Рейд в опасную зону. Том 2

Глава 10

С утра в лагере тихо. Весна в Афганистане — дело обманчивое. В шесть утра солнце только пригревает, холодный ветер тянет с гор, но к полудню пыль в воздухе будет плавиться от жары. Я шагаю по лагерю, слышу привычное бренчание железа, кто-то матерится у бронетранспортера, кто-то гоняет на соседнем КПП заспанных солдат.

Полковник Грачев вызывает меня к себе.

— Разрешите войти, товарищ полковник, — берусь за ручку двери и сразу открываю.

— Входи, Беркут.

Едва увидев командира, сразу понимаю, что ночью он не спал. В кабинете сизый дым висит коромыслом, под глазами тёмные круги.

Значит, дело важное и срочное, — с ходу решаю я.

— Беркут, знаешь, почему Муджтаба ушел? — говорит Грачёв, глядя прямо мне в глаза.

Это он о главаре моджахедов, которые просочились через восточную часть Панджшерского ущелья.

В его голосе не столько упрек, сколько проверка. Понимаю, что тут дело не только в нас.

Приказ сверху — значит, ищут крайних.

— По данным разведки, часть боевиков скрылась через горные тропы. Наши отряды их не догнали. Оставленные посты не сработали, — чётко докладываю я.

Грачев молчит, постукивает пальцами по столу. Я знаю этот жест — он думает, как завуалировать тот разнос, который устроили сверху.

— Опять этот Панджшер! — наконец выдыхает полковник. — Каждый раз одно и то же. Мы их громим. Банда рассасывается, перегруппировывается, и через месяц-другой снова нападает на наши колонны. Нам уже «по шапке» дали. Если сейчас не разберемся, боюсь, кто-то из нас пойдет дальше по этапу.

— Что прикажете? — спрашиваю коротко.

Грачев сгребает со стола карту, разворачивает, тычет пальцем в конкретную точку.

— Вот здесь провинция Баглан — кишлак Бану, они сюда пошли. Хотят объединиться с силами уездного центра Андабара. Надо их опередить. Перехватить по пути. Найти Муджтабу. Уничтожить. Задача ясна?

— Так точно, товарищ полковник. Сколько человек будет в отряде?

— Десять человек. Твои Гусев и Колесников, лейтенанты Коршунов и Панов. Паша — твой заместитель и пятеро рядовых. Вылет завтра.

Возражений нет, да и смысла в них тоже. Операция нужна, а задача поставлена. Я киваю, и ухожу собирать ребят.

Следующее утро снова встречает нас порцией пыли и предрассветной прохладой. Воздух звенит, вертушка ждет на посадочной полосе. Колесников, как всегда, не теряет времени, подтрунивает над рядовыми.

— Вася Васин. Ну надо же, как мамка назвала! Ты хоть парашют-то не задом наперед натягивай, а то опять в кусты носом войдешь, как в прошлый раз!

Ребята смеются, даже Гусев, которому шутка явно надоела. Лейтенант Павел Панов внимательно проверяет снаряжение каждого, сам молчаливый, но дело свое знает. Коршунов, напротив, как-то странно отмалчивается. Хотя в последнее время он стал таким молчуном, что можно уже и привыкнуть к этому.

В салоне вертолета тесно, шум заглушает любые разговоры. Смотрю на лица — ребята привычные, но понимаю, что даже они напряжены. Когда летим над долиной, солнце уже высоко, а сердце начинает стучать сильнее, скоро высадка.

«Пошел!» — командую я, как вертолёт зависает над заданной точкой. Первым прыгает Пашка Панов. Вижу, как остальные следом один за другим выходят из вертолета. Я иду крайним.

Шагаю вперед в открытый проём и ухожу вниз. Воздух бьет в лицо, земля приближается быстро. Пыль и ветер моментально впиваются в меня.

На земле пацанов быстро собирает Панов. Все на месте, идем к назначенной точке сбора. По рации поступают данные — ближайший кишлак может находиться в 20 километрах на восток. Далековато выгрузили.

Ну что ж, нам не привыкать.

В учебке, да уже и здесь в Афгане приходилось преодолевать большие расстояния.

Линия маршрута ложится в узкие тропы — места, где видимость ограничена и где легко попасть в засаду.

Мы выдвигаемся из точки сбора. Солнце только начинает подниматься, и горы вокруг медленно просыпаются, отбрасывая длинные тени. Идём молча, каждый шаг выверяем. За спиной тяжелые рюкзаки, на плече –оружие. Пыль забивает глаза и оседает на лице.

Когда мы выходим в условленное место встречи с проводником, то первый, кого я увидел, был Имран.

Вот уж кто меня совсем не обрадовал.

Высокий, худощавый, лет двадцати пяти, с узкими чертами лица, тонкими усами и постоянно настороженным взглядом. Его черные, как ночь, глаза бегают туда-сюда, будто он что-то скрывает.

Одет по местным традициям — свободные штаны, рубаха до колен и платок на шее, который он то и дело поправляет, прикрывая рот. За плечом автомат, явно не новенький, но рабочий.

— Ассаламу алейкум, капитан, — тянет он, показывая пустые руки в знак дружелюбия.

Я сразу вспоминаю, где видел его раньше.

Имран — зять Заахира, того самого информатора, что в прошлый раз дал нам важные сведения, которые очень помогли в том задании. А этот — муж его дочери — Имран постоянно хотел исчезнуть в самый неподходящий момент. Что-то вынюхивал, подслушивал, явно желая передать информацию моджахедам, осевшим в кишлаке. Тогда его оправдывали чем угодно — горы, тропы, нервы. А я с самого начала не верил в совпадения. И просил его придержать, пока мы не завершим то задание.

А теперь вдруг он здесь. С чего бы это?

Можно ли ему доверять? Боюсь, что нет.

Но выбора у нас нет. А вот Имран есть.

Сейчас этот тип стоит перед нами, будто ничего не случилось, с наглой улыбкой и вкрадчивым голосом.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, не скрывая подозрительности.

Имран жмёт плечами.

— Говорят, вы снова ищете плохих людей. Я знаю, где их искать.

Словно и не было прошлой операции. Будто он не видел, как нам тогда туго пришлось Я чувствую, как внутри закипает злость. Но мы здесь не для того, чтобы разбираться с местными хитрецами, у нас другая задача.

— Покажешь путь, –говорю я. — К кишлаку Бану.

Разворачиваюсь и подаю знак Панкову, чтобы пристально следил за этим «другом».

Мы идем по трапе, по которой ведет нас проводник.

Тропа узкая и каменистая. С каждым шагом ботинки скользят по гравию, мелкие острые камни норовят пробить подошву.

Имран идёт впереди, двигаясь легко, будто знает каждую кочку на этом пути. Мы с отрядом идём за ним — ровный строй, тяжелое дыхание, глухие удары сапог о землю.

Колесников, как всегда, пытается разрядить обстановку.

— Ну, Беркут, смотри, этот акробат нас явно на курорт ведет. Вижу, там бассейн будет с горячей водой.

— Заткнись, Сашка, — отрезает Коршунов, который уже не может терпеть пыли и жары.

Лейтенант Панов шагает молча, сосредоточенно всматриваясь в спину Имрана. Я замечаю, что он кладет руку на рукоять пистолета каждый раз, когда проводник оборачивается.

— Как далеко? — спрашивает рядовой Вася Васин.

— Всего несколько часов, — отвечает проводник.

Его голос звучит ровно, даже слишком. Не запыхался, не устал — подозрительно. Он словно наслаждался тем, что мы выбиваемся из сил, тогда как ему это ничего не стоит.

В какой-то момент он остановился, приподнимает руку, жестом указывая, чтобы мы притихли.

— Что такое? — резко спрашиваю я, подходя ближе.

Имран кладёт палец к губам и кивает в сторону невысокого хребта. Там тянется узкая тропа, на которой виднеются следы.

— Здесь они часто ходят.

Я наклоняюсь, чтобы разглядеть. Следы свежие, как будто тут прошли всего пару часов назад. Что это значит? Впрочем, мы в тылу врага, удивляться особо не приходится.

Но чуйка подсказывает — Не верь этому человеку! Что-то в поведении Имрана меня настораживает. Едва уловимое непринятие, отторжение. Кажется, будто он специально завёл нас сюда, отвлекая внимание от чего-то другого.

— Продолжим, — говорю я, и отряд снова двигается вперед.

Мы идём медленнее, каждый шаг дается все тяжелее. Жара начинает брать свое, воздух становится густым и неподвижным.

Но самое неприятное — чувство, что за нами наблюдают.

Несколько раз я ловлю взгляд Гусева, который словно хочет что-то сказать, но сдерживается. Панов тоже напрягся, его лицо мрачнее обычного.

Мать твою! Что происходит?..

Имран шагает впереди с той же легкостью, но я вижу, как он изредка бросает взгляд через плечо, будто проверяя, не слишком ли мы близко.

Ну, да. Мы близко, очень близко.

Останавливаемся у небольшого скального выступа, Имран указывает на тропу, которая ведёт дальше вглубь ущелья. Он не успевает ничего сказать — его перехватывает Панков.

— А дальше что? — холодно спрашивает он, глядя прямо в глаза афганцу.

Имран замешкался.

— Кишлак близко. Еще немного, лейтенант.

Коршунов все больше молчит. Идет позади, Когда мы останавливаемся на привал, он усаживается чуть в стороне.

Стараюсь не делать поспешных выводов.

Может, я к нему слишком предвзято отношусь. Цепляюсь за каждую мелочь?

— Коршунов, все в порядке? — спрашиваю.

— Да, капитан, — отвечает он. Голос вроде спокойный, но есть в нем какая-то натянутость.

Колесников тут же выдает очередную шутку, пытаясь разрядить обстановку.

— Капитан, а может, это он с Муджтабой договаривается?

Смех нервный, но не громкий.

Я молчу, смотрю на Коршунова. Он сжимает автомат чуть сильнее, чем нужно, глаза уходят в сторону.

К концу дня начинаем движение в направлении предполагаемого кишлака. Лейтенант Панов докладывает о странной находке — обломках радиопередатчика.

Солнце уже зависло высоко над Андарабом, жарит так, что дыхание становится горячим. Мы медленно двигаемся вперед по пыльной тропе, которая петляет между каменных валунов и сухих кустов. Горы вокруг стоят, как немые стражи, наблюдая за нашей колонной.

Впереди по-прежнему Имран. Идёт уверенно, будто знает каждую тропинку, каждый камень. Смотрю на его смуглое лицо с тонкими чертами, на котором застыла смесь спокойствия и скрытой усмешки. И все время думаю о той нашей встречи в прошлом.

Это тот самый человек, который в день, когда мы пришли в их дом, хотел выскользнуть из дома.

А в кишлак в тот пришли моджахеды. С какой целью он рвался из дома?

Куда хотел пойти?

Напрашивается только один ответ. И он мне не нравится.

Я смотрю на Имрана. Что он задумал сейчас?

— Капитан, — говорит Гусев, догоняя меня и перехватывая ремень от автомата. — Этот тип, он точно надежен?

— Нет, — коротко отвечаю.

Гусев хмыкает.

— И у меня такое чувство, что он нас прямо в ловушку к моджахедам ведет.

— Ты не один такой умный, — бросаю я.

Сзади раздается голос Колесникова.

— Эй, Гусев! Спорим, Имран нас сейчас в кишлак заведет, а там уже стол накрыт — нас ждет чаек с гранатами?

— Заткнись, Колесников, — бросает Гусев. — Тут тебе не цирк.

Но Колесников не унимается.

— Да я серьёзно! Видел, как он улыбается?

Я оборачиваюсь.

— Если не заткнешься, Колесников, сам будешь его проверять. На привале.

Колесников тут же замолкает.

Долина Андараб — место, от которого мозоли на ногах появляются быстрее, чем израсходованные патроны. Земля твёрдая, каждый шаг отдается в суставах, будто идёшь по раскалённому железу. Мы топчемся, словно караван мулов. Рюкзаки врезаются в спины, ремни от оружия трут плечи.

Панов идёт впереди меня. Парень молодой, энергичный,

— Капитан, — окликает меня Гусев, — если этот кишлак реально за правительственных, как ты думаешь, они дадут нам передохнуть?

— Дадут, — говорю, хотя сам в этом не уверен.

Имран оборачивается, кивает в сторону ущелья.

— Скоро будем. Еще пара часов.

В голове, как по кругу, ходят одни и те же мысли.

С самого начала что-то было не так…

Имран вел нас вперед, будто специально выбирая самую открытую местность, где нас могли легко заметить.

Я шёл за ним, держась настороже, но не подавая виду. Остальные двигались цепочкой, молча, только Колесников изредка шутил, чтобы разрядить обстановку…

Неожиданно пули с визгом просвистели над головой.

— Засада! По укрытиям! — едва успеваю крикнуть я.

Моджахеды открыли огонь с двух сторон. Их позиции были идеальны — нас вели сюда, как баранов на бойню.

Имран, которого я едва успел заметить в начале боя, вдруг исчез, как будто его и не было. В голове застучала мысль.

Это подстава! Он нас предал!

— Пашу накрыло! — закричал Гусев, лежащий неподалеку.

— Я за Пашкой, — кричу, дергая за ремень аптечки.

Бросаюсь к Панину. Пуля пробила бедро. Кровь хлещет, превращая пыль под ним в багровую грязь.

— Держись, Паша, — шепчу, зажимая рану, — только не отключайся.

— Коршун, прикрывай нас! — кричу я.

Но он молчит. Автоматной очереди с его стороны не слышу, но мне не до него.

Надо срочно изготавливать жгут из подручных материалов и останавливать кровь раненному.

Слева, из-за камней, строчит автоматная очередь, с правой стороны ударили из гранатомёта.

— Стреляйте! — кричу, глядя через плечо, продолжая накладывать жгут.

Гусев и Колесников прикрывают нас огнем. Имрана рядом нет. Словно растворился.

Бой длился десять минут.

Наконец стих.

Мы отбились, но стоило это дорого. Панов тяжело ранен — пуля вошла в бедро, кость цела, но кровопотеря серьёзная.

Рядовые справились отлично — они держались, как могли, пока Гусев и Колесников прикрывали меня и Панина.

Имран так и не вернулся.

— Где Имран? — спрашиваю, оглядываясь.

— Чёрт его знает, капитан, — отвечает Гусев, вытирая пот со лба. — Может, слинял?

— Увидим его — расспросим, — холодно бросаю.

Панин еле держится. Пульс слабый, но кровь удалось остановить.

Отступать назад нельзя — приказ поймать банду сбежавших моджахедов никто не отменял. Мы двинулись к кишлаку Бану, надеясь на помощь местных, которые по информации нашей разведки поддерживали правительственные войска.

Назад дороги нет.

— Дотащим его до Бану, — говорю, глядя на побледневшее лицо Панова.

Гусев кивает.

— Ты уверен, что этот Имран не специально нас сюда завел?

— Уверен, — вру я, хотя внутри всё кричит об обратном.

Коршун молчит. Его взгляд странный, нервный. Он идёт чуть в стороне, постоянно озирается.

— Что с тобой, Коршун? — спрашиваю.

— Ничего, капитан. Все нормально.

— Тогда помоги Пашу тащить.

Ребята быстро сооружают носилки — к куску брезента с помощью веревок прикрепляют палки из тонких стволов молодых деревьев. Кладут Пашку на носилки, берут за палки и бегут вслед за нами. Коршун присоединяется к ним.

Когда мы наконец добираемся до кишлака, уже темнеет.

Бану выглядит тихим, слишком тихим. Жители наблюдают за нами из окон и заборов, никто не выходит навстречу.

Имран снова появляется, будто никуда и не пропадал.

— Там, — сказал он, указывая на дом на краю кишлака. — Там ваш человек найдёт укрытие.

Я киваю, подозрение не оставляет меня ни на секунду. Но Панин на грани, и я рискую.

Пятерых рядовых отправляю вперёд — с носилками, на которых лежит бледный Панин. Ребята должны подготовить укрытие для Пашки. Остаемся с Гусевым и Колесниковым.

Через минуту раздаются выстрелы.

— Засада! — кричит Гусев, и мы бросаемся к тому самому дому.

Моджахеды уже окружили ребят. Пятерых прижали к стене, отобрали оружие. Носилки, на которых лежит Панин стоят прямо на земле.

Мы можем ещё уйти, нас не заметили, но бросить своих я не могу.

— Капитан, мы можем ещё выбраться! — шепчет Колесников.

— Без них не уйдём, — сухо бросаю я.

Мы пытаемся пробиться к своим, но моджахедов слишком много. Через пару минут нас окружают.

Имран появляется из-за угла дома с видом победителя.

— Добро пожаловать, капитан!

Что за…? Внутри меня всё обрывается.

— Это Бану? — уточняю я, оглядываясь по сторонам.

Имран смотрит на меня, усмехаясь.

Я уже и сам понимаю, что мы не в Бану…

А совсем в другом кишлаке, куда заманил Имран.

Нас ставят в одну линию. Коршуна нигде нет, но мне показалось, что его тень мелькнула за одним из заборов.

Один из боевиков, крупный, с густой бородой, явно командует остальными, с презрением оглядывает нас.

Коршунов появляется из-за того же угла дома. Целый, невредимый, и, что самое странное, не связанный.

— Коршун, что это значит⁈ — рявкаю я.

Он спокойно смотрит на меня, жмёт плечами.

— У каждого свой выбор, капитан.

Я смотрю на Коршуна, пытаясь осознать его слова.

Предал нас. Он их человек.

— Вот их командир! — тычет он пальцем в меня…