Раскрепощение

ГЛАВА 26

РЕЙФ

Я сдержал своё слово прошлой ночью. Не пытался засунуть в нее ни одну из частей своего тела. Я наложил вето на ее глупое гребаное предложение о том, что мы должны спать в нижнем белье, и когда она сбросила это маленькое серебристое платье и стринги и легла, обнаженная, рядом со мной, я повернул ее и притянул к себе, так что каждый сантиметр ее кожи на спине соприкасался с моим.

Да, мой член снова проявил интерес, но я проигнорировал его и вместо этого поразился тому чувству благоговения, которое испытал, когда эта очень молодая женщина, которая буквально несколько часов назад была злой на меня, доверила мне возможность оказаться в её постели и уснула в моих руках.

Проснувшись сегодня утром, я обнаружил, что она все еще крепко спит. Белль лежит на животе, повернувшись лицом ко мне и прикрыв его рукой. Я вижу, как ее глаза танцуют танго быстрого сна под веками; выражение ее лица серьезное. Задумчивое.

И такое же очаровательное, как и в бодрствующем состоянии.

Я переворачиваюсь на спину. Господи Иисусе, что я делаю? В наши дни даже просыпаться с женщиной — в новинку. Я не любитель проводить ночь с женщинами, которых трахаю. Эти панические отказы от завтрака (я никогда не завтракаю с женщиной), неловкие прощания или номера, которые мне дают, хоть я знаю, что никогда не позвоню, когда вырвусь из их объятий.

Я почти не ходил на свидания с тех пор, как год назад мы открыли «Алхимию», и это заставляет меня осознать, насколько я превратил свою сексуальную жизнь в товар. Секс стал удобством, как еда. Как заказываю суши по вечерам, когда остаюсь дома один, так привык полагаться на «Алхимию», чтобы получать свою дозу удовольствия в потрясающем, безумном стиле, устраняя все времязатратные прелюдии, связанные с желанием заняться сексом.

Флирт.

Рестораны.

Ночёвки.

Завтраки.

Пока очаровательная, непонимающая и слишком юная девственница не поманила меня пальцем и не заставила задуматься о том, как бы мне провести с ней больше времени, а не меньше. Которая заставляла меня появляться у нее на работе и дома, соперничая с Кэлом и вмешиваться в ее сеансы.

А теперь еще и в ее постель.

Я снова переворачиваюсь на бок и провожу кончиками пальцев по ее спине. Её кожа — как шёлк. Я внезапно представляю, как бы она выглядела, растянувшись вот так на носу яхты на Лазурном берегу, на ней тонкий слой солнцезащитного крема, любезно нанесённый ее покорным слугой, мной, и крошечные трусики от купальника, которые я смогу отодвинуть, когда наклонюсь над ней и осторожно раздвину её ноги коленом…

Иисус.

За полсекунды мой утренний взгляд из заинтересованного превращается в сосредоточенный, как только ее веки приоткрываются. Я внимательно наблюдаю за ее реакцией, когда она приходит в себя и вспоминает, что она не одна.

Это приятно.

Она хмурится, фокусируется и замечает меня, прежде чем ее глаза расширяются, и она вздрагивает, а губы складываются в смущенную улыбку.

Я усмехаюсь и провожу рукой по ее спине.

— Доброе утро, ангел.

— Доброе утро. — она застенчиво улыбается, затем прикрывает рот рукой. — Мне нужно почистить зубы.

Я тихо смеюсь, когда она выскакивает из постели и устремляется в сторону ванной. Изящные очертания ее талии, бедер и задницы напоминают изгибы скрипки. Боже, она великолепна. От того, как двигаются ее ягодицы при ходьбе, на кончике моего члена выступают капельки влаги.

Я откидываю одеяло и, закинув руку за голову, жду. Её брови поднимаются, когда она направляется ко мне и видит меня в полном возбуждении.

— Доброе утро тебе, — говорит она.

Она не единственная, кто восхищается прекрасным зрелищем. Ее обнаженная фигура — воплощение всех моих гребаных фантазий. Золотистые волосы растрёпанны, падают на ее подтянутые, идеальные сиськи, о которых Бардо могла только мечтать. Плоский, мягкий живот переходит в «посадочную полосу», которая указывает то место, о котором мой член не может перестать думать.

Я одариваю ее, надеюсь, сногсшибательной улыбкой.

— Так и будет. Иди сюда.

Она демонстративно подходит к своей стороне кровати и скрещивает руки на груди, мотнув головой в сторону ванной.

— Под раковиной много запасных зубных щеток, если хочешь.

Я смеюсь и поднимаюсь на один локоть. Мне весело наблюдать, как ей трудно удерживать взгляд на моём лице и не смотреть на мой возбуждённый член.

— Пытаешься мне что-то сказать?

— Просто проявляю гостеприимство, — чопорно отвечает она, и я хмыкаю и спускаю ноги с кровати.

— Ты победила, милая. — проходя мимо, шлепаю ее по великолепной заднице. — А теперь возвращайся в постель.

Ванная комната интересная. В вместительном туалетном столике, наверное, штук сорок, а то и больше зубных наборов марки Four Seasons. Я с трудом справляю нужду, подавляя стояк, и послушно чищу зубы. Понимаю, что она озабочена соблюдением утреннего протокола. У нее не было особого опыта в этом, если он вообще был. Я отказываюсь задаваться вопросом, оставляла ли она этого придурка Гарри у себя на ночь. Даже если он не залезал в ее киску, мне не нравится мысль об этом.

— У тебя клептомания Four Seasons? — спрашиваю я, возвращаясь к кровати. Она скромно натягивает одеяло, чтобы прикрыть грудь. Мы скоро это исправим.

Белль хихикает.

— Это мамочки. Они с папой много путешествуют и предпочитают останавливаться в «Four Seasons» ради стабильности.

— Как оригинально, — бормочу я, забираясь в постель.

— Она крадет их для моей комнаты.

Я приподнимаю бровь.

— Она упоминала об этом на исповеди? И я не знал, что вы с ней предусмотрели постоянный поток интрижек на одну ночь. Я не заметил никаких презервативов.

Она закатывает глаза.

— Это для меня. Если я приду на ужин и решу остаться, у меня здесь есть зубные щетки.

— Что ж, это мило, — признаю я, обнимая ее за талию и притягивая ближе к себе.

И целую ее.

Глубоко, чувственно, завладевая ее прекрасными губами, я раздвигаю их языком, и тону в ее свежем, мятном вкусе. Поднимаю ее руки над головой, и перекатываю Белль под собой.

Вот оно.

Наконец-то, наконец-то я добился того, чего хотел. Она лежит на спине, мой вес давит на нее, ноющий член зажат между нами, язык вторгается в ее рот. В этой постели, в этой тихой комнате, не существует ничего, кроме нас, и не важно, насколько горячими были наши игры на сеансах, теперь я понимаю, чего она добивалась.

Ничто не сравнимо с ощущением божественной длины ее обнаженного тела под моим. Это не просто интимно, это ослепительно. Облегчение от того, что она в моем распоряжении, опьяняет.

Кажется, она тоже это чувствует. Тихие стоны, вырывающиеся из ее горла, когда мой язык вторгается в ее рот, то, как ее тело пытается выгнуться подо мной, прижаться ко мне, совершенство, с которым она отвечает на мои поцелуи… Здесь нет никаких игр. Никаких извращенных альтер-эго. Никаких третьих лиц, слава богу. Только Белль и я, изучающие друг друга, как и должны были делать с того самого гребаного момента, когда я впервые увидел ее.

Я наслаждаюсь каждым ее аспектом. Поглощаю. Позволяю ее прикосновениям, молчаливому согласию со мной стать громоотводом, который освещает меня. Делает меня жаждущим почувствовать всё, хоть раз.

Я почти шепчу «хотел бы трахнуть тебя прямо сейчас», но не делаю этого, потому что это слишком похоже на давление, и я совершенно ясно понимаю, что этого не произойдет, пока она не начнет действовать в своем собственном темпе, на своих условиях, в рамках программы.

Вместо этого я провожу губами по ее коже, вдоль подбородка, пока не нахожу нежное, как лепесток, местечко у нее под ухом, которое всё ещё сохраняет отголосок её аромата с прошлой ночи.

— Ты это чувствуешь? — спрашиваю я. — Как это невероятно, когда мы вот так вдвоем?

— Да, — выдыхает она и слегка поворачивает лицо в мою сторону.

— Вот каким может быть секс, — говорю я ей. — Может быть горячим и быстрым, грязным и первобытным, как тот секс, что у меня в клубе, и, я точно знаю, тебе понравится, но он также может быть медленным, интимным и роскошным… и все равно грязным и первобытным.

Она смеется, и я тоже смеюсь, отчасти от удивления, что сказал это. Потому что девяносто девять процентов времени секс, которым я занимаюсь, относится к первой категории. Иззи — яркий тому пример. Но эта постель и женщина, лежащая передо мной, вызывают у меня желание укрыться здесь с ней, переплести руки и ноги, простыни и губы, и трахать ее лениво, медленно и глубоко, поднимая ее все выше и выше, пока не заставлю встать на колени и прикончить нас обоих жестко, быстро и грубо.

— Это будешь ты, да? — спрашивает она. Моя рука всё ещё крепко сжата вокруг её запястьев, прижимая их к подушке. Её колени расположены по обе стороны от моих ног, и если я подниму таз и освобожу член, я мог бы быть прямо там, готовым войти в неё.

— Что я, малышка? — спрашиваю я. Поднимаю голову, чтобы взглянуть на нее.

— Ты… лишишь меня девственности. — выдыхает она. — На следующей неделе.

— Это не должно быть так, — признаюсь я.

— Что? Почему нет?

Я колеблюсь.

— Предполагалось, что мы будем смешивать блюда. Чтобы у тебя были разнообразные впечатления. Чтобы позволить попробовать всё меню, наверное. Я не должен был присутствовать на первом занятии. Я вошёл туда, потому что, черт возьми, не мог этого не сделать.

Она улыбается, довольная, как будто до нее все еще не дошло, что она сбила меня с толку.

— Кроме того, на эту роль выбрали кого-то, кто будет не таким большим, как я. Алекс — парень, который делал тебе куни в первый раз. Я слишком большой. Могу причинить тебе боль.

— С кем-то, с кем я на самом деле не расслаблена, будет гораздо больнее, — указывает она с безупречной логикой.

— Я знаю. — прикусываю губу. Я так противоречив. — Но он хорош. Он действительно хорош. И раздражающе красив. Похож на того парня из фильма «Топ Ган: Мэверик».

Она улыбается.

— С другой стороны, я не против. Алекс звучит замечательно, и я уже знаю, что он хорошо работает языком. — она поднимает на меня взгляд, в ее золотисто-зеленых глазах светится озорство. — Теперь ты можешь идти. Разве у тебя сегодня нет тренировки?

Она вспомнила то первое субботнее утро, когда постучалась в мою дверь. Это делает меня счастливее, чем я готов признаться.

— Могу отменить ее, — говорю я. — Мне бы хотелось заняться спортом в этой постели с тобой.

Она опускает взгляд на напряженный бицепс единственной руки, на которую я опираюсь.

— Думаю, тебе стоит пойти. Деградация мышц — настоящая проблема в твоём возрасте, знаешь ли.

У меня нет свободной руки, поэтому я наклоняю голову и прикусываю ее сосок, но перед этим бросаю на нее свой самый непристойный взгляд.

Она вскрикивает.

— Ай!

Я облизываю его.

— Это за дерзость, — говорю я, обращаясь к ее груди. — Я в отличной физической форме, и знаю, что тебе нравится мой опыт. Но если тебе нужен какой-нибудь гребаный двадцатидвухлетний идиот, который не может найти клитор, то иди на здоровье. — я опускаю голову и втягиваю в рот ее сосок, проводя языком по маленькому бугорку, который приятно быстро твердеет под моими прикосновениями.

Она громко вздыхает.

— О, Боже.

— Это приятно, детка? — я прижимаюсь к ее соску.

— Да. — она резко втягивает воздух сквозь зубы. — Не останавливайся.

— Посмотри на себя, ты выражаешь свои потребности. Какая хорошая девочка. — я принимаюсь ласкать ее сосок, сильно, доводя его до красивой маленькой вершинки, прежде чем отпустить с «щелчком». — Тебе нужно на йогу?

— Вообще, нужно, — бормочет она.

— Как насчет того, чтобы забыть о наших обязательствах и заставить друг друга кончить чертовски сильно? — спрашиваю я, мой рот оказывается прямо над ее соском, голос низкий и грубый, именно такой, на который, я уже знаю, она реагирует. — Я скажу Джен, что на следующей неделе единственным человеком, который будет трахать эту девственную киску, буду я, спасибо тебе большое. А потом я свожу тебя позавтракать.