Раскрепощение

ГЛАВА 19

Белль

На этот раз я не надеваю длинное, со вкусом подобранное платье в «Алхимию».

Я позаимствовала у Мэдди серебристое мини-платье, которое практически полностью демонстрирует мое нижнее белье.

Да. Сегодня на мне нижнее белье.

Пока что.

Это платье — настоящая броня. Что бы ни происходило на этой маленькой сцене, каким бы целомудренным ни был образ, который я собираюсь принять в этой комнате для Рейфа и остальных, кого он приведет с собой, я хочу, чтобы он ясно видел меня за барной стойкой и понимал, что я — сексуальное существо, что я устала от игр и серьезно настроена.

Я хочу занять своё место. Никаких жалостливых взглядов или вежливых разговоров.

Мы с Мэдди, которая выглядит потрясающе, сидим в баре. На ней тонкая белая хлопковая рубашка с закатанными рукавами и расстегнутыми пуговицами почти до пупка — без лифчика — и изумрудно-зеленая атласная мини-юбка, которая подчеркивает ее великолепные глаза. Она сногсшибательна, и, уверяю вас, как только она войдет в Игровую комнату, к ее юбке тут же приложат несколько рук. Я с опаской смотрю на дверь, ведущую в центр этого помещения.

Мэдди считает по пальцам, со сколькими людьми в этой комнате она бы переспала, когда появляется Рейф с парой приятелей. Он, как обычно, выглядит потрясающе. На нем черная рубашка, пара верхних пуговиц расстегнута, и зауженные черные брюки. Как будто он возглавляет рекламную кампанию Тома Форда или представляет самого мистера Форда.

Его взгляд скользит по моему телу, доставляя мне огромное удовольствие, но ухмыляется мне его друг. Друг, который одет почти так же, как и он, хотя ему не так идёт полностью черный наряд. Он более коренастый, у него традиционное телосложение регбиста, в отличие от широких плеч и узкой талии Рейфа, но он всё равно неоспоримо привлекателен. Он улыбается мне так, словно знает меня, словно у нас есть какой-то общий грязный секрет…

О черт.

— Привет, Белль, — говорит парень, и Рейф толкает его локтем.

Ага.

Я знаю этот голос.

За что мне такие муки.

— Каллум, — произношу я, стараясь не застонать.

— Без маски ты еще сексуальнее, — говорит он, и я напрягаюсь.

— Кэл, — предупреждающим тоном произносит Рейф, прежде чем шагнуть вперед и поцеловать меня в обе щеки. При этом он слегка касается моих предплечий, и мне хочется растечься на его накрахмаленной рубашке и твердой груди.

— Прости, — говорит Каллум, изображая раскаяние на своем красивом лице. Он протягивает руку, как только Рейф отпускает меня. — Давай начнем сначала. Не хотел ставить тебя в неловкое положение. Белль, я Кэл. Как дела?

Мы пожимаем друг другу руки.

— Как дела? — бормочу я, потому что он раздражающе обаятелен.

Мэдди, на мой взгляд, слишком быстро подсчитывает. Она переводит взгляд с Рейфа на Каллума.

— Вы двое? — спрашивает она, — Той ночью? С Белль?

Может, мы и в секс-клубе, но это не значит, что мне комфортно, когда мои сексуальные подвиги обсуждаются так открыто.

— Заткнись, — шиплю я.

— Да, мэм, — говорит Каллум, оглядывая ее с ног до головы с таким восхищением, что я немного расслабляюсь. Значит, он такой со всеми. Хорошо. Я могу с этим справиться. На самом деле, с таким парнем, как он, который открыто флиртует, гораздо легче иметь дело, чем с таким, как Рейф, который весь такой сдержанный, мрачный и ворчливый, пока не взорвет настоящую бомбу, например: «Я нашел девушку, отдаленно похожую на тебя, и перегнул ее через спинку дивана». Подозреваю, что Каллум не делает неоднозначных заявлений.

В отличие от других людей, которых я могла бы назвать.

— Счастливая сучка, — бормочет Мэдди.

Улыбка Каллума становится шире.

— Приходи ко мне в соседнюю комнату примерно через час, и тогда посмотрим, кто счастливая сучка.

— Увидимся, если у меня не будет предложений получше, — парирует она.

Просто Каллум не в состоянии оценить Мэдди по достоинству. Третий парень из их маленького трио смотрит на нее сквозь свои крутые очки в черной оправе так, словно она только что спустилась с небес, прямо сквозь богато украшенный потолок бара «Алхимии».

— Кэл, познакомься с Мэдди, подругой Белль, — коротко говорит Рейф. — А это Зак, еще один наш деловой партнер.

Он хлопает другого парня по плечу, и это, кажется, выводит его из оцепенения, вызванного Мэдди. Он проводит рукой по своим волосам, которые почти черные, длиннее и растрепаннее, чем у Рейфа.

— Как дела? — вежливо спрашивает он. Зак не похож на парня, который собирается пойти и потрахаться. Похоже, ему очень не по себе, если уж на то пошло.

— Зака редко можно увидеть здесь в такой поздний час, — говорит Рейф. — Он у нас специалист по цифрам — обычно мы не позволяем ему надолго отрываться от электронных таблиц.

— Обожаю ботаников, — мурлычет Мэдди, и кадык Зака дергается, когда он с трудом сглатывает.

— На самом деле, я как раз собираюсь домой, — говорит он, поправляя очки на переносице. Я не могу не заметить, какие у него ярко-синие глаза за стеклами очков. Он определенно похож на Кларка Кента¹¹.

Мэдди надувает губки.

Каллум улыбается.

— Я позабочусь, чтобы ты хорошо провела вечер, милая.

— Нам тоже пора, — говорит Рейф, глядя прямо на меня. — Нам нужно надеть воротнички. Не хотели показываться в них в баре. Увидимся там. — он подмигивает.

О, чертов Иисус.

Я только что поняла, почему они оба одеты во все черное.

Они уже в костюмах.

Комната больше, чем в прошлый раз. На этот раз зеленая кнопка «ОРГАЗМ» расположена рядом с огромной кроватью, застеленной двумя подушками, белыми хлопковыми простынями и кремовым одеялом. Здесь нет наручников, плетей или секс-игрушек. Комната слабо освещена. Интересно, это одна из их «девственных» комнат или у них есть способы приспособить каждую комнату к потребностям пользователя? В дальнем углу стоит шкаф — он, вероятно, битком набит всякой всячиной.

Не обращайте на это внимания, потому что самым ярким напоминанием о глубинах разврата, в которые я собираюсь погрузиться, является главный источник света — огромное распятие, проецируемое на одну из стен ярким белым светом.

О, черт возьми.

Это должно было стать знаком того, что искупление возможно, но сейчас это как указатель пути к вратам ада.

Я хотела этого.

Я подписалась на это.

Я касалась себя, когда в анкете был предложен именно такой сценарий, и теперь Женевьева и ее команда изо всех сил стараются воссоздать то, что меня возбуждает.

Да. Именно так. Пожалуйста.

Я попросила, и они дали мне это, а в животе у меня все переворачивается от ужаса, возбуждения и неверия, когда я следую инструкциям, оставленным для меня в соседней раздевалке.

Исчезло вызывающее серебристое платье, к подолу которого в баре был прикован взгляд Рейфа. На его месте простая муслиновая ночная рубашка с высоким воротом и скромностью Марии фон Трапп.

Под ней ничего нет, как и было велено.

Мои волосы заплетены в одну свободную косу, перекинутую через плечо.

Я забираюсь на кровать и ложусь на бок, натягивая на себя простыню и одеяло. Затем протягиваю руку, зажмуриваю глаза, плотно сжимаю губы и нажимаю на большую зеленую кнопку.

Лежа там в ожидании, я позволяю себе погрузиться в сценарий, который изложила в своем недавнем брифинге¹² Жаневьева. Переключиться с моего собственного мышления на мышление молодой женщины, у которой, как и у меня, никогда не было секса. К которой, в отличие от меня сейчас, никогда не прикасался мужчина. И которая, в отличие от меня, считает грехом даже думать о сексе, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к себе, когда она фантазирует о том, как к ней прикасается другой человек.

Другие люди.

Белина, которой я являюсь сегодня, — молодая послушница, которая серьезно относится к ответственности иметь имя девственной мученицы и намеревается в ближайшее время произнести обеты бедности и целомудрия. Она из тех, кто жестоко ругает себя за эти запутанные, яркие сны о соприкосновении плоти с плотью, когда рано утром сон переходит в бодрствование. Из тех, кто испытывает глубокий стыд за то, что подсознание, которое она тщательно скрывает в течение дня, имеет силу проникать в ее незащищенный сон ночью. Чтобы разрушить ее.

Она из тех, кто ищет искупления за свои непреднамеренные грехи через молитвы. Работу. Размышления.

Кто чувствует, что стыд и желание болезненно и невозможно переплетены. Кто сегодня вечером отдаст свое тело и душу не Богу, а двум мужчинам, которые действуют от Его имени, но выполняют работу самого дьявола.

Боже. Я уже возбуждена. Возбуждена, потому что независимо от того, насколько неправильно, насколько греховно я была воспитана, чтобы верить в это, это в миллион раз греховнее для той Белины, которой я являюсь сегодня вечером.

И, вместо того чтобы избегать этого чувства, подавляя его или, что еще хуже, действуя вразрез ему и отказывая себе, как я делала в прошлом, сегодня вечером я принимаю его. Я прислушиваюсь к каждому слову, которым монахини кормили меня в течение четырнадцати лет, к каждому их предупреждению о грехах плоти, об опасностях мужской похоти для меня и о том, как важно оставаться целомудренной, собираю их охапками и использую как растопку, чтобы разжечь пламя желания, которое я знаю, будет гореть ярко.

Потому что эта сцена станет воплощением моего заветного желания.

Все для меня. Все для моего удовольствия.

Забудьте о дровах.

Я подолью бензина в огонь.

Дверь открывается.