Сага о двух хевдингах

Глава 5

С тинга мы вышли уже за полночь. Голова гудела так, словно мне полдня дудели в ухо из лура. Хоть Рагнвальд четко сказал про треть дружины и про вольных хирдманов, вопросов осталось много. Треть всей дружины или лишь той, которую ярлы прихватили в Хандельсби? Если всей, разве успеют ярлы вернуться к себе и прислать оставшихся людей? В дружине есть и карлы, и хускарлы, а у некоторых и хельты. Кого лучше оставлять? Ведь треть — это лишь количество людей, но не их сила. Прокорм — это хорошо, а вот если меч сломается или тетива у лука порвется, кто будет платить за починку? А если кого-то твари порвут, будет ли конунг кормить раненого?

Бриттланды сидели бледные, ведь на Северные острова пришли не самые храбрые воины. А тут их прямиком к тварям бросают. И непонятно, что страшнее: сарапы, которые хоть и иноземцы, но все ж люди, или бессловесные твари?

Рагнвальд спокойно отвечал на вопросы, продавливал несогласных, улещивал сомневающихся. А еще дал понять, что из Хандельсби никто без его позволения не уйдет. И если кто-то будет слишком долго думать, лед встанет, а все припасы — в конунговых закромах. Одной охотой сыт не будешь.

— Опасно так делать, — сказал Альрик, пока мы шли по темным улочкам, освещая путь лишь масляной лампой. — В другой раз ведь на тинг люди могут и вовсе не прийти.

— Думаешь, и сейчас кто-то не пришел? — спросил я. — Выходит, их дружины останутся целыми и невредимыми.

— Уверен, что люди Рагнвальда всех посчитали, запомнили, кто не пришел, и весной конунг спросит с них втрое больше.

— Я вот только не пойму, неужто мы и впрямь оставим Бриттланд сарапам? Не, я согласен, что твари сейчас важнее, но ведь если мы ничего не сделаем, сарапы рано или поздно нападут и на Северные острова.

— Вряд ли скоро. Бриттланд велик! Сам видел, бритты несколько десятков лет прятались в лесах, и никто их не отыскал. Сарапы захватили большие города да присматривают за парой рек. Им нет нужды убивать всех нордов и потрошить каждый поселок, ведь конунг Харальд под их влиянием. Уверен, что уцелевшие воины скроются и будут нападать на сарапов по отдельности.

Я рассмеялся.

— Значит, теперь норды при сарапах будут жить, как бритты при нордах.

— Видимо, так. Но Рагнвальд всё равно постарается отбить Бриттланд. Не для Харальда Средний Палец и не для тех крикунов, что были на тинге, а для нас самих.

— Зачем это? — не понял я.

— Бездна. Вспомни рассказ про остров Кокенде. Раньше там жили норды, растили ячмень, пасли скот, а потом пришла Бездна, появились орды тварей, и люди сбежали оттуда. Потом то же самое приключилось и с землями ярла Гейра. Да, сейчас Рагнвальд сдержит поход Бездны, но рано или поздно она захватит все Северные острова. Куда нам тогда бежать? У Гейра было немного людей, и почти все они погибли. Помнишь, как было в Сторбаше с огненным червем? Если бы хирдманы не убили его, Эрлингу пришлось бы вывезти людей. И куда бы он пошел? К соседям? Но там крохи плодородной земли, и несколько сотен ртов они прокормить не смогут. А рано или поздно так будет на всех Северных островах.

— Поэтому нам и нужен Бриттланд, — до меня наконец дошла мысль Альрика.

— Да. И Рагнвальд это прекрасно понимает. Возможно, беда случится не так скоро. Может, Бездне понадобится всего зим десять, а может, и целая сотня, чтобы захватить Северные острова. Но если мы промедлим, то нашим детям и внукам некуда будет идти.

С трудом мы отыскали наш дровяной сарай. Ульверы уже дрыхли без задних ног, только Вепрь все еще сидел возле наспех сделанного очага и поддерживал огонь. Ни я, ни Альрик не стали ничего говорить на ночь глядя и, закинув в живот по миске остывшей каши, завалились спать.

Утром нас растормошили любопытные ульверы. Город уже бурлил всяческими слухами, говорили о том, что конунг забирает всех воинов. Кто-то говорил, что их отправят в Бриттланд, кто-то — к тварям, а некоторые вдруг решили, что Рагнвальд решил преподнести богам кровавую жертву. Наслушавшись дурных речей, хирдманы захотели узнать, в чем же правда.

Альрик коротко пересказал, что было на тинге, и наши парни призадумались.

— Так и что делать будем? — хмуро спросил Росомаха. — За харч убиваться не больно хочется. А тех тварей мы видели, серебром к ним особо не заманишь и руну так просто из них не выковыряешь.

Я осмотрел лица хирдманов. Никто из парней не жаждал встретиться с тварями Гейра, разве что Отчаянный по-прежнему рвался в бой да Живодер задумался о чем-то своем.

Первым заговорил Альрик.

— Конунг собирает ярловые дружины, земельные. Вольные хирды он ни к чему не принуждает, так что нам самим решать, как быть и что делать.

Запинаясь, в беседу влез Бритт, о котором я почти и не вспоминал. Слишком уж тихо он себя вел да и нашу речь разумел плохо.

— Фоморы как мертвецы. Жрать, убивать, смерть. Смерть вся земля. Мы встать! Защитить!

Простодушный не согласился с ним:

— Драугры изо всех дыр полезли, а тут всего лишь дальний остров. Да и не сражаться мы с ними будем, а следить, чтоб не сбежали. Как по мне, на то и ярловых воинов хватит. Мы и так потрудились изрядно, привезли не только весточку, но и самого Гейра.

Коршун, наш сарап-полукровка, который нынче по улицам старался попусту не расхаживать, заметил:

— Лед встанет через месяц-полтора. Даже если решим пойти к тварям, сейчас-то что делать?

— Сидеть в Хандельсби без дела столько времени толку нет, — кивнул Беззащитный.

Странно выходит: вроде бы Бездна захватила остров, сарапы — Бриттланд, а забот у вольников стало еще меньше, чем прежде. Словно бы и не случилось ничего.

— Так чего? Может, походим по городам, дело поищем? — предложил Рысь.

— Да какие нынче дела? — выпалил Росомаха. — За репу да за сыр работать? Серебром только ярлы платят, а ярлы все здесь сидят.

— И то правда, — пригорюнился Леофсун.

— Так что скажете, хёвдинги?

Росомаха всё никак не отставал от нас.

А мне впервые в жизни не хотелось идти на тварей. Руны, конечно, здорово, да только терять никого из хирдманов мне не хотелось. Слишком уж больно, когда внутри стаи погибает один из волков. Смерть Гисмунда до сих пор отзывалась внутри горечью, я до сих пор ощущал дыру на его месте, а ведь он едва-едва попал в стаю. А что говорить про Энока, которого мой дар захватил в числе первых? Я слышал, что одноруким калекам то и дело чудится, будто их отрубленная рука все еще с ними, и она может болеть или чесаться. Вот и у меня было что-то схожее. Мне тоже порой чудилось, что я слышал его голос или видел косую морду.

А еще я боялся пробуждать свой дар. Какова будет стая без Энока? Смогу ли я удержать стаю, ощутив еще одну дыру?

Все же дурной дар мне подкинул Скирир. Не должен хирдман бояться доброй драки! Не должен увиливать от сражения с тварями! Как тогда он попадет в дружину к Фомриру? Сидючи у очага разве что от гнилой лихоманки сгинешь, а не от железного меча и не от клыков твариных. И за себя я не боялся. Я ведь всегда живым выходил из каждого боя! Несмотря на условие, сумел набрать аж девять рун, переплюнул отца. И я, несомненно, стану хельтом, потом сторхельтом, потом получу двадцать рун, а там уж и до богов рукой подать. И обо мне будут складывать висы, петь песни, матери станут называть сыновей моим именем! Но это я! Кай Эрлингссон! Кай Безумец! Тот самый, что родился в грозовую ночь. Тот самый, на кого обратил внимание конунг богов!

А вот ульверы — дело другое. Какими лихими и отважными они ни были, их судьба соткана из других нитей, тонких и хрупких. Чуть рванешь, и оборвется. И я не хотел их терять. Не хотел чувствовать дыры. Может, потому я больше не пускал никого в стаю?

Бритт, Офейг, Слепой, Коршун, Синезуб, Отчаянный, Свистун, Беспалый… Да даже Росомаха с приятелями! Они уже давно не чужие. Хоть мы с ними еще ни одной зимы не пережили, зато лето у нас выдалось знатное. Чего только не случилось!

Молчание затянулось. И снова Простодушный выручил меня.

— Тинг тингом, но прежде надо поглядеть, как дальше пойдет. Может, и впрямь нам тут делать нечего будет. Толку-то задницы на льду морозить, если мы за всю зиму ни с одной тварью не перемигнемся!

На том и порешили.

Парни разошлись. Трудюр, конечно, к бабам, Ледмар — к «Соколу», Вепрь остался присмотреть за нашим добром в дровяном сарае, а остальные кто куда. Росомаха растянулся на лавке и задремал. Альрик поглядел на них, потом на меня и кивнул на дверь.

— А не хочешь ли прогуляться до конунгова двора? — спросил он.

— Это зачем же?

— Херлиф верно сказал. Надо понять, что конунг задумал. Но его думу так запросто и не поймешь. Может, Магнус что подскажет?

Я недовольно скривился. Это раньше Магнус в рот смотрел да другом стать хотел, а нынешний, хоть мы и прошли немало под одним парусом, был непонятен. То ли после твариной крови поменялся, то ли после сараповой ворожбы, то ли повзрослел. Ему ведь тоже несладко пришлось.

— Пустят ли на порог? — сказал я, махнул рукой и побрел к двору конунга.

Что толку языком болтать? Схожу да и узнаю. Не пустят, так несложно и обратно пройтись.

А Хандельсби изменился. Десятки оружных повсюду, хускарлы на каждом шагу, будто набрать шесть рун так просто. Девки попрятались по домам, даже рабыни выходили только старые и морщинистые. Детвора попритихла. Еще я не видел ни свиней, ни кур, что обычно свободно ходили во дворах и меж домами. А потом понял, почему. Один карл внезапно швырнул нож в случайно мелькнувшую квочку, подобрал ее и привязал к поясу со словами: «Будет вечером похлебка».

Беды со снедью в столице пока не было. Раз конунг сказал, что накормит всех, значит, накормит, и затягивать пояса будут разве что весной, перед таянием льдов. Да вот только ярлы бывают всякие, в том числе и прижимистые: дадут на десяток мешок проса да несколько луковиц, и крутись как хочешь. Вот хирдманы и выкручиваются как могут.

Как лед встанет, конунговы люди уведут воинов к землям Гейра, но до той поры тяжко будет всем: и горожанам, и ярлам, и дружинам. И я не хотел оставаться в Хандельсби на это время.

По дороге я прошел мимо пепелища и лишь потом сообразил, что прежде тут стоял сольхус. Неподалеку лежал расколотый и изгаженный шар, на котором кое-где еще промелькивала позолота. И никто в жуткой робе и с выбритой макушкой не кричал о боге-Солнце, не корил за поедание мяса, не пугал тьмой.

Возле конунгова двора было людно. Кто-то рвался внутрь, потрясая золотыми цепями, кто-то наоборот выходил, хмуро потирая лоб. Почти все, кто желал зайти, требовали беседы с самим Рагнвальдом, утверждая, что более никто не сумеет рассудить их дело. Но постояв в толпе какое-то время, я приметил, что всех крикунов постепенно вылавливали, отводили к нужному человеку, и вскоре те затихали.

Я даже подобрался поближе и подслушал один такой разговор.

— Кто таков? Зачем к Рагнвальду хочешь? — спросил худенький карл с пером в руках.

Выглядел он непривычно. Полусарап что ли? Глаза черные навыкате, волосы тоже темные и курчавые, нос, может, и не самый большой из тех, что я видел, но на узком, почти безбородом лице смотрелся как орлиный клюв.

— Я ярл Йарнвика. Хочу поговорить о своей дружине! Так что веди меня к конунгу, карл! — зарычал крупный хускарл с объемистым животом и густой ухоженной бородой.

— Йарнвик, Йарнвик, — чернявый постучал пальцем по кончику огромного носа. — Железный залив. Семь деревень, один город с большой ярмаркой, несколько десятков хуторов. Нет, говори со мной.

— Это что же? Йарнвик не достоин встречи с Рагнвальдом? — вспылил было ярл, но тут же притих.

Неподалеку стоял мой знакомец Кеттил Кольчуга и, заслышав ссору, выпустил хельтову силушку.

— Я не дам треть дружины, — сдавленно сказал ярл. — От Гейра до меня всего три дня плыть. Мне свои земли беречь надо.

Чернявый устало посмотрел на ярла печальными коровьими глазами.

— Коли так, твои дружинники будут стеречь южную сторону, чтоб не пустить тварей к Йарнвику. С тебя все хельты, кроме двух, и два десятка хускарлов.

— Два десятка? Откуда? У меня всего в дружине тридцать воинов.

— И еще те, кого ты не держишь за прокорм, а отпустил на землю. Ты же всем хускарлам землю даешь!

— Так это не дружина! Они с земли кормятся. Как бонды! — снова вскипел ярл.

— А уговор каков? Коли беда какая, они должны взять оружие и прийти на помощь по первому зову. Или тебе эта беда и не беда вовсе? Тогда отдавай всю дружину как есть. Меньше кормить зимой придется!

Кеттил заметил меня и приветственно махнул. Я подошел к нему. Не видел его с того турнира по кнаттлейку, где он с другими хельтами чуть не расколол весь лед во фьорде Хандельсби. А потом мы с ним сидели за одним столом на пиру у конунга. И хоть я был сопливым карлом, а он уже тогда шагнул за десятую руну, Кольчуга не чванился, не задирал нос и сейчас не делал вид, будто мы незнакомы.

— Как тебя там? Безумец, кажись? Помню-помню, как ты в ледяную воду тогда прыгнул. Смотри-ка, аж до девятой руны добрался! Впрочем, ты и тогда зубастый был. По делу сюда или случайно забрел?

— Да с Магнусом хотел увидеться. Мы с ним целое лето вместе плавали, тварей рубили.

Кеттил нахмурился, снова выпустил рунную силу, тут же убрал и улыбнулся.

— Верно! Это ж с тобой он ворожбу поборол. Мда… Сам видишь, к конунгу нынче не пробьешься.

— Раз сам Кольчуга на страже, — поддакнул я.

— Вот-вот. Дай подумать.

Хельт помолчал, а потом как гаркнет:

— Синица-пустобрех!

Я аж отпрянул. Что за ерунда? Бранится он так или чихает? А оказалось, что зовет приятеля. Из-за частокола высунулась светлая голова паренька моих зим.

— Чего?

— Сбегай до Магнуса, скажи, что Безумец в гости пришел.

— Это какой-такой безумец?

— Не твоего ума дело! Сказано передать, так ноги в руки и побежал!

— Ага.

Синица тут же исчез, а Кеттил рассмеялся.

— Вот, взял сосунков под свою руку, натаскиваю теперь.

Мы с Кеттилом неспешно обсудили кнаттлейк, посмеялись над тем, что грядущей зимой в турнире поучаствуют и твари, я поспрашивал о знакомых и узнал, что все они вошли в дружину Рагнвальда. И лишь когда я слегка проголодался, пришел Синица и отвел меня в дом вне конунгова двора.

— А, Кай, проходи!

Хотя не прошло и месяца, как Магнус вместе с нами охотился на тварей, сейчас мне чудилось, будто передо мной незнакомый человек. Будущий конунг! А не дитя, хнычущее о тьме, грехах и любви к врагам своим.

— По делу или так, посудачить пришел? Ты ж вроде не ярл пока. И отец у тебя без дружины считается. Значит, за кого-то другого просить будешь?

Рагнвальдссона, видать, также заели люди, не желающие отдавать своих воинов.

— У меня хирд, — ответил я. — И его надобно кормить. Хочу понять, стоит нам оставаться в Хандельсби или распустить людей на зиму.

— По делу, значит, — вздохнул Магнус.

В дом вошли две женщины, поставили перед ним плошку с густой похлебкой, блюдо с еще дымящимися лепешками, а сверху плюхнули изрядный кусок масла, рядом еще одну миску с запеченной рыбой и напоследок горшок с кислым молоком. Вот же, сын конунга, а пьет кислятину вместо доброго пива! Это в бедных семьях только на стол подают рыбу с молоком, в крепких же хозяйствах угощают мясом и пивом.

— Говорю тебе лишь потому, что доверяю. Можешь сказать Альрику, но больше никому, даже ульверам. Особенно Росомахе.

— Почему особенно Росомахе? — удивился я. — Знаешь что про него?

— Нет. Но я не пойму, зачем он пришел к вам. Он силен, умен, хитер и осторожен, к тому же хельт. Росомаха легко бы мог встать во главе ярловой дружины или собрать свой хирд. И похоже, я его где-то видел, но не могу вспомнить, где и когда. Но речь не о том. Как думаешь, зачем отец собирает дружинников у ярлов?

— Ну это, тварей бить. Чтоб они, значит, не разбежались с Гейровых земель.

— Ты же видел остров Гейра. Видел скалы. Много ли мест, откуда твари могут вылезти?

Я почесал затылок и сглотнул слюну. Запах лепешек с маслом так и манил.

— Через фьорд никто не выберется, — сказал я. — Еще бухта. Но что там севернее по берегам, я не знаю.

— Зато Гейр знает. Северная часть острова пологая, но усыпана крупными острыми камнями. Вода днем и ночью хлещет. Зимой там лед ломается, крошится, торосы наползают друг на друга и на скалы. И выходит что-то вроде поля, усыпанного кольями. Даже рунному пройти сложно. Так что там всего с десяток мест, где твари могут выйти. И отцова дружина легко бы и сама сладила.

— Тогда зачем тинг? Зачем ссоры с ярлами?

Я вспомнил слова Альрика и выдохнул:

— Бриттланд?

— Да. С тварями сталкивались все ярлы, и силу Гейровой дружины если не видели, то хотя бы слышали о ней. И под это отец еще может получить воинов. А Бриттланд мало кого заботит. Да, у многих нордов там родичи, и они готовы дать им кров и еду, но сражаться за чужую землю? Проще выждать, пока сосед уйдет биться с сарапами и втихую отобрать у него деревеньку или остров. Вот это всем понятно.

— Значит, Рагнвальд собирает херлид сразу на Бриттланд.

— За зиму наши хельты поймут, кто чего стоит, подберут толковых людей, дадут к себе привыкнуть, а заодно растолкуют на деле, что Бездна рано или поздно сожрет все острова. И если мы не отберем Бриттланд, жить нам будет негде.

— Выходит, вольные хирды вам без надобности.

— Сейчас да. Летом мы кликнем всех. Но ты и сам смекаешь, что вольных так просто не привяжешь, а рисковать отец не хочет. Если бы у вас был кто-то с даром, связанным с морем, я бы предложил вам работу. Морских тварей мы тоже будем отлавливать, ведь недалеко от Гейровых земель проходят корабли из Альфарики. А так лучше распустить хирд на зиму.

Магнус не предложил мне угоститься, потому я встал, поблагодарил его за совет и доверие, а потом ушел.

Ох, и опасное дело затеял Рагнвальд! А когда ярлы поймут, что он не собирается возвращать им людей? Уж не затеют ли они бучу? Не захотят ли убрать слишком зазнавшегося конунга? Одно дело платить дань и ходить на суд, и совсем другое — позволять подобное. Всё же норды не его трэли и вольны делать, что им вздумается. Эдак скоро Рагнвальд захочет всё решать за ярлов: сколько зерна сажать, сколько скота по осени резать, за кого дочь замуж отдавать, кого воевать… Кто такое стерпит?

Альрик, когда я пересказал ему слова Магнуса, ответил так:

— Рагнвальду главное до льда продержаться, а потом уже поздно будет. Магнус не должен был тебе такого говорить. А вдруг ты проболтаешься? Ярлы и так чуют неладное, а если услышат подтверждение, так и вовсе беда будет.

— А мы, значит, всё? Уходим из Хандельсби и сразу на зиму? Ты к отцу пойдешь или в Сторбаше останешься?

Я снова вспомнил о богатстве, спрятанном в сараях Эрлинга. Мы так и не придумали, как поменять его на серебро. И в следующем году у нас не выйдет ничего, ведь будет военный поход на Бриттланд. Каменья и золото еще полежит, а вот пряности и ткани могут испортиться. Менять их сейчас и здесь не только опасно, но и не прибыльно. Много ли дадут здешние ярлы за красочные шелка? Нужно оружие. Нужно железо. Нужно зерно.

Может, через зиму получится? Если мы все не поляжем на берегах Ум.