С точки зрения Ганнибала. Пунические войны.

Глава XXIV. Италия как ловушка

Вся эта жуть, случившаяся с капуанцами, произвела страшное впечатление на жителей италийских и греческих городов — в античном мире статус гражданина, наделяющий человека неоспоримыми правами, ценился чрезвычайно высоко. Персона без гражданства мало того что выпадала из общины, так еще и лишалась элементарной защиты закона.

Союз Ганнибала с новыми друзьями осыпался, как карточный домик. В 210 году до н. э. римские войска вернули Арпы, потом Салапию[135], через год им сдался Тарент, и у Карфагена исчез последний оплот в территориальных водах. Ганнибал оказался фактически заперт в Калабрии.

А это, в свою очередь, позволило римлянам сосредоточиться на Испании.

Претор Гай Клавдий Нерон отправился туда с несколькими тысячами пехотинцев и тысячей всадников. Он намеревался соединиться с солдатами Марция и принять на себя командование от лица Сената и римского народа.

На южном берегу Ибера он сумел загнать Гасдрубала Барку в ловушку и запереть его в ущелье. Ситуация была критическая; Гасдрубал видел, что шансов выбраться нет, а Нерон, безусловно, понимал, что ему придется играть в «300 спартанцев» за персов. Поэтому он просто предложил карфагенянину уйти из Испании по-хорошему.

Гасдрубал согласился.

Был назначен день вывода всех пунийских войск, но тут Гасдрубал неожиданно вспомнил о богах, знамениях, религиозных запретах и еще каких-то непонятных вещах, которые невероятно мешали ему вывести армию именно сегодня. Время потянулось, Нерон терпеливо ждал... и дождался: в один ненастный день, скрываясь под покровом ночи и тумана, Гасдрубал... ушел. Фактически он и его люди растворились в тумане. Пунийское коварство на марше, так сказать.

Стало совершенно очевидно, что в Испании нужен человек, который блистал бы не происхождением или харизмой в виде сияния вокруг головы, а военачальник толковый и умный. Воспоминания о погибших братьях Сципионах, которые так успешно воевали в Испании пока не пали смертью храбрых, также сыграли роль: желателен был кто-то из их семьи.

Выбор пал на молодого Публия Корнелия Сципиона (будущего Африканского).

Выборы происходили в исключительной обстановке: консулы Фульвий и Сульпиций созвали выборщиков и предложили избрать проконсула — командующего, облеченного всей полнотой власти.

Назвали имя — Сципион. Выбирайте немедленно, альтернативы нет, демократия потерпит.

Его репутация уже была известна, несмотря на молодость: ведь это он, как утверждают, в ноябре 218 года до н. э. спас своего отца, раненного при Тицине.

Сципиону сопутствуют различные легенды, которые также стали впоследствии темами для школьных сочинений и помпезных картин в стиле классицизма. Так, говорят, что после битвы при Каннах, когда римская армия была позорно разгромлена, молодой Сципион возглавил маленький отряд командиров, также очень юных, и они все вместе принесли торжественную клятву никогда не изменять Республике. Кругом царили хаос и паника, а эти молодые герои стали островком патриотизма и веры в будущее.

Кроме того, существует «Сципионова легенда», утверждающая, что Сципион имел и откровения от божеств. Рационалист Полибий, впрочем, утверждает, что все россказни о «видениях» были просто ловким пиар-трюком самого полководца, который понимал, что необходимо воздействовать на народ разными способами, в том числе и мистическими. Так или иначе, но «сама судьба» предопределила выдающуюся роль Сципиона в жестокой войне против Ганнибала и карфагенян.

В Риме существовал возрастной ценз на занятие руководящих должностей. Существовал термин «suo anno», то есть «в свой год», «в свое время» — он означал, что некий человек занял должность в минимальном возрасте, когда ему это разрешено законом, буквально в тот же год, сразу. Но Сципион, будущий Африканский, стал курульным эдилом в 213 году до н. э., в возрасте двадцати трех лет[136], возраст немыслимо малый даже для того сурового времени, когда в армию призывали семнадцатилетних юнцов.

К своей легенде Сципион Африканский относился крайне внимательно и старательно выстраивал ее буквально с первого дня. Якобы сам он не собирался никуда баллотироваться и предложил свою кандидатуру только для того, чтобы поддержать брата Луция. Попутно Сципиону очень удачно приснился сон, в котором он с братом добивается успеха на радость матери, достопочтенной матроне Помпонии. Последняя же достойно исполняла роль главы семьи в отсутствие мужа, пока тот сражался в Испании.

Легенда, выстраиваемая Сципионом вокруг собственной персоны, имела целью не только морочить голову внушаемой и суеверной толпе. В Риме, где многие вещи «решались» богами, подобное благоволение небес обладало юридической силой. Из-за неблагоприятных знамений могли отменить сражение или отозвать только что избранного магистрата.

В 210 году до н. э. Сципион отбыл в Испанию, получив назначение на должность главнокомандующего. Каким образом такой пост доверили новичку в политике — непонятно. Сципион не успел побывать ни консулом, ни претором — и тут он возглавил целую армию. Если не принимать во внимание особое расположение богов, остаются лишь догадки, по степени достоверности недалеко ушедшие от рассуждений о «богоизбранности».

В сухом остатке — римские бюрократы попросту побоялись взять на себя ответственность за военные действия в Испании. Слишком многое решалось в этой войне. Никому не хотелось прослыть «губителем Отечества», а дело к этому, похоже, и шло семимильными шагами. Так не лучше ли взвалить тяжелую ношу на неопытного юнца, который прикрывается волей богов, а когда тот потерпит неудачу, указать на него пальцем и пожать плечами?

Согласно другой точке зрения, которая также не имеет материальных подтверждений, Сенат постарался сделать так, чтобы кроме Сципиона не оставалось кандидатов на эту должность. Это были происки родственников Сципиона Корнелиев, которые занимали влиятельную позицию в Сенате[137].

Так или иначе, имея под командой десять тысяч римских солдат и еще тысячу пехотинцев-союзников, Сципион погрузился на тридцать кораблей, вышел из Остии и затем высадился на Эмпории[138]. Далее он передвигался по суше вдоль побережья, а корабли следовали за ним по морю и прикрывали римские войска. Сципион направлялся к Тарракону. Рядом с ним постоянно видели Луция Марция, человека, сумевшего отомстить за гибель братьев Сципионов, отца и дяди нынешнего, «восходящего» героя.

Вторым лицом при испанском командующем был, однако, не этот харизматичный персонаж, а сенатор Марк Юний Силан, в должности пропретора. Он был формально подчинен Сципиону, хотя существенно превосходил его по возрасту. Семья Силана находилась в дружественных отношениях с кланом Сципионов, поэтому Сципион с доверием относился к своему помощнику.

Сципион оставил Силана с частью армии на римском берегу Ибера, а сам перешел реку. Его целью был главный оплот противника на Иберийском полуострове — Новый Карфаген.

Как и Ганнибал, Сципион тщательно разведывал обстановку, прежде чем что-либо предпринимать. Лазутчики успели сообщить ему о том, где находятся основные силы карфагенян. Как мы помним, пунийская армия была разделена на три части: Гасдрубал, сын Гискона, находился на побережье, между Гадесом и устьем Тага (Тахо), Магон — в Верхней Андалузии, Гасдрубал Барка — где-то в области Новой Кастилии. Таким образом, в Новом Карфагене (Картахене), до которого римлянам было дней десять пути (римские легионы на марше проделывали до сорока километров в день), находился совсем небольшой гарнизон — около тысячи человек. Поэтому, пока пунийцы ожидали удара врага, разбросав силы по всему полуострову, Сципион пошел прямиком на Новый Карфаген.

Об этом походе Полибий пишет подробно и, что самое ценное, — со слов очевидца: между 168 и 160 годами до н. э. историк познакомился с человеком по имени Лелий, который долгие годы служил при Сципионе. Он происходил из «новых людей», то есть не из старой аристократии, а из тех, кто выдвинулся недавно. В истории Лелий ничем особенным не прославился: великий Сципион полностью затмил его (как, впрочем, и многих других). В 210 году до н. э. префект Лелий командовал флотом в Испании.

Флот, как указано выше, прикрывая армию Сципиона, двигался вдоль побережья. К Новому Карфагену морские и сухопутные силы римлян подошли одновременно. О том, сколько времени занял этот переход, историки спорят, но это, в принципе, и не важно.

Римский флот бросил якорь на рейде в узком заливе, на юге, а Сципион разбил лагерь на востоке от города. С запада и севера от Нового Карфагена находилась лагуна, ее воды служили естественной преградой, дополнительной перед городскими стенами.

Разумно предположить, что именно в этом наиболее защищенном месте Нового Карфагена будет находиться наименьшее количество солдат.

Сципион не поленился расспросить местных рыбаков, и те охотно выболтали ему, что лагуна неглубока и что по вечерам, когда направление ветра меняется, мельчает еще больше. Заменив местных рыбаков на Нептуна, который с роковой неумолимостью явился ему во сне, Сципион поделился информацией со своими солдатами.

Это решило успех операции. Немногочисленный по сравнению с римской армией карфагенский гарнизон решился на вылазку, которую Сципион отбил, после чего город был атакован с востока.

Карфагеняне отразили первую атаку, и Сципион дождался вечера. В это время начался отлив. Римские солдаты с лестницами наготове ждали, выстроившись на берегах лагуны. Когда воды отступили, открывая путь, суеверные римляне поверили, что наблюдают знак благоволения Нептуна и что их предводитель действительно находится в дружеском контакте с богами.

Вброд, по пояс, а то и по колено в воде, солдаты подобрались к стенам Нового Карфагена. Штурм шел со стороны стены и восточных ворот. На стенах вообще не оказалось никого, так сильно надеялись горожане на лагуну. Ворота удалось выломать довольно быстро, а городская цитадель сдалась совсем без боя.

Вообще история взятия Нового Карфагена остается своего рода загадкой, разрешить которую не получилось за две с лишним тысячи лет, и вряд ли удастся когда-либо. Этот город считался ключом к Иберийскому полуострову, основным оплотом карфагенян в Испании. Кроме того, это был своего рода «форт Нокс», там содержали золото и прочую ценную военную добычу плюс всех испанских заложников. То есть значение Нового Карфагена для пунийцев переоценить невозможно. Почему же настолько важный пункт имел исчезающе маленький гарнизон? Почему ближайшая армия, способная прийти ему на помощь, располагалась на расстоянии десяти дней пути?

Предполагают (и, видимо, это единственное разумное объяснение), что Новый Карфаген считался неприступным, в том числе благодаря лагуне.

Но неужели никто не знал, что лагуна мелкая, более того — что каждый вечер она мелеет еще больше? Сципион выведал это запросто, просто задав вопросы местным жителям. Римляне якобы стали свидетелями чуда, когда воды лагуны «отступили» перед Сципионом, однако как они умудрились не наблюдать его днем ранее? Ведь отлив случается ежедневно!

Почему на стенах, обращенных к лагуне, не оказалось защитников, которые должны были знать об уязвимости этого участка обороны? Почему Сципион, зная, что отлив будет вечером, начал атаку утром? Отбил бы вылазку карфагенского гарнизона и спокойно ждал бы себе сумерек, когда произойдет ежедневное «чудо»... Вопросов много, но ответов на них нет. Есть только подробное описание добычи, захваченной Сципионом в павшем городе: тут и катапульты, и военные корабли, неимоверное количество золота и серебра, собранного за тридцать лет пунийского господства в Испании.

К людям, освобожденным в Новом Карфагене, Сципион отнесся милостиво: ему требовалось заручиться поддержкой местного населения. Все карфагенские граждане получили свободу. Заложники также были освобождены. Своим солдатам Сципи-

Великодушие Сципиона. Помпео Батони, 1771 г.

он запретил издеваться над пленными, хотя тем, очевидно, очень хотелось.

Далее Сципион дал повод для сюжета классической живописи «Целомудрие (великодущие, воздержание и т. д.) Сципиона» — на эту тему нарисовано едва ли не полсотни картин со времен Ренессанса до нашего времени; если не верите, можете сами посмотреть в интернете по запросу «Continence of Scipio».

Красавицу-испанку приводят на ложе победоносного полководца, тот, однако, с благородным негодованием отвергает всякую мысль о насилии над женщиной и приказывает отыскать ее родителей и жениха. Женихом оказывается «принц» из какого-то кельтиберского племени; спасенная красавица и ее суженый падают к ногам милостивого победителя, который просит, в свою очередь, лишь одного — их дружбы по отношению к римскому народу. Все оглушительно рыдают.

Тем временем дело близилось к зиме. В Новом Карфагене был оставлен римский гарнизон, а Сципион отправился в Тарракон зимовать.

Его политика (включая «Целомудрие Сципиона») уже стала приносить плоды. Уставшие от карфагенского владычества испанские племена начали массово переходить к римлянам. Тяжелым ударом для Гасдрубала Барки стало предательство одного из испанских вождей — Индибилиса (в греческом написании — «Андобалы»). Еще недавно в качестве союзника карфагенян Индибилис помогал им уничтожить братьев Сципионов, но карфагеняне допустили ошибку, взяв его жену и детей в заложники, которых удерживали в Новом Карфагене. Сципион освободил их, и Индибилис сделал свой выбор, который в данной ситуации выглядел более чем разумно.

Гасдрубал отважился на решительный шаг: генеральное сражение здесь и сейчас, как можно быстрее, пока не все еще кельтиберы порвали союз с Карфагеном. В случае победы Гасдрубал соберет вокруг себя все верные Баркидам войска и рванется в Италию.

Сципион не возражал против большого сражения. Весной 209 года до н. э. он вышел из Тарракона с большим войском, к которому присоединились новые союзники. Зимой Сципион не терял времени даром и собирал силы. Теперь ему не терпелось попробовать их в действии.

На правом берегу Гвадалквивира, на труднодоступной скале, стояли войска Гасдрубала. Римляне подошли туда, и сражение состоялось возле Бекулы[139]. Сначала Сципион засомневался: имеет ли смысл вообще штурмовать скалу? Но стратегия «промедления и затягивания», которая так хорошо работала в Италии в исполнении старого Фабия «Медлителя», здесь могла оказаться роковой. Пока римлянин «затягивает», к Гасдрубалу дойдут другой Гасдрубал и Магон со своими армиями, и тогда латинянам придется плохо.

Лелий ударил справа, Сципион — слева. Гасдрубал не успел развернуть войска и выстроить их в боевой порядок, когда римляне двусторонней атакой смяли их. Гасдрубалу не оставалось ничего, как отступить к долине Таго. Он уводил последних слонов и остатки своей армии в сторону Пиренеев. Сципион не стал его преследовать: два других карфагенских отряда могли подойти на помощь Гасдрубалу в любой момент, а столкновение с таким многочисленным противником для римлян, скорее всего, оказалось бы фатальным.

Победа римлян при Бекуле произвела ошеломляющий эффект на испанских вождей. Они наперегонки рванулись присягать Сципиону на верность и даже провозгласили его царем. Известие об этом, в свою очередь, взорвало римский Сенат, который всегда стоял на страже демократии и слово «царь» воспринимал как неприличное и ругательное.

Отношения с Сенатом стремительно портились, однако Сципион, который и без того был запанибрата с богами, не слишком обеспокоился и на обращение «ваше величество» реагировал спокойно. Конечно, он предупреждал своих новых иберийских союзников о том, что «титул царя, высокопочитаемый во всем мире, в Риме не признается» (по выражению Тита Ливия), но, с другой стороны, он понимал: таким способом «варвары» выражали ему любовь и преданность. «Называйте меня лучше императором», — уговаривал их Сципион.

«Впрочем, — добавил Сципион, видя глубочайшее разочарование, отобразившееся на бородатых лицах новых союзников, — если вам так хочется, можете звать меня царем... только шепотом».

* * *

Император и царь — это совершенно разные титулы, хотя в нашем сознании они практически соединены, поскольку русские цари[140] называли себя императорами. Для нас что царь, что император — одно и то же. Для республиканских же римлян это несовместимые понятия. «Император» всего лишь почетное звание, происходящее от глагола imperare, означающего «приказывать, повелевать». «Монархический» оттенок это слово приняло два столетия спустя, уже при Октавиане Августе.

Формулировка «император Сципион» тогда звучала для римлян примерно как для нас «Лауреат Сталинской премии авиакоструктор С. Ильюшин» или «Герой Советского Союза летчик А. Покрышкин». Красиво, почетно, но не несет никаких политических коннотаций и не ассоциируется с официальным государственными должностями.

* * *

Тем временем Магон и оба Гасдрубала соединились возле южных предгорий Пиренеев и обсудили ситуацию. А ситуация была сложная... Следовало хотя бы удержать нижнюю долину Гвадалквивира и Гадир-Гадес — выход в море. Гасдрубал, сын Гискона, забирает две армии, свою и Магона, и отправляется к Гадиру отбиваться от римлян, а Магон с остатками казны — на Балеарские острова, за наемниками.

Гасдрубал Барка возглавил тех кельтиберов, которые еще оставались на стороне Карфагена, и двинулся дальше к Пиренеям, а далее перешел Альпы. Романтически настроенные авторы утверждают, что он-де полностью повторил путь, проделанный его легендарным братом, но это сомнительно[141].

В Риме обо всем знали, только поделать ничего не могли, разве что бессильно наблюдали за передвижениями Гасдрубала. Пунийцы в Галлии. Гасдрубал задабривает и вербует галлов в свою армию. Гасдрубал в долине реки По. Сюрприза для римлян у карфагенян не получилось, но ситуация от этого менее неприятной для римского Сената не становилась.

Ганнибал в Италии, как помним, оказался в своего рода ловушке, в Калабрии, откуда — ни туда ни сюда. Но появление в Италии Гасдрубала несло ему новую надежду. Нужно было просто продержаться еще немного.

В начале лета 209 года до н. э. римляне осадили Тарент. Чтобы Ганнибал не пришел на помощь этому городу, проконсул Марцелл (которому продлили полномочия) задержал его, навязав сражение. Ганнибала он застал возле Канузия[142], где карфагенянин вел активную пропаганду и уговаривал население принять его сторону. Ганнибалу не хотелось вступать в битву, однако Марцелл вынудил его отбиваться и в конце концов заставил отступить. Преследовать отходящих пунийцев Марцелл не стал — эта победа далась ему слишком тяжело.

Ганнибал поспешил к осажденному Таренту, но не успел: город уже был захвачен римлянами. Важную роль в падении Тарента сыграло предательство. В Таренте римляне захватили добычу, которая по богатству могла сравниться с сиракузской. Это было кстати, потому что казна Сената истощилась.

Карфагеняне отошли к Метапонту.

Война длилась слишком долго. Измучены были оба противника. Но римляне находили все новые и новые ресурсы, в то время как карфагеняне постоянно теряли людей и территории и ничем не могли заполнить образовавшиеся бреши.

Консулами 208 года до н. э. были избраны Марцелл (в четвертый раз) и Тит Квинтий Криспин.

Криспин отправился в Бруттий — сменить Фульвия. Марцелл, который засиделся в Венузии — его бездействие вызывало недовольство среди римских политиков высшего эшелона, — вышел ему навстречу. Пора уже было дать Ганнибалу решающий бой и покончить с этой утомительной, надоевшей всем и каждому войной. Оба римских полководца встретились недалеко от Венузии и встали там.

Ганнибал находился совсем близко. Обе армии разделяло небольшое пространство, где имелся чрезвычайно удобный холм. Там, среди деревьев, Ганнибал на всякий случай спрятал нумидийскую конницу.

И тут оба консула внезапно решили лично произвести разведку. Надо же посмотреть, где завтра состоится сражение! Лучше увидеть собственными глазами, а не слушать сбивчивые рассказы бестолковых солдат. Знамения были не то очень благоприятными, не то совсем неблагоприятными — жрец, производивший гадание по внутренностям жертвенного животного, подстраховался и был крайне невнятен хотя бы потому, что в случае дурного исхода шишки посыплются на него.

Но Марцелл уже принял решение. Прихватив двести всадников (среди них не было ни одного римлянина — одни этруски, люди исключительно преданные), Криспин и Марцелл, а также сын Марцелла — военный трибун — вышли из лагеря... и угодили прямо в объятия нумидийцев, ожидавших на холме среди зарослей. Криспин был тяжело ранен и едва сумел спастись; он скончался от полученных ран позднее. Спасся бегством и сын Марцелла — он также был ранен.

Марцелл, получивший удар копья в живот, погиб на месте. Таким образом, оба консула 208 года до н. э. практически одновременно пали на поле боя. Точнее, не успев даже толком вступить в бой.

Плутарх в своих «Сравнительных жизнеописаниях» говорит о Марцелле следующее:

«Никто и никогда не желал чего бы то ни было так страстно, как Марцелл — решительного сражения с Ганнибалом. Об одном грезил он по ночам, об одном советовался с друзьями и товарищами по службе, об одном молился — о встрече с Ганнибалом на поле битвы <...> он обнаружил больше честолюбия и мальчишеской запальчивости, чем подобало человеку в его возрасте: ведь ему было уже больше шестидесяти, когда он стал консулом в пятый раз...

Ганнибал... узнав о смерти Марцелла, сам поспешил к месту схватки и, стоя над трупом, долго и пристально глядел на сильное, ладное тело убитого; с его губ не слетело ни единого слова похвальбы, лицо не выразило и следа радости оттого, что пал непримиримый и грозный враг, но, дивясь неожиданной гибели Марцелла, он только снял у него с пальца кольцо, а тело приказал подобающим образом украсить, убрать и со всеми почестями предать сожжению, останки же собрать в серебряную урну и, возложив на нее золотой венок, отправить сыну покойного. Но воинам, выполнявшим это поручение, случайно встретились какие-то нумидийцы и попытались отнять у них урну, те оказали сопротивление, завязалась борьба, и кости рассыпались по земле. Когда об этом сообщили Ганнибалу, он промолвил: «Ничто не случается помимо воли богов», — и нумидийцев, правда, наказал, но не стал заботиться о том, чтобы останки вновь собрали и доставили в Рим, полагая, что какой-то бог судил Марцеллу столь неожиданно погибнуть и лишиться погребения».

У истории с кольцом Марцелла есть небольшое продолжение. Ганнибал забрал этот артефакт не для того, чтобы отправить его карфагенскому сенату в качестве похвальбы: кольцом он запечатал письмо, адресованное жителям Салапии. Этот город Ганнибал несколько раз избирал для зимовки, но два года назад римляне его отбили. И вот салапийцы получили письмо как бы от Марцелла (и с его печатью) о том, что тот-де скоро прибудет. Криспин перед смертью, однако, успел сообщить о пропаже кольца. (Если подумать, то как он вообще об этом узнал? В сумятице боя, раненый? Учитывая, что Ганнибал снимал кольцо с пальца убитого уже после того, как битва была закончена...) История, прямо скажем, мутная, но можно предположить, что римлянам был известен обычай карфагенян забирать кольца у убитых римлян, занимавших высокий пост. Так что в Салапии могли знать просто о смерти Марцелла.

Ганнибал рассчитывал, что весть не дошла до Салапии так быстро. Первыми в город вошли те римляне, которые перешли на сторону карфагенян, — дезертиры и предатели. Жители Салапии впустили их, как бы считая своими друзьями, а затем быстро закрыли ворота. С предателями расправились быстро и жестоко, а Ганнибал остался за городскими стенами.

Он не захотел штурмовать город и отошел к Локрам, где Ма-гон отбивался от римлян. Как только Ганнибал очутился у стен, осада была снята. Там и были устроены зимние квартиры для карфагенских войск.

В Риме поспешно избирали новых консулов — на 207 год до н. э. Руководил выборами диктатор Манлий Торкват. С севера надвигался Гасдрубал с большой армией. Настроение в Риме было паршивое, основные кандидаты на должности отличались преклонным возрастом, — иными словами, следовало найти новое решение, причем срочно. Напрашивалась кандидатура Сципиона, но тот был занят в Испании, и ему продлили срок проконсульских полномочий.

В конце концов римляне избрали Гая Клавдия Нерона, человека пылкого и уже сталкивавшегося с карфагенянами в Испании. Вторым консулом стал Марк Ливий Салинатор, который был уже стар и долгое время находился не у дел, поскольку некогда обвинялся в злоупотреблении служебным положением. Салинатор не хотел принимать назначение, но его уговорили.

Основной стратегией римлян стало не допустить соединения двух братьев Баркидов. Поэтому Ливию Салинатору было поручено запереть Гасдрубала в Северной Италии, а Клавдию Нерону — удерживать Ганнибала на юге.

Гасдрубал вышел к долине По в конце весны 207 года до н. э. Этот переход дался ему гораздо проще, чем некогда Ганнибалу: он выбрал более простой маршрут и к тому же шел в теплое время года. Отдохнувшие, полные сил карфагенские солдаты выглядели слишком сильными противниками, поэтому римляне не стали связываться с ними в этой местности.

Дело обстояло для римлян весьма ненадежно. Оставались, правда, две римских колонии — Плаценция и Кремона; но на том и все. Местное население если не враждебное, то вероломное, опорных пунктов нет, коммуникаций тоже, любой путь мог быть перерезан карфагенянами в любой момент. Поэтому римляне сосредоточились на обороне северной границы Этрурии: их основной задачей стало не пустить пунийцев в Центральную Италию.

Знамения в Риме, что неудивительно, были сплошь неблагоприятные, боги ясно сигнализировали о своем недовольстве. Гасдрубал уже стучал в ворота Плаценции. К несчастью для карфагенян, Плаценция оказалась крепким орешком, и Гасдрубал просто потерял возле нее время. Конечно, если бы ему удалось взять город, он получил бы массу преимуществ — от резкого повышения престижа карфагенской армии в глазах кельтов до получения отличного опорного пункта в этой местности. Но Планценция не сдавалась. Осенью Гасдрубал снял осаду и отправился дальше на юг.

Ганнибал, в свою очередь, понимал, что ему неизбежно следует двигаться на север, на соединение с братом. Но сначала следовало обеспечить тылы: нельзя оставлять без присмотра Бруттий, необходимо удержать Локры и Кротон — два порта, обеспечивающие связь с родиной, с Карфагеном. Из Карфагена, как Ганнибал не переставал надеяться, должно прибыть хоть какое-то подкрепление. А если война все-таки будет проиграна, то Локры и Кротон станут воротами к спасению остатков карфагенской армии.

Ганнибал собрал солдат из гарнизонов, оставленных по Калабрии, и с этими силами встал лагерем возле города Грумент[143].

К Грументу подошел Клавдий Нерон с легионами из Венузии. К нему же присоединился проконсул Фульвий Флакк с легионами из Бруттия. Сколько на самом деле людей собралось возле маленького Грумента — трудно сказать наверняка, но римлян определенно было больше. Сражение закончилось не в пользу Ганнибала, у карфагенян были серьезные потери, и они отошли к Венузии. Там разыгралось еще одно сражение, и снова пунийцы были разбиты.

Под покровом ночи, по горным тропинкам, Ганнибал уводил свое поредевшее войско к Метапонту. Там стоял карфагенский гарнизон, начальником которого был племянник Ганнибала по имени Ганнон. Этот гарнизон также влился в армию Ганнибала.

Ганнон был отправлен в Бруттий — ему предстояло забрать оттуда солдат и привести их к Ганнибалу в качестве подкрепления. Затем Ганнибал перешел в Апулию и разбил лагерь в Канузии.

Нерон решил соединиться со своим коллегой-консулом и стремительно двинулся на Пицен. Римские солдаты, когда ими хорошо командовали, были в состоянии передвигаться очень быстро и действовать уверенно. Без обоза, почти не останавливаясь, они шли днем и в темноте и довольно скоро добрались до лагеря Ливия Салинатора. Гасдрубал находился совсем непо-

Ныне развалины в окрестностях современного г. Грументо-Ново. далеку от него. Нерон применил хитрость: он не стал разбивать отдельный лагерь, а подселил своих людей в палатки к солдатам Салинатора.

Однако обмануть Гасдрубала не удалось: карфагеняне слишком хорошо наблюдали за противником и отлично видели прибытие второй армии. Более того, Гасдрубал сделал из этого факта неправильный вывод: он подумал, что брат его разбит и поэтому Нерон, освободившись от задачи сражаться с Ганнибалом, явился к Салинатору со своими людьми. Это вызвало у карфагенян приступ если не паники, то сильнейшего уныния.

Ближайшей ночью Гасдрубал увел своих людей на другой берег реки Метавр[144]. Каковы были его планы в действительности — неизвестно, потому что, какие бы они ни были, Нерон их пресек. Проводники, которых нанял Гасдрубал, бежали. Карфагеняне заблудились и некоторое время бродили вдоль реки в поисках брода. Имея за спиной реку, то есть находясь в крайне невыгодной позиции, Гасдрубал вынужден был принять бой от Нерона.

Левым флангом римской армии командовал Ливий Салина-тор, и на него обрушился основной удар карфагенян — поначалу это были слоны, а за ними рванулись лигуры, навербованные совсем недавно, во время перехода через Альпы.

Другие союзники карфагенян, галлы, били по правому флангу римской армии, которым командовал сам Клавдий Нерон. Справа от Нерона находился холм, который затруднял маневры, поэтому консул отошел со своими людьми назад, миновал центр римской армии и пришел на помощь левому флангу. Там решился исход битвы — карфагеняне неизбежно должны были проиграть. Гасдрубал направил коня прямо в гущу сражения и пал с оружием в руках.

Клавдий Нерон вернулся в свой лагерь в Канузий и привез с собой отрубленную голову Гасдрубала. Этот ужасный трофей он приказал бросить в расположение карфагенской армии.

Множество воинов из числа африканцев — отборные солдаты карфагенян — были закованы в цепи. Солдаты Ганнибала отлично видели это. Но для верности Нерон отправил двоих освобожденных пленников в лагерь Ганнибала, чтобы те рассказали о случившемся в подробностях.

Ганнибал решил больше не искушать судьбу и со всеми оставшимися у него людьми отступил в Бруттий.