С точки зрения Ганнибала. Пунические войны.

Глава VIII. Конец войны — но не противостояния

В 247 г, до н. э. в Карфагене взошла звезда нового полководца — Гамилькара Барки.

В том же 247 году до н. э. родился старший сын Гамилькара — тот самый Ганнибал, который оставит неизгладимый след в истории и именем которого названа наша книга.

Гамилькар недаром носил прозвище «Барка», что означает «Молния». Полибий отдает ему дань уважения, когда пишет: «Величайшим вождем того времени по уму и отваге должен быть признан Гамилькар, по прозванию Барка, родной отец того Ганнибала, который впоследствии воевал с римлянами».

Гамилькар совершил то, чего так боялись римляне, — принялся мстить, и для начала прошелся со своим флотом вдоль берегов Южной Италии, разоряя район Бруттия (современная Калабрия). Затем он вернулся на Сицилию и близ Панорма захватил крепость, которая именовалась «Герктах» — «Темница».

Крепость стояла на высоком утесе, нависавшем над берегом. Гамилькар устроил там свою базу, откуда постоянно атаковал римлян, засевших в Панорме. Гавань близ крепости была удобна для стоянки флота, который тоже не дремал, совершая регулярные набеги на италийские берега.

В течение трех лет Гамилькар находился в этой крепости. В 244 году до н. э. он захватил город Эрике. Римляне, устроившиеся в храме Афродиты (Венеры Эрицинской в латинском написании, Афродиты — в написании у грека Полибия), оказались отрезаны от Дрепан.

Гамилькар, имея в своем распоряжении лишь небольшое войско, успешно контролировал местность и не позволял римским солдатам нападать на карфагенскую морскую базу.

Пять лет римляне не решались вступить в серьезное сражение. Флот их в очередной раз был уничтожен. Требовалось строить корабли заново. Как?

В римском Сенате тем временем шла борьба за власть. Дело в том, что род Клавдиев в тот момент остро соперничал с родом Фабиев. Когда карфагеняне разбили Клавдиев, Фабии одержали верх: легкомыслие консулов из группировки соперников оказалось им на руку. До 245 года до н. э. власть оставалась в руках Фабиев. Карфаген получил передышку, но пунийцы этой паузой не воспользовались.

В Риме понимали, что бездействовать все равно не получится. Необходимо строить новый флот. Средств на постройку, снаряжение и снабжение кораблей в государственной казне не было, поэтому Сенат воззвал к частным лицам, в первую очередь к тем, кому Сицилия нужна была по личным причинам. То есть к аристократам Кампании — тем, кто, собственно, и лоббировал войну с Карфагеном. (Нелишне вспомнить, что между 267 и 245 годами до н. э. семь консулов происходили из рода Атилиев — уроженцев Кампании.) Историки считают, что Первая Пуническая была «войной кампанцев», личной войной клана Атилиев. Кампанцы задавали тон в Сенате, они поставляли римским территориям свои вина и керамику, им требовались рынки сбыта, и главное — по своим финансовым возможностям они могли себе позволить эту войну. Вот они и выделили деньги на строительство кораблей с условием, чтобы в случае успеха им возместили издержки. Полибий, правда, роль кампанцев отрицает — по его словам, деньги дали сенаторы.

В начале лета 242 года до н. э. новый флот — говорили о двухстах квинквиремах — под командованием консула Гая Лутация Катулла вышел к Сицилии и встал на рейде напротив Дрепан и Лилибея.

Генеральным сражением, которое решило исход Сицилийской войны, стала битва при Эгатских островах весной 241 года до н. э.

Уже всем было очевидно, что на суше победить не могут ни римляне, ни карфагеняне. Гамилькар бросил вызов, и Лутаций Катулл принял его: битва должна была состояться на море.

Лутаций захватил гавань Дрепан и якорную стоянку у Лилибея и снова осадил Дрепаны.

Из Карфагена вышли корабли, которые везли все необходимое для осажденных Дрепан. Карфагеняне надеялись доставить припасы в Дрепаны тайно от римлян, а затем, выполнив миссию, соединиться с войсками Гамилькара.

Однако Лутацию стали известны эти планы, и он решил поскорее дать бой, чтобы не допустить соединения двух карфагенских флотов.

Пришедший на помощь Дрепанам карфагенский полководец, который носил «проклятое» имя Ганнон, был разбит римлянами, несмотря на неблагоприятный для них ветер. Гамилькар отступил.

Рим снова стал владычествовать на море, и только гарнизоны Лилибея, Дрепан и Эрикса все еще держались. Из Карфагена Гамилькару приказали вступить с Римом в переговоры о мире.

Римляне, как это у них водилось, выставили жесткие требования. Интересно, что составленный консулами первоначальный договор выглядел приемлемо, но по условиям римской демократии требовалось обсудить и утвердить его народным собранием. Народ (любопытно, с чьей подсказки? Не кампанцев ли?) ужесточил договор, и в таком виде его представили карфагенянам.

Согласно предложениям Рима о мире, Карфаген должен уйти с Сицилии и с Эолийских островов[39] (расположенных между Сицилией и Италией — там обычно корабли карфагенян останавливались по дороге из Африки на Сицилию). Далее, Карфаген навечно обязывался не трогать Сиракузы. Кроме того, римляне потребовали серьезную контрибуцию, которая, однако, не компенсировала военные расходы: потеряв семьсот кораблей, Рим утопил в море непомерные ресурсы.

Двадцать лет войны стоили Риму огромных потерь. Мы помним, что Рим ввязался в схватку едва ли не случайно, предприняв небольшую карательную операцию по просьбе мамертинцев. Но незначительный конфликт вряд ли перерос бы в большую войну, не будь у Рима куда более серьезной цели — вытеснить Карфаген с Сицилии и завладеть этим богатым, стратегически расположенным островом. Нейтрализовать сицилийский буфер, вероятный плацдарм Карфагена в грядущей войне против Рима, — вот истинная цель кампанцев, которых иначе не поддержали бы Сенат и народ Рима.

Почему же карфагеняне приняли эти условия? Ведь Гамиль-кар продолжал одерживать победы. Он вступил в переговоры с Римом только по прямому приказу из своей столицы.

Дело в том, что удерживать сицилийские территории стало, с точки зрения карфагенского правительства, нерентабельно. Если бы морские базы карфагенян — Лилибей и Дрепаны — можно было использовать по-прежнему активно, тогда имелся бы смысл в карфагенском присутствии на западе острова. Но территория, остававшаяся за Карфагеном, была теперь ничтожной, а на море хозяйничали римляне, и покоя от них ждать не приходилось. Тратить время, средства и живую силу на то, чтобы удерживать бессмысленные с экономической (да и политической) точки зрения территории, Карфаген больше не хотел. Актив не приносит гешефта, лучше от него избавиться.

Ганс Дельбрюк, который вообще любое высказывание своих предшественников подвергает бурному сомнению, так подводит итоги Первой Пунической войны:

«...война закончилась победой Рима над Карфагеном, как на суше, так и на море. Однако обусловившее победу превосходство сил было не очень велико: 23 года длилась борьба, пока не выявились ее результаты, причем на суше карфагеняне до самого конца удержались на Сицилии. Разрешилась борьба не на суше, а на море. Предание утверждает, что решающую роль сыграло при этом изобретение абордажных мостов („воронов"), доставившее римлянам перевес в морском бою. Нам, однако, такое объяснение кажется сомнительным. В позднейших боях об этом нет и речи, и римляне, несмотря на свое изобретение, проиграли еще одно большое сражение, а их превосходство на суше не смогло ни предотвратить поражения Регула в Африке, ни окончательно вытеснить карфагенян из Сицилии. Если в конце концов римляне все-таки одержали верх, то этим они были обязаны не столько искусству и доблести своих легионеров, сколько жизнеспособности объединенного под властью Рима большого Италийского союза, что давало возможность на место уничтоженного или разбитого флота без замедления спускать на воду новые корабли».

Таким образом, как видим, к «вопросу Сицилии» подходили и с политической, и с военной стороны, но решающую роль сыграл экономический фактор.

В Карфагене сложившаяся ситуация вызвала неистовую реакцию. Обидно было не воспользоваться плодами побед

Гамилькара Барки. Но карфагеняне всегда руководствовались соображениями экономической целесообразности, и поэтому перенесли внимание на другие территории. Сицилию они фактически потеряли, а вот Африка — она здесь и ждет расширения карфагенских владений.

К 243 году до н. э. Карфаген захватил город Тевесту и приблизил свои границы к нумидийским. Карфагенские консерваторы были довольны результатом. С их точки зрения, укрепление рубежей государства на континенте, в Африке, то есть «дома», было лучшим ответом на экспансию Рима. И в дальнейшем карфагенский сенат твердо придерживался именно этой позиции.

Африка требовала решительного освоения!