С точки зрения Ганнибала. Пунические войны.

Глава VI. Карфаген под ударом

А пока осложнения начались у карфагенян — против них неожиданно подняли мятеж нумидийцы, недовольные карфагенским владычеством и мечтающие вернуть себе былую независимость[37]. Название этих берберских племен происходит от древнегреческого слова «номадиос», «кочевники»; обитали они в саваннах на территориях нынешних Туниса и Алжира и в предгорьях Атласского хребта. Нумидийцы были окончательно приведены к повиновению карфагенскими полководцами Малхом и Магоном Великим, с той поры считаясь вассалами Нового Города.

Неизвестно, было ли согласовано выступление нумидийцев с вторгшимися в Африку римлянами или нет, но теперь Карфагену пришлось обороняться на два фронта. Пунийцам пришлось спешно возвращать из Сицилии свои войска во главе с Гамилькаром. Для обороны столицы империи собрали наемную сухопутную армию, а войска, находившиеся собственно в Карфагене, вывели из города на открытую местность.

Тем временем римляне приближались к пунийской столице. На их пути стоял город Адис, имевший стратегическое значение.

«Карфагеняне, — пишет Полибий, — желая помочь городу (Адису) и решив отнять у неприятеля поле сражения, выступили с войском, заняв холм, господствовавший над неприятелем, но столь же неудобный для их собственных войск, и расположились там лагерем. И в самом деле, возлагая надежды больше всего на конницу и слонов, карфагеняне покинули равнину и заперлись на местности крутой и трудной для нисхождения, тем самым давая понять неприятелю, какого плана нападения ему держаться. Так и случилось... Римляне... выстроились в боевом порядке. Выждав удобное для себя время, они с рассветом подошли к холму с двух сторон. Конница и слоны оказались совершенно бесполезными для карфагенян, зато наемники (пехота) с жаром и стойкостью бросились в дело, и заставили первый легион отступить и бежать. Но как скоро они прошли вперед, их окружили римляне, подоспевшие с другой стороны холма, и обратили в бегство. Вслед за тем карфагеняне кинулись из лагеря. Лишь только слоны вместе с конницей вступили на равнину, отступление карфагенян стало неизбежным. Римляне недолго преследовали пехоту, разграбили стоянку, а затем... беспрепятственно разоряли города. Овладев городом, который назывался Тунетом и был удобно расположен... римляне разбили здесь свой лагерь».

После очередной победы в римских руках оказалось множество пунийских городков и частных владений. Называют разные цифры, от восьмидесяти двух до баснословных двухсот — в любом случае много. И, в конце концов, соединившись с силами мятежных нумидийцев, римляне остановились у самых стен Карфагена.

Новый Город оказался в тяжелом положении. Здесь собрались беженцы из множества окрестных поселений, захваченных римлянами. С женами и детьми карфагеняне искали укрытия за мощными стенами столицы — власти явно не ожидали столь катастрофического развития событий, оттого припасов не хватало. Из-за скученности и перенаселенности в Карфагене начинались голод и повальные болезни. Все закончилось тем, что карфагеняне запросили у осаждающих мира.

Регул тоже был заинтересован в спешном окончании кампании — с небольшим числом солдат он не мог долго держать осаду. Кроме того, срок консульских полномочий Регула истекал, а это означало, что в случае задержки его место займет вновь избранный преемник, и именно он получит все лавры от победы. Притом сам Регул, больше других потрудившийся в этой войне, не получит ничего. Поэтому консул охотно согласился на переговоры.

Условия, выдвинутые Регулом, были тяжелыми для Карфагена.

Римляне хотели забрать Сицилию и Сардинию — целиком, а также всех римских пленных — без выкупа. За карфагенских пленников они, напротив, потребовали выкуп. Помимо этого Карфаген обязывался компенсировать Риму «военные убытки» и платить ежегодную дань. Также Карфаген должен был поставлять Риму корабли.

И последнее: отныне враги и друзья Рима автоматически станут врагами и друзьями Карфагена.

Карфагеняне пытались выговорить себе лучшие условия, но Регул не шел уступки. Пунийцы решили: лучше погибнуть в бою с оружием в руках, чем согласиться на унизительный мир. Еще не все было потеряно для Карфагена; еще оставалась неразрушенной столица, цела армия, а на море — флот. Имелась, пусть и небольшая, возможность дать отпор алчному и жестокому врагу.

Карфагеняне обратились также за помощью к своим союзникам. Откликнулась Спарта. «Лакедемон (Спарта) послал к ним полководца Ксантиппа, опытнейшего в военном искусстве», — сообщает Полибий. Помимо Ксантиппа с его «опытом», Эллада снабдила Карфаген огромным числом воинов-наемников: греки терпеть не могли карфагенян (впрочем, это чувство было взаимным), но почему бы не заработать, если Новый Город обещает платить чистым серебром?

Ксантипп как человек посторонний и независимый был нелицеприятен в отношении карфагенских военачальников, доказывая, что те «сами себя высекли» — поражение им нанесли не столько римляне, сколько они сами, поскольку совершили множество ошибок.

Ксантипп был вызван к правителям Карфагена «на собеседование» и высказал множество соображений в духе Ганса Дельбрюка: как следовало атаковать и куда следует бить в следующий раз. Сил-то у Карфагена достаточно, но следует правильно их распределить, говорил Ксантипп.

Скоро к уже имеющейся армии и наемникам из Эллады присоединились отборные карфагенские войска, которые привел из Сицилии Гамилькар.

Регул был настолько уверен в своем превосходстве над карфагенянами, что допустил стратегический просчет и не заключил с нумидийцами прочного союза, чтобы постоянно держать берберскую конницу в своем резерве. А вот правители Карт-Хадашта такой ошибки не допустили, распотрошив городскую казну и подмазав вождей кочевников. Нумидийцы на удивление быстро снова сделались друзьями карфагенян, которые не поскупились на золото и наняли всадников из числа воинов этого племени.

Ксантипп с увлечением обучал карфагенскую армию и готовил ее к схватке с Римом. Регул же в это время не делал ровным счетом ничего, почив на лаврах и полагая, что кампания выиграна.

Весной 255 года до н. э. столкновение Рима с Карфагеном возобновилась крайне неожиданно для расслабившихся латинян. Карфагеняне атаковали до того, как римляне подготовились к новой кампании — и с таким расчетом, чтобы Регул не успел получить подкрепление из Рима.

Навязав римлянам сражение близ города Тунета западнее столицы, карфагеняне действовали уверенно. Ксантипп, как наемный «военспец», не ошибся в своих расчетах.

Силы противников уже не были равными. Во-первых, численность карфагенян выросла, и у них было гораздо больше конницы (за счет нумидийцев). Во-вторых, важную роль сыграли слоны. Ну и в-третьих, немалое значение имела пресловутая тактика Ксантиппа, которая заключалась в «перемене позиции», как пишут историки.

Что такое «перемена позиции», что подразумевается под этим выражением? Обычно пунийцы, как это случилось и при Адисе, предпочитали воевать на холмистой местности, поскольку их главная сила заключалась в коннице и слонах. Римляне же, которые были сильными пехотинцами, всегда выбирали для сражения равнину. Спартанец Ксантипп решился на «перемену»: он вывел слонов и конницу на открытую местность, что и решило исход сражения.

Атака на слонах посеяла сумятицу среди рядов римских легионов и лишила римлян тактических преимуществ, обеспеченных четким манипульным построением. Карфагенские конники, преследуя отступающую римскую пехоту, усугубили хаос и перебили множество римских солдат. Еще большее римлян попало в плен, и среди них — Регул, «храбрейший полководец», как называли его римские авторы.

Все они были с позором приведены в Карфаген.

Иллюстрация 1: Регул, возвращается в Карфаген. Корнелис Ланс, 1791 г.

Об участи Регула рассказывают леденящие кровь истории. Говорят также, что родственники пленного консула были убеждены в том, что карфагеняне обошлись с ним «не по военному обычаю», и поэтому решили отомстить, отыгравшись на двух карфагенских пленниках, содержавшихся в Риме.

Античные историки рассказывают, будто римляне обошлись с этими несчастными настолько возмутительно, что рабы, которые об этом знали, не выдержали и написали донос; трибуны, расследовав дело по доносу, прекратили наконец «безобразие» — якобы пунийцев заперли в деревянных ящиках, утыканных крюками, и мучили бессонницей. Кстати, на тот момент, когда родственники Регула вершили возмездие, сам Регул был еще жив и томился в карфагенской тюрьме.

Дальнейшая судьба Регула описывается поздними историками так: в 251 году до н. э. Карфаген направил в Рим посольство и запросил мира. Кроме того, предлагалось устроить обмен пленными. Согласно легенде, посольство возглавлял Регул, который для этой цели был извлечен карфагенянами из тюрьмы. Перед тем как отправить Регула в Рим, карфагеняне взяли с него клятву: он вернется в Карфаген при любых условиях.

Регул держался, как подобает герою школьных сочинений. Он отказался войти в Рим, поскольку явился не как гражданин, но как представитель вражеской державы. Кроме того, Регул настаивал во время переговоров на отказе от обмена пленными.

Римляне, попавшие в плен к карфагенянам, — трусы и изменники, для отечества они никакой ценности не представляют, и возвращать их на родину не нужно. Тем более не нужно возвращать карфагенянам их полководцев. Дела в Карфагене плохи, сообщил Регул, и Риму следует продолжать войну.

Дав такой совет соотечественникам, Регул вернулся в Карфаген и принял там ужасную смерть — в Риме сплетничали, будто безжалостные пунийцы натравили на него дикого слона, который Регула и растоптал. Существует и прямо противоположная версия: Регул умер в плену естественной смертью, а жуткие россказни следует проводить по ведомству римской пропаганды.

Однако Теодор Моммзен считает, что достоверных сведений о посольстве и смерти Регула в источниках нет и что «позднейшая эпоха, искавшая в счастье и несчастье предков только сюжетов для школьного преподавания, сделала из Регула прототип несчастного героя... и пустила в ход множество связанных с его именем выдуманных анекдотов; эти анекдоты не что иное, как противная мишура, представляющая резкий контраст с серьезной и ничем не приукрашенной историей».

Так или иначе, из всей римской армии спаслись (то есть вернулись в Италию) только две тысячи человек. Прочие полегли на полях сражений или оказались в плену.

Роль спартанца Ксантиппа также обсуждается и оспаривается многими историками, в том числе и древними. Полибий однозначно называет его «автором» карфагенской победы, но следует учитывать тот факт, что сам Полибий был греком (при всем своем римском патриотизме), и источник, на который он опирался, также был эллинским. Полибий здесь использует сведения Филина, а тот постоянно подчеркивает значение роли эллинов в первой Пунической войне, оттого и Ксантипп показан у него как выдающийся стратег и наставник пунийцев.

Теодор Моммзен и вовсе отрицает решающую роль чужестранца Ксантиппа в этой победе.

«Рассказ о том, что Карфаген был обязан своим спасением главным образом военным дарованиям Ксантиппа, вероятно, приукрашен, — утверждает он. — Карфагенские офицеры едва ли нуждались в советах иноземцев для того, чтобы понять, что легкую африканскую кавалерию целесообразнее употреблять в дело на равнине, чем в гористой и лесистой местностях. От таких вымыслов, бывших отголосками того, о чем болтали в греческих караульнях, не уберегся даже Полибий. Что Ксантипп был после победы умерщвлен карфагенянами — выдумка: он добровольно покинул их, быть может, для того, чтобы поступить на службу к египтянам».

Что касается другого великого исследователя, Ганса Дельбрюка, то его мнение, как правило, перпендикулярно любому другому взгляду, особенно — авторитетно признанному. Тем не менее ознакомиться с рассуждениями неистового немца бывает весьма полезно.

Дельбрюк считает рассказ Полибия о том, что карфагеняне учились искусству сухопутного боя у грека Ксантиппа, басней примерно того же разлива, что и предшествующее сообщение историка о том, что римляне якобы учились морскому делу у карфагенян.

«После того, как карфагеняне в одном из предшествовавших столкновений были разбиты, приняв сражение в такой местности, которая была непроходима для их конницы и слонов, спартанец Ксантипп научил их будто бы как победить римлян, — скептически записывает Дельбрюк. — Он избрал полем сражения открытую равнину и поставил сто своих слонов перед фронтом пехоты, а всадников и легковооруженных — на обоих флагах. Подобный строй представлял ту опасность, что если бы слоны были обращены в бегство неприятельским обстрелом, они должны были бы смять стоящую позади них собственную фалангу. Римляне, имевшие дело со слонами уже по меньшей мере в четырех сражениях и еще совсем недавно, под Акрагантом, захватившие их в большом числе, знали, конечно, как обороняться против них. Они выставили вперед метальщиков, а за ними пехоту необычайно глубоким строем, чтобы слоны не могли прорваться сквозь нее. Полибий хвалит такую расстановку как вполне правильную в борьбе против слонов. Все же римляне проиграли сражение из-за большого численного превосходства неприятельской кавалерии, которая прогнала римскую и затем напала с тыла на фалангу».

Какой бы ни была причина (или, точнее, совокупность причин) этой победы, Карфаген разгромил римлян. Это известно достоверно.

Римляне ушли из Африки, бросив на произвол судьбы те города и селения, которые «добровольно» перешли на их сторону и получили «гордое звание» союзников Рима. Карфагеняне расправились с этими городками, особенно жестоко наказав те, которые сдались Риму без сопротивления. Наказывали, как принято у торговых наций, «рублем», то есть «талантом»: предатели должны были выплатить огромный штраф и поставить двадцать тысяч воинов в армию. Знатные люди, возглавлявшие общины городков-предателей, были казнены или проданы в рабство.

Затем правительство Карфагена перенесло свое внимание на тех нумидийцев, что продолжали бунтовать, и быстро привело кочевников к повиновению. Однако берберы ничего не забыли и ничего не простили пунийцам — что и сыграло в будущем важную роль...