Раскрепощение

ГЛАВА 29

Белль

Обвиваю рукой его шею и целую, ощущая свой собственный мускусный вкус на этих великолепных, пухлых губах. Другой рукой я держу его член и крепко сжимаю пальцами. Он такой невероятно твердый, толстый и массивный, я в миллионный раз задаюсь вопросом, насколько мы подходим друг другу.

Двигаю рукой крепко, но медленно, как он показывал последние несколько дней, прежде чем поцеловать его в последний раз и сесть. Я спускаю ноги с кровати и обхватываю пятками его икры, опускаясь ртом к его эрекции.

Его яйца, когда обхватываю их, плотно прижимаются к телу. Я быстро поняла, что это явный признак того, что он близко. Провожу по ним ладонью. Пальцами. И когда слизываю влагу, вытекающую из его щелки, и провожу по головке, он издает низкий и такой мужественный стон, что с моими яичниками происходят странные вещи.

Втягиваю его в рот, так медленно и глубоко, как только могу, раскрываясь как можно шире, чтобы вместить его. Скольжу губами вверх и вниз, сжимая рукой часть, которую не получается взять в рот, наслаждаясь его теплом. Едва сдерживаемым контролем. Он запускает обе руки в мои волосы и сильно сжимает у основание черепа, и я улыбаюсь про себя.

Он едва ли может отпустить контроль даже на мгновение, чтобы позволить мне действовать по-своему.

— Ты чертовски хорошо это делаешь, — шепчет он, его пальцы впиваются в мои волосы, тянут так сильно, что это приносит невероятное наслаждение. — Моя сладкая юная девственница, сосет, как опытная шлюха. Обхватывает меня своими прекрасными губами.

Он начинает двигаться, его бедра прижимаются ко мне, проникая все глубже мне в рот. Он удерживает мою голову на месте, чтобы мог войти в горло. Я резко вдыхаю через нос и сосредотачиваюсь. На своем ритме. На первобытных, опьяняющих звуках, которые он издает, и на его вкусе. На том, что меня не тошнит, хотя в какой-то момент, когда он касается задней стенки моего горла, мои глаза наполняются слезами, и я вздрагиваю. Но прихожу в себя и снова начинаю доить его так же, как он только что выжал из меня меня этот потрясающий оргазм.

Власть опьяняет. Осознание того, что красивый, опытный и по-настоящему развратный мужчина выбрал меня. Его член у меня во рту, а не во влагалище одной из красивых, умелых женщин в его клубе. Все его внимание сейчас сосредоточено на мне и на моих губах, обхватывающих его. Это увеличивает желание доставить ему лучший оргазм в его жизни.

Он трахает мой рот, потому что я не предоставила ему доступа к другим частям своего тела.

Пока нет.

И когда сделаю это, он заполнит меня целиком, не проявит милосердия. Рейф будет брать и брать, давать и давать, я буду полностью в его власти.

От одной мысли об этом мои внутренние стенки снова сжимаются.

Я усиливаю давление на его яйца, крепко сжимая их в руке, как и его ствол. Быстрее двигаю губами, заглатывая глубже, почти полностью отрываясь от него, не забывая проводить языком по головке каждый раз. Его слова, проклятия становятся все более болезненными. Менее внятными.

И тут, конечно же, он напрягается и замирает, прежде чем издать стон побеждённого мужчины и выстрелить горячими, твердыми струями мне в рот, когда его кулаки сжимают мои волосы, а член двигается, двигается и двигается.

Я продолжаю ласкать его, замедляясь, когда чувствую, что он кончает, пока не отпускает прядь волос и не проводит рукой по моему плечу и спине.

— Господи, — хрипло произносит он. — Господи, черт возьми, Белль.

— Ты чертовски хороший учитель, — говорю я.

Мы лежим обнаженные на его кровати, прижавшись друг к другу. Нога Рейфа тяжело перекинута через меня, моя ладонь покоится на его груди, и я чувствую себя совершенно удовлетворенной. Абсолютно счастливой. Я проглотила его сперму и вылизала дочиста, а он в ответ уложил меня в постель и продолжал смотреть мне в глаза, рассказывая, какая я красивая.

Уникальная.

Особенная.

Сексуальная.

Талантливая.

Грязная.

Как свожу его с ума.

Как хорошо сосала его член.

Как он возьмёт меня в пятницу.

Как хорошо это было бы для нас обоих.

Как быстро и отчаянно захочу, чтобы он трахнул меня.

И я принимала его похвалу, купалась в ней, как кот в лучах солнца, и верила ему, потому что когда Рейф Чарлтон смотрит на тебя черными глазами и говорит такие вещи, поглаживая волосы и кожу…

Ты слушаешь.

Я наслаждалась этим коконом, ощущением обожания в колыбели его тела, последствия хвалебных слов излучают такое же теплое сияние, как соприкосновение наших тел.

— Для кого-то, у кого было такое дерьмовое воспитание, как у нас с тобой, — говорит он, проводя кончиками пальцев по моей спине, — ты кажешься довольно грязной. В хорошем смысле, понимаешь? Дело не столько в том, чтобы учить тебя, сколько в том, чтобы подсказывать. Остальное ты делаешь сама.

— Может быть, я грязная, потому что меня плохо воспитали, — произнесла я, на что он мягко засмеялся.

— Туше. Уверен, что я такой же. Но в твоих желаниях и наклонностях нет ничего плохого. — его пальцы продолжают свое успокаивающее путешествие вдоль моей спины. — Когда ты в моменте, знаешь, как расслабиться. Кажется, что только после этого твой мозг включается и начинает цепляться за свои жемчужины.

Аналогия попадает в цель.

— Да. Должно быть, так. Или, по крайней мере, когда твои руки на мне… или рот… сложно думать о чем-то еще. Я погружаюсь в атмосферу.

— Совершенно верно. — он целует меня в лоб и задерживает на нем свои губы.

— Но спуститься с этого состояния тяжело. По крайней мере, так было прошлой ночью. Я чувствовала себя опустошённой, уязвимой или что-то в этом роде. Похоже на то, что все, что меня заводило, вернулось и ударило меня по лицу. Я сидела на коленях, покрытая твоей, ну, знаешь… телесной жидкостью. И в голове у меня звучал хор голосов, твердивших, какая я ужасная, грязная девчонка. Это ужасно, но я знаю, что все это было у меня в голове. Никак не связано с тем, как ты себя вел.

— Но сейчас ты себя так не чувствуешь? — спрашивает он.

— Нет. — я прижимаюсь ближе, бесстыдно ища утешения в его объятиях. — Вовсе нет. Я чувствую себя прекрасно и безопасно.

— Не грязной? Даже несмотря на то, что я говорил тебе и ты чуть ли не сквиртила мне в лицо?

Я отстраняюсь.

— Я не делала этого! И нет, потому что ты был таким замечательным, что это перечеркнуло все навязчивые мысли, которые могли появиться. Как будто эти голоса не могут пробиться, потому что я здесь, в настоящем, с тобой, и в моей голове нет места ни для чего другого.

— Правильно, — мурлычет он, снова притягивая меня к себе. — И я бы никогда, ни за что не хотел, чтобы ты чувствовала себя униженной. Я не позволю этому случиться снова. Но я уже вижу, как ты растешь. Ты начинаешь осознавать свою сексуальность. Когда-нибудь, очень скоро, ты получишь то, что хочешь, от меня или от кого-нибудь еще в клубе, и уйдешь, как настоящая королева, какой ты и являешься, и не оглянешься на нас, бедных ублюдков.

Его слова испортили мне настроение. Они напоминают о том, что наше время ограничено, что у него нет всей вечности на то, чтобы наставлять свою маленькую ученицу, и что совсем скоро он вернется к охоте по коридорам «Алхимии», чтобы трахаться, играть и удовлетворить свои нужды, а не только мои.

Они напоминают о том, что моногамия — настолько чуждое понятие для такого парня, как Рейф, и он ни на секунду не предполагает, что даже такая неопытная девушка, как я, предпочтет его изысканному шведскому столу в клубе.

— Что случилось? — спрашивает он, словно читает мысли.

Я молчу.

— Белль.

— Я рада, что в пятницу будешь ты, — говорю я.

— По-другому и быть не могло, — хрипло говорит он. — Ты моя. Алекс ни за что не приблизит свой грязный маленький член.

Я слабо улыбаюсь ему.

— Белина. Поговори со мной.

Вздыхаю. Я позволила этому человеку разоблачить меня больше, чем кому-либо другому, так что я могу выложить карты на стол и унизить себя по полной программе.

— Все изменится в пятницу? Когда я закончу?

— У тебя еще будет сессия «Адьес», если захочешь, — говорит он с такой волчьей улыбкой, что Джек Николсон мог бы ею гордиться.

— Знаю, но после этого. — я сосредотачиваюсь на его губах, на идеальных изгибах, потому что смотреть ему в глаза слишком больно. — Когда программа закончится, мы… тоже закончим?

— Что? — его тон такой ошеломленный, что я вскоре возвращаюсь к его глазам. — Почему, черт возьми, ты так думаешь?

— Я знаю, что ты взял на себя роль моего учителя, — запинаясь, говорю я. — И это потрясающе… ты потрясающий. Но, возможно, я перестану казаться тебе привлекательной после того, как ты лишишь меня девственности. Я не глупа. Могу понять, что отчасти я привлекательна для тебя, потому что я — завоевание. После этого буду просто еще одной глупой девчонкой, заискивающей перед тобой. — я глотаю, и мне становится больно. Тесно.

Рейф переворачивает меня на спину, обхватывая руками. Он раздвигает мои ноги коленом и ложится между ними. Наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга, и всё, что я вижу, — это он.

Все, что существует — это он.

— Белль, — говорит он. — Не разбивай мне сердце, детка. Ты спрашиваешь, буду ли я по-прежнему находить тебя привлекательной, когда ты полностью раскроешь свою истинную силу? Ты что, совсем спятила?

Я собираюсь ответить, но, похоже, это риторический вопрос, потому что он замолкает, выражение его лица явно недоумевающее.

— Нет. Я не закончил. Ты думаешь, что, как только я «завоюю» тебя, мне станет скучно, что преследую тебя только потому, что хочу разрушить эту так называемую нетронутую оболочку? Это гребаная ложь. Ты очень далека от истины. Я хочу быть рядом, когда ты поймешь, как сильно любишь секс, как сильно твоя киска нуждается в наполнении, как только ты добавишь этот вид секса в свой арсенал, тебя будет просто невозможно остановить. Тебе нужно забыть про девственность. То, чем мы занимались в клубе, в твоей постели, и в моей — все секс. Это то, на что у многих людей никогда бы не хватило смелости, независимо от того, сколько они мечтают об этом в темноте. Ты расцветаешь, детка, прямо на моих глазах. Распускаешься, как гребаный цветок, и я не хочу ничего больше, чем места в первом ряду, даже если буду стоять в конце гребаной очереди в «Алхимии» каждый вечер пятницы. Буквально. Потому что как только ты раскроешься, тебя уже ничто не удержит, и я никогда, ни за что не подумаю об этом.

Я съеживаюсь.

— Я не хочу думать о других людях сейчас, — говорю я ему, ведь это не действительно так. За последние несколько дней я так сблизилась с Рейфом. То, что он заставляет меня чувствовать, — почти духовный опыт, и это говорит девушка, которая слишком много воскресных утр провела на коленях и чувствовала себя очень слабой.

Я не хочу делиться им.

Но я знаю, что независимо от того, что он скажет мне в этой комнате, «дележка» будет единственной основой, на которой я вообще смогу с ним общаться. Он уже намекал на будущее. На свободные пятничные вечера в «Алхимии». На образ жизни, который включает в себя общение с привлекательными людьми, разделяющими ваши взгляды. На то, чтобы быть современной, раскрепощенной и ничем не стесненной.

Знаю, он верит, что я разделяю те же желания, что и он. Он только что довел меня до оргазма своими грязными речами о епископах, священниках и маленьких шлюшках-послушницах. И все это чертовски возбуждает. Здесь так жарко, что я начинаю ерзать при одной мысли об этом.

И все же. Когда дело доходит до сути, все, что я хочу, находится здесь, передо мной.

— Я знаю, что ты этого не хочешь, — говорит он, — и я тоже. Но в пятницу будем только мы, да?

— Да, — соглашаюсь я. Только мы. Только я и Рейф.

— «Мы» по-новому, как и договаривались, — обещает он.

Как мы и договаривались.

Несмотря на меланхолию, охватившую меня после оргазма, я чувствую дрожь предвкушения.

Потому что в пятницу будет много нового.