нам всё равно тут торчать пару часов, пока Румер посмотрит фильм.

Нане пожимает плечами.

— Ты же знаешь, я в жизни алкоголь не пила. И как-то нет желания.

Ну да, такова моя сестра. Трезвость и ясность ума — её единственное оружие, с помощью которого она выживает в этом мире. Только рациональное мышление и материалистический подход ко всему. Одна из причин, по которой она смогла пережить травму, оставленную отцом. Помимо занятий с психотерапевтом, конечно.

Вскоре нам приносят напитки, и дальше мы молча смотрим на танцующих внизу людей. Какая беспечность. Им всё преподносят на блюдечке, готовое, не нужно работать, не нужно стараться, можно хоть всю жизнь потратить на бесконечное веселье и прекрасно провести время. И плевать, что ты ограничен куполом, что за тобой целыми днями наблюдают роботы, что ты под гнётом диктатуры Златограда, и когда умрёшь, то ничего после себя не оставишь. Что был человек, что нет. А так ли уж важно что-то после себя оставить? По сути, это лишь наша слабая попытка найти в жизни хоть какой-то смысл, а точнее — придать его ей. Но может сам процесс жизни и есть смысл? С этим утверждением согласились бы буддисты и даосы. И я уверена, что они правы. Но человек слабое существо — он подвержен инстинктивному животному ужасу перед лицом неизбежной смерти, которое заставляет его искать этот самый смысл жизни, в надежде, что все его страдания имеют хоть какую-то ценность. А на самом деле нет. Ни его жизнь, ни его страдания ничего не стоят. Суета сует, всё суета и томленье духа, как писал Экклезиаст. Но если исчезнет страх смерти, то человек, наконец, сможет взглянуть на себя и свою жизнь по-новому. Избавившись от этого важнейшего движущего фактора, как изменится общество?

Впервые я думаю: а может Златоград прав, что не делится этими технологиями со всем миром, предоставляя их лишь избранным, лишь тем, кто доказал свою значимость для человечества и чего-то добился? Нет. Прочь такие мысли. Каждая жизнь ценна одинаково. Если мы начнём считать, что кто-то лучше, а кто-то хуже, то в итоге дойдём до фашизма. Безусловно ценна жизнь Моцарта, но разве менее ценна жизнь отца Моцарта? Поэтому бессмертие либо всем, либо никому.

Спустя двадцать три минуты и сорок секунд возвращается Румер.

— Ух, вещица! — восклицает он. — Много пороха, может даже вспыхнет, взорвётся, разлетится! Б-б-беру.

— Ты быстро.

— Я Ахиллес, который перегнал черепаху, сечёшь? Сегодня можно быть б-б-быстрее времени.

— Ну ясно, смотрел фрагментами, ещё и на ускоренной перемотке. Не оценил полностью замысел творца!

— Мне ни к чему, пусть приговоры выносят общественные суды. И чем больше будет присяжных, тем лучше, богаче, красивей.

— Адрес гони.

Румер берёт со стола салфетку, достаёт из кармана ручку и пишет координаты места. Когда он заканчивает, я беру её и читаю: «Нижний уровень, 15-й южный блок, спускаешься в подвал, там поворот направо, оттуда пролезаешь в узкое окошко, по проходу ещё раз направо и ты на месте». Я возвращаю салфетку ему, он поджигает её зажигалкой, дожидается, когда огонь разгорится, и сбрасывает остатки в пустой стакан.

— Спасибо, — говорю и уступаю ему место.

Он кивает и вновь садится на свой диванчик. Я даю знак Нане, что пора уходить. Она тут же вскакивает, неловко кланяется Румеру на прощание и идёт за мной. Мы покидаем клуб, и я вновь вызываю таксетку.

Она везёт нас на нижний уровень, и мы с тоской смотрим в окно, наблюдая, как вокруг становится всё мрачнее и мрачнее. Я раздумываю о том, можно ли доверять Нане в таком опасном деле. Не подумайте, я знаю, что она не предаст, я беспокоюсь о том, что роботы могут на неё надавить или ещё хуже — угрожать её жизни, лишь бы добраться до меня. Я не могу этого позволить. Я и так показала Нане слишком многое: познакомила с Румером, рассказала, как расплачиваюсь за информацию. Думаю, с неё пока хватит приключений.

Когда таксетка останавливается, мы выходим, и я хватаю Нане за плечи, разворачивая к себе.

— Здесь наши пути расходятся.

— Что?

— Я бесконечно тебе благодарна за то, что хочешь помочь. Но дальше я одна. Тебе не нужно во всё это лезть.

— Ты мне не доверяешь, — говорит она и расстроенно опускает взгляд.

— Доверяю. Послушай, я доверяю тебе так, как никому другому. Я не доверяю машинам. И меня в дрожь бросает от мысли, что они могут причинить тебе вред.

— Хватит пытаться меня защитить от всего на свете. Я уже не маленькая.

— Ты права. Но сегодня Псих видел, как роботы убили человека.

Глаза Нане расширяются от ужаса, она невольно охает. Но, видимо, поняв, какую допустила оплошность, когда показала мне испуг, быстро берёт себя в руки и возвращает прежнее бесстрастное выражение лица.

— Я готова ко всему.

— Нет, Нане. Это моё последнее слово.

Она зло спихивает мои руки со своих плеч и идёт к таксетке, которая ещё не успела уехать. Перед тем, как сесть внутрь, она напоследок оборачивается.

— А я думала, ты наконец перестал видеть во мне маленькую девочку, которую должен защищать.

Она садится в таксетку, а та трогается с места и куда-то увозит Нане. Я остаюсь смотреть ей вслед, размышляя о последних словах сестры. И правда, с самого детства, с тех пор как мы познакомились, я изо всех сил старалась её оберегать. Она обращалась даже не ко мне, Аде, а напрямую к Менке. Именно от него мне досталось столь трепетное к ней отношение.

Я разворачиваюсь и иду внутрь пятнадцатого блока. Передо мной открывается коридор, освещённый тусклым зеленоватым светом. По обе стороны расположились ряды дверей, ведущих в чьи-то квартиры. Квартиры без окон, потому что вид снаружи всё равно не внушает оптимизма. Тёмные бетонные коробки — душные, тесные — если человек по натуре своей не любитель подземелий, он сделает всё возможное, чтобы пробиться выше. Но я не иду по коридору, а сворачиваю влево и спускаюсь вниз по лестнице к подвальной двери. Она, разумеется, заперта. Ничего, у меня есть доступ.

Немного техномагии в виде виртуального идентификатора робота-уборщика, и дверь пропускает меня в подвал. Здесь ещё темнее, чем наверху, даже лампочек нет, потому что роботы, которые сюда спускаются, умеют ориентироваться в самом густом мраке. Я тоже.

Кори, включи режим ночного видения.

Картинка вокруг становится чётче, но кое-какие технологические улучшения всё равно стоит произвести. Обычным человеческим глазам достаточно всего двух фотонов, чтобы начать различать объекты в темноте, а я до сих пор не нашла настолько же восприимчивый датчик. Впрочем, я горжусь тем, что встроила в зрачки подсветку, которая сама производит достаточное количество света, пусть и быстрее расходует энергию нейрокома.

Подвал жилого блока — очень скучное место. Здесь находятся электрощитки, котельные и клапаны отопительных систем и водоканала. Сплошные трубы, которые змейками тянутся и уходят в пустоту неизвестности.

Я иду направо, как и писал Румер. Вскоре дохожу до стены, наверху которой видится маленький проём. Хорошо хоть могу дотянуться до него руками. Хватаюсь за край и подтягиваюсь, но пространства, чтобы прям залезть не достаёт. Только прекрасная физическая подготовка позволяет мне протянуть руку дальше, на другую сторону, и ухватиться там. Я подтягиваюсь ещё раз и еле-еле втискиваюсь в проём. Надеюсь, сюда найдётся и другая дорога, попроще. Потому что лабораторное оборудование иначе не перенесёшь.

Я спрыгиваю с другой стороны стены и оказываюсь в узком пространстве между двумя стенами — стоять здесь я могу лишь вполоборота. Румер говорил снова двигаться направо. Что ж, так и поступим. Я вот сейчас всё это описываю, но понимаю, что потом мне придётся стереть эту часть нейрограммы, как и то, что Румер написал на салфетке. Конспирация прежде всего. Не хочется, чтобы мою вторую лабораторию вычислили мгновенно.

Вскоре я замечаю свет, а следом слышу какое-то потное пыхтение. Ага. Походу Румер дал мне уже вскрытую точку. Тут кто-то есть, а значит место для тайной лаборатории не подойдёт. Вот блин, зря пёрлась сюда.

Я всё же дохожу до конца прохода и оказываюсь в помещении примерно шесть на четыре метра. По углам установлены мощные лавовые лампы на аккумуляторах. Вдоль правой стены раскинулось несколько голографических мониторов, рядом с которыми растянулись в ряд пять серверных системных блоков в виде аниме-лолит с разноцветными волосами и в различных костюмах. Тут тебе и девочка-волшебница, и воительница в бронелифчике, и космическая пиратка, и ведьмочка, и даже демоница — полный набор извращенца.

А в самом центре помещения на старом изношенном матрасе стоит на коленях тридцатилетний пухляш с длинными, завязанными в хвост, волосами и буквально трахает шестой системный блок, одетый как средневековая принцесса в представлении сексоголика. И хоть лицо аниме-девочки совершенно не меняет своего выражения, от каждого толчка из её динамиков вырывается один и тот же короткий безэмоциональный стон. Даже худшие из порно-актрис стараются лучше. Но парня это, видимо, нисколько не беспокоит, он явно отдаёт делу всего себя.

Фу, какой же кошмар. Едва я замечаю весь процесс, то отворачиваюсь в омерзении. Я понимаю, что каждый дрочит, как ему угодно, но всё же такие вещи не предназначены для чужих глаз.

Приходится нарочито покашлять, чтобы обратить на себя внимание. Пухляш тут же останавливается, смотрит на меня, и в ужасе отскакивает от аниме-девочки, будто она вдруг раскалилась до немыслимых температур. Я вижу, как болтается его вялый, но довольно большой член, он же, поняв, что забыл натянуть штаны, тут же исправляет свою оплошность.

— Ты кто?! — восклицает он. — Что тут делаешь?!

— Забавно, но буквально эти же вопросы я хочу задать и тебе.

Я окидываю взглядом помещение. Для чего здесь все эти компьютеры? Нечто подобное можно устроить и у себя дома, незачем для этого искать тайную комнату.

— Есть лишь одна причина, по которой тебе могло понадобиться секретное помещение с кучей серверов.

— Вали-ка ты нахрен. — Парень пытается храбриться, но его подводит мелкая дрожь в голосе. — У меня есть могущественные друзья, ты даже не представляешь, кто я такой.

— О, парниша, ты тоже не знаешь, кто я, — в противовес ему я говорю куда увереннее.

— Отсоси.

Он нападает, пытаясь ударить меня рукой — до нелепости неумело. Даже расстояние для этого слишком большое, поэтому ему приходится сперва сделать два быстрых шага в мою сторону. Времени, чтобы оценить атаку и уклониться предостаточно. Но я просто перехватываю его руку и выворачиваю её. Пухляш вскрикивает от боли и больше не может пошевелиться.

— Ты мог бы спокойно сидеть дома и целыми днями трахаться с серверами там. Но ты для этого вышел сюда. Потому что здесь ты создал автономную сеть, чтобы обеспечить закрытую связь. А такой уровень шифрования может понадобиться только одной группе людей. Унагистам. Ну так что, мне сдать тебя роботам?

— Пожалуйста, не надо. — Парень начинает хныкать. — Меня заставили, клянусь.

— Ну да, я вижу, как ты тут страдаешь. Ладно, плевать. Всё равно я это место использовать уже не смогу. Если не хочешь отправиться в тюрьму или остаться без руки, то теперь будешь работать на меня. Усёк?

Я чуть сильнее выкручиваю ему руку, чтобы до него уж точно дошло.

— Усёк! — тут же кричит он, скривившись от боли.

— Вот и славно.

Я отпускаю его, и он отскакивает от меня на три шага.

— Что тебе нужно?

Сразу к делу — мне это нравится.

— Доступ к закрытому каналу связи унагистов. И твоё имя.

— Все зовут меня Шот.

— Да не гони, наверняка никто тебя так не зовёт. Слишком крутое имя для такого задрота. Я буду звать тебя Шорт.

— Очень хорошо, что ты нашла это место, — слышу знакомый голос за спиной.

Я оборачиваюсь. Из темноты прохода появляется Нане с гаусс-пистолетом в руках. Его дуло смотрит прямо на меня.

— Что происходит? — спрашиваю я.

В голове полный сумбур. Зачем сестра направила на меня пистолет? Она что, так сильно обиделась на то, что я её прогнала?

— Я рассчитывала лишь забрать твои записи, но сорвала джекпот. Возможность ударить ещё и по унагистам — это дорогого стоит.

— Какой-то проходной двор, — ворчит за спиной Шорт.

— А ты вообще сиди и помалкивай, если хочешь остаться в живых, — неожиданно дерзко отвечает ему Нане.

Что случилось? Где моя скромная и тихая младшая сестрёнка?

— Отдавай записи, Ада.

Я ухмыляюсь.

— Не знаю, какую игру ты затеяла, но ты мне ничего не сделаешь. Я — твой брат.

— Я, может, и не сделаю.

Нане отходит чуть в сторону, и из-за её спины из темноты появляется вторая фигура. Высокий высокотехнологичный андроид ростом два метра пятнадцать сантиметров, сделанный из блестящего фромина и с синим перевёрнутым треугольником на лбу. Кряк. Он тоже держит в руках пистолет, но уже настоящий, какими снабжают полицейских.

В голове наконец-то начинает складываться картина.

— Это ты помогла им найти мою прежнюю лабораторию. — От гнева мои кулаки сжимаются. — И подстроила пожар, чтобы помешать мне изучить мозги этой гердянки. Но почему, Нане? Почему?

На последнем слове мой голос срывается, потому что эмоции переполняют меня — они словно бездонный океан, в котором я тону и захлёбываюсь. Я внимательно смотрю на Нане, в её глаза, надеясь найти там ответ, но вижу лишь тоску и печаль, тихую грусть, которая отчётливо мне что-то напоминает, но я не могу вспомнить, что именно. Я уже видела точно такой же взгляд полный боли — невыразимой, немыслимой.

Мама… это мамин взгляд. Перед тем, как она сбросила нас с ней с обрыва.

«Прости. Так нужно. Я люблю тебя». И сейчас история повторяется уже с Нане.

— Записи. Пожалуйста. — Голос сестры настойчив, но не злобен. Она явно сама не в восторге от того, что делает. Тогда зачем?

Я лезу в сумочку, достаю свою тетрадку и бросаю в их сторону. Кряк ловит её, открывает и просматривает.

— Да, в этот раз настоящие.

На кончике его пальца зажигается маленький огонёк, как от зажигалки. Он подносит его к уголку моей тетрадки, и вскоре её целиком охватывает пламя. Я смотрю, как сгорает работа всей моей жизни, а вместе с ней умирает и что-то куда более важное внутри меня. Мне не жалко записей — да, придётся потратить время, чтобы всё восстановить, но я помню все основные моменты. А вот то, что это сделала Нане, причиняет мне боль, от которой я готова разрыдаться до истерики, и лишь мощное усилие воли и крайнее нежелание показывать ублюдку Кряку свою слабость позволяют мне держаться.

— Что они тебе пообещали? — спрашиваю я у сестры. — Билет до Златограда? Продала меня за собственное бессмертие?

— Если бы ты всё знал, Менке, ты бы меня понял.

Она вновь игнорирует Аду, обращаясь напрямую к Менке.

— Я никогда не пойму, как можно предать своего близкого, — отвечаю я.

— Это не предательство. Как раз наоборот. Я не хочу причинять тебе боль, но так нужно. Надеюсь, однажды ты меня простишь.

— И не рассчитывай.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда Гусак Петро доделает свою работу.

— Что? — Слово вырывается само, я не могу его удержать из-за глубокого шока. — Откуда ты знаешь про Гусака, я же тебе ничего…

Я не успеваю закончить, потому что краем глаза замечаю быстрое движение и лишь за пятьсот пятьдесят четыре миллисекунды успеваю увернуться от лезвия огромного мачете.

— Жопная дырка! — кричит появившийся из ниоткуда Гусак Петро и вновь замахивается мачете. — Сантиметровый член!

А я в таком положении, что уже не смогу никак уклониться. Лезвие летит прямо мне в лицо. Но послать сигнал я успею!

Кори, смена личности: Порфир