"Бис" для суфлёра

Глава 37. Смирение — не уязвимость, а неуязвимость

Гермиона смотрела на него так пристально и так долго, что он засомневался в том, что она согласится. Несмотря на то, что она смотрела прямо в его глаза, её внимание рассеялось, мыслями она явно находилась в другом месте. Но потом пелена слетела, обнажая чистые эмоции: открытую борьбу, ведущуюся за её зрачками. А затем, видимо, что-то победило, Грейджер резко стала выглядеть решительнее, хотя ни её поза, ни выражение лица — не изменились. Только глаза.

— Я не думаю, что это — хорошая идея, Том, — мягко сказала она; тон её голоса абсолютно не сочетался с выражением глаз. — Извини.

Но ей незачем было извиняться. Это было решение, которое Риддл собирался со временем принять. Она не обязана была следовать за ним. Ведь не обязана, правда? И он совершенно точно мог справиться со своим разочарованием. Обидой. Энергией магии, туго сжавшейся внутри, прежде, чем вырваться наружу.

— Ладно, — произнёс он, когда молчание затянулось, а Гермиона по-прежнему вглядывалась в его лицо.

— Ты точно не сердишься? — тихо поинтересовалась ведьма, и даже немного опасливо.

Риддл глубоко вздохнул, успокаивая беснующуюся магию, которая, судя по всему, всё же просочилась за пределы тела.

— Я не сержусь. Просто скажи мне: почему? Ведь ты, как и все мы, не согласна с политикой Дамблдора…

— И мне не нужна метка, чтобы быть на вашей стороне, — в тон ему ответила Гермиона. — Я ведь и так рядом с тобой, поддерживаю тебя и твои решения. И готова помогать…

— Но ты не сможешь присутствовать на собраниях, — возразил Риддл.

— И я не уверена, что мне это нужно, — парировала она. — До этого всё складывалось вполне неплохо.

Том кивнул, принимая её аргумент.

В конце концов, это говорило о её характере, внутреннем стержне, который и привлекал. Возможно, она не хотела быть под кем-то. Гермиона любила свободу, а метка, в любом случае, ограничивала бы её морально — все решения она бы принимала с оглядкой на знак… Но его не совсем устраивала её позиция относительно свободы. Гермиона словно держала его на расстоянии всё то время, что они вместе. Ни разговоров о будущем, о детях, теперь отказ принять метку.

Возможно позже, спустя некоторое время, она изменит своё решение. И сама попросит о том, чтобы он принял её в ближний круг. Потому что сам Риддл точно не делал таких предложений дважды.

Гермиона трансгрессировала в неприметный переулок. И невольно вздрогнула, когда в нос ударил запах сероводорода — она слишком давно не была в магловской части Лондона. По ту сторону барьера, отделяющего магловскую и магическую части, воздух был значительно чище. Кроме этого, она сразу утонула в звуках — сигналы клаксонов и визг тормозов, смех, разговоры, где-то разбилось что-то стеклянное, залаяла собака. Она нервно повела плечами. Кажется, по этому она не скучала.

Дорога до больницы заняла слишком мало времени. Недостаточно для того, чтобы взять себя в руки. Гектор запретил приходить ей в первый день, но вечером написал письмо, что его задержат ещё на три. Он не просил прийти, но и не запрещал, что тоже значило немало. Поэтому, убедив домовиков собрать полезную еду, вроде кислого йогурта, яблок и постной каши, взяв плед из библиотеки и несколько книг, Гермиона трансгрессировала сюда к тому времени, когда клиника должна была открыть свои двери для посетителей.

Гермиона не помнила, когда в последний раз была в магловской больнице. Лет восемь назад? Когда пыталась избавиться от шрама. Да, наверное, тогда. Так что сейчас она ощущала себя странно — не хватало летающих карточек, самолётиков, лимонных мантий, а в нос слишком сильно бил запах лекарств.

У стойки регистрации обнаружилась молодая девушка-администратор. Она выглядела достаточно приветливо.

Грейнджер невольно задумалась, является ли эта девушка сквибом? Или, может быть, она сестра маглорождённого волшебника? В этой больнице работали те, кто так или иначе был в курсе волшебства. Но сами магией не владели. И лечили обычных людей.

— Добрый день, — два слова, а будто солнце засияло ярче, — чем я могу вам помочь?

Гермиона прочла имя на бейджике.

— Анна, я пришла к Гектору Дагворт-Грейнджеру, — вежливо ответила она.

В глазах девушки блеснули любопытные огоньки, и она окинула Гермиону цепким взглядом. Грейнджер сцепила зубы, подозревая, что улыбка превратилась в оскал, но ничего не могла с собой поделать. Анна заставляла её смущаться. Чего она ждала? Что Гермиона достанет кролика из кармана?

— Я попрошу вас проводить, — сказала девушка, нажимая на кнопку на столе, по-прежнему не сводя взгляда с Гермионы. Под этим взглядом становилось неуютно.

Со стороны длинного коридора на ресепшн вышел мужчина лет тридцати. Он, слава Мерлину, не улыбался. Но выглядел вполне дружелюбно.

— Мисс нужно проводить к мистеру Дагворт-Грейнджеру, — почти пропела Анна.

— А мисс представилась? — серьёзно спросил мужчина, и улыбка на лице девушки потухла.

— Ой, — сказала она; мужчина закатил глаза.

Он отодвинул девушку в сторону, и встал на её место.

— Ваше имя? — спросил он.

— Гермиона Грейнджер, — представилась ведьма.

Он застучал по клавишам.

Это что там, пишущая машинка?

Гермиона немного подалась вперёд, но не смогла рассмотреть по чему именно стучат пальцы мужчины.

— Супруга? — спросил он.

Грейнджер подалась ещё немного вперёд, взяв со стойки регистрации ручку и покрутила её между пальцами. Мужчина уставился на неё.

— Что? — тупо переспросила Гермиона.

— Супруга? — повторил он вопрос.

У Грейнджер отвисла челюсть.

— Я? Нет. Племянница, — выдала она, удивляясь вопросу.

Да, Гектор выглядит молодо, но не на столько… Да она ему в дочери годится!

Мужчина оторвал бланк, отложил его в сторону, и пригласил Гермиону следовать за ним. Грейнджер вспомнила о лучезарной Анне, только когда та впорхнула обратно на своё место за стойкой.

Дверь за спиной мягко закрылась, качнувшись туда-сюда. В клинике стояла абсолютная тишина, только шаги эхом отражались от стен, и Гермиона подавила свой эмоциональный порыв, задушила желание пошуметь. Было просто не по себе.

— Прошу прощения за Анну, она у нас новенькая, — тихо сказал мужчина.

— Ничего, — буркнула ведьма, шагая в такт с ним, чтобы звуки шагов сливались.

— Меня зовут Адам.

— Очень приятно, — отозвалась Гермиона, поднимаясь за ним по лестнице.

На Адаме был костюм медбрата — хлопковые брюки и рубашка синего цвета, разного оттенка — и Гермиона поспешила отвести взгляд от мягкой части его тела, уставившись в перила. Деревянные перила, выкрашенные в коричневый цвет — не было ни потёртостей, ни щербин. Слой краски казался тонким.

Их покрасили недавно, или здесь так мало посетителей?

Наконец, Адам открыл перед ней дверь, ведущую на третий этаж, пропуская Гермиону вперёд. Двери снова мягко покачались, вместо того, чтобы хлопнуть.

К счастью Гермионы, Гектор находился в ближайшей к двери палате.

— Если не запомнили путь, нажмите на кнопку, которая находится рядом с кроватью пациента — я вас провожу.

Не дожидаясь ответа, Адам развернулся и ушёл.

Гермиона, вздохнув, вошла в палату.

Гектор лежал на кровати в больничном халате, скрестив ноги, и читал газету с важным видом. Рядом, на столике, стоял завтрак.

Почти, как дома.

— Гермиона, — он сел, тепло улыбнувшись.

Грейнджер не удержалась и бросилась ему на шею, сдерживая рыдания.

— Как вы? — спросила она, отстраняясь.

Грейнджер всматривалась в его лицо, словно пыталась там отыскать все тайны Вселенной.

— Нормально. Правда, здесь очень даже… Ничего. Только палочки не хватает. Здесь нельзя колдовать — могу повредить какие-то там приборы, — пожаловался Гектор. — Но я ничего не мог с собой поделать, колдовал без палочки, поэтому меня перевели на другой этаж.

Гермиона усмехнулась.

— Есть какие-нибудь результаты обследований? Почему вас оставляют ещё на три дня? — обеспокоенно спросила девушка, бесцеремонно усаживаясь на кровать.

— У меня взяли анализы — иглой прокалывали палец и вот тут, — он продемонстрировал сгиб локтя, — варвары, ещё должны отвести в какую-то машину, и подключить к датчикам, я не запомнил. Утром целитель заявил, что ему не нравится моя кровь.

— Вы, конечно же, объяснили ему, что она у вас чистая? — усмехнулась Гермиона, пытаясь за шуткой скрыть нервозность.

— Да, но мы быстро выяснили, что это не имеет значения, — Гектор принял правила игры.

— Ладно, — Гермиона прижалась к его плечу. — Просто будем надеяться, что вы всё-таки сломали их приборы.

Гермиона торчала с Гектором до самого вечера, отлучаясь на Заседание, и пообедать, когда его водили на обследование. Они обсуждали зелья, которые она должна сварить — девушка собиралась сделать это ночью, потом читали то, что принесла Гермиона, и Гектор, к её облегчению, написал названия книг, которые попросил принести завтра (значит, он её ждёт), играли в шахматы, и обсудили судебное заседание, на которое она отлучалась утром.

После ужина её всё-таки вытолкали из больницы. Грейнджер вернулась в поместье, и сразу направилась в лабораторию. Проработав до поздней ночи, она выползла оттуда, и трансгрессировала прямо в комнату. И только засыпая поняла, что не видела сегодня Тома. И это немного волновало её, потому что Риддл является тем ещё параноиком, и он вполне может принять её отсутствие на свой счёт, хотя и воспринял её отказ принять метку вполне спокойно. По крайней мере внешне. Грейнджер как сейчас помнила вырвавшуюся из него сырую, холодную магию, которая вызвала мурашки. И это лишний раз напомнило ей о том, что Риддл — не какой-то там слабый мальчишка, а сильный взрослый волшебник. Возможно, самый сильный из всех, кого она знала и знает. Потому что, если то, что она почувствовала в тот день, было следствием его сдерживания, то она искренне боялась представить, насколько он силён на самом деле.

Она долго размышляла над своим ответом после ответа. Она не то чтобы жалела о том, что отказалась… Но всё же долго сомневалась в правильности решения. Но, в конце концов, нашла достаточно аргументов, чтобы оправдать свой отказ. Во-первых, она не хотела быть зависимой от кого бы то ни было. Даже если это Том Риддл, а не Волдеморт. Во-вторых, Гермиона боялась просто забыть о том, для чего она здесь. И как бы это выглядело? На правой руке вырезанное “грязнокровка”, а на левой — метка Пожирателя Смерти. Это просто смешно. И, самое важное, она хотела быть равной. Она по-прежнему не признавала авторитет Риддла над собой. Возможно — только возможно — именно поэтому она его и привлекла.

Второй и третий дни прошли по той же схеме, но Гермиона нашла в себе силы появиться у Риддла, и предупредить его, что у неё и Гектора внезапно появилось очень много заказов. Том отреагировал спокойно, но Гермиона не собиралась обманываться, зная, что он ей не поверил.

В четвёртый день она шла в больницу, как на плаху. И, увидев лицо доктора, поняла, что не зря. Опасаясь, что ноги могут её подвести, она села рядом с Гектором, схватив его за руку. Доктор Беркс старался выглядеть невозмутимо, но получалось у него не очень. И это заставляло Гермиону нервничать, а её магию — колебаться.

— Мистер Дагворт-Грейнджер, наши обследования показали, что у вас образование в лёгком, — начал он; Гермиона крепче сжала ладонь дяди. — Первая стадия, но нам нужно проследить динамику. Опухоль неоперабельная, поэтому вам будет назначено медикаментозное лечение…

Дальше Гермиона слышала слова, но не понимала их сути, словно они доносились через толщу воды. Она всей душой ненавидела некроманта, проклявшего её род таким извращённым способом. Маг умирает от магловской болезни.

В комнате что-то взорвалось.

Гермиона вскинула взгляд. Стеклянная кружка на столике с завтраком рассыпалась на мелкие осколки.

— О, прошу прощения, — запричитала ведьма, направляя палочку на то, что было кружкой, хотя знала, что это не поможет при стихийной магии, — вы в порядке? — спросила она у доктора.

— Да, мы привыкли к такому, — он мельком взглянул на кружку, — проявлению эмоций. Всё в порядке.

— Извините, — тихо проговорила Гермиона, не зная, у кого именно просит прощения — у доктора, за стихийный выброс магии, или у дяди, за то, что так и не нашла способ снять проклятие.

Гектор сжал её ладонь.

— Подождите здесь, Адам принесёт вам список лекарств, — попросил Беркс и вышел.

Гермиона всхлипнула, и Гектор притянул её к себе, не говоря ни слова.

Она не помнила, ни как Адам протягивал ей бланк, ни как они выходили из клиники, ни аптеку, ни первые часы в поместье. Казалось, всё происходило в густом тумане, который не пропускал ни свет, ни звук. В ушах шумело.

И Гермионе было ужасно стыдно, потому что это она должна была поддерживать Гектора, а не наоборот.

Придя в себя к вечеру, Гермиона извинилась перед Гектором — она просто не могла не попросить прощения, ведь слезами только заставила его чувствовать себя хуже. И, хотя в глубине души они оба всё понимали, всё же приняли решение послушаться доктора и наведаться в клинику через два месяца, а до этого — соблюдать рекомендации.

Гермиону очень злило, что Гектор не соглашался отказаться от работы, отправиться в путешествие, просто — жить, потому что обязательства ставил выше всего. Он чётко дал понять, что они не будут отклоняться от привычного образа жизни. А потом он отправился отдыхать, буквально вытолкав Гермиону к Тому — им нужно было обсудить предстоящее большое Заседание. Первое, на которое Гермиона отправится одна. Раньше это заставило бы её трепетать от восторга, но сейчас — нет. Напротив, угнетающее чувство беспомощности накрывало девушку с головой, не позволяя вздохнуть.

Гермиона что-то скрывала. Том не сомневался в этом с той самой секунды, когда она, ссылаясь на большое количество работы, не приходила к нему три дня. Сначала он подумывал о том, чтобы прямо спросить у Гектора, действительно ли они так загружены, но потом отвлёкся на разрешение проблем Селвина, затем на изучение артефакта, подготовку к Заседанию, и понял, что это не так уж и важно.

Однако Риддла настораживало, что у неё появился повод не видеть его сразу после того, как он предложил ей стать частью его группы, а она отказала. Это заставляло Тома нервничать и следить за собой. Он часто стал ловить себя на мысли, что ему необходимо знать, где Гермиона и чем она занимается. Это были совсем нездоровые порывы, ему пришлось приложить огромные усилия, чтобы справиться с этим. Он знал, что стоит ему сорваться — он потеряет эту ведьму. Стоит ей увидеть его истинный характер — она уйдёт. И ему не нужно будет даже поднимать на неё палочку.

Они, наконец, встретились. Том и не подозревал, что так сильно хочет её видеть, пока не увидел. Его тело отреагировало соответственно. Как только она вышагнула на ковёр из зелёного пламени, Риддл оказался рядом. И ему совершенно не хотелось тратить время на дорогу до спальни, тем более, ворс ковра был достаточно мягким.

Гермиона если и удивилась его напору, то ненадолго, потому что сразу же начала отвечать на поцелуй с такой яростью, что переплюнула самого Тома. Она взмахнула палочкой, оставляя их без одежды, и подтолкнула его к стене, а потом опустилась на колени. Смотря прямо ему в глаза, она опустила свои горячие губы на головку члена и блаженно зажмурилась, застонав. Вибрация её голоса завела Тома ещё сильнее. Он запустил пальцы в её волосы, разрушая причёску, и слегка надавил на затылок. Она подчинилась, позволяя члену пройти глубже. Том зашипел, то ли от удовольствия, то ли от того, что ударился затылком о стену, когда она взяла его до самого основания. Гермиона наращивала темп, продолжая стонать, и Том кончил, испытывая небольшое разочарование от того, что лишился возможности наблюдать за чудесной картиной, как её губы скользят вдоль члена, но в тоже время, чувствуя глубокое удовлетворение, когда увидел, с каким наслаждением она глотнула.

— Гермиона, — прорычал он, опускаясь к ней, и подталкивая её ближе к огню.

Ветки в камине трещали и хрустели так, что Том заподозрил, что без магии там не обошлось.

Он навис над ней — абсолютно голый, такой же, как и она, — проводя рукой по её ноге. Гермиона сначала упёрлась локтями в пол, потом легла на спину, и, повинуясь жестам Тома, развела ноги шире. Он смотрел в её лицо, не отрываясь, пока ласкал её пальцами, впитывал в себя её эмоции, такие живые, открытые, острые. Смотрел, как двигается её горло, как пальцы зарываются в ворс, когда она кончала. Он вошёл в неё, не дав отойти от оргазма, и Гермиона захлебнулась воздухом. Она упёрлась горячими ладошками в грудь Тома, ритмично вдыхая и выдыхая, когда он входил и выходил из неё.

— Ты моя, — прошептал он, входя резче. — Моя, — сказал он громче, сопровождая слова шлепком, — моя.

Девушка стонала так громко, что Том засомневался слышала ли она его. Он трахал её, прижимаясь всем телом, а она извивалась под ним, словно змея, пока они одновременно не закончили, и Том не почувствовал, как конечности словно немеют от растёкшегося по ним обжигающего тепла.

Он скатился с неё, сразу же прижимая к себе, а Гермиона призвала палочку, лежащую неподалёку, и направила её на свой живот. Видимо, снова забыла принять зелье. Подавив в себе желание схватить и отбросить её палочку, Риддл призвал свою. И протянул её Гермионе. Та покосилась на него через плечо.

— Что? — спросила она.

— Возьми её, — она неохотно послушалась. — Что ты чувствуешь?

Гермиона несколько секунду сосредоточенно молчала, буравя взглядом его палочку, а потом взмахнула ей, и с кончика древка появилось серебристо-лунное сияние, постепенно оформившееся в маленькую выдру — то, чего эта палочка никогда не видела. Том не мог вызвать патронус.

Он почувствовал странное тепло в груди. Оно не было приятным, не было раздражающим. Оно было странным. Но Риддл сразу понял — это влияние Заступника.

— Ну, — протянула Гермиона, заставляя выдру перемещаться по комнате, — она, кажется, меня приняла, пусть и не до конца — совсем немного потеплела. Палочка Гектора слушает меня лучше.

Том положил подбородок на её плечо, задумавшись: он никогда не давал кому-либо свою палочку сам, но каждый, кто случайно прикасался к ней, отмечал, какая она холодная. И тут же одёргивали руку. В первый раз, когда она взяла его палочку, Гермиона была слишком возбуждена и могла не заметить этого. Но теперь Том убедился: для неё она и не была холодной.