Сага о двух хевдингах

Глава 13

Едва я открыл глаза на следующее утро, как решил проверить дар. Получится ли сейчас так же легко, как вчера? Ну, вот и моя стая! В меня тут же прилетел камешек со стороны Эгиля, что сторожил наш сон, сердито из-под плащей высунулись остальные бородатые морды и объяснили, куда мне идти с таким шуточками. Недовольство ульверов я не только увидел, но еще и ощутил через стаю, а заодно нехватку бабы у Трудюра, всплески беспричинного веселья у Живодера, тянущий голод от Альрика и общее желание облегчиться. Я убрал стаю.

Видать, не стоит баловаться с даром попусту. Это в бою мы едины и цельны, а в мирное время кто захочет делить с хирдом все радости и горести? Мы же не супруги, хвала Фомриру!

Потом я захотел испытать хельтову силу, помериться с Альриком. Мы вырезали себе по дубине и смахнулись, но даже свежее дерево размочалилось в лохмы с первого же удара. Так что мы перешли к глиме. И я понял, что всё еще отстаю от Беззащитного. Мощи мне не хватало, и ловкости тоже, ему-то и думать не надо, чтоб быстрее вертеться и от захватов уходить. Да и двенадцать рун никак не равны десяти.

Тогда я попросил Дагну встать против меня. Дар у нее небоевой, рун чуть меньше, чем у Альрика — самое то для испытания, хотя состязаться с бабой в глиме было для меня внове. Поначалу я дрался не в полную силу, отвлекался на колыхание грудей под тонкими рубахами, на плотный женский запах, но, оказавшись жестко вбитым в прибрежный песок, взялся за Дагну всерьез. И уже она летела кубарем, попавшись в хитрый захват. А потом еще и еще. Мои десять рун против ее одиннадцати были сильнее.

Теперь бы понять, это потому что она баба или потому что я получал больше за одну руну, чем прочие. Именно так мне говорили когда-то. Надо будет отыскать десятирунных хельтов в Раудборге и помериться силой с ними.

Тело было легким-легким, но при этом гибким и сильным. Всё время хотелось сделать что-то эдакое: вскарабкаться на высокую гору, переплыть ли море, взять десять баб разом, убить сторхельтову тварь… С трудом я сдерживал свои порывы, и от того рунная сила нет-нет да и пробивалась через привычные скрепы, опаляя ульверов. Чтобы хоть немного успокоиться, я спросил у Альрика, зачем же было строить тот домик? Ради единого раза. Неужто нельзя было обойтись одним лишь присмотром?

— Так принято, — ответил Беззащитный. — И ты сам, когда будешь приглядывать за ульверами, всегда отводи их в отдельный дом, подальше от людей и их глаз. Часто воины ведут себя неприглядно во время перехода, и не стоит позорить их перед другими. Ты хотел убежать, и как бы я потом искал тебя по всему лесу? Потом ты всего лишь разделся, но в том беда невелика. У других бывает и похлеще. Воины помладше могут испугаться и отказаться от перехода в хельты, либо по дурости своей дадут прозвище неуместное, либо уважать перестанут десятирунного.

— А что творят-то, если говоришь, что у меня еще не так плохо было? Надо же мне знать, чего ждать от ульверов!

— Всякое. Разное может почудиться. Рыдают и ползают по полу, будто дите неразумное. Слышал, некоторые себя режут или калечат в безумии. Слышал, что кто-то себя чуть не оскопил.

Я так и замер с открытым ртом.

— Так чего же, — выдавил я, — ты не запретил мне оружие брать? А если бы я вдруг… С даром Скирира ты мог бы и не сладить.

— Потому что у тебя топор не подобран и не украден, а сделан под твою руку и заговорен. Тот кузнец ведь не просто так носит имя «рука Корлеха». Так что он не мог причинить тебе вред, а только пользу. Оно и случилось. Слишком сильный жар был, и без топора ты бы не перенес его так легко.

Лишь к полудню мы собрались и отплыли в город. Куски вылюдского тела Дагна уложила в бочонок, обернув травами для сохранности. Свиньи-то мы не прихватили, чтоб салом залить чешуйчатые хвосты твари. Шли ходко, всем хотелось вернуться под крышу, вымыться в жаркой баньке, поесть вкусного и отпраздновать мою новую руну. Почти две седмицы мы ходили по озеру и выискивали тварь, теперь бы поспать в тепле да проснуться от запахов свежевыпеченного хлеба. Поди, Хотевит распродал наш товар, и скоро мы разложим серебро по долям, пройдемся по щедрому Раудборгскому базару и выберем гостинцев родне. Я возьму сразу пяток пар сапогов, и это только себе, еще нужно для жены, матери, отца, Ингрид. А если здешние умельцы и крохотные сапожки сумеют стачать, так и брату с сыном тоже. Оружие здесь стоит дороже, чем на Северных островах, рабы тоже, зато меха отличные. А еще свечи…

Я так задумался, что еще стоит глянуть в Раудборге, что не сразу заметил неладное.

Мы вошли в устье Ольховы и уже подходили к знаменитому мосту, возле которого по обеим берегам паутиной раскинулась пристань с десятками причалов. Я и прежде удивлялся, как же тут людно. Крупных кораблей вроде нашего «Сокола» почти не было, но так ведь в Альфарики ходят не по морям, а по рекам, на небольших ладьях проще пройти через отмели и узенькие проливы. Так что лодчонок всех мастей здесь было предостаточно. Даже иноземные купцы предпочитали живичские ладьи для перевозки товара.

Несколько раз что-то глухо ударило в борт нашего корабля. Неужто озерные твари перебрались в реку, чтобы отомстить за ту вылюдь? Я поднял весло и привстал, чтобы глянуть на воду. И тут прямо мне под ноги прилетело яйцо и разбилось, забрызгав одежду.

Я оглянулся и увидел, что лодчонок возле пристани вдруг поуменьшилось, зато людей на деревянных мостках было видимо-невидимо. И некоторые швыряли в нас камнями, кочерыжками и яйцами. А еще до нас доносились крики, бабий истошный вопль перелетел через реку аж до Вечевой стороны.

— Убрать весла. Пересесть так, чтоб грести обратно, — сказал я, еще до конца не понимая, что произошло, но чуя какую-то беду. — Дагна, что они кричат?

Она стояла бледная до немоты, прижав руку к горлу, точно ее кто-то душил.

— Велебор! — рявкнул я.

Живичский воин выглядел едва ли лучше Дагны, но сумел собраться и ответить.

— Бранятся. Почти всё — брань. Кричат, что мрежники погубили Велигород. Мрежники пришли убить всех живичей. Навлекли гнев богов. И надо их убить.

— Почему? Мы тому виной или другие мрежники?

Велебор вслушивался в крики, когда баба, что приглядывала за Дагной, вдруг вскрикнула и заверещала истошно на живом языке.

— Что? Что она говорит? — рычал я, встревоженный пуще прежнего.

— Гляньте туда, — Дагна указала рукой на какие-то столбы, торчащие из воды.

Я не был уверен, стоили они раньше или нет. К столбам были привязаны люди, и непонятно, мертвы они или просто избиты до кровавых соплей. Вот людей там точно прежде не было, иначе бы я призадумался, стоит ли останавливаться в таком городе.

— Это же Игуль, — выдохнул Кот. — Ну, ведь он же!

Я даже всматриваться не стал, сел лицом к городу, взял весло и крикнул:

— Уходим! Обратно к озеру! Быстро!

Что бы тут не случилось, это явно касалось нас. Либо лично нас, либо вообще всех мрежников, что жили в городе. Я не хотел рисковать жизнями ульверов, чтобы выяснить доподлинно, за что избили Игуля: за нордскую кровь или за то, что он пришел с нами.

Мы умчались еще быстрее, чем шли сюда, и шли, не останавливаясь, до самой темноты. Лишь ночью бросили якорь в излучине, оставшись на корабле, чтобы уйти в любой момент. Вепрь раздал скудные остатки припасов, изрядно уменьшившиеся за время нашей охоты: заветрившийся сыр, сухари да сырую репу.

— Что случилось в городе? — спросил я у Велебора. — Нет ли обычая бить всех иноземцев в какой-то день? Может, праздник какой?

Но заговорил не он, а баба. Она верещала и верещала, тыча пальцем то в нас, то в Дагну, то в бочонки, где лежала пойманная нами вылюдь. Никто из живичей не спешил пересказать ее слова, так что, когда мне надоело, я толкнул локтем Рысь, усевшегося рядом. Тот подскочил и влепил бабе оплеуху. Та замолчала.

— Дагна, я сейчас и тебе врежу, если будешь молчать, — спокойно сказал я. — Чего она вопила? Что кричали в Раудборге? Почему избили или убили нордского купца? Дагна!

От последнего оклика женщина-хельт дернулась, ошеломленно посмотрела на меня, а потом рассмеялась.

— Вот же я дура! Вот дура-то! Это я всему виной. О милостивая Орса, только бы они не убили Хотевита! Только бы не убили!

Дагна встала, подошла к той бабе, схватила за горло и легко, будто случайно, встряхнула ее, сломав шею.

— Надо будет с утра притопить! — сказала она.

Лишь после этого живичи вскочили на ноги, схватились за оружие, но ульверы уже приставили к их глоткам ножи, одного даже ненароком порезали, когда Стейн и Бродир Слепой одновременно попытались пристрожить его. Хорошо, хоть не насмерть. Живичи не знали, что я взял наш хирд в стаю, еще когда мы уходили от Раудборга. Злоба и страх, исходившие от толпы, взбудоражили тварь внутри Альрика, и стоило мне приметить в его глазах желтый отблеск, как я сразу выпустил дар.

— Велебор, — устало продолжила Дагна, — вам тоже теперь некуда идти. Вы с нами в одной лодке. В одной лодке, ха-ха, на одном корабле. Кай, пусти их!

— Пусть отдадут всё оружие, вплоть до ножей.

— Велебор! Или так, или вас всех убьют. Выбирай. Знай, я того не хотела. И Хотевиту я зла никогда не желала. Ты сам слышал!

— Слышал, — отозвался живич. — Он ради тебя род готов был бросить, а ты ему только погибель принесла. Мрежница!

Благодаря дару Кота ульверы неплохо видели даже ночью, а уж когда на воде подрагивала блеклая лунная дорожка, я различал даже лица. И Велебора явно терзали сомнения, как лучше поступить. Или точнее, как честнее поступить.

— Велебор! — вмешался и я. — Хочешь сдохнуть, только скажи. У нас тут два хельта и целая Бездна хускарлов, которые не прочь заполучить новые руны. Нам плевать на Хотевита и весь его род, но если б мы хотели вас убить, давно бы прирезали.

Четверо против двух десятков! На что он рассчитывал? Скорее всего, не хотел умирать, как жертвенная овца, без сражения.

Немного помедлив, он кивнул, снял пояс с оружием и бросил его под ноги. За ним и остальные сделали так же.

— Теперь сядьте и расскажите, что вы услышали и поняли. О чем верещала та баба?

Дагна нервно хохотнула.

— Нет у живичей таких праздников, чтоб иноземцев бить. Но мрежников все же не любят. Я говорила… да, я говорила. В деревнях таких убивают, если хватает сил, ну, как вы убивали в Бриттланде драугров. Но в Велигороде… там давно привыкли к иноземцам, давали им землю под дома, привечали купцов со всех сторон. Хотя простой люд все же сторонился мрежников. Потому и Хотевиту пеняли за невесту-иноземку.

— Нечего рассусоливать, — одернул я Дагну. — О деле говори.

Она едва держала себя в руках, того и гляди рассыпется слезами да бабскими причитаниями, потому я и прикрикнул на нее. Пусть лучше разозлится.

— Ни я, ни Велебор толком не знаем, что случилось в городе. Но она верно сказала, — Дагна посмотрела на мертвую бабу, — скорее всего, это из-за нас. Из-за меня. Многие велигородцы верят, что в озере жил бог. Если не Ведятя, так кто-то из мелких. Их тут видимо-невидимо, божков. В каждом дупле и за каждым очагом кто-то водится. Если не бог, то кто-то еще. В доме живет Трямка, в хлеву — кто-то, в сарае, в сенях, в погребе, в бане, а за всеми ними приглядывает Кудава, хранительница дома.

— Дагна! — снова оборвал я ее. Она снова ушла не туда.

— Она сказала, что мы убили Ведятю, и что из-за нас на город обрушится несчастье. Разгневается богиня Ведява и затопит все деревни, зальет поля. Или рыбу уведет. Или корабли начнет топить. И, судя по всему, в Велигороде думают так же.

— Так если мы виновны, зачем Игуля избили и привязали к столбу? Коршун, ты не услышал, живой он или нет?

— Нет, слишком людно. Не разобрать, — сказал полусарап.

Дагна пожала плечами.

— Может, решили умилостивить богов другими мрежниками? Ну, пока нас не поймают. Ты же видел, что столбы прямо возле воды стояли. Видать, в жертву их предлагают Ведяве, чтоб умилостивить.

— И как же они так быстро прознали, что мы вылюдь поймали? Едва лишь день прошел.

— Не о том думаешь, — подал голос Велебор. — Лучше думай, что дальше делать будешь.

А что тут думать? Уходить надо. Только куда? Обратно в Северные моря ход лишь через Раудборг. Под мостом можно пройти лишь со сложенной мачтой, на веслах. И хоть хускарлы гребут быстро, всё едино живичи успеют уронить камень так, чтоб пробить дно, или обольют смолой и подожгут. Или просто какой-нибудь хельт подберется по воде и сломает киль. И всё! Бери нас голыми руками. Конечно, так просто мы не дадимся, но ведь против нас целый город с многими сотнями людей. Идти через озеро на юг? А там что? Мы же хотели летом домой воротиться, с тварями помочь или сарапов в Бриттланде бить.

И тут я вспомнил кое-что, от чего меня бросило в такой жар, будто я снова твариного сердца отведал. Наш товар! Наше серебро! Оно же всё в Раудборге осталось, у Хотевита! Даже рабы, и те в городе. У нас на «Соколе» ничего и не осталось.

— Это всё Хотевит твой! — выпалил я. — Ну, а кто ещё? Не захотел платить за наше добро, вот и поднял бучу! Наверное, кто-то из этих четверых нас выдал! Или ты тоже с ними в сговоре? Сама же говорила, что без приданого, так может, вот оно, твое приданое? Целый корабль всяческого добра!

Сказал и тут же пожалел. Может, Хотевит и обманул Дагну, но она-то не врала. Ей достаточно было прыгнуть в реку возле пристани, чтобы уйти с «Сокола». Хотя… она же тоже мрежница, нельзя ей нынче в город. Она могла сговориться так, чтоб завести нас в западню, где воевода со своими людьми бы нас и упокоил. А серебром можно и поделиться, главное, целиком не отдавать. Я уже насмотрелся на купцов и понял, что среди них жадных людей полно. А Дагна хоть и хельт, хоть и хитра, но всё же баба. Втюрилась в Хотевита, вот и пляшет под его дудку!

— Наше серебро! — жалобно воскликнул Видарссон. Видать, до него тоже только сейчас дошло!

— Погоди. Так ты думаешь, что я нарочно вас потащила на охоту за тварью? — удивилась Дагна. — А как же мой спор с воеводой?

— Почем нам знать, что он был? Мы же только с тобой о том и говорили! С тобой да с Хотевитом.

— Спор и вправду был. Все о том слышали, — сказал один из живичей.

Я хмыкнул.

— А вдруг ты с ними в сговоре? Да если бы и был, откуда мне знать, что воевода не в сговоре?

— Спор был до зимы! — надавила Дагна. — Думаешь, я тогда знала, что в Велигород придет хирд во главе с тупоголовым хёвдингом? Да и еще и на корабле, набитом богатыми товарами? Не проще ли было вас по пути выловить? Тогда бы и две седмицы торчать с вами не пришлось, откармливая комаров!

Хмм, и то верно. Но если Хотевит узнал о товаре лишь опосля? Когда мы показали ему груз? Тогда Дагна ни при чем, да и Велебор с остальными тоже, и всё дело рук Жирного?

— Хотевит не стал бы обманом забирать чужое! — заявила Дагна.

Велебор с ней согласился.

— Ты просто не слышал, что творилось в Велигороде, когда Хотевит привел ее в дом. Не только Жирные разозлились! Весь город бушевал. Из-за бабы Хотевит готов был отказаться от всего богатства, что их род держит. А там, поверь, столько, что ни один бы корабль вместить не смог!

Дагна усмехнулась.

— Ты прав, Снежный Волк, что думаешь на меня и на Хотевита. Я бы и сама так решила, коли б не знала, как оно на деле было. Но сейчас я боюсь, как бы Хотевит на том же столбе не оказался! Если живичи не насытятся мрежниками, то возьмутся за всех, кто с нами связан был. И первым обвинят Хотевита.

— Хозяина нашего с дочерьми могут пожечь, — добавил Трудюр.

Ладно, если просто сожгут, перед тем еще и надругаются. Так оно всегда бывает. И как-то мне неспокойно сделалось. Хорошо, что стая меня крепко держала, иначе б я мог вытворить незнамо чего. Например, убить Дагну в пылу гнева, решив, что она всему виной.

— Надо узнать, что в городе делается, откуда слух пошел про Ведятю, и что с Хотевитом, — негромко сказал Альрик. — А уж после думать, что дальше делать. Вдруг удастся убедить людей, что это не бог, а обычная вылюдь? Или поймать новую тварь и показать ее в городе, мол, никого мы не убивали.

— Хотевита спасти надобно! — твердо сказала Дагна.

Бабы… что с них взять? Хотя я ради Фридюр и сына рискнул бы, при том не только своей жизнью, но и всем хирдом.

— Прежде чем спасать, нужно вызнать, жив ли он, — снова сказал Альрик. — Или грозит ли ему беда? Вдруг это лишь мрежников затронуло? Чего прежде времени слезы лить?

— Ну, и кто пойдет? — оглядел я корабль.

Ульверы-то все смотрели на меня, а вот лица Дагны и живичей были повернуты чуть в сторону. Да они же не видят толком. Месяц незаметно скрылся за тучей, сейчас только мои хирдманы были зрячими. Ночь давно, а мы всё толкуем, толкуем, будто что-то сможем придумать.

— Ульверам там делать нечего, — промолвил Простодушный. — Хоть наши лица вряд ли запомнили, но без языка мы не справимся.

— Дагне тоже нельзя, — кивнул Велебор. — Её весь город знает. Только и остается кому-то из нас идти.

— Ты останешься, — сразу же сказал я. — Уж больно у тебя шрам приметный.

— Тогда… Вышата, Стоян, вы пойдете. Порознь. Надо о месте договориться, где встретимся. И завтра надо укрыть корабль получше, чтоб ни с воды, ни с земли не видать было. И самим где-то залечь.

— Я тоже пойду, — сказал Рысь. — Кое-чего разобрать смогу.

— Снова трэлем прикинешься? — хмыкнул я. — Да толку с того? Если там всех мрежников убивают, так и трэля не пощадят. В тот раз сам помнишь, как вышло.

— Как вышло, так и вышло, — не согласился Леофсун. — Да только иначе зачем мне Фомрир такой дар отвесил? В бою-то он не больно пригоден.

Простодушный коснулся плеча Рыси.

— У меня дара вовсе нет. Может, мне стоит голову под чужой топор положить, раз нет годного дара?

— Лучше речь живую учи. Не последнюю ночь в Альфарики ночуем.

На том и порешили. Я до самого рассвета не спал, один на страже стоял. Да и не спалось мне, всё думалось о серебре, которое я своими руками Хотевиту отдал. При Альрике ульверы разбогатели, а при мне, значит, оказались в чужих землях с голой задницей. Правда, в Бриттланде тоже такое было, но и там больше моя вина, чем Альрикова. Я и так и сяк крутил, как бы нам из Альфарики целыми уйти да еще и со своим серебром.

Дагна тоже не спала. Ворочалась, ворочалась, вздыхала, потом подошла ко мне и просидела рядом всю ночь, глядя в щедрую звездную россыпь на небе.

Не спал и Велебор. Тоже хотел дать своим парням выспаться вволю. Пояса с оружием мы им пока не отдали, так что сделать он вряд ли чего сумел бы, но я за ним все равно приглядывал.

Как только начало светать, я поднял ульверов. Мы сняли носовую фигуру с корабля, завернули сложенный парус в тряпки, чтоб цвет не был виден, и пошли на веслах вдоль берега. Заприметили высокий берег с огромной раскидистой сосной, там высадили живичей Вышату и Стояна, уговорившись встретиться с ними тут через пять дней. За это время они должны успеть дойти до города, вызнать что нужно, и воротиться обратно.

А мы стали искать, куда бы спрятать наш «Сокол». Нарочно не стали делать этого при тех парнях, а вдруг их узнают, поймают и начнут спрашивать, где мы? Искали недолго, так как боялись, что нас кто-то увидит. Мало ли, корабль мимо пройдет, или пастух с берега приметит? Так что нашли пологий берег, где не видать ни деревни, ни коровьего навоза, ни следа человеческого, выгрузили всё с корабля вплоть до вёсел и мачты, а потом разом подхватили «Сокол» на руки, от чего его борта застонали, заскрипели, и оттащили в лес, где уложили на подготовленные бревна. На перегрузку, переноску, подготовку, а потом и на укрытие ушел весь день. И горько было видеть корабль, что лежал на дереве, точно выхваченная из воды рыба. Будто не взлетит уже его крыло и не распахнет навстречу ветру клюв соколиная голова. Несколько раз я был готов сказать, чтоб тащили корабль обратно в воду. Ведь так мы прикованы к берегу, к этим местам, и если нас отыщут, так мы ни за что не успеем уплыть отсюда под одной из десятков рек, что впадали в озеро. Но всякий раз я передумывал. Нас ведь будут искать! И хоть Странцево море велико, да недостаточно, чтоб возле его берегов не сыскали наш драккар, коих тут немного ходит.

Затерев все следы, мы ушли в лес. Двоих оставили неподалеку от «Сокола», Коршун со Стейном двинулись к той сосне, чтобы загодя приметить гостей, а я время от времени пробуждал свой дар, чтобы убедиться, что у них всё спокойно.

Так мы и провели эти пять дней.