Эти выродки из моего отряда не только отказались помогать мне в бою и наблюдали со стороны, дожидаясь пока я издохну. Они, зная о том как мне хотелось порасспросить темнокожих, намеренно добили всех раненных, лишая меня этой возможности. Эти ’’добрые’’ люди не поленились и обошли все место короткого сражения, пронзая всем кочевникам сердца и головы, якобы спасая их от боли и от моих возможных пыток. Видя такое скотство и понимая что ругаться тут нет никакого смысла, я собрал все свои метательные топоры, очистил штанами какого-то мертвеца и, воткнув их в песчаную землю, решил настоять хотя бы в одном вопросе.
— Я насчитал двадцать двух убитых мною или смертельно раненных кочевников. У кого-то есть возражения по этому поводу? — пятнадцать воинов, более не видя опасности, уже успели убрать луки и стрелы, поэтому, посмотрев на одиннадцать топоров большая часть из которых наверняка успеет найти свою цель, они решили не спорить с озвученной цифрой. Благо, им от количества убитых не было никакого проку и куда важнее оставалось отсутствие погибших среди своих. В какой-то мере из-за моих приложенных усилий.
— Мне было не с руки считать за тобой, поэтому поверю твоему слову и скажу интенданту, что тут было всего пятьдесят семь степняков и что двадцать двух из них убил ты. Никто не против? — легко пообещал Жреком, да и другие мужики тоже не стали с этим спорить. Промычали в ответ на его вопрос что вроде «Да мне без разницы» или «Как хочешь», а потом, забыв обо мне, пошли разделывать убитых стрелами лошадей. В мясницком деле я ничего не понимал, да и лошадей с некоторых пор недолюбливал, поэтому, подвесив все топоры на пояс, просто принялся дожидаться пока они закончат. Ну а когда мужики собрали большую добычу мясом, чужим дрянным оружием и пойманными живыми лошадками, мы отправились в обратный путь… Который я бы лучше проделал на своих ногах, а не в этом проклятом седле.
******
— Что, так сильно не любишь конину? — заметив что я морщусь, поинтересовался сидящий неподалеку Жреком. Вернувшись в деревню, названия которой мне никто так и не сказал, наша группа оставила один из мешков с мясом себе и пошла его жарить, желая порадовать себя после такой редкой вылазки без потерь. Кто-то принес местного самогона, после чего настроение людей стало еще лучше и даже на меня некоторые перестали смотреть, словно на кусок засохшего навоза. Поддерживая разговор, я рассказал им историю о своей самой первой самонадеянной охоте на поводыря и о том, как меня после этого отказывались пускать в деревню. Многие вполне искренне посмеялись над этой глупой ситуацией и принялись в шутку называть меня «хвостатым». Ну а когда первая половина мяса была дожарена, к нам заглянула дородная баба из дома лекарей, чтобы осмотреть воинов на наличие новых ран и заодно перехватить у нас немного еды. Увидев оставшийся на моей спине уже давно подсохший шрам от попадания камня она прилепила туда кусок какого-то лечебного кактуса… который жег плоть почти как настоящий огонь, превращая лечение в какую-то пытку. Но прояснять для командира причину своих изменений в лице я не стал и вместо жалоб на безжалостную целительницу, просто ответил на его вопрос.
— Да не то что бы не люблю. Конина, наверное, во всех мирах одинаковая. Да и… Просто поверь. После жареного мяса монстров, это по вкусу просто прекрасно. Я успел попробовать, наверное, всех существовавших у нас тварей кроме прыгунов, жнецов и хлыстов. Первые двое по виду были слишком похожи на людей, поэтому пробовать их как-то… не решился. Ну а хлыста пришлось бы очень долго очищать от всякого налепленного на тело мусора, словно какого-нибудь мелкого ручейника.
— Ну и как эта вся гадость была по вкусу? Неужели все так плохо? — кажется вполне искренне заинтересовавшись уточнил слегка захмелевший Жреком и укусил следующий снятый с вертела кусок мяса.
— Да не то что бы плохо. Просто… скорее просто совсем безвкусно, даже если не жалеть соли при готовке. Я по-разному пробовал. И запекал в углях или глине и прожаривал до черноты…, но лучше это гадость никак не становилась. По ощущением мясо, а по вкусу, словно какая-то вода. Так что, когда не было времени готовить, иногда просто ел монстров сырыми, не замечая никакой разницы — услышав такое, кто-то из слушавших даже подавился мясом. Ну а я устало потер свободной рукой лоб, скрывая от воинов свою боль. Хотел доесть свой кусок быстро остывающего мяса, но едва не взвыл от боли, когда подошедший сзади мужик хлопнул меня по спине, явно метя по разрезу на рубахе и виднеющемуся сквозь прореху куску кактуса.
— Эй, убийца! Хватит жрать! — насмешливо и не скрывая издевки, громко прокричал парень, немногим старше моего нынешнего тела — Иди, собирай свое оружие и готовься к новому выходу. И не бери с собой много, чтобы не сдохнуть по пути. Пойдем на вылазку прямо в ночь, чтобы пересечься со степняками ближе к утру.
— Ты чего? Я же только-только вернулся. Какая, к ослу в задницу, вылазка? Ты чего, молодой, совсем перегрелся? — вскинулся недовольно, не сразу поняв что вообще происходит. Только вот вместо ответа этот наглый мальчишка выбил из-под меня пенек, вынуждая завалиться вперед и вбок, едва ли не головой в костер, а потом, вновь потребовав «Иди собирайся, пришлый!», он пошел обратно так ничего и не объяснив. Во мне тут же вскинулась ярость и появилось стойкое желание сломать кое-кому ноги, но Жреком придержал меня за рукав и покачал головой, без слов прося успокоиться и давая понять, что этого не стоит делать. А затем воин повернулся к отошедшему уже далеко парню и прокричал ему вслед.
— Эй! Малыш Кирах! Напомни своему командиру о договоренности по Лиару! Мы должны сразу убивать темнокожих, не давая им и шанса раскрыть рот!
— Да помним мы! Помним! — не оборачиваясь ответил мальчишка и отмахнулся от чужих слов. Ну а я, понимая что эта ’’договоренность’’ направлена против меня, повернулся и посмотрел прямо в глаза своему командиру, теперь ожидая пояснений уже от него.
— Ты наверное забыл или не понял… Пока не убьешь полную сотню воинов тебе придется ходить на каждую вылазку. Без исключения и отдыха. Именно так выглядит твое наказание — припомнив разговор с интендантом, я нехотя и со злостью признал его правоту. Именно так инструктор и сказал, но мой разум отчего-то не уцепился за понимание этого, пропустив слова «на каждую вылазку, без отдыха» мимо моего сознания, возрадовавшегося такому простому исходу.
— А что тогда за договоренность? Об этом тогда точно разговора не было — услышав этот вопрос, Жреком без спешки снял с вертела еще один поджарившийся на костре кусок и прежде чем закрыл им себе рот, все же дал очень короткий ответ.
— Это приказ инструктора. Он не хочет чтобы ты говорил с кочевниками. Думает что, узнав все что хотел, сразу убьешь себя или уйдешь в степь. Он этого пока не желает.
— Понятно — зло прошипел я, с огромным запозданием понимая, что в этой деревне абсолютно все против меня. Затем посмотрел на недоеденный, попачканный в пыли кусок мяса… и закинул его в рот. Скрипя песком на зубах, вытер пальцы о плечо уже бывшего командира и, не обращая внимания на его возмущенный восклик, направился в сторону казарм, за своим оружием. Меня ждал еще один бой… и враги теперь было не только впереди, но и оставались за спиной
.