Глава XI. Испанское завоевание

Весной 237 года до н. э. Гамилькар пересек Гибралтарский пролив. Согласно преданию, его сопровождали зять — Гасдрубал и девятилетний сын Ганнибал, будущий великий полководец.

С этим эпизодом связана красивая легенда — то, что называется «историческим анекдотом» и служит сюжетом для многочисленных картин в стиле классицизма, — «Ганнибалова клятва».

Ее с небольшими вариациями пересказывают многие историки. Например, Полибий, который считается наиболее достоверным из всех, сообщает следующее:

«В то время как отец его (Ганнибала) собирался перейти с войском в Иберию (т. е. Испанию), ему было девять лет, и, когда отец приносил жертву Зевсу, он стоял у жертвенника. (Далее идет прямая речь — рассказ от лица самого Ганнибала, который вспоминает об этом эпизоде на склоне лет.) «Когда жертва дала благоприятные знамения, богам сделаны были возлияния... отец велел остальным присутствовавшим при жертвоприношении удалиться на небольшое расстояние, а меня подозвал к себе и ласково спросил, желаю ли я идти в поход вместе с ним. Я охотно изъявил согласие и по-детски просил его об этом. Тогда отец взял меня за правую руку, подвел к жертвеннику, приказал коснуться жертвы и поклясться, что я никогда не буду другом римлян».

Как помним, ненависть Гамилькара к Риму (которую он завещал своему сыну) считалась у античных историков одной из важнейших причин Второй Пунической войны. «Дух великого

Клятва Ганнибала. Бенджамин Уэст, 1770 г. (фрагмент)

мужа угнетает утрата Сицилии и Сардинии», — сформулировал в своем труде другой знаменитый историк — Тит Ливий, когда говорил о Гамилькаре и о «Ганнибаловой клятве».

Иберия была древним «плацдармом» финикийцев. Еще в VIII в. до н. э. они основали на средиземноморском побережье Андалусии свои фактории. Медные и свинцовые рудники, активная торговля (с Палестиной, Малой Азией, Египтом и греками, в том числе) — все это способствовало процветанию края. А воинские качества народов, населявших Иберию, делали их отличными наемными солдатами.

В 237 году до н. э. Гамилькар прибыл в Гадир (Гадес, Кадис), старинный финикийский город, расположенный на оконечности мыса и защищенный со стороны материка рекой — в книге первой история Гадира нами подробно описана.

Обстановка здесь была спокойная: еще сохранялись многие пунийские фактории, а население прибрежной полосы нижней Андалусии было настроено вполне дружественно по отношению к армии Гамилькара.

Что касается самого полуострова, то здесь все обстояло немного сложнее: одно дело — торговля и культурное воздействие, другое — политическое присутствие. Скорее всего, у карфагенян не имелось в Иберии достаточного политического влияния. Карфаген рассматривался иберийцами только как торговый партнер. Гамилькар намеревался изменить это положение.

В первую очередь его интересовали золотые и серебряные рудники Сьерра-Морены. Задача усложнялась тем обстоятельством, что население Иберийского полуострова было очень разнородным, состояло из раздробленных племен. Одни племена готовы были идти на тесное сотрудничество с карфагенянами, другие яростно этому сопротивлялись.

В частности, Гамилькару пришлось замирять кельтиберов. Здесь он действовал как и обычно, то есть уничтожал вождей и враждебно настроенную к нему верхушку племени, а всех остальных включал в состав своей армии. Диодор Сицилийский рассказывает, что захваченному в плен кельтиберскому вождю Индортесу карфагенский полководец выколол глаза, а затем, после жестоких пыток, распял. После чего отпустил пленных вражеских солдат, которые не захотели к нему присоединиться; прочим предоставил место в своей армии. Вот разумное сочетание дипломатии и силовых методов, заключает Диодор.

Рудники Сьерра-Морены перешли к Гамилькару, и в Гадире возобновилась чеканка серебряных монет. Надо полагать, какая-то часть драгоценных металлов была перевезена на кораблях в Карфаген.

Согласно очередному «историческому анекдоту», в 231 году до н. э. римляне отправили к Гамилькару посольство в Иберию.

— Чем ты здесь занимаешься? — якобы спросил у великого полководца римский посланник.

— Тружусь в поте лица своего, дабы выплатить долги Карфагена Риму, — якобы отвечал Гамилькар, который действительно был сильно озабочен разработкой серебряных рудников и доставкой в Карфаген серебра в нужном количестве.

Гамилькар понимал: недостаточно контролировать побережье нижней Андалусии, бассейны Гвадалквивира и Гвадалета. Следовало двигаться дальше на восток. С 235 по 231 годы до н. э. Гамилькар не покладая рук сражался — с множеством племен, которые жили в областях Мурсии и Эльче. И это были не дикари, разбегавшиеся при одном только звуке лязгающего железного оружия, а люди высокой цивилизации, издавна торговавшие с греками, перенимавшие у них ремесленные умения, да и сами многого достигшие. Античный мир ценил оружие, которое изготавливали их оружейники.

Подчиняя Карфагену иберийские племена, Гамилькар также заботился о том, чтобы закрепиться на этой земле. В частности, Гамилькару приписывают основание нового города, который историки именуют «Акра Левка[46]» — «Белый пик». Где он находился, сказать сейчас трудно; но, вероятно, где-то в районе Аликанте.

Зимой 229/228 года до н. э., оставив во вновь основанном поселении большую часть армии и всех слонов, Гамилькар сделал попытку захватить город Гелика. Гамилькар штурмовал его без поддержки своего зятя Гасдрубала, который был занят войной в другом месте.

И тут на помощь осажденным с плоскогорья Ламанчи явился царь племени ориссов. Положение Гамилькара стало сложным. Царь ориссов предложил ему «по-хорошему» отвести войска и снять осаду. Гамилькар видел, что ситуация складывается не в его пользу, и согласился.

Однако во время отступления враги внезапно нанесли удар карфагенянам с тыла. Гамилькар в этом сражении погиб.

Никто и никогда в точности не узнает, что произошло на самом деле. Согласно легенде, в этом неудачном походе с Гамилькаром находились два его сына, Ганнибал и Гасдрубал-младший (не путать с зятем). Гамилькар попытался отвлечь неприятеля на себя, чтобы спасти сыновей, в которых видел будущее Карфагена и своей семьи. Где-то на пути у него была река, которая отделяла Гамилькара (видимо, с небольшим отрядом) от основных частей его армии. Гамилькар попытался переплыть ее на коне и утонул в ее водах.

Существует еще несколько версий: Гамилькар пал с оружием в руках в разгар сражения; хитрые иберийцы устроили в лагере карфагенян пожар, загнав туда повозки с хворостом, который и подожгли, а Гамилькар погиб, когда его лагерь охватила паника, — и так далее.

В сухом остатке мы знаем лишь о смерти великого карфагенского полководца «где-то в Иберии» в начале 228 года до н. э. Ганнибалу было тогда менее двадцати лет.

Преемником Гамилькара на посту полководца в Иберии стал его зять Гасдрубал. В Карфагене народ полностью одобрил этот выбор. Гасдрубал был хорошо известен в военных и политических кругах, в свое время он командовал карфагенским флотом, принимал участие в сухопутных сражениях; у него имелись также хорошие союзники «наверху».

Римские историки, впрочем, утверждают, что именно Гасдрубал виновен в нравственном разложении карфагенского общества. Он давал деньги в обмен на политическую поддержку — фактически развел коррупцию и только таким способом обрел влияние. Полибий, отмечая, что раздача взяток в Карфагене не считалась чем-то постыдным (в отличие от Рима, где подобное, в идеале, каралось смертью, а в реальности вполне практиковалось, но не афишировалось), не утверждает, однако, что именно Гасдрубал приучил свой народ к массовой коррупции. Надо полагать, роль Гасдрубала во всем этом (учитывая еще, что он большую часть времени проводил в военных походах) сильно преувеличена.

Всегда следует иметь в виду, что у родственников Барки имелись серьезные враги среди политической верхушки Карфагенской империи. Пока Барка, его сыновья и зятья сражались за морем, в сенате Карт-Хадашта их противники протаскивали свои решения и распускали порочащие Баркидов слухи. Римский историк Тит Ливий прямо говорит:

«Располагая в качестве его (Гамилькара) зятя влиянием Баркидов, очень внушительным среди воинов и простого народа, он был утвержден в верховной власти вопреки желанию первых людей государства. Действуя чаще умом, чем силой, он заключил союзы гостеприимства с царьками и, пользуясь дружбой вождей, привлекал новые племена на свою сторону, такими-то средствами, а не войной и набегами, умножал он могущество Карфагена».

Карфагеняне контролировали уже не менее четверти территории Иберийского полуострова. Некоторые историки сообщают также о том, что Гасдрубал женился на дочери одного из местных вождей и таким образом вошел в состав иберийской «элиты» (неясно, овдовел ли он к тому моменту или же взял себе вторую жену).

Кроме того, Гасдрубал построил свой город, крупный порт, который получил название Новый Карфаген (Картахена) и статус новой столицы.

«Карфаген, — пишет Полибий, который побывал в тех краях и повидал все эти крепости и места сражений собственными глазами, — находится посередине морского берега Иберии в заливе, обращенном к юго-западу... Весь залив получает значение гавани, и вот по какой причине: у входа в него лежит остров, по обеим сторонам которого остаются лишь узкие проходы внутрь залива. Так как морская волна задерживается у острова, то во всем заливе господствует затишье, если только не производят волнение юго-западные ветры... В глубине залива выдается в виде полуострова возвышенность, на которой и расположен город. С востока и юга он омывается морем, с запада и севера к нему прилегает лагуна... Самая значительная возвышенность господствует над городом с востока и тянется к морю; на ней находится святилище Асклепия (видимо, бога Эшмуна). Противолежащий этому холм на западной стороне похож на него по виду; здесь находится великолепный царский замок, сооруженный, как говорят, Гасдрубалом в то время, когда он домогался царской власти».

Что имел в виду Полибий, когда говорил о «царской власти», сказать трудно; возможно, речь шла о женитьбе карфагенского полководца на дочери одного из местных «царей», или же о том, что он обладал большой властью на покоренных землях. Подозревать его в попытке стать «царем Карфагена» невозможно — в метрополии были слишком сильны традиции «олигархической республики».

Лагуну и залив соединял особый канал. В городе также имелась верфь и большой арсенал. Здесь же накапливалось серебро, которое доставляли с ближайших рудников, — основа богатства Баркидов в Испании.

В Гадесе еще при Гамилькаре начали чеканить монету, причем из серебра высокой пробы. Самостоятельная чеканка монеты свидетельствует о том, что Гамилькар и его наследники установили в Иберии своего рода монархию «эллинистического типа» — подобно тем государствам, что построили эпигоны (бывшие соратники и наследники) Александра Македонского. То есть утверждение Полибия о том, что Гасдрубал стремился к «царской власти» в масштабе региона, небезосновательно.

Вообще же определить, какие конкретно отношения установились между Иберией Баркидов и метрополией — Карфагеном в Африке, — довольно сложно.

«Партия мира» в Карфагене, враждебная Гамилькару, распространяла и поддерживала мнение о том, что Гамилькар и особенно Гасдрубал основали в Иберии собственную «тиранию» (то есть стали узурпаторами власти), что на самом деле Барки-ды — это кучка авантюристов, которые затеяли всю эту войну в личных интересах, и что карфагенское правительство не должно отвечать за их самовольные выходки. Некоторые вообще утверждали, будто Гасдрубал пытался установить единоличную монархию и в самом Карфагене, и только героическое противодействие карфагенского сената (не без участия Ганнона...) отстояло демократию и ее ценности. Олигархи спасли карфагенский мир, а посрамленный Гасдрубал якобы вернулся в Иберию и довольствовался своим кукольным королевством.

Полибий эту версию отвергает — у него хватает здравого смысла не принимать на веру все измышления политических противников Барки. В первую очередь он не верит в то, что именно Баркиды и именно из своекорыстных побуждений втянули Карфаген во Вторую Пуническую войну.

Тем не менее Гасдрубал в Иберии действительно выглядел и воспринимался как верховный правитель с царскими полномочиями. И римское посольство от Сената явилось именно к Гасдрубалу, а не в карфагенский сенат.

Это произошло летом 226 года до н. э. В Новом Карфагене появились уполномоченные Римским Сенатом ответственные лица. Результатом переговоров стало соглашение, по которому карфагенянам «с оружием в руках запрещено переправляться через реку Ибер».

Вряд ли Гасдрубал согласился бы на подобное, ничего не получив от римлян взамен. Однако конкретные статьи до нас не дошли. В любом случае само наличие подобного договора свидетельствует о том, что Рим признал достижения Карфагена в Иберии[47].

У Рима в этот момент имелась другая сильная головная боль: галлы в долине реки По. Римлянам не нужны были враждебно настроенные к ним карфагеняне в тылу, когда они начнут разбираться с галлами. Весной 225 года до н. э. в Цизальпинской Галлии действительно начались масштабные военные действия.

Однако для грядущей Второй Пунической войны гораздо принципиальнее другая причина, по которой, очевидно, римляне присылали к Гасдрубалу свое посольство.

А именно — город Сагунт.


Загрузка...