С точки зрения Ганнибала. Пунические войны.

Глава XXV. Сципион: новая сила

Тем временем в Испании Сципион разбирался с остатками пунийских войск. Да, конечно, карфагенское влияние в Испании уменьшилось, но «остатки» его все же были весьма значительны: там доселе действовали Магон и Гасдрубал, сын Гискона, и у них до сих пор имелись существенные силы. Кроме того, они продолжали вербовать солдат.

Сципион же распоряжался всего четырьмя легионами, поэтому поспешно договаривался с местными вождями. Впрочем, он ни на минуту не забывал о том, что именно кельтиберы не так давно предали римлян и что их измена стала причиной гибели отца и дяди. Иберы ему были, конечно, нужны, но основные надежды он возлагал исключительно на свои легионы.

Генеральное сражение кампании состоялось на правом берегу Гвадалквивира, под Сильпией[145], недалеко от современной Севильи.

Войска Сципиона разбивали лагерь и еще не закончили работы, когда карфагенские конники во главе с Магоном и Масиниссой атаковали их. Сципион догадывался, что такое может произойти, поэтому работающих солдат прикрывали всадники, которые прятались за окрестными холмами. Когда нумидийцы напали, римские всадники вышли из-за холмов и встретили их с оружием в руках. Нападавшие тотчас отошли.

Несколько дней обе армии стояли друг против друга, изредка обмениваясь беспокоящими ударами. Сципион наблюдал и делал выводы. Он видел, например, что Гасдрубал обычно ставит африканцев в центр своего расположения, что фланги он укрепляет слонами, и в ответ также расположил по центру самых лучших своих солдат, римских легионеров, а на флангах размещал иберийцев.

Поскольку события никак не развивались и все стычки происходили довольно вяло, людям позволяли выспаться и поднимали «на войну» довольно поздно. Так поступали в обеих армиях.

Это была игра, вроде «веришь — не веришь», где кто-то один должен был сделать неожиданный и решительный шаг.

Этот шаг предпринял Сципион. В один прекрасный день легионеры вскочили ни свет ни заря, кроме того, при построении легионеры заняли фланги, а иберийцы — центр. Сципион, таким образом, повторил «фланговый маневр» Ганнибала, который тот применил при Каннах. И это принесло успех.

Гасдрубал, сын Гискона, нашел спасение в Гадесе, а оттуда отправился в Африку.

В Карфагене выслушали его доклад и пришли к выводу: удержать Иберийский полуостров не получится и Магон там лишь теряет время и силы.

Баркиды проиграли. Враждебная им партия в карфагенском сенате высказала все, что накипело за минувшие годы. Сейчас потомкам Барки нечего было предъявить в ответ на бурные обвинения. Испания еще вяло сопротивлялась, пытаясь оставаться независимой от обеих держав, Карфагена и Рима, но ее судьба была решена: ей предстояло стать римской.

Сципион тем временем пересек Мессинский пролив, сделал своей базой город Регий, который все это время оставался верным Риму, и захватил Локры.

* * *

206 год до н. э. был для Ганнибала «никаким»: сам он оставался в Бруттии и ничего не предпринимал, а римляне его не трогали. Тит Ливий обращает внимание читателя на то обстоятельство, что за все эти годы, пока Ганнибал находился вдали от родины и вел сражения на чужой земле, в его армии ни разу не поднялся бунт. А ведь пунийские солдаты не только «морально разлагались» в Капуе, посещая игривых девиц и участвуя в пирах. Большую часть времени они проводили в тяжелых походах, часто в условиях нехватки продовольствия. Вопрос: почему они не бунтовали? Другой вопрос: каким образом Ганнибал, который практически не получал помощи с родины, столько лет ухитрялся сохранять многочисленное войско и вести с ним все эти многочисленные битвы? Ливий объясняет данные обстоятельства «чудом»: видимо, Ганнибалу (которого тот же Ливий обвиняет в безбожии) помогали какие-то боги...

В самом же Карфагене вовсе не оставили затею отхватить кусок Италии. Ганнибал по-прежнему оставался полководцем, выполняющим волю своего правительства. А воля Карфагена была в том, чтобы давить на Рим изо всех сил. Гасдрубал разгромлен и погиб, Испания для Карфагена потеряна, это, конечно, сильно разочаровывало и давало поводы для пессимизма, но все же не настолько, чтобы отказаться от первоначальной идеи «карфагенского мира»[146].

Магон находился осенью 206 года до н. э. в Гадире, и туда пришел приказ из метрополии: забрать флот, навербовать галлов и лигуров и идти в Северную Италию, поддержать Ганнибала в его одинокой борьбе.

Магон забрал все деньги, до каких дотянулся, включая казну союзных городов и те сундуки, что прислали ему из Карфагена. По дороге он попытался отбить у римлян Новый Карфаген, но эта затея провалилась. Оттуда он добрался до Ивисы (Ибицы), от Ивисы — к Майорке, но там ему были не рады, поэтому с Майорки Магон перешел на Минорику и там уже остался зимовать.

К весне 205 года до н. э. Магон располагал внушительным флотом из тридцати военных кораблей и множества грузовых. Двенадцать тысяч человек пехоты и две тысячи всадников были перевезены за один рейс к берегам Лигурии. Это была отлично организованная и проведенная операция.

Магон действовал уверенно и быстро. Он взял Геную (без особого труда), подтвердил давний союз карфагенян с одним из лигурийских племен, военную добычу оставил в крепости, корабли отослал в Карфаген — лишь несколько были использованы для защиты порта.

В Карфагене, определенно, Магон вызывал одобрение. Это вам не Ганнибал, который восхищал и одновременно с тем пугал; Магон был деловит и понятен. С родины ему прислали новое подкрепление. Лигуры и галлы из долины реки По приходили к нему десятками — всем им не нравились римляне. Еще немного — и от Магона Риму придется ожидать неприятностей едва ли не больших, чем от его старшего брата, по-прежнему запертого в Бруттии (хотя и с армией, которая за все пятнадцать лет ни разу не взбунтовалась).

Но Магону не удалось встретиться с Ганнибалом в Италии. Римляне, перегруппировав войска, поспешно изолировали его. Магон простоял на месте почти два года. Летом 203 года до н. э. близ Медиолана[147] он решился наконец принять бой, но ему не помогли даже слоны. Магон сражался в первых рядах и получил тяжелое ранение в бедро. Несмотря на это он все же сумел отвести уцелевших солдат на лигурийское побережье и посадить людей на корабли. На корабле Магон и умер от полученной раны.

Ганнибалу же так и не удалось пробиться в Центральную Италию. Он не смог соединиться ни с Гасдрубалом Баркой, ни с Магоном. Да он и не предпринимал таких попыток, заранее понимая их тщетность. Он по-прежнему находился в Бруттии и от Карфагена не получал никакой поддержки.

Вместе с тем в Карфагене полагали, что военного присутствия Ганнибала и Магона на итальянской территории достаточно, чтобы внушить римскому Сенату здравую идею — пойти наконец с Карфагеном на переговоры и прекратить войну. Естественно, на приемлемых для пунийцев условиях. Неужели римлянам не надоело наблюдать за тем, как на их землях столько лет хозяйничают чужаки?

Римляне, однако, никак не могли прийти к единому мнению по данному вопросу. Конечно, война всем надоела, ведь она велась в Италии, да и вообще за эти годы произошло немало унизительного для Рима. С другой стороны — заканчивать перезатянутый конфликт миром на совсем уж невыгодных для себя условиях как-то не хотелось...

Тем временем молодой и инициативный Сципион предпринял довольно дерзкий рейд к берегам Африки. Это произошло летом 204 года до н. э.

Естественно, Сципион, как и Ганнибал, выискивал среди союзников противника слабое звено. Карфагену подчинялись, в той или иной форме, многие вожди и царьки; среди них легко могли найтись недовольные. Самым могущественным и желанным из таких перебежчиков был царь массилиев Масинисса. До сих пор он оставался верным союзником Карфагена. Кстати,

Нумидия в эпоху Пунических войн III-II веков до н. э.

он был одним из тех, кто ответствен за гибель братьев Сципионов, Публия и Гнея.

Но с какого-то момента Масинисса, для которого, естественно, своя туника была ближе к телу, начал задумываться: на ту ли лошадку он поставил. В 206 году до н. э. Масинисса встретился со Сципионом в Гадире.

Отец Масиниссы, царь Гала, верный союзник Карфагена, как раз в это время скончался, поэтому Масиниссе требовалось вернуться на родину и принять бразды правления. Со Сципионом он достиг предварительной договоренности: когда римляне войдут в Африку, они могут рассчитывать на помощь.

Однако задерживаться в Испании Масинисса не мог: просто взять и занять опустевший после отца престол не получалось — следовало сперва разобраться с теми, кто на этот престол претендовал. Одним из них был Сифакс, еще один нумидийский вождь. Сифакса поддерживали в Карфагене, и он успешно захватил наследство Масиниссы. Тот бежал в Малый Сирт (Эмпории) и проводил часы на берегу моря, ожидая, когда римский флот придет к нему на выручку и поможет вернуть наследство.

Сифакс, кстати, тоже не был таким уж верным другом Карфагена: он, как и Масинисса (и даже еще раньше), поглядывал в сторону Рима. Посланники ездили туда-сюда и обменивались дарами, но вслух ничего не произносилось и решительные действия не предпринимались. Сифакс продолжал «официально» считаться союзником Карфагена.

Летом 206 года до н. э, Сципион вместе с Лелием прибыл в Сигу, столицу Сифакса. Ему требовалось переговорить с Сифаксом еще раз. Римлянин прибыл на двух квинквиремах. Это была не военная, а дипломатическая миссия.

Тем неприятнее оказался сюрприз: именно в тот момент поблизости обнаружились корабли Гасдрубала, сына Гискона. Гасдрубал как раз получил новое назначение — главнокомандующего в Африке. У него имелась информация о том, что Сципион предполагает завязать дружбу с Сифаксом, более тесную, чем это мог бы допустить Карфаген, поэтому Гасдрубал тоже направился в Сигу. «Неожиданная» встреча произошла в море, неподалеку от Сиги. Поскольку у Сципиона было всего два корабля, вступать в битву с карфагенским флотом означало для него самоубийство. Он решился на довольно смелый шаг и проскочил под носом у Гасдрубала прямо в гавань.

Теперь Сципион считался гостем Сифакса и к тому же находился на как бы нейтральной территории. Гасдрубалу требовалось доброе отношение Сифакса, он не стал рисковать и атаковать гостя нумидийского царя. Пришлось скрипеть зубами и терпеть. Согласно Ливию, Гасдрубал именно в тот момент понял, насколько хитрым и опасным противником может оказаться Сципион: «Карфагену надо думать не о том, что он потерял Испанию, а о том, как бы не потерять Африку», — думал Гасдрубал, наблюдая за бойким молодым римлянином.

А Сципион был доволен тем, как прошли его переговоры с Сифаксом. Более того, он возвращался в Новый Карфаген уверенный в том, что теперь-то нумидийский царь — союзник Рима. Сифакс тоже был удовлетворен: он не сказал ни «да», ни «нет». Ссориться с Карфагеном, который находился под боком и все еще оставался могущественной державой, не входило в планы Сифакса — что бы там ни воображал на сей счет молодой Сципион.

В Карфагене задабривали Сифакса как могли и в конце 205 года до н. э. выдали за него дочь Гасдрубала. Считается, что брак с молодой, умной девушкой лишил Сифакса остатков разума, и он решительно присягнул Карфагену на верность. Хитрая политика лавирования дала трещину: Гасдрубал сумел привязать Сифакса к Карфагену.

В конце 206 года до н. э. Сципион вернулся домой. Его популярность в народе была огромна, и консулом 205 года до н. э. назвали именно его. От плебейского сословия вторым консулом был избран Публий Лициний Красс, обладавший баснословным богатством. Красс был еще и верховным понтификом (жрецом Юпитера) и потому не имел права покидать родную землю. Поэтому вариантов не было: Красс получил задание разобраться с Ганнибалом в Бруттии, а Сципиону досталась Сицилия.

Сципион настойчиво предлагал перенести военные действия в Африку. Сенат, где должность принцепса (спикера) занимал престарелый Фабий Максим, был против. Максим, в частности, как принцепс имел право первым высказываться по любому вопросу. Вот он и высказывался: война слишком затянулась, хозяйства Италии в упадке, союзники Рима страдают, жертв чересчур много, всем все надоело и вообще доколе?! Надо бы просто выкинуть Ганнибала из Италии и на том успокоиться.

Фабию Максиму не нравился Сципион и все то, что он собой олицетворял: агрессивный молодой полководец, опирающийся на народ, популярный в собственной армии и стремящийся к расширению границ государства.

Фабий уныло напоминал о том, как провалилась попытка Регула действовать на территории врага. Сейчас не то время, возражал Сципион, и шансы велики: нумидийцы как союзники Карфагена ненадежны (тот же Масинисса), наемники склонны к бунту...

Сенаторы еще какое-то время торговались. Существовала опасность, что Сципион обратится напрямую к народу и проведет народное голосование (плебисцит[148]). Поскольку в народе Сципион неизменно пользовался любовью, результаты возможного плебисцита были известны сенаторам заранее. Они пошли на компромисс и предложили Сципиону действовать на Сицилии. А там, если обстоятельства его вынудят, возможно... возможно и вторжение в Африку!

На Сицилии Сципион получил два легиона, набрал дополнительных солдат среди местных племен — сабинян, марсов, умбров, пелигнов; увеличил флот вдвое. Италийские жители

Первоначально плебисцитом называлось постановление, принимаемое народным собранием плебса. В патрицианской среде его аналогом считалось голосование по трибутным комициям. Превоначально предметом плебисцита был весьма ограниченный круг вопросов, в основном культового характера или, например, выборы народного трибуна (tribunus plebis). Однако уже с V в. до н. э. плебисцит постепенно становится общенародным голосованием, а список вопросов, выносимых на него расширяется. Окончательно статус общего голосования граждан Рима плебисцит приобретает с законом Публия в 339 г. до н. э. Форма, однако, осталась прежней: голосование проводилось по трибутным комициям (включая плебейские) охотно помогали Сципиону в этом строительстве, присылая кто металл, кто материал на паруса, кто инструмент и продовольствие для солдат,

В 204 году до н. э. консулы были избраны новые, однако Сципион в должности проконсула остался при своей армии. Наместником Сицилии назначили претора Марка Помпония Матона — он был двоюродным братом Сципиона. Фабий продолжал в Сенате выступать против Сципиона, обвинял его в том, что тот самовольно отлучался из вверенной ему провинции, а ведь пока проконсула не было на месте, в Локрах произошло кровавое столкновение между легатом Племинием и его подчиненными. Разбирательством занялся Матон как наместник Сицилии. Он сделал все, чтобы обелить своего родственника.

Тем временем все лето 204 года до н. э. Сципион в Лилибее занимался подготовкой экспедиции в Африку. Сенат эту экспедицию не одобрял и предпринимал различные действия, чтобы помешать Сципиону, но тот упорно двигался к цели, и в конце концов от Сицилии отошла большая эскадра: около сорока боевых кораблей и множество вспомогательных.

Ядром армии Сципиона стали каннские ветераны. Сицилия была местом ссылки провинившихся; в частности, именно туда отправили солдат, которые опозорили Рим, допустив поражение при Каннах. Сейчас эти люди получили возможность «искупить кровью» и послужить Отечеству еще раз. Кроме того, они хорошо знали своего противника. Два легиона молодого Сципиона в значительной мере состояли из ветеранов Каннской битвы.

В числе подчиненных префекта флота Делия (которого мы постоянно видим рядом со Сципионом) появился молодой квестор из плебейского рода Порциев — Марк Порций Катон. Он прославится в будущем и получит прозвание «Цензор».

Флот Сципиона шел на Эмпории (Малый Сирт) и на утро третьего дня приблизился к некоему мысу. Сгустился туман, стемнело. Корабли бросили якорь в море, не решившись пристать к незнакомому берегу. Утром туман разошелся — оказалось, что лоцманы сбились с пути, и перед римлянами открывалась совершенно неожиданная для них панорама Карфагенского залива. С точки зрения римлян это была воля богов, которые, помимо желания полководца, направили сюда его корабли, чтобы осадить Утику.

Против римских богов Сципион никогда не выступал, тем более что они плохого ему никогда не советовали. Какова была истинная причина подобного поступка — скрыто завесой того же тумана, но вероятнее всего, Сципион спланировал эту вылазку заранее, просто не оглашал конечный пункт назначения прежде времени.

В Карфагене обо всем узнали и приняли меры: ворота заложили, выставили стражу на стены. Гасдрубал, сын Гискона, получил задание — набрать новых ополченцев для защиты города. Ожидался подход подкрепления от нумидийского царя Сифакса.

Тут на арене боевых действий появляется очередной Ганнон. Определить, кем он был, не представляется возможным. (Вообще, по статистике судеб Ганнонов в Пунических войнах можно сделать вывод, что это имя было все-таки «неудачливым».) Этот «новый» Ганнон не стал исключением: римская конница отбила атаку, предпринятую (видимо, на свой страх и риск) Ганноном, а самого его убила.

Лагерь римлян находился под стенами Утики. Еще один Ганнон (сын Гамилькара) двинулся на римлян, по пути усилился за счет нумидийцев и разбил свой лагерь в двадцати километрах от Сципиона. Сципион, в свою очередь, тоже получил помощь — от конников Масиниссы. Пусть и незначительная, но эта подмога отнюдь не помешала. (Масинисса к тому времени был изгнан царем Сифаксом и привести с собой много людей просто не имел возможности.)

План был прост, но сработал: Масинисса должен выскочить со своими всадниками, привлечь внимание, выманить карфагенян из засады, потащить их за собой — а дальше дело довершит римская конница, которая ударит им в тыл, когда те увлекутся погоней.

Карфагеняне действовали так, будто никогда сами не устраивали подобных ловушек. Погибло несколько тысяч человек — в том числе Ганнон.

Утика была осаждена. С моря город блокировали римские корабли. На холме, который господствовал над местностью, Сципион разместил осадные орудия (все это на кораблях доставили еще с Сицилии).

Сорок дней осады, однако, ни к чему не привели: город держался, а тем временем на римлян с обеих сторон надвинулись карфагеняне во главе с Гасдрубалом и Сифаксом. По сообщениям древних историков, численность этих армий была «необозримой». Близилась зима. С двух сторон наступали враги. Впереди — Утика и море. Оказаться в осаде самому не входило в планы Сципиона, поэтому он отошел к востоку, нашел удобный мыс и там поставил надежный римский лагерь, больше похожий на город. Это место довольно долго называлось потом «Кастра Корнелия».

Утика оставалась карфагенской. Римская армия засела на мысу в «Кастра Корнелия»[149] и, если смотреть на вещи объективно, сама была осаждена. Кони Гасдрубала и Сифакса топотали буквально в десятке километров. Снабжение кое-как осуществлялось по морю, но добраться с грузом до Африки было непросто.

В Риме обсуждали: продлевать ли полномочия Сципиона? А то весной 203 года до н. э., согласно закону, ему стоило бы бросить армию и уезжать домой. Наконец решили утвердить Сципиона в качестве главнокомандующего. Пусть остается пока в Африке.

Тем временем Сципион обдумывал, как ему со всем этим быть. Полибий утверждает, что он носился с идеей переманить к себе Сифакса, нарушив его нежную дружбу с Карфагеном. Для начала он принялся шептаться с царем массилиев. Сифакс активно хотел «мира». Портить дружбу с Карфагеном или ссориться с Римом — и то, и другое было для него крайне невыгодно. Поэтому он предложил: а давайте римляне выведут свои войска из Африки, а карфагеняне без боев уберутся из Италии? И все будут довольны.

Ганнибал все еще находился в Италии, он был заперт в Бруттии и выбраться не чаял. Римские сенаторы (не говоря уж о римском народе) от войны устали, и это очень мягко сказано. Правда, римлянам в качестве очень жирного и сочного утешительного приза доставалась вся Испания.

Поднятую тему стоило по крайней мере обсудить.

Сципион все это понимал, но ему нужна была победа, а не просто мирный договор. Поэтому, пока все рисовали себе радужные перспективы мира, Сципион потихоньку разведывал, как устроен лагерь врага и где там слабые места. В частности, он уже знал, что нумидийцы предпочитают ночевать в тростниковых шалашах, им нравится простор, поэтому шалаши они ставят за пределами лагерных укреплений. С карфагенянами обстояло посложнее, их хижины были сложены из бревен[150] и стояли за ограждениями.

Посланники, которые обсуждали возможности мира, переходили из одного лагеря в другой. С ними перемещались и рабы, на которых никто не обращал внимания. В частности, почему-то никому в голову не пришло, что среди «рабов» могут затесаться разведчики. А они там были, докладывая затем Сципиону — где и что в лагере противника устроено.

В конце концов Сципион принял решение: атаковать одновременно оба лагеря и палатки там сжечь.

Весной все было готово для этой акции. Сципион прервал переговоры, сказал, что, пожалуй, продолжит войну, снял с якоря свой флот и поставил пехоту на холмы, которые возвышались над городом.

Карфагеняне принялись соображать, что означают все эти маневры. К ночи римляне выступили. Лелий с римскими легионерами и Масинисса с его людьми для начала зажгли лагерь Сифакса. Пока там царила паника, легионеры напали на Гасдрубала и устроили пожар и у него. Погибло много солдат, но оба военачальника спаслись.

В этой операции римляне практически не потеряли ни одного человека, а вот у неприятеля потери оказались существенными.

Гасдрубал и Сифакс спешно набирали новые войска. В конце весны 203 года до н. э. на расстоянии пятидневного перехода от Утики, на Великих равнинах, их тридцатитысячная армия заняла позицию. Сципион, которому требовалась убедительная и красивая победа, со своими легионами подошел туда. Несколько дней он изучал обстановку, то и дело вспыхивали обычные в таких случаях мелкие стычки с противником, а затем произошло большое сражение.

Сципион ничего не изобретал, он традиционно поставил конницу на фланги: на левый Масиниссу, на правый — своих римлян, а центр «зацементировал» римскими легионами. У Гасдрубала в центре стояли кельтиберы, которые пришли с ним из Испании. Испанцы были единственные, кто выдержал натиск римских легионов, но все, чего они добились, — это дали возможность своим военачальникам организовать более-менее сносное отступление. Сципион победил.

В Карфагене были сделаны неутешительные выводы: дело плохо, Утика под ударом, но что еще хуже — в опасности сам стольный град Карт-Хадашт. Что делать? Ну разумеется, вызывать Ганнибала из Италии в качестве пожарной команды!

Тем временем Лелий и Масинисса преследовали Сифакса, который бежал после поражения в Нумидию. Он потерял большую часть своих владений, но еще «трепыхался»: набрал каких-то солдат с бору по сосенке (обучить их времени уже не было) и с этим сбродом (в буквальном смысле слова) двинулся на римлян.

Недалеко от нынешнего алжирского города Константина (Цирта у древних авторов) в июне произошло плачевное сражение. Кое-как подготовленная конница Сифакса превосходила римскую численностью, но имела место также римская пехота, и вот этого удара солдаты нумидийского царя уже не выдержали. Они отступили. Сифакс пытался их собрать и развернуть к врагу, но тут под ним убили коня, и сам он угодил в плен.

Масинисса, хорошо знавший свой народ, предложил римлянам продемонстрировать закованного в цепи Сифакса всем мас-силиям. После этого они сдадутся, сказал он.

Зрелище действительно произвело впечатление — Цирта раскрыла перед победителями ворота. Сифакс провел остаток жизни в неволе у римлян¹, охотно признав себя глупцом, который зачем-то выступил против владык мира. Впрочем, свою «глупость» он объяснял тем, что карфагеняне заморочили ему голову.

Сципион выстроил своих солдат и нумидийских воинов и перед всеми объявил царем Нумидии Масиниссу.

Прожил он, впрочем, недолго. Согласно большинству авторов, между триумфом Сципиона и смертью Сифакса прошло около года.