"Выход"

Глава 10

Несмотря на то, что зимняя прохладца уже успела остудить пироги, я все равно с большим удовольствием съел собранную Олией снедь. Ну а ведя неспешный перекус, осматривал покрывшийся тонким слоем снега лес, выбирая свою следующую ’’жертву’’. Строевые деревья на этой делянке уже подходили к концу и пока я дорабатывал ее, отец направился искать новое, удобное для вырубки место. Близ деревни все уже было давно зачищено нами и предыдущими поколениями лесорубов, поэтому постоянно приходилось уходить чуть глубже в лес, оставляя молодым деревьям шанс подрасти и окрепнуть.

Выбрав взглядом один из трех оставшихся старых тисов, я убрал опустевший тряпичный сверток в карман и… в кои-то веки поддавшись лени, продолжил сидеть на укрытом уже теплом подстилкой пне и размышлять обо всем подряд. В данный конкретный момент меня сильнее всего беспокоил практически остановившийся рост личных характеристик. Папаня говорил что одна-две единички за полгода упорной работы это очень даже хороший рост, но… мне все равно этого было мало. Я хотел как можно скорее нагнать своего отца, чтобы работать с ним на равных, вот только система сдерживала мое устремление, всего одной приросшей единицей силы намекая на излишнюю поспешность или даже наглость.

Рассказы отца о том, что у него поначалу характеристики росли по три-четыре единицы за полгода и вовсе меня угнетали, заставляя задумываться о том, что я что-то делаю не так. Ну а воспоминание об увеличившемся боевом владении, добавляло в голову всяких неуместных мыслей о выборе неправильного пути и словах Аокария про возможное увеличение скорости развития воинского направления…, а заодно и обратное замедление мирного. Правда, на деле это все выглядело как полная чушь, учитывая хороший прирост в целых две единицы за полгода. У отца мирное владение за всю его жизнь поднялось всего до двадцати двух, а у меня уже сейчас было десять. И конкретно в этом направлении самосовершенствования я должен был довольно быстро нагнать папаню, с учетом того что его рост практически прекратился из-за возраста.

— Ладно! Нужно работать! — заявил неожиданно громко даже для себя, немного взбодрившись последними мыслями, и резко поднялся на ноги. Чувство слабого места и увеличившаяся точность ударов сильно облегчили работу, делая ее более приятной, поэтому я, в последнее время, с куда большим воодушевлением подходил к каждому новому дереву. Поэтому, подхватив свой топор, сразу устремился к своей, уже намеченной цели. Точнее… сделал несколько уверенных шагов и практически сразу замер, зацепившись краем глаза за что-то странное и совершенно неуместное для этой делянки. Я уже успел привыкнуть к округе и месту, поэтому почему-то тут же насторожился увидев невысокое мертвое дерево… которого почему-то не замечал раньше. Разумом еще осознавал чужеродность гнилушки в этом окружении, а тело уже среагировало на опережение и с неуклюжестью, но немалой силой отправило в полет мой топор. Деревяшка попыталась уйти в сторону от летящего, словно копье, оружия, лишь раскрыв движением свою поганую сущность какого-то скрытного монстра и, получив увесистый удар топорищем, опрокинулось… наверное на спину.

Видя как тварь отталкивается от земли своими кривыми руками-ветками, я практически мгновенно сориентировался и, вырвав из пенька оставленный отцом топор и даже не раздумывая, тоже отправил его в короткий полет. На этот раз система видимо поправила мой неумелый бросок и носок лезвия глубоко погрузился в куда более податливую чем древесина плоть мерзкого существа. А затем, найдя в себе непонятно откуда взявшуюся смелость, прыгнул на монстра и сам. Гнилушка дернулась из-за чего моя нога не попала по топору и лишь раздавила одну из толстых веток. Из-под подошвы сапога брызнула какая-то серая жижа, видимо заменяющая чудовищу кровь…, а в следующий миг другая ветвь хлестнула меня с такой силой, что я отлетел в сторону и невольно вскрикнул, ударившись левым боком об пенек. Боль было очень сильной, но страх и боевая злость ослабили ее до приемлемых величин, позволяя тут же подняться на ноги и зло оскалиться.

— Вот спасибо тебе гниль. Удружила — подхватив свой лежавший под ногами топор, я тут же метнул его в уже практически поднявшееся чудовище из неизведанных земель. Мое оружие вновь ударило обухом в верхнюю часть ненастоящего деревца, опуская его обратно на землю. Я же, наскочив на него сверху, вырвал отцовский топор и, прикрывая левой рукой глаза, принялся практически не глядя рубить эту проклятую вражину. В первую очередь отсек две самых толстых руки, а потом, не обращая внимания на рвущие мою одежду и кожу мелкие ветки, просто бил куда попаду, стараясь наносить как можно больше повреждений главному стволу. Надежда на то, что это основное тело твари оправдалась довольно быстро и уже через десяток ударов гнилое дерево начало затихать. Вот только, даже когда существо прекратило подергивать ветками, я не остановился и продолжал бить обухом, превращая тело твари в жидкое серое месиво, выплескивая весь свой страх и злость. Бил до тех пор, пока стало уже практически невозможно распознать в нем даже намека на дерево. И лишь растоптав последние ветки, наконец-то позволил себе успокоиться. А затем, отбросив куда-то в сторону отцовский топор и пятная снег на тропинке кровью, побежал в сторону деревни.

Чувствуя как стремительно уходят слабость вместе с болью и не понимая что вообще со мной происходит, я продолжал бежать вперед. Ощущение вернувшегося здоровья наоборот напугало еще сильнее и, заставляя думать что это мой предсмертный бред, принуждало меня лишь ускорять свой бег. Страх. Непонимание. Я не знал что и думать, поэтому позволил себе расслабиться лишь тогда, когда почувствовал прикосновения перехвативших меня на воротах деревенских стражей. А затем просто расслабился и безвольно повис на их руках. Они что-то спрашивали и куда-то тащили меня, но я их уже не слышал. Или просто не хотел слушать. Напряжение скоротечного боя наконец-то отпустило меня и я, перестав глазами и мыслями цепляться за окружающий мир, трусливо нырнул в темноту забытья. Трусливо сбежал, давая так необходимый отдых своему разгоряченному разуму.