Рейд в опасную зону. Том 2

Глава 26

— Разрешите войти, товарищ полковник, — говорю я, открывая дверь.

Командир молча кивает. Вхожу в кабинет.

Полковник сидит за массивным столом. У него в руках — папка с документами.

Грачев пристально смотрит на меня.

— Беркутов, — глухо говорит он. — Завтра утром вылетаете. Группа Бурхана уходит к границе с Таджикистаном. Твоя задача — перехватить.

Я киваю.

— Вертушка доставит вас в нужную точку, — продолжает он. — На месте встретит проводник, Шахаб. Он знает местность, как свои пять пальцев. Не дать Бурхану уйти. Вопросы есть?

Я коротко качаю головой. Всё ясно. Вопросов нет.

Остается только выполнить.

Вертолет гудит, как зверь, и трясет нас так, что Сашка Колесников уже второй раз держится за живот. Небольшой салон гремит от звука винтов, а ещё от наших разговоров и хохота. Сашка, не обращая внимания на свою зелёную физиономию, продолжает шутить.

— Слышь, Сёма, — кричит он, перекрывая шум, — если меня вырвет, ты первым пойдешь. Очистишь поле.

Все смеются, но напряжение в воздухе висит плотное, как афганская жара.

Я смотрю в окно.

Под нами — бескрайние пески, скалы и кое-где зелёные пятна растительности. Афганистан — страна контрастов, которая каждый раз показывает своё новое лицо.

— Глянь, — вдруг говорит Сашка, толкая меня локтем. — Орел летит. Может, он нас встречает?

— Орел — птица — вестник, Сашка, — сообщает Васин.

В нас в каждом — ожидание. Мы знаем, что скоро начнётся работа, и верим, что выполним поставленную задачу.

Я пристально смотрю вниз.

Внизу появляется точка. Проводник.

Шахаб — высокий мужик в тюрбане, с лицом, вырезанным временем и ветрами.

Когда мы приземляемся, он машет рукой, его фигура тонет в пыльной завесе, поднятой винтами. Глаза блестят, как у человека, который давно привык встречать людей на пороге войны.

Он нас ведет в лес.

В Афгане нас все время встречали пески и горы, а сейчас вот попали в такую зеленую зону.

Мы углубляемся в лес, где каждое дерево кажется древним сторожем, хранящим свои тайны. Ведёт нас Шахаб, молчаливый и сосредоточенный, на каждом шагу проверяет землю под ногами,

Я иду рядом с проводником.

— Здесь внутри живет дух леса, и человеку, попавшему сюда, всегда кажется, что кто-то за ним следит. Будто идёт за ним по пятам, — говорит Шахаб.

— Призрак что ли? — выкрикивает Колесников.

Слышен приглушенный смешок.

— Нет, это дух леса, — серьезно отвечает проводник. — Не каждый его чувствует, но дух опасный, он может наказать, если человек навредит лесу.

— Интересно, как я могу ему навредить, если просто иду по его тропинкам.

— Можно животное убить или дерево спилить.

— Ну, ты загнул, Шахаб! Если человек голоден или замерз, что ты ему делать прикажешь? Любоваться местной фауной и подыхать.

— Можно грибы собирать, ягоды, — отвечает ему проводник.

— Ну-ну, понятно…

Мы уже входим в густую зону леса, которая подходит к самому берегу реки.

— Может быть привал здесь устроим? — предлагаю Шахаду. — Пока в самую чащу леса не зашли.

Достаю свою фляжку с водой и делаю глоток.

— Нужно пройти вглубь ещё пару километров, там будет пролесок, и, если там всё будет чисто — то остановимся на привал, — говорит проводник.

— Если ты думаешь, что там будет безопаснее делать остановку, чем здесь, то хорошо.

— Да. Туда дойдем и отдохнём.

Я беспокоюсь не за себя, а за парней. Я вынослив, но мне надо, чтобы и парни были в форме, когда выйдем на отряд Бурхана.

Идем дальше.

Шахад останавливается возле сломанной ветки и указывает на неё.

— Здесь недавно кто-то прошёл. Ветку переломили не больше пяти часов назад.

Ребята собираются вокруг, переговариваясь вполголоса. Сашка, не выдержав, заявляет.

— Может, это медведь ветку переломил? Или волк? Хотя нет, волки деревья не трогают, — хихикает он, подмигивая.

— Волк тебя бы не трогал, он бы сразу съел, — отзывается Витя, заставляя остальных смеяться.

Но смех быстро стихает, когда Шахаб поднимает руку, призывая к тишине.

Его взгляд цепляется за едва заметные следы на мягкой земле.

— Следы человеческие. Пять, шесть человек, — произносит он тихо, но с уверенностью. — Они двигались туда, — показывает направление.

Мы продолжаем путь, стараясь не шуметь. Лес густеет, и каждый шаг требует осторожности — корни деревьев подстерегают ногу, как скрытые ловушки. Сашка то и дело шепчет.

— Вот кто придумал ходить по лесу ночью? Чувствую себя, как в фильме ужасов.

— Не ночью, а ранним утром, — поправляет его Гриша. — И не фильм ужасов, а приключенческий.

— Тогда где же главная героиня? — парирует Сашка, заставляя нас снова улыбнуться.

Но лес не прощает беспечности.

На одном из участков мы встречаем поваленное дерево, обвитое густыми лианами.

Шахаб предупреждает.

— Здесь аккуратнее. Под такими деревьями часто скрываются змеи.

Мы осторожно обходим препятствие. Чуть дальше в кустах слышится шорох. Сердце замирает, и кто-то из ребят нервно шепчет.

— Это что, лиса?

Но вскоре из кустов выскакивает заяц, и напряжение спадает. Сашка тут же комментирует.

— Ну вот, наш главный враг — пушистый диверсант.

А вот, наконец, и пролесок.

— Здесь, — показывает проводник.

— Привал! — командую я. — Пятнадцать минут.

Все облегченно устраиваются там, где стоят.

Достают свои фляжки — пьют воду. Садятся, опираясь на деревья или прямо ложатся на землю и закрывают глаза.

Но перерыв короткий — быстро заканчивается.

— Подъём! — командую и все тут же поднимаются на ноги.

По лесу идём еще пару часов.

Лес сменяется заболоченными тростниками, когда мы подходим к берегу реки.

Здесь воздух становится влажным и прохладным. Шахаб останавливается, внимательно изучая окрестности.

— Вон там, — он указывает на едва заметный костровище. — Они останавливались здесь.

Все молча смотрят туда и переводят взгляд друг на друга.

Опоздали?

Противник ушёл на ту сторону…

— Шахаб, что это значит? — спрашивает Гусев, нарушая молчание. — Мы опоздали?

— Надо сообщить погранцам на той стороне, что возможно нарушители уже там, — предлагает Сашка. — Чтобы они усилили у себя на той стороне контроль.

Я стою думаю. Ну не вплавь же они переправлялись.

— Подождите, может все еще не так, как кажется.

Иду к кострищу. Остальные — за мной.

Сашка берёт в руки обугленную палку.

— Может, они тут шашлыки жарили? Или уху варили? — говорит он, но смеха не слышно.

Все сосредоточены.

Шахаб наклоняется, поднимая кусок ткани. Она вся в грязи, но видно, что когда-то это была часть чьей-то одежды.

— Это их, — говорит он. — Но куда они ушли дальше?

Мы решаем двигаться вдоль берега, надеясь на новые следы. Тростники вокруг шуршат, словно что-то скрывают.

Шахаб предупреждает.

— Здесь могут быть дикие кабаны. Если встретите, не бегите. Лучше залезайте на дерево. Кабаны тут исчезающий вид животных, но встречаются еще.

— На дерево? Ты серьёзно? — спрашивает Сашка, глядя на ближайшую иву с тонкими ветками. — Мне кажется, я быстрее договорюсь с кабаном, чем полезу на эту штуку.

Но шутки заканчиваются, когда мы слышим странный звук — тихий плеск воды.

Мы замираем.

Шахаб жестом велит всем пригнуться. Из тростников выходит человек. Он не замечает нас, но мы подозреваем его — один из людей Бурхана. Сердца бьются быстрее.

Шахаб шепчет.

— Тихо. Ждём.

Человек осматривается, потом скрывается в тростниках. Мы решаем идти следом. Каждый шаг — это риск, каждое движение — испытание. Тростники колышутся, и в их шелесте слышется наше собственное дыхание.

Но вдруг один из ребят оступается и с треском ломает сухую ветку. Всё замирает. Издалека доносится крик.

Нас заметили.

— Бегом! — командует Шахаб, и мы бросаемся вперёд, не разбирая дороги.

Позже мы выдыхаем, остановившись у небольшого укрытия среди камышей. Сердца стучат, лица в поту.

Шахаб кивает.

— Теперь мы знаем, что они где-то здесь. Но теперь и они знают о нас.

Сашка, тяжело дыша, вытирает лоб.

— Ну что, ребята, кто за шашлыки после такой пробежки?

Все смеются, хоть и нервно.

Шутка помогает снять напряжение, но ясно одно — они здесь и переправиться на тот берег еще не успели.

Теперь они будут действовать.

Мы должны быть начеку.

— Тогда, где лодки? Почему они не оставили их на берегу? — вопросы ссыплются один за другим.

— Может быть, у них резиновые лодки. Они их свернули, положили в рюкзаки и отправились на озера внутри. Там много рыбы, и поймать ее легче в озере, чем в реке, так как там нет течения, — говорит Шахаб.

— Но проще идти через сухопутную границу Зачем усложнять себе –добираться по реке? — задумчиво уточняет Вася.

— По воде в разы быстрее, чем по суше. В лодку забрались и через 2–3 часа уже только их и видели. А они уже по ту сторону границы, — думаю я вслух.

— Что будем делать? — спрашивает Сашка.

— Думать, как бы вы поступили на их месте.

Я смотрю на карту местности, пытаясь сориентироваться.

Проводник подходит ко мне ближе и тоже заглядывает в нее.

— Бурхан на озерах будет прятаться до ночи, — подает голос Гусев. — Я бы так поступил на его месте. А с наступлением сумерек пытался переправиться через реку.

— Это почему? — спрашивает Сашка. — Бурхан понимает, что мы по любому будем здесь их ждать.

— Жди. Только протяженность берега большая, ты не знаешь, где они вынырнут.

— Бурхан — шакал, — говорит низким спокойным голосом проводник. — Умный, осторожный. На реке будет сегодня к ночи. У него лодки.

Шахаб хмурится.

— Лодки — его шанс. Через тростник — доберется до берега.

Сашка снова не упускает момента.

— Лодки, говоришь? Надеюсь, они не с мотором, а то я за ним вплавь добираться не нанимался.

Сдержанно улыбаемся краешком уголков губ, но у каждого в глазах сосредоточенность.

Работаем.

Переход по берегу реки — как прогулка по другой планете.

Камни, песок, а потом — вдруг тростник, густой и высокий, словно стена.

Шахаб идёт впереди, временами останавливается, прислушивается. Его движения точные, как у зверя, который привык выживать.

Мы — тени.

Каждый старается не шуметь, хотя порой ботинки скрипят о камни или сухую траву.

— Эх, на рыбалку бы сюда! — бормочет Сашка. — Глянь, какие тростники! Наверняка и карпы тут плавают.

Шахаб поднимает руку, останавливает нас. Перед нами — берег реки. Вода тихая, но течет уверенно. Вдоль берега — несколько лодок, готовых к отплытию: весла, брезент, даже вода в канистрах.

— Это они, — кивает Шахаб.

Большая удача, что мы вышли на них!

— Значит, ждем, — решаю я. — Не рыпаемся.

Садимся в тени, каждый проверяет оружие. Шахаб остаётся на ногах, его взгляд словно сканирует берег. Время тянется медленно, как вязкая смола.

— Эх, —вполголоса говорит Сашка, — вот бы сейчас ухи да с лаврушкой.

Все молчат, напряжены до предела, ждём.

Солнце уже садится, освещая багровым светом берег реки, когда мы замечаем отряд Бурхана. Они выходят из леса, словно тени, на берег.

Нас восемь бойцов, а их больше десяти — 15 боевиков, вооружённых до зубов.

Но выбора у нас нет — столкновение неизбежно. И на нашей стороне — внезапность.

Бурхан выделяется среди своих — высокий, с густой чёрной бородой и глазами, сверкающими как у хищника. Его телохранитель — настоящий громила, плечистый, словно медведь, с автоматом наперевес. Мы прячемся в тростниках, пока они не приближаются достаточно близко.

— В бой! — кричу я, и мы открываем огонь.

Секунды превращаются в вечность.

Пули свистят над головой, земля взрывается под ногами. Душманыотстреливаются, кто –то бежит к реке, бросаются в воду, но Бурхан остаётся невозмутим. Он отдает короткий приказ, и его охранник бросается прямо на меня.

Рукопашная начинается внезапно.

Этот амбал бьёт, словно кузнечный молот. Его первый удар выбивает из меня воздух, и я едва успеваю увернуться от следующего. Земля скользкая от влажной травы, и мы катимся вниз, к самой реке. Снова поднимаемся на ноги. В какой-то момент я перехватываю его руку, выворачиваю её, но он сильнее. Он сбивает меня с ног, пытается прижать к земле. Я успеваю ударить его локтем в челюсть, но он только рычит, как зверь.

Кажется, что бой длится вечность.

Наконец, я ловлю момент и резко бью его в солнечное сплетение. Громила оседает, тяжело дыша.

Вырублен.

Перестрелка вокруг продолжается.

Пули свистят, Я стреляю короткими очередями. Один из боевиков бросается в воду, гребет вплавь к противоположному берегу. Гусев бьет его на поражение, но промахивается.

— Не дай уйти! — кричу я.

Вторым выстрелом Гусев ликвидирует противника.

Сашка сражается с каким-то усачом на земле.

На воде — хаос.

Пули вспарывают поверхность, фонтан водяных брызг рассыпая над рекой. Двое боевиков уже гребут к тому берегу, но мы связываемся с погранцами.

— Приём, у вас гости!

Схватка идёт к концу, но нервы — натянуты до предела.

Шахаб подходит ко мне, лицо каменное.

— Бурхан? — спрашиваю.

Он качает головой.

Я не успеваю перевести дух, как слышу крик Сашки.

— Бурхан уходит! Лодка!

Оборачиваюсь — Бурхан уже в воде, опускает резиновую лодку на воду и толкает ее от берега. Его фигура видна в полумраке, а вода вокруг него сверкает в последних лучах солнца.

Я не раздумываю.

Бросаюсь в реку.

Вода ледяная, пробирает до костей. Лодка уже отплывает, но я гребу изо всех сил. Бурхан замечает меня и стреляет, но вода гасит скорость пули.

В какой-то момент он прицеливается точнее, и пуля проносится всего в сантиметре от моей головы. Адреналин кипит в венах — я добираюсь до лодки и с силой переворачиваю её.

Бурхан с хриплым криком падает в воду.

Мы начинаем схватку прямо в реке.

Он хватает меня за горло, и ледяная вода захлёстывает лицо. Я чувствую, как ухожу ко дну, но успеваю оттолкнуть его ногой и всплыть. Бурхан тут же бросается на меня снова, словно акула. Его руки, как железные тиски. Он пытается утопить меня, а я хватаю его за волосы и тяну вниз. Вода бурлит, вокруг нас летят брызги, и каждый вдох даётся с боем.

В какой-то момент он достаёт нож.

Я вижу блеск клинка слишком поздно. Острая боль пронизывает руку, и тёплая кровь смешивается с ледяной водой. Я хватаю его раненой рукой за запястье, выворачиваю нож и выбиваю из руки.

Мы снова идём ко дну, но на этот раз я сильнее. Ухватив его за шею, толкаю его под воду. Он бьётся, пытается вырваться, но силы покидают его.

Наконец, он замирает.

Я отпускаю его тело и с трудом выплываю на поверхность. Воздух режет лёгкие, кровь струится из раны, но я плыву. Медленно, через боль, добираюсь до берега. Руки дрожат, ноги едва слушаются.

На берегу меня встречает Вася Васин. Он мгновенно оценивает ситуацию и накладывает жгут на раненую руку. Боль пронизывает до костей, но кровь удаётся остановить.

— Держись, Беркут! — говорит он.

В это время остальные добивают остатки отряда Бурхана. Мы выиграли.

Добираемся до места эвакуации часа три.

Вертолёт уже ждёт нас, лопасти ревут, поднимая в воздух пыль и листья.

Мы поднимаемся на борт.

Настроение в команде на грани между облегчением и сожалением. Мы переглядываемся с ребятами.

— Ну что, домой? — бросает Сашка Колесников,

Киваю и падаю на сиденье, чувствуя, как силы окончательно покидают меня. Боль в руке пульсирует, сознание затуманивается. Я слышу голоса товарищей, но они становятся всё тише. Главное — мы живы. И Бурхан больше не вернётся…

Вырубаюсь.

— Ну, что, командир, тебя в лазарет по прибытию? — слышу голос Сашки.

Открываю глаза и мотаю головой.

— Сам схожу, так пустяки, — отмахиваюсь я.

Вертолёт приближается к базе с лёгким рокотом, который становится всё громче.

Ребята сидят, устало привалившись к стенам.

Вертолёт приземляется на площадке. Мы выходим под яркое солнце.

Навстречу мне бежит Клава. Её косы растрепались, глаза блестят, и, кажется, она вот-вот разрыдается.

— Глеб! Ты вернулся! — кричит она и бросается мне на шею. Я ловлю её, ощущая, как её тонкие пальцы сжимаются у меня на шее.

— Не надо на глазах у всего полка, — хочу сказать я, но не успеваю.

— Часть расформировывают… — шепчет горячо она мне на ухо. — После того взрыва склада — всё. Больше нас нет!

Я смотрю на ребят.

Они уже тоже в курсе. Семён хмурится, Светлана смотрит в сторону, будто бы стараясь скрыть слёзы. Маша, медсестра, стоит чуть поодаль, взгляд её тёплый, но грустный. Она смотрит на меня так, как смотрела всегда — с той любовью, о которой не раз говорила, но которую я не мог ответить.

А рядом стоит Клава, обняв меня, будто боится, что я снова исчезну…

Отрываю ее руки от себя.

— Глеб, ты ранен! Пойдем в медсанчасть, я обработаю рану.

Иду вслед за ней. Маша провожает нас тоскливым взглядом, если бы она знала, что и Клава сейчас чувствует тоже самое, что и она.

Мы уже не будем вместе. Никогда.

Едва заходим в медсанчасть, как Клава ведет меня в кабинет.

Сажает на стул. Ее нежные руки обрабатывают мою рану.

— Надо шов наложить, — говорит она. — Так быстрее заживет.

— Клава, зови хирурга…

Спустя тридцать минут мы все подтягиваемся в столовую. Говорить не хочется.

О что тут скажешь?

И так все ясно — понятно.

По нападению на лагерь и взрыву склада боеприпасов, должны были принять решение.

Приняли.

Нравится оно нам? Нет.

Но мы солдаты.

И подчиняемся приказу.

В последний раз садимся все вместе за стол. Сашка, как всегда, пытается поднять настроение.

— Ну что, командир, может, ты теперь там, куда тебя пошлют, станешь генералом? Говорят, таких, как ты, в очередь ставят!

Светлана одёргивает его.

— Колесников, дай человеку спокойно поесть!

— Эх, Светка, давай ты будешь моей поварихой на новой базе! Я тебя везде пропихну.

— Колесников, тебе бы только языком чесать! — отвечает она, улыбаясь.

Все смеются, хотя смех натянутый. Мы знаем, база, наша вторая семья, распадается.

С этого момента каждый пойдёт своим путём. Кто куда, никто еще не знает.

Но все знают, что Сашка умудряется шутить в любых ситуациях, даже, когда на душе у всех так муторно, как сегодня.

Клава приносит чай и садится рядом.

— Не хочу, чтобы ты уходил, — тихо говорит она, но так, чтобы услышал только я.

Я не знаю, что ответить. Это не те слова, которые могут что –то изменить в этой ситуации.

Я смотрю на неё, но чувствую на себе взгляд Маши. Она молчит, но её молчание кричит громче любых слов.

Мы поём песни.

«Мы уходим» — Прощайте, горы, — начинает Сашка, и все подхватывают.

Эта песня про Афганистан, но мы не уходим, мы остаемся, только нас расформировывают по разным частям. И никто не знает, где окажется завтра.

Откуда –то берется гармонь. Сашка тянет меха.

Голоса сливаются в одну мелодию, пропитанную грустью и надеждой. Маша подпевает тихо, почти незаметно. Клава тоже пытается, но её голос дрожит.

Светлана хлопает ладонью по столу.

— Давайте что-нибудь повеселее!

— А давай ты нам споёшь свою фирменную про котлеты, — говорит Сашка, и все смеются.

Ночь подкрадывается незаметно. Разговоры становятся тише, но никто не уходит. Сидим, будто боимся, что если разойдёмся, то уже никогда не соберёмся вместе.

Я смотрю на всех по очереди. Сашка — наш вечный оптимист. Светлана — строгая, но заботливая, как мать. Маша — слишком добрая и чувствительная, чтобы быть здесь. Клава — энергичная, готовая на всё ради меня…

Наутро меня вызывает к себе командир — полковник Грачев. Захожу в его кабинет по уставу — три удара в дверь, разрешение, четкий шаг внутри кабинета.

Полковник. как обычно, сидит за массивным столом, на котором аккуратно разложены бумаги и стоит старый телефон с круглым циферблатом. Его лицо кажется спокойным, но глаза выдают какую-то внутреннюю напряженность.

— Капитан Беркутов, — начинает он, глядя на меня. — Проходите, садитесь. Разговор у нас серьезный.

Я опускаюсь на стул, сохраняя осанку. Полковник смотрит на меня, будто оценивая что-то.

— Вы проявили себя в операции с лучшей стороны. Командование отметило вашу работу. Приказом Командования вас наградили Орденом Красной Звезды. Награду получите в Москве.

У меня перехватывает дыхание.

Почему в Москве?

Но Грачев продолжает.

— Кроме того, — он делает паузу, будто давая мне переварить услышанное, — вас переводят в штаб армии. На повышение. Майорская должность.

Эти слова ударяют, как гром среди ясного неба. Майорская должность?

Штаб армии?

Это не то, чего я ожидал.

Я вскакиваю, но полковник жестом указывает сесть обратно.

— Товарищ полковник, — начинаю я, — благодарю за доверие, но я хочу остаться в действующей воинской части в Афганистане. Здесь я принесу больше пользы.

Грачев тяжело вздыхает.

— Беркутов, решение принято наверху. Не ты и не я это решаем. Единственный вариант — если не хочешь служить там, куда тебя послали, то увольняйся из армии.

— Увольняться? — удивленно смотрю на него. — Нет, товарищ полковник, увольняться я не готов.

— Тогда выполняй приказ, — сухо отрезает он.

В этот момент в кабинет входит его заместитель, подполковник Яровой. Высокий, подтянутый, с цепким взглядом. Он подходит ближе, кивает мне.

— Беркутов, ты прекрасно справишься на новом месте, — говорит Яровой, опираясь руками на стол. — У тебя хватка, умение анализировать, принимать решения в сложных ситуациях. Эти качества нужны там, — тычет указательным пальцем в потолок.

Его слова звучат искренне, но мне не легче.

Я молча киваю, чувствуя, что-то пошло не так.

— Не бывает, что нет выхода! — говорю. — Я сам напишу рапорт с просьбой перевода в воинскую часть…

— Беркут! Ты в своем уме⁈ Эта воинская часть находится в плотном окружении — в кольце противника.

— Меня это не остановит. Подпишите! — протягиваю ему рапорт. — Я должен остаться в Афгане. Это мой долг перед Отчизной.

— Глеб, они в жесткой блокаде! — говорит Яровой. — Добровольцем пойти туда… — качает головой.

— Хорошо подумал? — сухо спрашивает командир, занеся ручку над рапортом.

— Да, товарищ полковник! — чеканю я.

Он размашисто ставит подпись. Поднимает свои глаза.

— Ну, с богом, сынок! — провожает меня не по уставу.

Парням я не говорю, куда направляюсь.

— Небось, в Москву –в штаб переводят, — предполагает Колесников, щурясь.

— Не думаю, просто приказали явиться в другую воинскую часть, — отмахиваюсь я.

— Так скажи — какую?

— Не положено, — усмехаюсь.

Не хочу, чтобы кто-то волновался за меня. Я сам должен их защищать.

Это мне дали второй шанс в жизни — отправили попаданцем сюда!

На утро следующего дня, когда приходит время прощаться, всё становится особенно тяжело. Маша подходит первой. Она смотрит на меня так, что у меня сжимается сердце.

— Береги себя, — говорит она. Её голос едва слышен. Она отворачивается, прежде чем я успеваю ответить.

Клава подходит следом.

Она не плачет, но глаза её блестят.

— Ты знаешь, что я тебя люблю, — говорит она. Но я понимаю, мы никогда не будем вместе.

Я обнимаю её, стараясь не показать своих эмоций.

При моей службе нельзя привязываться ни к кому.

Это закон.

Светлана хлопает меня по плечу.

— Ну что, командир, не забудь мой борщ! — говорит она с улыбкой.

Семён смеётся.

— Да как тут забудешь, он нам всем будет сниться.

Последним подходит Сашка.

— Ну что, брат, разнесём новую базу так же, как эту? — шутит он, но в его голосе слышно, что он тоже грустит.

Я выхожу наружу.

Вертолёт уже готов к вылету. Садясь в него, я ещё раз оглядываюсь.

Все стоят на месте, будто провожают взглядом не меня, а ту жизнь, которую мы здесь прожили. Мотор ревёт, винты начинают крутиться.

Я знаю, что меня ждёт впереди время, полное надежд, тревог, встреч, потерь и новых испытаний…

Но часть меня остаётся здесь — с ними.

А я готов идти дальше.

Я — менталист. Погиб в 2046 в неравной схватке с захватчиками. Я жив? Я — граф Григорий Орлов и меня ждет служба в пехоте? Нет? Я охотник и хранитель душ. https://author.today/work/408414