Рейд в опасную зону. Том 2

Глава 14

На утро меня вызывают в штаб. Внутри — духота и застоявшийся запах табака, как будто помещение тут никогда не проветривается.

За столом сидит начальник штаба — полковник Бессмертный. Его фамилия, как бы иронично это ни звучало, оправдывает — выживает в любых ситуациях, где другие уже слетают со своих должностей.

Этот живуч.

Задание в этот раз фактически не выполнено. Впервые такое. Будто зря слетали, только лейтенант Панин в госпиталь угодил с ранением.

Поэтому готов к любым провокациям со стороны полковника.

На удивление, он даже не думает меня отчитывать.

А что так? Усмехаюсь я.

Руководство само упустило предателя в части. Наезжали на меня не в последнюю очередь и по жалобе Коршуна.

А вышло все наоборот.

Вот как бывает, уважаемый товарищ.

— Капитан Беркутов, к тебе особое дело. Вот, держи.

Он протягивает плотный конверт с надписью «Секретно».

— Из рук в руки, товарищу в Москве — генералу Потапову Василию Ивановичу. Сдашь лично, никому не показывай.

— Есть, сдать лично из рук в руки, — принимаю я пакет.

Киваю и запихиваю его во внутренний карман куртки. Никаких объяснений — привычно.

Иду к вертолетной площадке, где уже ждет Сашка Колесников. Он сидит на перевернутом ящике из-под патронов, в зубах травинка.

— Ну что, Беркут, в столицу махнем? Может, мне там погоны генерал-майора выпишут?

Будто и не было вчерашнего разговора в ночи.

Его хохот раздается над всей площадкой, но я знаю, что творится у него на душе.

Только скрывает он это так умело, что кажется, будто у него все лучше, чем у других. Выдержка железная.

— Смотри, Колесников, погоны те оторвут вместе с плечами, если узнают, как ты базу ночью обходил.

Сашка подмигивает и идет к Ми-8, который уже гудит моторами. Подхожу ближе, вижу — пилоты тоже смеются.

— Ну, орлы, вы нас нормально посадите? А то с вами как-то не уверенно себя чувствуешь, — острит Сашка.

— Если вы не разболтаете своим девкам в Кабуле, как мы тут крутимся, довезем, — усмехается пилот.

Поднимаемся на борт, вертолет дрожит, как уставший старик. Шум моторов заполняет все. Сашка продолжает травить анекдоты, а я смотрю в окно на пустыню, выжженные холмы и крохотные кишлаки, которые отсюда кажутся игрушечными.

— Беркут, а если бы нам вместо Москвы сразу в Рим — что, думаешь, главному все равно? — наклоняется ко мне.

— Тебе бы только языком чесать, Сашка. Лучше следи за небом, чтоб с маршрута не сбились, — усмехаюсь я.

Сашка смеётся, откидывается назад. Вертолет начинает снижаться, впереди виднеется Кабул.

Аэропорт — суета, как на базаре. Грузовики, солдаты, офицеры, техника, запах керосина вперемешку с пряным афганским воздухом.

Мы сходим с вертолета, а дальше начинается ещё тот квест.

— Сашка, что теперь? Давай искать тех, кто нас возьмёт.

— Теоретически — никто. Практически — найдём кого-то, кто любит риск, — отзывается он.

Подходим к первому пилоту. Он даже не смотрит на нас.

— Полон. Ждите.

Ждать — хуже пытки. Сидим на ящиках в тени, вокруг пыльные тенты, уставшие лица. Сашка молча рассматривает афганских мальчишек, кружащих возле грузовиков.

— Ты что, отмалчиваешься? На тебя не похоже, -бросаю я.

— Мозгами шевелю. Думаю, что предпринять, чтобы отсюда выбраться.

Через час находим транспортный Ил-76. Огромный, серый, с царапинами на бортах. Летчик — молодой, в заляпанной маслом форме.

— Ну что, орел, возьмёшь нас до Москвы?

— Груз важный, пассажиры не в приоритете, отвечает лётчик, глядя на нас, чуть прищурившись.

— Мы не совсем пассажиры, товарищ. Задание штаба выполняем, а это значит, ты поможешь. Или нет? — хмуро спрашиваю я.

Летчик смотрит на нас ещё минуту, потом усмехается.

— Залезайте. Места в грузовом отсеке навалом.

Гул двигателей пробирает до костей. Мы сидим на ящиках с какой-то техникой, над головой сетки. Сашка развалился, будто дома на диване.

— Эй, Беркут, ты в Москве бывал? Говорят, там очереди даже за туалетной бумагой.

— Сашка, ты серьёзно сейчас?

Он лишь пожимает плечами, глядя в иллюминатор.

Приземляемся в Ашхабаде — дозаправка. Аэропорт кажется замершим во времени. На стоянке несколько самолетов, какие-то люди в форме.

— Беркут, ты только глянь, куда мы попали!

Вокруг ходят местные работяги, тянут какие-то тележки. У одного из них огромный ус, как у Чапаева. Сашка, конечно, не удержался.

— Товарищ, скажите, а усы вам за героизм выдали?

Мужик бросает косой взгляд на нас и бурчит что-то неразборчивое. Я тяну Сашку за рукав.

— Ты придурок, хочешь, чтобы нас тут задержали?

Он только смеётся.

Мы снова в самолете.

Гул, качка. Спать невозможно, но мы и не пытаемся. На подходе к Москве будет ещё сложнее —ждёт проверка на каждом углу.

Мы же летим одетые в военной форме.

Наконец самолет садится на бетонку военного аэродрома где-то под Москвой. Высаживаемся.

Аэродром пустынный — только новенький УАЗ на стоянке и пара солдат у ангара. Да вдалеке видны несколько самолетов.

— Вот она, столица! Даже встречающих нет. А говорили — «Гости столицы!»

Я только вздыхаю, подтягивая ремни рюкзака.

В кармане куртки чувствую вес конверта — тяжелее, чем должен быть. Он секретный, поэтому ответственность чувствую.

Пока идем к проходной, нас встречает хмурый старлей с папкой в руках. Высокий, с острым взглядом.

— Документы предъявите, — требует он.

Мы вытаскиваем из карманов удостоверения. Он внимательно их изучает, сверяет что-то со списком в своей папке.

— Куда направляетесь?

— В штаб. Задание особое, — отвечаю я.

— Штаб в центре Москвы, а вы тут. На чем добираться будете? — придирчиво уточняет он.

— На своих двоих, товарищ старший лейтенант. Может, подвезете? — шутит Сашка.

— Десантники? Вот и десантируйтесь до города. Свободны, — усмехается старлей.

Мы идем к шлагбауму.

— Ну что, Беркут, маршрут проложим? Или пешком пойдем, как в десантуре учили?

— Давай до трассы дойдем, а там уж посмотрим.

Через пятнадцать минут выходим к шоссе. Дорога оживленная, но каждая встречная машина проносится мимо.

— Да ты смотри, никто даже тормозить не хочет. Мы же в форме! Где уважение? — комментирует Сашка.

— Может, ты не так улыбаешься. Улыбнись, Колесников, а то всю Москву распугаешь, — усмехаюсь я.

Наконец, тормозит автобус. Новенький «ЛАЗ», набитый людьми. Мы запрыгиваем, пассажиры оборачиваются. Два десантника в голубых беретах и формах — явно нечастое зрелище для этого маршрута.

Автобус ЛАЗ-695НГ был разработан в 1984 году.

На первых образцах автобуса был установлен двигатель ЗИЛ-138А, однако на последующих образцах ЛАЗ-695НГ и серийных автобусах ставили двигатель модели ЗИЛ — 138И.

В качестве топлива — природный газ. В результате снизилась токсичность выхлопных газов. И уменьшился износ двигателя.

При использовании природного газа в качестве топлива получили и значительный экономический эффект.

Расход топлива ЛАЗ-695НГ на 100 километров при скорости 60 км/ч составлял 0,173 кубических метров газа. А бензин при тех же показателях — 35 литров.

По результатам эксплуатации первых автобусов для ЛАЗ-695НГ был разработан нейтрализатор-глушитель.

— Граждане, не пугайтесь, мы не с инспекцией. Просто домой едем, — как обычно, Сашка не теряется.

Кто-то хихикнул, но большинство лишь отвернулись. Кондукторша в синем фартуке подходит к нам.

— Молодые люди, куда это вы?

— В Москву, — отвечаю я.

— Оплачивайте проезд.

Сашка достает из кармана деньги.

— Девушка, а что, десантникам скидки не полагаются?

— Милый, не полагаются.

Смеемся. Едем стоя, держась за поручни. Сашка развлекает пассажиров рассказами о том, как в Кабуле догонял верблюда, а я молча смотрю в окно.

Город приближается.

На въезде в Москву автобус тормозит у милицейского поста. Внутрь заходит старшина. Лицо суровое, взгляд цепкий.

— Проверка документов! Готовим — все по очереди.

Мы с Сашкой молча подаем удостоверения. Старшина их внимательно изучает, проводит пальцем по краю страницы.

— А вы почему не в части? На каком основании в Москве?

— Задание. Направлены штабом, -отвечаю я.

Он кивает, возвращает документы и выходит.

— Тяжелый мужик. Ты видел, как он на меня смотрел?

— Ты бы на себя в зеркало посмотрел. У тебя лицо, как у нарушителя дисциплины.

Автобус трогается. Через час мы на автовокзале.

Город встречает серым небом и вечно спешащими людьми. Вокзал шумит, возле автобусов бегают пассажиры с чемоданами. Мы решаем ехать на метро.

— Метро, Беркут, это же подземный город! В Афгане бы такое увидели, все бы подумали, что это база под землей, — оглядывается по сторонам Сашка.

— Давай быстрее, надо в штаб успеть, пока там рабочее время. Здесь тебе не воинская часть, чтобы круглосуточно дежурить на посту.

В метро теснятся пассажиры, почти никто не обращает на нас внимания. Сашка, конечно, пытается завязать разговор.

— Товарищ, а какой поезд самый скоростной? — обращается Колесников к пожилому мужчине.

— Все они одинаково медленные. Иди, не стой!

Через сорок минут поднимаемся на поверхность в центре города. До штаба — ещё километр пешком.

Штаб — старое здание с высокими колоннами. Внутри — тихо.

— Ваши документы? — спрашивают нас на входе. Мы привычно вытаскиваем удостоверения и предъявляем их.

Рядовой смотрит, сверяет фотографии с нашими лицами, возвращает обратно.

— Идите вон к окошку, оформите разовый пропуск.

У окошка просят командировочное удостоверение.

Оно одно, только на меня. И только мне оформляют пропуск.

— А вы, молодой человек, — обращается к Колесникову несговорчивый лейтенант. — Подождите на входе, пока ваш товарищ выполнит поручение.

— А что так нельзя было — заодно на двоих оформить пропуск?

— Так и надо было командировочное на двоих оформлять, — усмехается лейтенант.

— Сашка, ты давай не нарывайся! — наклоняюсь я к нему. — Тут не место для твоих шуточек. Загремим по полной. Иди погуляй на свежем воздухе, остынь, — киваю на входную дверь.

— Скажешь тоже — не нарывайся! — недовольно бурчит Колесников, но идет на выход.

— Я скоро буду. Ты там далеко не уходи, — кричу ему вслед.

Он кивает и исчезает за дверью.

Я иду широкими коридорами, поднимаюсь на 3-й этаж, дохожу до приёмной и толкаю дверь.

— Я капитан Беркутов. Мне нужно лично передать секретный пакет генералу, — четко говорю я.

— Генерал Потапов, занят, — говорит адъютант. — Оставляйте свой пакет.

— Нет. Приказ — только лично в руки.

— Ждите, — сухо бросает лейтенант.

Сижу в приёмной генерала Потапова. Лейтенант-адъютант Сёмин — молодой лет двадцати двух. Он весь из себя важный, с безукоризненным пробором в волосах и в новеньких сапогах. Но, несмотря на показное спокойствие, в его глазах заметно любопытство. Пытается заглянуть в мои руки, я держу потёртую кожаную папку с секретным пакетом.

— Товарищ капитан, — начинает он осторожно, словно боится меня спугнуть. — Генерал освободится не скоро. Пакет передайте, я отнесу генералу.

Я не двигаюсь. Смотрю ему прямо в глаза, чуть прищуриваюсь.

— Велено из рук в руки, лично генералу Потапову Василию Ивановичу, — отвечаю я.

Сёмин нервно хмыкает, поправляет китель.

— Устав знаете? — уточняет он, будто устав ему сейчас поможет.

— Лучше тебя, лейтенант, — говорю спокойно, но так, чтобы понял — не уступлю.

Он вскидывает подбородок, глядит на меня с вызовом, но потом решает не спорить. Направляется к двери кабинета. Стучит, заходит доложить.

Я слышу приглушённый голос генерала. Дверь хлопает, и через мгновение лейтенант Сёмин выходит.

— Проходите, товарищ капитан, — бросает сухо, отступая в сторону.

Поднимаюсь, отряхиваю китель, шагаю в сторону двери.

Кабинет генерала. Просторный, но без излишеств. На полу ковёр с истёртым узором, по углам тени от тяжёлых штор. В углу — деревянный глобус, рядом стоит массивный шкаф с папками, на полках — статуэтка парашютиста, макет БТР и фотография в рамке — генерал с семьёй.

На стене — карта Афганистана, отмеченная флажками. Стол генерала покрыт зелёным сукном, на нём — стакан с ручками, папки в стопке, телефон. Всё строго и по-военному.

— Разрешите войти, товарищ генерал, — говорю я.

Смотрю в упор на генерала.

— Входи.

Генерал Потапов Василий Иванович — широкоплечий мужчина, лет пятидесяти пяти. Седина выбелила виски, но в глазах стальная твёрдость. В его взгляде чувствуется опыт, в движениях — выверенность. Он внимательно осматривает меня с ног до головы.

— Беркутов? — спрашивает коротко.

— Так точно, товарищ генерал, — отвечаю, вытягиваясь в струнку.

— Пакет.

Подхожу к столу, передаю папку. Он берёт её, кладёт на край стола, даже не открывая. Секунда молчания. Потом он откидывается на спинку стула и кивает на кресло напротив.

— Садись, капитан. Рассказывай, как там, в Афгане.

Я замираю. Говорить о войне в Афганистане— не моё любимое занятие.

Но генерал ждёт, смотрит, и молчать нельзя.

— Там всё сложно, товарищ генерал, — начинаю я. — Дороги в засадах. Вертолёты работают на износ. Их атакуют с земли. Налёты на наши транспортные колонны, их сжигают на месте. Но мы не сдаёмся, воюем.

Генерал кивает, смотрит на меня внимательно, будто пытается прочитать между строк. Потом спрашивает.

— Потери большие?

— Есть двухсотые. И раненные в госпиталях.

Молчание.

Потапов вздыхает, затем наклоняется вперёд, сцепив руки в замок. Говорит тихо, но его голос от этого только жёстче.

— А ты, Беркутов, как? Цел?

Я киваю.

— Везёт пока, товарищ генерал.

Он смотрит на меня долгим взглядом, потом откидывается обратно. Берёт папку, вертит её в руках, словно раздумывает, открывать или нет. Но вместо этого неожиданно задаёт вопрос.

— А правда говорят, что ты там по-своему воюешь? Без приказов, на свой страх и риск?

Я чуть поджимаю губы. У нас такое бывает. Когда время на согласование — это время на смерть.

— Бывает, товарищ генерал. На войне всякое приходится.

Он хмыкает, смотрит куда-то поверх моей головы. Потом резко меняет тему.

— А домой хочешь?

Этот вопрос застаёт врасплох. Хотеть… Нет, не хочу. Но сказать об этом, правильно ли он меня поймёт. Поэтому только пожимаю плечами.

— Приказ будет — уеду.

Генерал Потапов смотрит на меня, а потом, неожиданно резко поднимается. Подходит к карте, показывает пальцем один из флажков.

Разворачивается, молчит, словно думает.

Затем неожиданно говорит.

— Ты нужен здесь, в Союзе.

От неожиданности не знаю, как даже реагировать на такое.

А он продолжает.

— Умные головы нужны в штабе. Ты уже доказал, что умеешь действовать на месте, но нужен тот, кто будет думать наперёд. Тебе поручат разработку операций. Ты подумай пока и не афишируй, но это прямое указание. Если согласен, то оформим перевод.

У меня внутри всё смешивается.

Служба — это там, где бой. А здесь что?

Вспоминаю Легницу, куда попал сразу после перемещения сюда в 1984 год — в СССР.

Нет, сидеть в штабе — это точно не по мне!

— Товарищ генерал, — начинаю, но он прерывает. — Это приказ? — успеваю спросить я.

— Почти приказ, Беркутов. Ты с этим справишься. Я уверен.

Потапов снова берёт папку, молча кладёт её в сейф. Глядит мне прямо в глаза. И, словно в предвкушении моей реакции, произносит.

— Как только решишь — подай знак. Позвони моему адъютанту.

— Но я уже решил, — чётко говорю я.

— Нет, не сейчас. На раздумья надо время. Пока в командировке в Союзе, съезди к семье, навести их. На обратном пути сообщишь своё решение.

И что они все про мою семью…

— Всё, свободен.

Внизу ставлю отметки в командировочном удостоверении.

На выходе оборачиваюсь. Дежурный лениво теребит ручку телефона, уставившись куда-то мимо меня. Здесь каждый за себя.

Выхожу на улицу.

Оглядываюсь по сторонам, выискивая взглядом Колесникова. У генерала я пробыл не больше тридцати минут, а Сашка за это время куда — то исчез. Мог бы хоть записку оставить у дежурного.

Возвращаюсь в здание.

Спрашиваю про Колесникова, не оставлял ли записку.

— Похоже, бухнул твой напарник, — буркнул дежурный.

Ушёл в запой? Бред. Не похоже на него.

Но от него ушла жена. Красавица Настёна.

На людях Сашка держится, шутит, травит байки, со мной вот увязался вместо отпуска. Неужели раскис?

Но раскис ли?

Шаг за шагом плетусь по Арбату. На секунду кажется, что вижу его силуэт — высокий, плечистый— у витрины книжного, но нет. Чужой человек.

Почему –то вспоминаю его слова, как –то он мне сказал.

— Знаешь, Беркут, а ведь бывает момент, когда человек себя теряет. И никому уже не интересен. Даже себе.

Тогда я махнул рукой.

— Глупости, Сашка! Не бывает.

Но сейчас…

Вхожу в ближайший пивной бар. Тесно, шумно, накурено. Обвожу взглядом зал. Нет его.

— Парень такой — высокий, шатен, лицо вытянутое, — спрашиваю у бармена. Тот машет рукой.

— Тебе здесь весь район подходит под описание.

Следующая точка — закусочная на Пушкинской. Там уже совсем другой контингент. Молодые парочки, студенты.

Выхожу на улицу, мысли начинают метаться сильнее, чем ноги.

Может он на вокзале.

Ноги сами приводят на Киевский. Жуткий серый поток людей. Вижу пустую лавочку у стены, прищуриваюсь — вроде бы кто-то похожий. Но нет. Чужой.

Разочарование заставляет идти дальше, по кругу.

— Сашка! Мать твою! Да где же ты?

Сажусь на скамейку. А мысли — о нем. Где-то ведь он есть. Где-то ходит, думает. Может, сейчас пьет. Или сидит где-то на краю…

Никогда бы не волновался за Колесникова. Такой нигде не пропадет! Если бы не эта злополучная история с женой.

— Сашка, только не вздумай сделать глупость…