Рейд в опасную зону. Том 2

Глава 2

Ещё через секунду дверь резко распахивается, будто её пинком выбили.

Входит Яровой Игнат Иванович, заместитель командира воинской части — высокий, угловатый с обветренным лицом.

Он замирает у дверного косяка и оглядывает нас. В руках у него кожаная папка.

— Я дал ему эти документы, — спокойно говорит он.

Бессонов с Власовым, который стоит у окна, переглядываются.

— Опять разнос устроили? — бурчит Яровой, качая головой.

— Ну, началось! — хмыкает Власов. — Сейчас нас всех разгонят по углам.

Яровой молча достаёт из папки лист бумаги и кладёт его на стол начальника штаба. Бессмертный сжимает губы.

— Что это? — спрашивает он, не трогая бумагу.

— Приказ сверху, — бросает Яровой коротко.

Я решаю, что молчание в данной ситуации — лучшая тактика. Власов, напротив, начинает ёрничать.

— Это что, новое направление на расстрелы?

— Власов, ты будешь продолжать? — Яровой смотрит на него так, будто размышляет, удавить его сейчас или позже.

— Ладно, ладно, — бормочет тот.

— Что за приказ? — наконец выдаёт Бессмертный, отрывая взгляд от бумаги.

— Прилетает генерал — майор Евгений Сергеевич Жигалов, — проговаривает Яровой чётко, почти по слогам. — Борт уже приземлился в Кабуле. Скоро будет здесь.

Секунда молчания.

Гул расхлябанного урчания вентилятора кажется громче, чем все вертолёты базы.

— Что? — Власов, кажется, впервые за годы службы теряет дар речи. — Генерал — майор Жигалов сюда? Зачем?

— Прилетает он по нескольким поводам. Один из них — Беркут. Меньше жаловаться надо! -тычет пальцем в потолок. — А генерал шуток не понимает, всем нам даст прикурить. Мало не покажется.

Бессмертный медленно садится обратно на стул, будто у него ноги подкосились. Его лицо застывает в выражении крайнего недоумения.

— Нет, но какому поводу? Мы бы и сами тут справились, — хмыкает.

Яровой смотрит прямо на меня.

— Жалоба Коршунова только одна из сторон медали. Второй вопрос — документы, которые ты привёз. В Союзе не все их считают достоверными.

— Генерал прилетает для разбирательств? — голос Бессмертного звучит так, будто его ударили под дых.

— Не только. — В глазах Ярового блеснула искорка, как если бы он знал что-то, о чём намеренно умолчал. — Но советую готовиться к тому, что день будет насыщенным.

Он идет к двери. Потом поворачивает голову и бросает через плечо.

— Евгений Сергеевич Жигалов — это не просто генерал. Он из тех, кто даже тени от своих слов не оставляет. Если он берётся за дело, кто-то точно окажется крайним.

Эти слова проникают, как ледяная вода за шиворот.

— Ну что ж, — Бессмертный вздыхает и хлопает по столу. — Давайте готовиться встречать гостя.

Власов только качает головой.

— Беркут, похоже, весь этот переполох вокруг тебя.

Я бы сказал, что это глупость, но что-то в глазах Ярового говорило об обратном.

Игнат Иванович уходит.

Дверь хлопает.

Я смотрю на Власова. На его лице смесь удивления и растерянности.

— Да это ж катастрофа! — бормочет он.

Бессмертный качает головой.

— Такое у нас на базе впервые. Беркут, ты хоть понимаешь, что мы влипли из-за тебя?

Киваю, хотя не уверен.

— Беркут, не удивительно, что после твоих мутных трюков с документами, генерал лично из Союза к нам летит. А это, между прочим, — пауза, — серьёзно. Сейчас каждый, кто под руку ему подвернётся, может под раздачу попасть!

За свою шкуру боится.

— Ну, давайте еще в приезде генерала меня обвиним. Чего уж там! — усмехаюсь я. — Только подполковник Яровой чётко сказал, что других тоже касается.

— Теперь, конечно, касается! — сглатывает Власов. — А ты мог бы и постараться, — с ухмылкой добавляет он, — хоть бы фальшивки покрасивее сделал.

— Заткнись, Власов, — рявкает Бессмертный, кивая на меня.

Дверь открывается, на пороге — снова Яровой, будто что-то забыл. Наши взоры дружно устремляются на него.

Бессмертный отвлекается от созерцания меня, и, повернувшись, хмурится.

— Что опять, Яровой? У тебя такой вид, будто тебя только что с вертолёта сбросили.

Тот быстро оглядывает нас, словно оценивая, насколько можно быть откровенным.

— Беркут, слушай сюда, — кивает он, прислоняясь к косяку, как к стене окопа.

— Пойдем, прогуляемся!

Яровой выходит, я вслед за ним спешно покидаю помещение.

Мы с Яровым выходим из штаба, солнце бьёт в лицо, слепит. Воздух густой, горячий, будто расплавленный металл.

Я иду рядом с ним, стараясь держать шаг вровень, но подполковник двигался как танк — бесшумно, уверенно и с неизменным холодным спокойствием.

— Твоё дело выделили в отдельное производство, — наконец произносит он, будто кидает камень в воду.

— Выделили? Почему? — мой голос звучит спокойно.

Смотрю прямо перед собой.

На базе жизнь кипит, но ее вкус сейчас горчит. Гул вертушек, рык БМП, солдаты таскают ящики, кто-то чинит броню, кто-то чистит оружие.

Пыль поднимается на солнце, как дым, пахнет машинным маслом и пересохшей землей.

— Из-за Коршунова? — спрашиваю, хотя знаю, что это только верхушка айсберга.

— И из-за него. И из-за Горелова. Жалобы множатся. А ведь ты успел и полезного «языка» взять — Джеймса, и пограничников спас. Но, видимо, кому-то это всё не нравится.

Его взгляд скользит по базе, как прожектор.

Мы проходим мимо строя солдат. Ребята подтянуты, но по глазам видно — устали. Один из них пытается незаметно поправить ремень, но замирает, когда видит Ярового.

Его взгляд суров, и кажется, он замечает каждую деталь.

— Жалобы пишут, делать им нечего, — говорю, глядя вперёд. — Одни и те же фамилии всплывают.

— Коршунов с Гореловым– понятно. Лейтенанты с амбициями генералов. Им, видимо, не понравилось, что ты позже них прибыл в часть, а успел уже не раз отличиться.

Яровой смотрит на меня боковым взглядом, но уголки губ еле заметно подрагивают — это у него такое подобие улыбки.

Мы идём дальше, мимо ремонтных боксов. Там, среди мотков проводов и остатков разобранной техники, пара солдат возится с БТРом. Один из них чертыхнулся, и гаечный ключ глухо звякнул об металл.

— Механики опять технику мучают, — качает головой Яровой. — Как думаешь, долго они её собирают?

— Судя по выражениям — долго, — отвечаю.

Мы останавливаемся. Подполковник подтягивает свою кожаную папку.

— Говорят про тебя, ты слишком инициативный. А ещё эти документы, — поднимает на меня глаза подполковник.

— Документы настоящие. Вы же это знаете не хуже меня.

— Я –то знаю. Но они сами хотят проверить. Но, знаешь, Беркут, генерал, который сюда летит, едет не только за этими документами.

— А за чем ещё?

— За тобой. Слишком уж ты полезен оказался, слишком удачно спас пограничников. У некоторых звёздочки на погонах от этого тускнеют. Понимаешь?

Я понимаю. Слишком много удачи — тоже порок.

— Думаю, тебе повышение светит, — добавляет он вдруг, — но пока это только мои догадки. Разберутся.

Над базой разносится звук вертолётного мотора.

Вертолёт в небе идёт на посадку. Солдаты замирают, поднимают головы. Это уже не просто шум, это волнение, которое разливается по всей базе.

— Видишь? — Яровой останавливается и смотрит на винтокрылую машину. — Даже ещё не приземлился, а они уже шепчутся.

— Про меня? — удивленно спрашиваю я.

— И про тебя тоже, -усмехается подполковник. — Но больше про генерала. Все понимают, что его прилёт — это не мелочь.

Тишина над базой лопнула, как перезревшая ягода, когда вертолёт с красными звёздами на борту коснулся земли. Взметнулась пыль, солдаты, стоявшие вдоль посадочной площадки, вытянулись по стойке «смирно», а офицеры нервно переглядывались. Никто не знает, чем это обернётся для части.

Яровой рядом, глаза прищурены, руки сжаты за спиной.

— Прилетел! Нам с командиром генерала еще встречать, — говорит Яровой и быстро идёт на площадку.

Прежде чем уйти, смотрю на то, как из вертолета первым выходит генерал. Высокий, сухощавый, в идеально отглаженной форме. Его взгляд сканирует, как рентген…

Скоро в воинской части станет жарко, надо подкрепиться, решаю я. И направляюсь в столовую.

У двери толпится народ. Время обеда. Захожу внутрь.

В офицерской столовой всегда шумно.

В столовой пахнет жареным луком и разогретым гороховым супом, вперемешку с неизменным ароматом каких-то местных специй.

Столы в ряд, деревянные, обшарпанные, но выдраенные до блеска. Скрипят скамейки, когда бойцы садятся, ставя алюминиевые миски и кружки перед собой.

В углу что-то громко обсуждают сержанты, перешёптываются молодые лейтенанты.

А за нашим столом уже сидят Колесников и Гусев. Увидев меня, они одновременно поднимают головы.

Меня встречают. Эти двое всегда словно из другой оперы, смеются, подкалывают, но в бою надежнее их не найти.

— Эй, Беркут! — машет рукой Колесников. — Кто-то в кабинет начальства на тебя такое настучал, что генерал аж из Союза летит. Мы тут ставки принимаем — сядешь ты или звезду на погоны получишь!

— Хватит трепаться, — отмахиваюсь.

— А чего? Все в части гудят, — подхватывает Гусев. — Кто там прилетел, зачем? Говорят, генерал — человек железный, только таких в Союзе отбирают.

Колесников ухмыляется.

— Беркут, это всё твои фокусы с языком. Ну, за такой «подарок» тебя, может, и простят. Но говорят, всё по твою душу.

— Тише, — останавливаю их, но в голове уже свербит.

Всё это становится слишком серьёзным.

Но не для Сашки Колесникова. Он мгновенно переключается.

— Слушай, Беркут, у нас тоже тут есть новости! — Он улыбается шире всех. — Сейчас будут угощать шедевром кулинарного искусства.

— Не понял? — бросаю я.

— Сегодняшняя повариха — сам шедевр, — хмыкает Гусев, кивая в сторону раздачи.

Я оглядываюсь. У стойки действительно маячит новая фигура. Молодая женщина в белом халате, подпоясанном верёвкой, и клетчатом переднике. Лицо простое, славянское, щеки чуть румяные. Волосы светлые, собраны в небрежный пучок под колпаком, но несколько прядей выбились и блестят на свету.

— Светлана её зовут, — шепчет Колесников, будто рассказывает что-то секретное. — Приехала из Союза вместе с тем грузом — с кабачковой икрой. Гусев, расскажи ей, как ты её встречал.

— Да ну тебя! — отмахивается Гусев.

— Светка, — тянет Колесников громким шёпотом, — а ты знаешь, что наш Гусев — мастер по флирту? Только и делает, что комплименты раздаёт.

— Заткнись ты! — Гусев отворачивается, но на щеках проступает краснота.

Светлана слышит это и косится в нашу сторону, чуть хмурится, но ничего не говорит, продолжая разливать суп в тарелки.

Я получаю свою порцию — густой гороховый суп с кусочками сала. На второе — перловая каша с мясной подливкой, в которой плавают кусочки мяса. И салат из тёртой свёклы. На третье — компот из сухофруктов, с таким количеством сахара, что ложка может стоять.

— Жить можно, — говорю, ставя поднос на стол.

— Жить можно? — фыркает Колесников. — Ты попробуй сказать это генералу, который тут скоро приземлится.

— Что ты имеешь в виду? — спокойно спрашиваю, ковыряя ложкой кашу.

— Да то и имею, — отвечает Колесников. — Знаешь, что вся часть уже гудит? Этот генерал — КГБшный, между прочим. Евгений Сергеевич Жигалов.

Гусев кивает, перекладывая кашу из миски в рот.

— Ну и что? — невозмутимо бросаю я.

Хотя теперь понятно, почему Власова так напряг приезд генерала.

— С ним шутки плохи, — добавляет Сашка, прожёвывая. — Говорят, он лично приехал разбираться с твоим делом.

— Моим? — откладываю ложку, глядя на них.

— Ну а чьим же ещё? — Колесников улыбается, но взгляд у него серьёзный. — Ты же у нас фигура легендарная. Срочников спас, такую операцию провернул! Опять же «языка» притащил — ценный трофей. А кто-то из зависти копытом землю роет. И даже знаем кто!

Колесников откидывается на скамейке.

— Либо орден тебе на грудь повесят, либо уволят из наших доблестных рядов! — говорит он. — А части… ну, это зависит от того, как ты будешь себя вести.

Гусев кивает.

В столовой на минуту становится тише. Только скрип ложек по мискам и бубнёж в углу. За окном слышно, как взлетает вертолёт.

— Так что, Беркут, всё в твоих руках! — заключает Колесников, хлопая меня по плечу.

Я улыбаюсь, думая о своём.

К тому моменту, как мы выходим из столовой, по базе разносится призыв на построение.

Быстро бежим на плац.

Я стою в строю и смотрю, как на плацу появляется генерал- майор Евгений Сергеевич Жигалов. Высокий, сухощавый с прямой спиной.

Он идет, словно на параде.

За ним следом — наш командир, полковник Грачёв Семён Семёнович. Лицо его лоснится от пота, хотя не так уж и жарко. Видно, что человек нервничает, но держится.

— Ну, товарищ полковник, покажите, чем живёт ваша часть, — произносит генерал Жигалов, оглядываясь. Голос у него глубокий, с оттенком властности.

— Так точно, товарищ генерал, — вытягивается Грачёв. — Начнём с боевой готовности личного состава.

Строем выстроены солдаты — от младших сержантов до рядовых. Выглаженная форма, вычищенные до блеска сапоги. Генерал идёт вдоль строя, внимательно осматривая каждого.

— Сколько раз стреляешь в неделю? — бросает он вопрос молодому солдату.

— Семь, товарищ генерал! — отвечает тот чётко, но голос чуть дрожит.

— Хорошо, — отрезает Жигалов. — Учитесь держать оружие так, будто оно часть вас самих.

Офицеры переглядываются. Полковник Грачёв бормочет что-то невнятное, но генерал его даже не слушает.

На стрельбище генерал лично берёт автомат. Став, как заправский десантник, он выпускает короткую очередь по мишеням. Пули ложатся в цель.

— Вот так надо, — сухо комментирует Жигалов и передаёт оружие сержанту.

Затем генерал изъявляет желание осмотреть госпиталь. Яровой мне кивает, и я пристраиваюсь в хвост сопровождающих офицеров.

В госпитале генерал тщательно изучает действующий здесь порядок. Санитарки крутятся, офицеры в белых халатах стараются держать спину прямее. Жигалов заходит в одну из палат, где лежат раненые после последней операции.

— Кто начальник медицинской службы? — бросает он через плечо.

— Я, товарищ генерал, — подполковник медицинской службы Иванов выходит вперёд.

— Вы что, повторно бинты используете? — генерал поднимает свернутый заново уже использованный, но чистый бинт.

Игнатьев краснеет.

— Нет, товарищ генерал… Это просто кто-то из персонала на всякий случай сохранил.

— На всякий случай, не пойдёт! Халатность, — бросает Жигалов, развернувшись к Грачёву. — Почему снабжение хромает? Это же война, а вы экономите на раненых.

Полковник стягивает фуражку, кивает. Пот стекает по виску.

Наступает очередь столовой.

В столовой запахи жирной похлёбки и жареного хлеба смешиваются с шумом алюминиевых ложек.

Повара, включая Светлану, выстроились у стены, будто на суде.

— Чем кормите бойцов? — строго спрашивает Жигалов

— Сегодня гороховый суп, перловая каша с подливкой, гуляш и компот из сухофруктов, — бодро отвечает Грачёв.

Генерал садится за стол, ставит перед собой миску супа и медленно пробует. Глаза его не выдают ничего, но вся столовая замирает, глядя на то, как он ест.

— Нормально, — произносит он, отложив ложку в сторону.

Колесников шепчет мне сбоку.

— Видал? Сам суп дегустирует. Может, в следующий раз повариху проверит?

Я хмыкаю, но чувствую напряжение.

— Перловка как? — спрашивает генерал, тыкая вилкой в кашу.

— Готовят на совесть, товарищ генерал, — отвечает повариха Светлана.

Жигалов смотрит на неё, сканируя взглядом.

— А на фронт готовы перейти, если придётся?

Светлана замирает, но отвечает чётко.

— Готова, товарищ генерал!

Грачёв шумно выдыхает, но видит, что это ещё не конец.

Он поднимается.

— Вы держитесь пока на плаву, полковник Грачёв. Но это плавание на минном поле. Рекомендую не расслабляться. И солдатам, и офицерам.

С этими словами он выходит, оставляя за собой тишину.

— Что за мужик… боюсь представить, зачем он тут, — шепчет кто-то рядом.

— Беркутов, к командиру. Немедленно. — поступает мне сухая команда.

Я обхожу стоянку, где механики возятся с техникой, мимо полигона, где раздаются глухие выстрелы. Всё это словно вдалеке, приглушённо, как через вату.

Перед дверью кабинета командира я задерживаюсь, переводя дух.

— Вперёд, — шепчу сам себе и толкаю дверь.

Генерал Жигалов стоит у окна, спиной к двери. Полковник Грачёв сидит сбоку за столом, в нём видна вся тяжесть его положения — рубашка взмокла, галстук ослаблен. Генерал оборачивается, и взгляд его — холодный, цепкий, как у орла, который уже видит добычу.

— Вы Беркутов? — спрашивает он спокойно, будто просто уточняет мелочь.

— Так точно, товарищ генерал, — отвечаю, вытягиваясь.

— Подойдите ближе, старший лейтенант.

Я подхожу, чувствуя, как поднимается лёгкий пот вдоль спины. Он рассматривает меня несколько секунд, а затем бросает.

— Вы производите впечатление. Десантник, разведчик… герой. Так ли это?

Голос без намёка на сарказм, но я ощущаю в каждом слове скрытую проверку.

— Исполняю долг перед Родиной, товарищ генерал, — говорю прямо.

— Хорошо. Это мы проверим. Садитесь, Беркутов.

Я сажусь напротив, замечая, как Грачёв нервно постукивает пальцами по столу. Значит, есть какой –то подвох.

Жигалов смотрит на меня в упор.

— Вас, старший лейтенант Беркутов, обсуждают уже в Союзе. Кто-то считает героем, кто-то слишком самоуверенным. Знаете, что?..