С точки зрения Ганнибала. Пунические войны.

Глава XVIII. Диктатор и испанская проблема

Репутация Фабия была даже не подмочена — она была, выражаясь образно, подпалена. Он и раньше-то не пользовался популярностью — его стратегия «затягивания» выглядела как трусость, как нерешительность, склонность к перестраховке. Кто знает, в принципе, что произошло бы, если бы Фабий, например, решился сразиться с карфагенянами той ночью в ущелье. Может быть, потери были бы гораздо больше. Может, от римской армии в очередной раз остались бы рожки да ножки.

Но боги были крайне раздосадованы, и Фабий отправился в Рим — пообщаться с богами и принести им новые жертвы, Войском на время отсутствия диктатора будет командовать начальник конницы — Марк Минуций Руф. Фабий рисковал, когда уезжал и оставлял Минуция без присмотра, однако выбора у него не было.

Перед отъездом Фабий долго наставлял заместителя:

— Наша задача — не нанести вред неприятелю, а следить за тем, чтобы неприятель не нанес вреда нам. Этот человек привык побеждать. Уже одно то хорошо, что мы не терпим от него поражений. Пока нас не бьют, мы можем считать себя если не победителями, то по крайней мере не побежденными.

Минуций кивал, но думал о другом. Ему очень хотелось сражения.

Ганнибал тем временем, как помним, тщательно выбирал место для своих зимних квартир и в конце концов остановился в городке под названием Гереоний (Геруний). Сообщения о том, что городок этот был «покинут» жителями, несколько ретушируют картину: Ганнибал, по всей видимости, решив, что Геруний ему подходит по всем пунктам (тут и положение удобное, и склады для добычи есть где разместить) сделал жителям городка предложение, от которого тем не следовало бы отказываться: открыть ворота и сдаться на милость пунийца. Вообще местные могли бы уже понять, что союзникам Рима, если те не оказывали сопротивления или, по крайней мере, сдавались быстро, от карфагенян больших неприятностей не грозило. Ганнибал неизменно придерживался политики мягкого отношения к ним. Но в Герунии карфагенянину ответили отказом. Тогда он очень быстро захватил городок и всех жителей его истребил. При этом стены и дома остались нетронутыми — они были нужны для зимовки.

Войско разбило лагерь перед городком, стоянка была, как это делали и римляне, окопана и огорожена. Добыча и особенно продовольствие помещены были под защиту городских стен. Теперь можно с комфортом проводить зиму.

Фуражиры, которых Ганнибал отправлял на плодородные поля (то и дело сам выезжая с ними, чтобы прикрывать их в случае нападения), собирали урожай, выращенный местными жителями.

Минуций последовательно нарушил все запреты своего начальника, едва тот отбыл. Сначала он еще держался, но при виде карфагенян, которые преспокойно жали то, что не сеяли, он не выдержал. Вместо того чтобы двигаться параллельным курсом с врагом (пунийцы — по долине, римляне — по горам и холмам, наблюдая за ним с вершины), Минуций спустился.

Ганнибал, несомненно, знал, что у римской армии сейчас поменялся командующий. За такими вещами он следил особенно тщательно. Отправив часть людей за хлебом на поля, Ганнибал с остальными — приблизительно двумя третями личного состава — встал так, чтобы отрезать дорогу римлянам к своим фуражирам.

Карфагеняне подошли к римлянам ближе и расположились на небольшой возвышенности. Ночью Ганнибал отправил две тысячи человек тайно занять холм, господствовавший над местностью. Таким образом, над головой ничего не подозревающих солдат Минуция оказались карфагенские копейщики — в засаде. Минуций ничего этого не знал. Он видел перед собой только наглого врага — и рядом не оказалось Фабия, чтобы удержать карающую руку.

Поэтому на следующий день Минуций пошел на приступ карфагенского лагеря. К тому же у Ганнибала было мало людей — он ведь отправил часть своих солдат на поля, собирать хлеб.

Римляне атаковали и одержали победу. Существует предположение, не лишенное смысла и логики, что на самом деле мысль о «полной победе» внушил Минуцию сам Ганнибал: ему требовалось распалить противника и заставить его совершить глупость куда большего масштаба.

Минуций был в восторге. Ганнибала можно и нужно бить. А Фабий просто трус, немощный старец и перестраховщик.

Ганнибал определенно воспользовался в данной ситуации «уроками», полученными от Фабия: он оставался на месте и никуда не торопился. Вместо этого он перешел в старый лагерь — под Герунием. И стал ждать. Роли, определенно, поменялись.

В Рим пришла ликующая весть о победе. Граждане обнимались на улицах. Только диктатор ходил мрачный и говорил, что побед боится больше, чем поражений.

Народный трибун Марк Метелий выступил с зажигательной речью: «Это невыносимо: диктатор мешает удачному ведению войны не только своим присутствием, но и отсутствием! Он тянет время, чтобы подольше занимать свою должность! Минуция он держал едва ли не под стражей, не давая ему развернуться! Если бы в римском народе жил дух отцов...» — и так далее.

Фабий отмалчивался. Если бы он напомнил, какие поражения терпели римские военачальники от Ганнибала, его попрекнули бы низкопоклонством перед врагом.

В Риме выбрали нового консула — им стал Марк Атилий Регул (ранее он уже один раз был консулом). Сразу после выборов Фабий отбыл к войскам. Он уехал ночью, чтобы его никто не остановил. В Риме велись шумные и многословные споры о власти. Фабию не хотелось принимать в них участия.

Дело же заключалось вот в чем. Если верить Плутарху, Фабий один раз все-таки выступил. Когда народный трибун от лица римского плебса похвалил Минуция за храбрость и доблестные действия против врага, Фабий отвечал, что оправдываться он не намерен, давать отчет в своих действиях не обязан, а вот Минуций нарушил приказ и должен быть наказан. Поэтому он, Фабий, завершит положенные обряды как можно скорее и вернется к войску, где Минуция ждет справедливая кара.

Тут в народе началось сильное брожение. Диктатор обладал абсолютной властью, и этот закон никто не отменил. В частности, диктатору дозволялось без всякого суда и ни с кем не советуясь арестовывать граждан, заключать их в оковы и казнить. У римлян не было наказания тюремным заключением, поэтому все обычно заканчивалось довольно быстро.

Мысль о том, что Минуцию грозит именно такая участь, волновала и страшила. Многие были уверены в том, что Фабий слишком долго сдерживал себя. Сейчас несчастный начальник конницы дал ему повод выпустить наружу весь тот гнев, который копился месяц за месяцем.

Согласно Плутарху, решающее слово произнес народный трибун Метелий — статус народного трибуна обеспечивал ему неприкосновенность, он мог говорить то, что думает, не опасаясь, что диктатор снимет с него за это голову. Если верить Титу Ливию, то предложение исходило от претора¹ прошлого года — Гая Теренция Баррона. Поскольку Фабий в римской истории — герой положительный, то Баррон, выступавший против него, — персонаж до крайности отрицательный: Тит Ливий передает все дурные известия о нем. Происхождения он был плебейского, отец его держал лавку и торговал мясом, сам он, терзаемый честолюбием, прорвавшись на вершины власти, стал «рьяным защитником подлого люда и чернил доброе имя порядочных».

Так или иначе, кто-то из плебейских лидеров взял на себя ответственность и выступил с дерзким предложением. Как говорит Плутарх, граждане Рима «при всем своем недовольстве Фабием, не осмелились принудить его отказаться от диктатуры, но постановили, чтобы Минуций по положению был равен командующему и чтобы военными действиями руководили оба на равных правах».

Постановление об «уравнении власти», которую отныне будут делить диктатор и его начальник конницы, все, даже противники Фабия, сочли намеренным оскорблением. Собственно, так оно и было.

Фабий получил письмо о принятии этого постановления уже в дороге. «Прекрасно зная, что обладание властью и искусство властвовать очень между собой разнятся, Фабий вернулся к войску — не побежденный ни согражданами, ни врагами», — пишет Ливий.

Минуций почивал на лаврах и хвастался тем, что победил непобедимого Ганнибала. Впрочем, еще больше радовала его победа над занудой Фабием.[92]

Произошла вещь беспрецедентная для римской истории: власть диктатора была разделена надвое. Появились два диктатора, чьи полномочия имели одинаковую силу. Ситуация абсурдная: диктатора назначают именно для того, чтобы кто-то один, единолично, не тратя время на полемику, уговоры, интриги и прочие демократические процедуры, мог решать все срочные и болезненные проблемы. Два диктатора — это парадокс.

Фабий понимал, что Минуций будет действовать интуитивно, полагаясь больше на удачу, нежели на расчет. Катастрофа при таком раскладе неизбежна. Минуций вообще предложил поделить полномочия таким образом, чтобы один отрезок времени командование отходило в безраздельную власть к одному диктатору, а другой отрезок — к другому. Это был отличный способ обеспечить полный хаос в римской армии. Фабию с трудом удалось отговорить своего честолюбивого «коллегу», и в результате они поделили между собой легионы: первый и четвертый достались Минуцию, второй и третий — Фабию. Обычно так разделялись полномочия между консулами.

Начальник конницы забрал также половину вспомогательных войск и конницы и пожелал устроить собственный лагерь.

Ганнибал, естественно, был отлично осведомлен обо всех этих событиях: перебежчики и собственные лазутчики регулярно докладывали ему о нараставшем у римлян бардаке. Количество войск у Фабия уменьшилось вдвое! Минуций отделился от старика и жаждет новых сражений и славы! Что может быть лучше!

Минуций со своими людьми стоял сейчас на равнине за холмом. Ганнибал занял позицию по другую сторону холма. Тот, кто захватит возвышенность, разумеется, будет в более выгодном положении, поэтому схватка за холм вроде как неизбежна.

На самом деле не так уж принципиально важна была эта позиция — Ганнибал и на равнине неплохо справлялся, — настоящая причина заключалась в другом: пока у Минуция есть половина войска и желание драться, следует этим воспользоваться. И делать это надо быстро, чтобы Фабий не успел остановить своего опрометчивого со-диктатора.

Как и всегда, Ганнибал начал с того, что тщательно разведал местность. Долина здесь была голая — ни леса, ни рощи, ни даже кустов, чтобы засесть в засаде. По крайней мере, так она выглядела со стороны. Зато имелись глубокие овраги, и вот там-то Ганнибал и спрятал пять тысяч воинов — больше просто не поместилось. Издалека их невозможно было заметить.

Минуций наверняка уже решил для себя, что местность не позволяет устраивать засады и вообще как-то проявлять хваленое пунийское коварство. А тут еще малочисленный отряд карфагенян отправился на холм с явной целью захватить доминирующую высоту.

Никто не будет доминировать над Минуцием — спасителем отечества и человеком, победившим несгибаемого Ганнибала!

Минуций пошел в наступление.

Ответные действия последовали мгновенно: пунийцы контратаковали, использовав те самые засадные отряды, спрятанные в ложбинах. Минуций был на грани разгрома, когда Фабий явился к нему на помощь и отогнал врага. Ганнибал отошел, не желая больше рисковать.

После этого Минуций признал правоту Фабия, раскаялся во всех своих опрометчивых поступках, превознес своего спасителя до небес, восхвалил его осторожность, которая, правда, не позволила им разгромить врага, но, с другой стороны, не дала и врагу разгромить их...

Пока оба диктатора обменивались любезностями и филиппиками, срок их диктаторских полномочий истек. Демократия.

* * *

Война в Италии развивалась для карфагенян неплохо, но проблема заключалась в том, что для окончательного разгрома римлян Карфагену требовались победы на обоих фронтах, не только в Италии, но и в Испании. А там дела обстояли несколько иначе.

В какой-то мере «беда» Ганнибала заключалась в том, что «герой должен быть один»: Ганнибал не мог находиться в Испании, потому что он находился в Италии. На этой, казалось бы менее сложной территории Ганнибал оставил вместо себя Ганнона с войском.

Гней Корнелий Сципион с двумя легионами вошел в Испанию в августе 218 года до н. э. и расположился у Эмпорий. Опираясь на этот ключевой пункт, он начал передвигаться по всему побережью, а затем и по внутренним землям полуострова (территория современной Каталонии), везде агитируя за римлян и подчас прибегая к более весомым аргументам в виде остро заточенных металлических предметов. В результате северо-восток Испании, от предгорий Пиренеев до северного берега реки Эбро (Ибер), склонился к римлянам.

Ганнон сразился с латинянами у местечка Кисса (район современной Лериды). Сципион легко разбил Ганнона и забрал

Карфагенская Иберия и территории основных племен

добычу, которую Ганнибал «сбросил» Ганнону, когда уходил в Италию.

К югу от Эбро стоял Гасдрубал — брат Ганнибала, охранявший испанские владения Карфагена на этом участке. Узнав о поражении Ганнона, Гасдрубал бросился тому на помощь, но опоздал. Он переправился через Эбро и попал к «шапочному разбору»; все, что ему оставалось, — это напасть на экипажи римских кораблей.

Наступала зима, и Сципион отправился в Тарракон. Пока римляне отдыхали и бездействовали, Гасдрубал спешно укреплял города к югу от Эбро. За зиму 218/217 года до н. э. Гасдрубал оснастил сорок боевых кораблей. Флотом карфагенян командовал Гимилькон. С этими сорока кораблями он двинулся вдоль побережья, по суше к Эбро перемещалась карфагенская армия во главе с самим Гасдрубалом.

Возле устья реки Эбро произошло сражение «река-море», которое завершилось для пунийцев поражением практически фатальным. Римляне захватили двадцать пять карфагенских кораблей и сделались хозяевами акватории — отныне они господствовали вдоль побережья, от Каталонии до Адриатики. В Карфагене схватились за голову и быстро отправили семьдесят кораблей — спасать ситуацию. Эскадра добралась до Сардинии, передохнула и пополнила запасы, после чего летом 217 года до н. э. подошла к побережью Италии — недалеко от нынешнего города Пиза. Попутно эти корабли еще прихватили груз с римских торговых судов, которые направлялись в Испанию — везли все необходимое для армии Сципиона. Это, конечно, было удачно для Карфагена — и весьма досадно для Рима.

Поэтому сто двадцать римских кораблей под командованием Гнея Сервилия погнались за семьюдесятью карфагенскими судами. Карфагеняне искусно ушли от преследования. Мореходами они были куда более опытными, и корабли их обладали значительно лучшей маневренностью, чем хорошо вооруженные, но тяжелые и неуклюжие римские квинквиремы. Однако римский флот преградил путь карфагенскому, поэтому, покружив на месте, тот вынужден был повернуть назад и возвратиться домой ни с чем.

Гней Сервилий бросил якорь в Лилибее (Сицилия), а оттуда направился прямо к африканскому берегу. Он обложил данью жителей Керкеннских островов, возвратился на Сицилию, захватил по дороге остров Коссиру, похозяйничал и там — короче, показал всему миру и Карфагену в первую очередь, кто теперь господствует на море.

Брат Гнея — Публий Сципион, проконсул, привел корабли к Тарракону. Там он высадился с сухопутной армией, численностью, как предполагают, около восьми тысяч человек. Это войско соединилось с силами Гнея Сципиона. Римлян стало в Испании много. Даже слишком много.

На протяжении всего лета 217 года до н. э. Гасдрубал был озабочен кельтиберами, которые в очередной раз взбунтовались против очередной попытки подчинить их себе (ни римлянам, ни пунийцам так и не удалось добиться от них верности). Кельтиберы атаковали западные границы испанских владений Карфагена. Гасдрубал с трудом сдерживал этого агрессивного врага.

Гней и Публий Сципионы переправились через Ибер, не желая упускать удобный случай. Впереди находился Сагунт. Этот город вовсе не был уничтожен окончательно — Ганнибал превратил его в карфагенский форпост. Именно там находились в плену заложники, которых свезли за эти стены со всей Испании.

Римляне проявили коварство в лучших «пунийских традициях»: они решили не осаждать хорошо укрепленный город, а вместо этого нашли «слабое звено» в лице одного из знатных горожан.

У Ливия он назван Абелуксом, у Полибия приводится более «кельтское» написание имени — Абилиг. Раньше, утверждает Ливий, этот человек поддерживал карфагенян, но когда ветер подул в другую сторону, переметнулся к римлянам. Но как перейти к Сципиону наиболее выгодным для себя образом? Перебежчик, которому нечего предложить новому хозяину, — существо «жалкое и презренное». Сам по себе он ценности не представляет, рассуждал Абилиг. А вот если бы он помог римлянам отобрать у карфагенян заложников... Полибий так описывает ситуацию, в которой огромную роль сыграл пресловутый «человеческий фактор»:

«Абилиг решил изменить карфагенянам и выдать заложников римлянам. Он видел, что Бостор, военачальник карфагенян, которого послал Гасдрубал для задержания римлян при переправе через реку, но который не отважился на это и после отступления расположился станом в приморских частях Заканфы (имеется в виду Сагунт), — что Бостор человек бесхитростный и относится к нему с полным доверием...»

Абилиг начал внушать Бостору, что карфагенянам Иберию одним только страхом и силой оружия не удержать. Пунийцам приходится заискивать перед племенами, которые были ими покорены, и всячески угождать побежденным, чтобы те сохраняли им верность. А римляне уже близко. Вон они, жгут костры недалеко от Сагунта. Сейчас римляне нацелены на то, чтобы с боем отбить заложников, томящихся в Сагунте. Если карфагеняне в этот критический момент позаботятся о безопасности заложников и отправят их по домам, к их семьям, то до всех окрестных племен дойдет, какая благодать — власть Карфагена. И тогда местные племена точно поддержат пунийцев в их борьбе...

Наивный Бостор признал справедливость аргументов своего коварного советчика, а тот предложил свою кандидатуру для исполнения столь важного поручения.

«Он ручается за величайшую благодарность со стороны иберов, ибо возвращением юношей в их города он приобретет тем признательность не только родителей, но и народа, потому что на деле покажет им великодушие карфагенян по отношению к союзникам».

Получив заложников, он вывел их из Сагунта... и передал из рук в руки римлянам.

После этого Абилиг, уже под охраной римских легионеров, разъезжал с заложниками по испанским городам, везде возвращал юношей в лоно семейств, но передавал их от лица римлян. Таким образом, великодушие Сципионов стало известно по всей Испании, и их повсюду «превозносили» (насколько искренне — другой вопрос).

Бостор, несомненно, поплатился за свое легкомыслие. Историки не пишут, но вообще, зная, как свирепо карфагеняне расправлялись с незадачливыми полководцами, можно смело предположить, что этого доверчивого человека ничего хорошего не ожидало.

Дела карфагенян в Испании складывались отнюдь не лучшим образом, и там не оказалось на тот момент Ганнибала, чтобы спасти ситуацию. Он был про горло занят в Италии.