Сага о двух хевдингах

Глава 9

За один день я услышал и запомнил немало новых слов в речи живичей. Само слово «живичи» звучало мягко и нелепо, будто за ним скрывались не люди, а жужжащие пчелы, которых прихлопнули толстым одеялом. А еще «сапоги» «терем», «чудище», «князь», «жирный». Некоторые — резкие, как удар топора, другие таяли, как сосулька на солнце, или вязли в зубах незрелыми яблоками.

И сейчас мы подъехали к «терем». Это высокий бревенчатый дом, который хотел дотянуться до облаков острием крыши. Я не видел зимы в Альфарики, может, она тут мягкая и влажная, как в Бриттланде, но такой дом трудно обогреть и трудно защитить. Наверное, поэтому в «терем» живут самые «жирные» живичи, показывают, что у них достаточно дров и людей для того, чтобы жить в таком доме. Как по мне, большая глупость. Лучше потратить серебро на богатое убранство, на украшения для жены, на крепкий меч для себя и сына.

В этом тереме жили очень богатые люди, потому как он возвышался даже над соседями, тоже немаленькими домами. Высокое крыльцо со ступеньками украшено резными столбами, где явно угадывались диковинные птицы, щедро переплетенные цветы и лозы, и казалось, если пройти чуть вперед, можно разглядеть спрятанную за сложными узорами тоненькую женскую фигурку. Но чем больше я всматривался, тем сильнее она пряталась.

— Куда́ва, — сказал старший из всадников и коснулся рукой столба, — хранительница дома.

— Мать, что ли? Хранительница ключей? — уточнил я, недоумевая, зачем мне имя какой-то женщины.

Надо было поспрашивать Держко, как тут принято приветствовать хозяев дома. Неужто у живичей бабы главные, как было у малахов? Хотя у приютившего нас Радобуда я такого не приметил. Да, женщины ели с нами за одним столом, но то был не пиршественный стол, и конечно, они могли сидеть с мужчинами.

— Нет. Богиня, что хранит дом, семью и детей.

Видимо, так живичи называют Орсу. Может, у нас одни и те же боги, только имена разные? Ведь Фомрира мы кличем тоже всяко: и богом-воином, и держателем меча, и убийцей Тоурга, и охотником на тварей.

Там же, на крыльце мы оставили принесенные дары и оружие, их на наших глазах положили в ларь, заперли на замок и передали ключ мне. Этот обычай пришелся мне по душе, хотя я понимал, что ключ-то может быть и не один.

Всадники передали нас с рук на руки юноше-карлу в дорогой рубахе из тонкой белоснежной ткани. Я никогда не видывал столь белой одежды и тут же захотел себе такую. Карл провел нас через несколько комнат, где я только и успевал крутить головой, разглядывая убранство, поднялся по лестнице и остановился перед резной дверью. Я пожал плечами, толкнул ее и едва не ослеп после полутьмы переходов.

Повсюду стояли свечи, которые горели так ярко, будто в горницу чудом занесли солнце да и оставили. На столе, вдоль стен в бронзовых подсвечниках… Везде. Причем свечи толстые, чуть ли не в три пальца толщиной, и за ними приглядывала девка-рабыня, бегала и снимала нагар, чуть только где замерцает огонек. Я знал, что Альфарики богат на меда и воск, но прежде никогда не видел столько свечей в одной комнате. Жирные, видать, и впрямь жирно живут.

За столом сидел шестирунный мужчина, видавший зим тридцать, в простой с виду рубахе, если не приглядываться к ткани, светловолосый, сероглазый, с курчавой плотной бородой и усами. Видный муж, поди, все девки Раудборга на него заглядывались, да и их матери тоже.

Стоило нам только войти, как он поднялся, приветливо улыбнулся и приглашающе махнул рукой на лавки, покрытые вышитой холстиной.

— Рад видеть в своем доме гостей из далеких земель Севера, — заговорил он на нашем языке. Вполне понятно, хоть с запинками и коверканием слов. — Я, Хотевит Жирный, приглашаю вас сесть за мой стол, отведать моего угощения.

— Благодарю, Хотевит, за приглашение и теплую встречу, — отвечал я. — Мы никогда не отказываемся от еды-питья, предложенных от чистого сердца.

Купец заморгал, словно я сказал что-то не то. Потом я догадался, в чем дело, и приказал Держко пересказать мой ответ на живом языке. Видать, Хотевит говорил по-нашему плохо, запомнил несколько слов, на том и остановился.

Забегали девки, споро накрыли стол пирогами, запеченной птицей, рыбой, репой и капустой, кашами, белесым клеклым сыром, мочеными яблоками, не забыли и про мед, который принесли не в бочонке, а в прозрачном, как вода, кувшине. Незаметно в горницу вошел карл в годах с узким строгим лицом и такой же узкой строгой бородкой, напоминающей козлиную, но за стол не сел, а встал за плечом Хотевита. Наверное, купец сообразил позвать своего толмача. Верно, пусть проверяет слова моего раба, а то вдруг наболтает невесть что? А за раба ответ держит его хозяин.

Простодушный и Рысь сели по бокам от меня так, чтоб приглядывать за обоими входами в горницу.

— Я много слышал о воинах, что носят гордое название «Снежные волки», — перевел слова Хотевита толмач с козлиной бородкой. — Только вот имя их предводителя запамятовал.

— Меня зовут Кай Безумец, сын Эрлинга, а это мои хирдманы — Херлиф Простодушный и Леофсун Рысь.

Я перепробовал все блюда, что были на столе, и некоторые из них пришлись мне по вкусу, особенно овсяные тонкие лепешки, которые нужно было мазать кислой сметаной или густым медом, потом сворачивать и откусывать с краю.

За столом о делах говорить не принято, потому я поздравил Хотевита с грядущей женитьбой, он порасспрашивал о Северных островах, я не был уверен, о чем стоит говорить, а о чем лучше умолчать. Норды с живичами не враждовали, но кто знает, вдруг они захотят заглянуть к нам в гости и в наши сундуки, пока нас одолевают разные беды. Потому я сделал вид, будто меня одолела жажда, и пока хлебал душистый мед, махнул Простодушному, мол, теперь ты говори. Херлиф на лету подхватил мою задумку и заговорил о Бриттланде. Я свернул еще одну лепешку, которые тут называли млинами(1), и кивнул. В Альфарики еще прошлым летом узнали о нападении сарапов, потому и повезли нам зерно, а вот о тварях в землях Гейра тут, может, и не слыхивали.

Хотевит слушал с интересом, задавал вопросы, и тогда слово взял уже Рысь, который лучше прочих знал о бриттландских обычаях и законах.

— Ужели среди ульверов есть воины из Бриттланда? — спросил купец.

Я поспешно проглотил последний кусок млина и рассмеялся.

— Херлиф — норд, родившийся и выросший в Бриттланде. Леофсун — бритт родом оттуда же. Мы, вольные хирдманы, не смотрим на рода и чины.

— А на что вы смотрите?

— На честь, достойный нрав, силу и отвагу.

Хотевит повторил мои последние слова и задумчиво покачал головой.

— Да. Это хороший ответ, — наконец сказал купец. — Наверное, вы и впрямь те, кого она искала. Кай, сын Эрлинга, ты должно быть гадаешь, почему тебя и твоих людей зазвал в гости незнакомый купец. Признаюсь, то было не моим желанием, а желанием моей невесты. Вчера ко мне заглянул мой знакомец, Гуннвид, сын Стюрбьёрна, и рассказал, что пришел сюда на корабле сноульверов. Вот моя Даганочка и попросила вас позвать. Но перед тем я хотел поговорить с предводителем Снежных волком сам на сам. Вижу, люди вы достойные, рунами высокие, нравом спокойные, так что сейчас сюда придет моя Дагана. Выслушайте ее просьбу! А я вас щедро отблагодарю, коли вы ей не откажете.

Купец махнул рукой, и одна девка тут же поспешила выйти.

— Знаю, что в землях Севера, как и у нас, женщины-воины встречаются нечасто. Боги даруют им руны столь же щедро, сколь и мужам, редко кому из них приходятся по сердцу мечи, а не иглы, плошки или люльки. Но моя Дагана слеплена из иной глины. Потому не смотрите на нее, как на глупую женщину. Внутри нее горит огонь Толавы.

У меня почему-то резко пересохло в горле, несмотря на несколько выпитых кружек меда. И сердце в груди заколотилось яростнее, будто оно угадало за словами Хотевита что-то такое, чего я сам еще не понял. Я поправил ворот рубахи, потянулся к поясу, потом потянулся к кувшину с медом и едва его не опрокинул при виде невесты живичского купца.

Она выглядела знакомо и в то же время чуждо. Ее глаза, губы, лицо я часто видел во снах, но сбивал с толку ее наряд: из-под червчатого(2) летника(3) с длинными рукавами выглядывала белая рубаха с золотой вышивкой по горлу, на вороте летника переливалось жемчугами ожерелье, узкий красочный поясок перехватывал ее талию, а выбритый прежде правый висок ныне прикрывали серебряные височные кольца.

— Дагна? Дагна Сильная? — сказал я, сам себе не веря.

И только потом я почуял ее рунную силу. Хельт! Она стала хельтом, при том на крепкой одиннадцатой руне.

Она бесконечно долгое мгновение смотрела на меня, не узнавая, а потом рассмеялась точно так же, как смеялась после победы над огненным червем: хрипловато, нагло и уверенно.

— Ты же тот малец из… как его… Сторбаша? Огненный червь, да?

— И морская тварь у Торира. Потом его дочь везли на свадьбу. Кстати, у нее брак не сложился, разошлась она с мужем.

Козлобородый толмач зачастил, пересказывая наши речи Хотевиту, и купец нахмурился, когда я упомянул о дочери Торира.

— И впрямь такое было!

Она плавно села возле Хотевита, и тот сразу же положил ладонь на ее плечо. Интересно, как будут хрустеть его пальцы, когда я переломаю их один за другим?

Как же так? Почему она с этим… торгашом? Он же по сравнению с ней как щенок супротив медведя. Да он даже против меня слаб! Я всегда думал, что если Дагна и покорится кому, то только воину, превзошедшему ее рунами и славой. А тут какой-то торгаш, едва-едва ставший хускарлом. Неужто она повелась на его курчавую бороду и стать? Неужто на Северных островах не нашлось никого достойнее?

Лефсун тихо пнул меня под столом, Простодушный тоже напрягся, готовый вскочить и схватить меня, коли что. Но они-то не видели прежней Дагны! Они не знают, какова она была прежде! Как она била молотом по здоровенному огненному червю! Как пила медовуху взахлеб и перекидывалась шутками с воинами на пиру! Как перекатывались мускулы на ее плечах, когда она гребла! За всеми этими многослойными одеждами разве разглядишь ее силу? За блестящими украшениями разве угадаешь ее ум и хитрость, какую и у мужчин редко встретишь?

— А где же Беззащитный? Неужто всё же не сдюжил без брони?

— Жив пока, — буркнул я, успокаиваясь.

Упоминание Альрика остудило мою кровь, и я вспомнил, что нужно потом выспросить у Хотевита.

— Так кто теперь хёвдинг у сноульверов? Он или ты? Или, может, кто-то из этих хускарлов?

Дагна подобрала длинные рукава и уложила руки на стол, выжидая ответ. Что же ей понадобилось от нас? Что не под силу хельту?

— Считай, что я.

— А тот паренек, которого так любят морские твари, в хирде?

— Умер, — еще суше ответил я.

Дагна посмотрела на жениха, задумчиво прикусив нижнюю губу. Я налил себе еще меда и спешно выпил. Плавные очертания ее тела под тонкой рубахой и перепоясанным летником заставляли забыть о ее рунах, и думалось, будто перед тобой обычная женщина, мягкая и теплая, которую можно утащить в кусты и брать раз за разом по любви или силой.

Бездна! У меня слишком давно не было женщины. Надо спросить у Трудюра, как тут с гулящими девками дела, уверен, что он разузнал всё в первый же вечер.

— Эрлингссон!

Я вздрогнул от ее резкого окрика.

— Мне нужен крепкий хирд для одного дела! Я… Мой жених Хотевит заплатит за помощь, не скупясь! Возьмешься?

— Ты сначала толком расскажи, что за дело, для чего нужен хирд, а уж потом я решу.

Дагна полыхнула взглядом, взяла ближайшую кружку, налила туда меду и залпом выпила. Толмача от такого зрелища изрядно перекосило, а Хотевит смотрел на свою невесту ласково, глаз отвести не мог. Взяв кусок рыбного пирога, Дагна сказала несколько слов на живом языке, потом купец прикрикнул, и лишь после этого толмач недовольно вышел за дверь.

— Пусть твой раб тоже выйдет. Хоть эта история не такая уж и тайна, не хочу, чтобы вся дворня судачила об этом, — дождавшись, пока все выйдут, она продолжила: — Хотевит знает всё от начала до конца. Не знаю, слышали вы или нет, но в Велигороде, по нашему в Раудборге, нет ни конунга, ни ярла. Правит городом вече, что-то вроде нашего тинга. Есть большое вече, где каждый рунный мужчина может сказать слово, и есть малое вече, где сидят только самые богатые и сильные люди города. Помимо купцов, хельтов и особо уважаемых людей туда входит и нанятый городом хёвдинг. Он со своим хирдом заменяет ярлову дружину с тем условием, что город его кормит, одевает и платит за работу, но коли что пойдет не так, малое вече может прогнать их и нанять других воинов. На прошлое малое вече Хотевит впервые привел и меня.

Она снова наполнила кружку и снова выпила разом.

— Вообще здесь случалось, чтобы женщины участвовали на вече, только обычно это были какие-нибудь вдовы из уважаемых семейств, которые хорошо знали город, а город знал их. И хотя как хельт я имела право там сидеть, вот только за мной никого не было: ни семьи, ни рода, ни хозяйства. Даже если бы я уже вышла замуж за Хотевита, пока жив мой муж и его отец, глава их семьи, мне нет места на вече. Впрочем, все тогда промолчали. Кроме того самого хёвдинга.

— А он норд или… — вдруг спросил Херлиф.

— Живич. Я называю его хёвдингом на наш манер, здесь таких, как он, кличут воеводами. Он пришел в Раудборг с южных земель. Словом, этот воевода потребовал у Хотевита прогнать меня. Хотевит отказался, вступился за меня. Тогда наглец сказал, что и Хотевиту нечего делать на вече, ведь за его род говорит Гореслав Жирный. Я вспылила и сказала, что не пришлому хёвдингу, который служит за серебро, решать, что положено и что не положено в Велигороде. В общем, мы с тем воеводой разбранились вдрызг. В конце концов, я сказала, что не так уж он и хорош, как думает, ведь до сих пор не выловил тварь из Странцева моря.

Увидев мой недоуменный взгляд, Дагна пояснила:

— Это озеро чуть дальше по реке. Живичи думают, что в нем живет их водный бог Ведятя, который умеет оборачиваться огромным сомом. Каждый корабль, что пересекает то озеро, бросает в воду овцу, жертвует богу. Чаще всего Ведятя наедается той овцой и не трогает корабль, но порой случается, что он ломает борта и убивает людей. Тогда живичи говорят, что на том корабле был кто-то непочтительный к богам и особенно к матушке Ведяве. Я же думаю, что в озере живет какая-то тварь. Если выловить ее и убить, то и корабли перестанут тонуть, и овец почем зря топить не будут. Слово за слово, и мы с тем воеводой поспорили. Если я не сумею до свадьбы поймать ту тварь, тогда я поклянусь больше никогда не браться за меч, молот или боевой топор.

Она криво усмехнулась.

— Вот радости-то будет Хотевиту и его отцу!

— А если выловишь тварь?

— О, у меня была особая задумка. Я хотела, чтоб воевода надел женское платье, височные кольца и прошел по мосту с Вечевой на Торговую сторону, только ведь он прежде на меч бросится, чем выполнит такое. Потому если я одолею его в споре, то смогу участвовать на вече наравне с мужем. А еще воевода должен будет поклясться, что примет в свою дружину всякую женщину выше шестой руны, что владеет мечом. Вряд ли такое, конечно, станется, но мне приятно думать, как он будет шарахаться от каждой женщины-хускарла.

— А когда спор случился? — снова влез в разговор Херлиф.

Дагна сощурила голубые глаза.

— А ты не так уж прост, Херлиф Простодушный! Спор был еще до зимы. Одна я, конечно, тварь выловить не могу, потому хотела нанять воинов, да только в Велигороде никто ко мне не пошел на службу. Некоторые не доверяют женщине, другие не хотят ссориться с воеводой, третьи верят, что в озере сидит бог.

Только тут до меня дошло, что при Дагне я не называл имен своих хирдманов, а прежде она их не видела. Значит, пока мы беседовали с Хотевитом, она подслушивала наши разговоры, а может, еще и подглядывала, раз смогла отличить Херлифа от Леофсуна.

— Потому я и обрадовалась, когда услыхала о Снежных Волках. Вы-то меня видели в деле, знаете, что я могу и как подхожу к поимке тварей. К тому же у вас нет и не может быть никаких дел с воеводой, и его гнев вам не страшен. А с меня щедрая плата и помощь в ваших делах в Альфарики. Жаль, только что тот парнишка погиб, сейчас бы его дар пригодился.

Кому-то другому я бы, пожалуй, отказал. Не потому что испугался твари, а потому что не хотел влезать в здешние дрязги и споры. Одного раза в Бриттланде мне хватило по горло. Но меня просила Дагна! Пусть она вырядилась в неудобные одежды, навешала на себя украшений целый воз и переплела волосы, но это всё та же воительница с пылким сердцем и язвительными речами, которую я увидел четыре года назад. Поди, заскучала в высоких теремах, утомилась слушать живичские речи от жениха своего бестолкового. Ничего, вот взойдет она на наш «Сокол», вдохнет полной грудью, увидит настоящих мужей, нордских воинов, и передумает идти за курчавого Хотевита. Мы убьем тварь в этом бездновом озере, я стану хельтом, тогда она поймет…

— А какова плата? — Херлиф сбил меня с мысли.

— На Северных островах за тварь дают обычно две-три марки. Я же плачу вдвое больше. Пять марок серебра!

Я поперхнулся ягодным узваром, когда услышал это.

— Пять марок? Ты меня за дурака держишь? Тут паршивый медведь столько стоит. А мы говорим о неведомой водной твари!

— Пять марок за медведя? — она недоуменно оглянулась на Хотевита. — Это с каких пор тут такие дорогие медведи водятся?

— С сегодняшнего утра, видимо.

— Хорошо. Плачу десять марок, и это очень высокая цена! Это почти марка золота!

— У меня топор дороже стоит. Я бы согласился, коли то была лесная или луговая тварь, но в воде…

— Пойми, я плачу десять марок, даже если мы ничего не поймаем.

— А если поймаем, тогда заплатишь пятнадцать марок.

— Ладно, но твой хирд будет слушать меня наравне с хёвдингом, и вы будете со мной не меньше двух седмиц! Если, конечно, раньше не поймаем.

— Ладно, — ответил я. — Но последний удар по твари за ульверами.

— Ладно, — набычилась Дагна. — Но все твариные сердца мои!

— Половина! И если кто-то из ульверов шагнет на десятую руну, то сердце ему, даже если у твари оно единственное.

— Но кости, потроха и шкура — мои!

— Но если мой корабль во время охоты повредится, починка на тебе!

— Ладно. Но перед отплытием я сама проверю каждую досочку, чтоб ты мне потом не сунул под нос весло, что треснуло две зимы назад.

— Ладно!

И я хотел бы придумать что-нибудь еще, но уже не знал, чего потребовать. И так выторговал пятнадцать марок, последний удар и сердце твари.

Дагна еще немного похмурила брови, потом ударила кулаком по столу и расхохоталась.

— А ты молодец, Эрлингссон! Я как в бою побывала! Аж спина взмокла. Я даже забыла спросить, каковы твои хирдманы. Может, ты самых сильных привел, а остальные сплошь карлы? Или из оружия только дедовы топоры, которыми и курицу не зарубишь?

— У меня хирд крепкий. Два десятка хускарлов, больше половины на восьмой-девятой руне, все с броней, с добрым оружием под хускарлову руку. И корабль у нас новый, лучше прежнего.

— Значит, договорились. Завтра с утра приду на пристань, посмотрю на корабль, на людей, тогда и решим, как тварь ловить.

Она поднялась, поправила тяжелый подол и уже собралась выйти, как Рысь сказал:

— Кай, ты ведь дары не отдал! Нужно отблагодарить хозяев за радушный прием и за угощение богатое.

Зря я всё-таки не прихватил что-то из оружия. Зачем Дагне серебряные побрякушки? А вот добрый меч ей пришелся бы по душе!

Но полностью я догадался о хитрости Рыси, лишь когда он принес мешок с теми дарами, которые мы отобрали для друга, а не врага. Из-за Дагны я едва не забыл о словах Альрика. Мне же нужно договориться о продаже забранного у друлингов товара, да и скарб Скирре давно уже стоило сбыть с рук.

К моему удивлению, Хотевит узнал кое-что из подарков, например, те самые тонкие полупрозрачные чаши.

— Это мой товар. И это был мой корабль, — печально сказал он. А Дагна пересказала нам. — Где вы это нашли?

Тогда мы рассказали о деревне друлингов, о маленькой бухте с ловушкой и о добыче, что мы там взяли.

— Забирать у вас это я не в праве. Вы честно добыли это в бою. Но я могу выкупить часть товаров, дам хорошую цену. Ниже, чем вы можете получить на рынке, зато сразу. Может, я возьму вообще всё.

На том и условились. Завтра Хотевит придет на пристань вместе с Дагной, поглядит на наш товар и скажет, сколько готов отдать. Мы с самого начала не думали выручить за всё полную цену, как ни крути, ульверы всё же продают не утварь и иноземные ткани, мы торгуем мечом.

1 Млин — устаревшее название блина, пошло от тех же корней, что и слова «молоть», «мельница», то есть лепешка из смолотой муки.

2 Червчатый — он же червлёный — тёмно-красный, багряный. Ценился выше прочих.

3 Летник — легкая, доходившая до пят женская одежда с длинными и очень широкими рукавами.