Рейд в опасную зону. Том 2 - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Мэт Купцов (Глава 23) #23

Глава 23

Пристально вглядываюсь.

Около костра сидит человек десять, может, чуть больше. Не боевики, это сразу видно. Обычные местные, но напряжение не спадает. У них есть оружие и нехитрые пожитки, разложенные у костра.

Мы с Семёном подаём знаки друг другу и начинаем приближаться, соблюдая максимальную осторожность. Когда нас замечают, один из афганцев вскидывает руку, остальные напрягаются, но не хватаются за оружие.

Мы медленно поднимаемся, показывая, что идём без злого умысла.

— Салям, — тихо произношу я, стараясь не нарушать хрупкий баланс ситуации.

Афганцы обмениваются взглядами, и старший из них, худой мужчина с глубокими морщинами и пронзительным взглядом, кивает. Вскоре нас приглашают к костру. Напряжение слегка спадает, но я не выпускаю автомат из рук.

Семён тоже держался настороже.

Взгляд сразу выцепляет лежащие на земле лепёшки. Старые, жёсткие, кое-где покрытые белыми пятнами, но всё же это еда.

— Нужна еда и вода? — на ломанном русском сразу же определяет старший, видя, что мы оба переводим взгляд с лепешек и канистр с водой на афганцев.

Киваю.

— Возьмите… немного, — добавляет он, жестом приглашая нас взять, что нужно.

Вода в пластиковых канистрах, и запах её затхлый, но другого выбора у нас нет.

— Спасибо, — благодарю я, понимая, что это щедрость с их стороны — у самих еды явно немного.

— Забираем, — шепчу я Семёну. Он кивает, аккуратно складывая лепёшки в мешок.

Возвращаемся к своим, на нас тут же сыплются вопросы.

— Что там?

— Нашли что-то?

— Еда есть?

Я коротко объясняю.

— Небольшой отряд местных. Патрулируют территорию. Дали лепёшки и воду. Еда так себе, но другой нет. Воду обеззаразим.

Все понимающе кивают, не задавая лишних вопросов.

Воду сразу же переливаем в котелок и добавляем обеззараживающие таблетки. Кто-то предложил вскипятить, котелок быстро ставят на огонь. Лепёшки разламываем на части. Вкус не очень — словно жуёшь картон, но никто не комментирует.

Каждый получает свой кусок, откусывает, молчаливо пережёвывает. Слышится только треск костра и тихий шёпот ветра.

Никто не жалуется, не ноет, потому что все понимают- лучше так, чем никак.

— Завтра пойдём в ту сторону, — говорю, глядя на Семёна. Он кивает, допивая воду из кружки. — Может, повезёт больше.

Впереди ещё одна ночь, ещё один день, а за ними — неизвестность, но этот вечер заканчивается на том, что у нас есть еда и вода.

Хоть какая-то, но есть.

На следующий день наш отряд снова двинулся в путь по знойной долине.

Солнце безжалостно палит, нагревая камни так, что от них идёт горячее марево. Ноги разбиваются в кровь, каждый шаг отзывается болью, но никто не подаёт вида.

Мы держимся, сжимая зубы и пряча усталость за спокойными лицами.

Сашка Колесников, как обычно, берёт на себя роль балагура.

— Держитесь, братцы! — бросает он через плечо. — Еще немного — и вон там, за холмом, точно будет пляж с баром! Пиво ледяное, девчонки в купальниках, кокосы. Место-то райское, я знаю!

Парни смеются, хотя смех больше похож на хрип. Но это помогает — хоть на мгновение забыть о жаре и о том, что впереди ждет неизвестность.

Я иду чуть позади, прислушиваясь к разговорам и подмечая, как меняется настроение в группе. Боевой дух надо поддерживать, и Сашка мне помогает в этом.

Вася Васин идет рядом с Широковым, который накануне вечером подвернул лодыжку, оступившись на острых камнях. Вася крепко держит его за плечо, поддерживая при каждом шаге.

— Терпи, Андрюха, — говорил он. — До вечера дотащим, а там что-нибудь придумаем.

Широков лишь кряхтит, стискивая зубы, но шагает, несмотря на боль. В какой-то момент они останавливаются, и Вася вдруг решается на отчаянный шаг — усаживает того на камень и взяв ногу Андрюхи в руки, резко дергает и вставляет сустав на место.

Широков ругается матом сквозь зубы, но потом облегченно выдыхает.

— Лучше, спасибо.

— Лечу, как могу! — хмыкает Вася, вытирая пот со лба. — В следующий раз на приеме у Васина — угощение за счет клиента.

Колесников, не пропускает момента, оборачивается.

— Эй, Васин! А ты кроме ног еще что-нибудь вправляешь? Может, головушку кое-кому поправишь?

Смех слабый, но все-таки смех.

Это означает, что моральный дух на уровне.

Впереди идёт проводник Шад, внимательно изучая следы. Он останавливается каждые несколько минут, склонившись к земле, что-то приговаривает себе под нос, а потом уверенно кивает.

— Что думаешь, Шад? — спрашиваю я, подходя ближе.

— Следы — свежие, — отвечает он. — Вон там, в долине. Отряд лейтенанта Соколова увели туда, — указывает он рукой на дальний горизонт. — Но быстро не шли. Значит, всё-таки есть пленные.

Эта мысль одновременно даёт надежду и нагнетает напряжение. Если есть пленные, их еще можно спасти.

Но каковы шансы на успех, когда мы наткнемся на врага?

Ребятам нужна еда, вода и отдых.

Иначе боеспособность будет слишком низкой.

Как это обеспечить?

Днем жара становится невыносимой. Вода заканчивается и с едой у нас также плохо.

Впереди показался небольшой кишлак — крохотное поселение, окруженное пыльными глинобитными стенами. Мы залегли за ближайшим холмом, стараясь остаться незамеченными.

— Кишлак, — тихо произносит Шад, прикладывая руку ко лбу, чтобы лучше разглядеть вдали. — Вода там точно есть. Возможно, еда. Но кто в нем — свои или моджахеды — неизвестно.

— Если это моджахеды, то нам ничего там не светит, — мрачно замечает Колесников, глядя в сторону поселения.

— А если местные, тоже могут быть проблемы, — добавляет Вася. — Гостеприимные они, пока сами того хотят. А не хотят — сами знаете, как бывает.

Решение сложное.

Двигаться дальше без воды — смертельно. Рискнуть и попытаться добыть припасы — тоже опасно.

Но, возможно, это единственный шанс.

Семён Гусев оборачивается ко мне.

— Беркут, что скажешь?

— Ночью, — коротко отвечаю я. — Днем нас увидят. Ночью — попробуем. Сейчас всем отдыхать.

Мы залегли и ждём.

Времени достаточно, чтобы обдумать план. Ночь обещает быть долгой, а, возможно, и решающей для нашего отряда.

Луна прячется за облаками, но и без неё ночь кажется светлой. Горы нависают над нами, как тени гигантов. Мы с Гусевым пробираемся к крайнему дому кишлака, стараясь двигаться бесшумно.

Ветер шевелит кусты и сухую траву, заставляя их шептать о нашем приближении.

Каждый шаг — словно испытание. Камни под ногами коварно скатывались вниз, издавая едва слышный звук, но в ночной тишине он кажется слишком громким.

Я иду впереди. Семён— за мной, контролирует каждый свой шаг, сжимая автомат так крепко, что пальцы побелели.

Подходя к дому, остановились за низким забором из веток. Я поднимаю руку, и Семён замирает. Дом выглядит заброшенным — крыша провалена, дверь перекошена. Но огонек керосиновой лампы за мутным стеклом окна говорил об обратном.

— Тихо, — шепчу я, хотя и так никто из нас не думает нарушать молчание.

Делаю знак Семёну. Подходим к двери, замираем. Я стучу тыльной стороной ножа. Внутри слышится движение.

Затем — тишина.

— Открывай, не бойся, свои, — говорю я на ломанном пушту, но ответа нет.

Через мгновение дверь приоткрывается. В щель выглядывает хозяин — худощавый афганец с бородой, глаза расширены от страха. В его руках дрожит старая винтовка.

— Не стреляй, свои! — быстро говорю я.

Афганец внимательно осматривает нас, видно, что он не уверен, кто перед ним. Мы осторожно поднимаем руки, показывая, что не представляем угрозы.

— Моджахеды? — спрашивает он шепотом, дрожащим голосом.

— Нет, русские, — ответил тихо. — Скажи, есть у вас в кишлаке наши пленные?

Мужчина качает головой.

— Нет, нет, русские, слышал, есть в соседнем кишлаке… Здесь только моджахеды, они в кишлаке, —бормочет он на ломаном русском.

Мы переглядываемся с Семёном.

— Что еще слышал про русских в соседнем кишлаке?

— Их там человек пять или шесть… Точно не знаю, их никто не видел, только говорят об этом.

— Понятно. Нам нужна еда и вода, — говорю я.

Афганец с сомнением смотрит на нас, затем кивает.

— У нас самих мало, — отвечает он.

Но он все-таки уходит вглубь дома и возвращается с лепешками, куском сыроватого козьего сыра и флягой воды.

— Всё забрали… Моджахеды… — добавляет он, протягивая нам пищу.

— Спасибо, брат, — отвечаю я.

Мы киваем в знак благодарности и, стараясь не шуметь, выбираемся из дома.

Идём обратно к своим.

Кишлак остаётся позади, но путь обратно ещё опаснее. В любой момент могут раздаться выстрелы.

Мы передвигаемся рывками — от одного укрытия к другому. Каждый куст, каждый камень кажутся враждебными.

Вдруг Семён поднимает руку, сигнализируя остановиться. Мы приседаем. Где-то вдалеке раздаётся звук — может, собака, а может, что-то более опасное.

Мы замираем, вслушиваясь.

Ветер усиливается, поднимая в лицо песок. Я прищуриваюсь, но продолжаю смотреть в темноту. Через минуту Гусев оборачивается, машет рукой — «Чисто».

Мы продолжаем свой путь, но вдруг чувствуем запах дыма. Сердце замирает. Это может быть костер моджахедов.

Сворачиваем в сторону, стараясь обойти опасное место.

Ноги начинают подкашиваться, и дыхание становится тяжелее. Наконец добираемся до расщелины, где можно на секунду присесть и перевести дух. Семён делает глоток воды из фляги, затем протягивает мне.

— Ещё чуть-чуть, и выйдем, — шепчу я.

— Только бы не нарваться, — отвечает он, оглядываясь.

Последние шаги до нашего укрытия кажутся самыми длинными. Мы перебегаем по одному, прикрывая друг друга, пока не достигаем безопасного места.

Солнце уже начинает окрашивать небо в бледные краски. Светает.

— Успели, — выдыхает прапорщик Гусев, садясь на землю.

Молча киваю, чувствуя, как тяжесть напряжения понемногу отступает.

Спим пару часов.

Утром, разделив еду, молча перекусываем. Передаем фляжку воды из рук в руки, каждый делает по нескольку глотков воды.

Нас восемь здоровых мужиков — и принесенная еда и вода исчезают практически на глазах.

Слишком мало.

Но всяко лучше, чем ничего.

А главное — это весть о том, что в соседнем кишлаке, возможно, в плену находится именно пропавший отряд лейтенанта Соколова, который мы ищем.

Выходим в путь с первыми лучами солнца, когда горы едва начинают окрашиваться золотым светом. Идём по пыльной дороге, которая больше походит на русло пересохшего ручья, крутые подъёмы, где ноги проваливались в гравий.

Наш проводник — Шад молчаливо идёт впереди, иногда оборачиваясь, чтобы проверить, все ли успевают за ним. У него обветренное лицо, как старая кожа, и глаза тёмные, настороженные, будто он слышит и видит больше, чем мы.

Спустя несколько часов достигаем кишлака. Это крохотное поселение, штук тридцать глинобитных домов, тесно стоящих друг к другу, между ними узкие улочки, заполненные домашними животными, детьми и стариками.

На подходе нас встречают сдержанно.

Женщины, завидев нас, поспешно прячутся в домах, а мужчины, наоборот, выходят, переглядываясь между собой.

Один из них, пожилой афганец в длинной тёмной рубахе и с чётками в руках, обращается к Шаду. Они долго говорят на своём языке, и только потом наш проводник поворачивается к нам.

— Это староста кишлака, Наджибулла. Он говорит, что слышал про русских, которых держат в доме на краю. Говорит, те трое, что их захватили, — чужаки, не отсюда. Они пришли недавно, запугали жителей. Люди боятся.

Я смотрю на Наджибуллу.

Его лицо, испещрённое морщинами, выглядит сурово, но в глазах читается страх. Чётки в его руках двигаются быстро, пальцы перебирают их нервно.

— У их главаря метка на лице — шрам, — говорит он.

Хищник. Я так и думал.

Староста указывает на один из домов.

— Там можно остановиться. Хозяин — мой брат, Ахмад.

Мы идём туда.

Дом Ахмада такой же, как и остальные — глинобитный, с низким входом, за которым открывалась просторная комната. Внутри пахнет дымом и специями.

Ахмад встречает нас у порога. Невысокий, с густой бородой, одетый в серую длинную рубашку, шаровары и кожаные сандалии, он сразу предлагает нам воду и еду.

— Спасибо, — благодарю я.

Мы садимся за длинный деревянный стол.

Хозяин кивает и две женщины в чёрным одежде с закрытыми лицами начинают приносить на стол еду.

Спустя 15 минут молчаливого поглощения пищи, в комнату снова входит Ахмад.

— Пленных держат в крайнем доме, — говорит он. — Трое людей, которые их захватили, — жестокие люди. Они не из наших мест, говорят на странном незнакомом нам языке. Никто из деревенских не решается к ним подойти. Они вооружены.

Его голос звучит спокойно, но в глазах прячется тревога.

Он смотрит мне прямо в глаза.

— Если вы хотите спасти своих людей, будьте осторожны. Эти люди — безжалостные.

— Мы останемся в доме у тебя ненадолго, чтобы подготовиться, — говорю я.

Он кивает и выходит из комнаты.

В голове крутятся слова Ахмада и старосты. Всё указывает на то, что те трое — профессионалы. Не афганцы и не русские.

Всё больше я убеждаюсь, что Волк играет не только против нас, но и против афганцев.

Значит он работает на американцев, инструктор, натовец, агент ЦРУ… кто угодно, но он против нас.

Задачу поставил — сломить меня.

Ничего у него не выйдет. Ни на того нарвался.

Операцию назначаю на ночь.

— Отдыхайте пока парни, — даю команду.

Неизвестно, что нас ждет. Отряд слишком вымотан в долгом пути сюда. Отсутствие еды и воды сказалось на парнях, хоть и привыкшие к суровым условиям походов, но лучше дать время на отдых.

Наступает ночь.

Мы тихо выходим из дома Ахмада и пробираемся задними дворами к крайнему дому.

Я лежу в укрытии за камнем, смотрю на дом на отшибе кишлака. Трое в доме и наши—там, внутри. Точно знают местные — русские, спецназовцы.

И Волк тоже там.

Проходит совсем мало времени, может минут десять, мы рассредоточены по периметру дома.

Неожиданно слышу грубый хриплый голос.

— Эй, Беркут! Я Волк. Знал, что ты придёшь. Ждал тебя!

Все парни рядом напрягаются.

— Передай своим командирам, мне нужен вертолет и валюта!

Крепко сжимаю зубы, чувствую, каждую грань автомата в руках. Пальцы сжимают цевьё, в голове стучит — Что делать?

Командирский опыт подсказывает — не торопиться, но времени мало.

Бойцы ждут моё решение, а я думаю.

— У меня нет рации связаться со своими! — кричу в ответ.

— У меня есть. Пусть твой человек заберет.

Волк говорит с акцентом, я еще в прошлый раз заметил это, но держится слишком уверенно, будто реально знал, что мы сюда придём. И приведу отряд я.

Значит, кто-то слил информацию.

— Беркут, давай я схожу, — говорит Вася Васин. — Слышь, они ж выставят рацию, я добегу, схвачу и назад вернусь.

— Это может быть ловушкой, — говорю я. — Волк знает нас лучше, чем хотелось бы.

Вдруг тишину разрывает короткий смех.

— Слушай условия сделки, Беркут! — Волк снова выходит на контакт. — Я отпущу ваших людей. Но мне нужен вертолёт, валюта — 1 миллион долларов. И чтобы ты сдержал слово. Помнишь, что ты должен сделать? Если память короткая, я напомню, когда придёт время.

Выдыхаю глубоко.

Слышу, как Семён и Михаил — наши снайперы, щёлкают затворами автоматов.

— Командир, — шёпотом доносится откуда-то сбоку. — Если бы он хотел нас ликвидировать, давно бы уже начали палить. Тянет время. Вася прав, надо идти за рацией.

— Васин! Иди за рацией, — приказываю я.

Парень кажется, внешне спокойным. Но если с ним что-то случится, отвечаю за это я — командир.

А Волку какой резон убивать рядового Васина?

Ведь после этого ему уже не поверят?

Игра его будет сломана.

Риск все равно большой. Но выбора нет.

Я киваю.

— Вась, только осторожно. Не геройствуй.

Он лишь коротко кивает и бежит, пригнувшись, к дому. В тишине слышны только его шаги и редкие крики местной фауны где-то далеко.

Мы затаились, наблюдаем, готовимся ко всему.

Я смотрю, как Васин приближается к крыльцу, где уже выставили рацию. Вася замирает, прижимается к стене.

Волк не торопится, словно ждёт. Вдруг — глухой грохот из дома, будто бы там переставили мебель или кто-то упал.