Сага о Кае Лютом

Глава 11

Виру нам принесли в тот же день, когда был сожжен род Жирных. Много-много серебра и монетами, и витыми гривнами, и перстнями-браслетами. Часть виры уплатили золотом и самоцветами, и до самой ночи Милий, Пистос и другие ульверы взвешивали добро, высчитывали, сколько это будет в серебре, и спорили с раудборгскими купцами. Принесли и коробочки с пряностями. Я открыл одну и расчихался, Рысь едва успел вырвать коробку у меня из рук, чтобы я ненароком весь перец не выдул.

Оружия было мало. Лучшее уже забрал Красимир для своей дружины, а мы его сняли с мертвых тел по праву добычи. Впрочем, я согласился взять и кое-что под хускарлов, на Северных островах пригодится и такое.

Вряд ли горожане набрали ровно десять тысяч марок серебра, но хватило и этого. Мы и так перегрузили корабли, ведь было еще и свое оружие, своя броня, припасы на весь хирд на пару седмиц, собственный скарб…

Добро Жирных мы забирать не стали. Некуда. Серебро, монеты разных земель, украшения, кое-какие ткани взяли, а остальное так и осталось лежать на их дворе. Что-то прихватили соседи, что-то — женщины Жирных.

Мне запомнился один выживший мальчишка, который прожил не меньше десяти зим, но пока не дорос до первой руны. Как же он смотрел на меня! Со злостью, чистой и откровенной. В своих мечтах он явно перегрызал мне горло или вонзал нож прямо в сердце, почти как я когда-то при виде Торкеля Мачты.

Я тогда снял нож со своего пояса, дал тому мальчишке и сказал:

— Запомни. Я Кай Эрлингссон! Подрастешь — приходи ко мне. Буду ждать.

Одна дуреха вдруг надумала, что я собираюсь убить того мальца, разрыдалась, кинулась мне в ноги и давай бить земные поклоны, видать, умоляя пощадить сына, ну или племянника — кем он там ей приходился? А парнишка серьезно так кивнул и засунул нож за плетенку, что была у него вместо оружного пояса. Вряд ли он знал нордский, но суть уловил.

Глядишь, зим через десять на Северные острова придет молодой живич с единственным желанием — убить Кая Эрлингссона. Пусть! К тому времени я уже стану сторхельтом, и ни один юнец не будет мне страшен.

А на другой день мы отплыли. Вверх по Ольхове и прямиком до озера Альдоги.

Я думал, что раудборгцы затаят на нас злобу, ведь мы ободрали их город и оставили без дружины, но даже так нашлись живичи, что захотели войти в мой хирд. Может, позарились на наши богатства? А может, их подослали, чтобы они втерлись в доверие и вызнали про мой дар? Посоветовавшись с Простодушным и Дометием, я отказался брать раудборгцев.

Шли мы ходко, на ночь приставали к берегу. Ближе к Альдоге встретили нордский кнорр, напоминающий малой осадкой живичскую ладью: видать, с самого начала строили с расчетом и на наши моря, и на альфарикские реки. Я приказал вывесить за борт белый щит в знак мира, а когда мы сошлись с кнорром поближе, предложил встать лагерем пораньше. Мы рассказали бы вести из южных княжеств и Годрланда и с радостью бы послушали, что нынче творится на северных землях.

Хвала Скириру, купец слышал прежде о хирде снежных волков, хотя изрядно удивился и нашей силе, и тому, сколько у нас иноземцев, потому сразу же согласился.

Звали торговца Гудмундом. Мне он пришелся по нраву, особенно когда предложил распить бочонок с отличным нордским пивом, я же угостил его годрландским вином, которое на Северных островах подают лишь на стол конунгу.

— Кай, значит, — сказал довольный Гудмунд, отведав иноземный напиток. — Из Сторбаша… Не слышал о таком. Вроде снежные волки ходили с другим хёвдингом, но имени не назову. Запамятовал.

Сам торговец был всего на третьей руне и не старше трех десятков зим, но среди его людей я приметил и хускарлов. Как по мне, Гудмунд изрядно рисковал, раз шел столь небольшими силами в Альфарики. Впрочем, Игуль, тот купец, которого мы провожали в Раудборг, тоже рунами не радовал. У торговцев свой путь, и они не спешат тратить зимы на получение благодати.

— Везу твариные кости и шкуры. Сейчас этого добра на Северных островах полно. Этой зимой Рагнвальдовы воины немало набили добычи. Меха там знатные! В Альфарики вряд ли распродадим, зато в Годрланде, я слышал, такое любят. Не для шуб, конечно, а для дома. На стену повесить или на пол уложить. Небось приятно ноги с лавки сразу в мягкое совать. Зерно бы надо скупать, да много ли его поместится на кнорр? А серебра с него мало, хотя конунг обещал заплатить вдвое. Вот думаю пока.

Говорил он охотно, а мы жадно слушали. Вдруг промелькнет что-нибудь о Сторбаше или деревнях, откуда другие ульверы родом?

— Тем летом тяжко пришлось. Повсюду повылазили Бездновы отродья! Пока льда не было, в море хоть не выходи! На корабли нападали, на берега выползали, не одну рыбацкую деревушку разорили. Твари! Никаких воинов не напасешься, чтоб повсюду расставить. И так с тех земель, что ближе к погибельному острову, людей увезли. Увезти-то увезли, а прокорм откуда взять? А как лед встал, так и вовсе беда! Дуром твари пошли. Рагнвальдова дружина без продыху билась с ними. Чуть раны заживут, и заново в бой. Оттуда и мой товар! Нынче на Северных островах другого нет.

Мы переглянулись с нордами. Рыбацкие деревеньки… Да половина моих нордов родилась в таких. И Сторбаш на берегу стоит.

— Поговаривают, что Рагнвальд разослал корабли во все стороны, чтобы отыскать новые земли. Уж не знаю, правда или нет. Может, рано он перепугался? Небось, твари-то не бесконечные, скоро перебьем их, и затихнет Бездна надолго. Бывало ведь такое, что в один год рыбы в море полно, а в другой — едва-едва на похлебку за весь день наберешь. Может, и с тварями так? Урожай нынче на тварей, — Гудмунд хохотнул над шуткой, которую явно говорил уже не раз.

Так. Сторбаш далек от земель Гейра, Хандельсби поближе будет. Значит, у отца еще есть время. Коли что, посажу всю семью на корабли и увезу! Серебра полно, так что можно бросить скарб и взять лишь самое нужное. Вот только куда? Туманный остров скуп на урожаи, там едва хватает прокорма для своих жителей. Альфарики? Не сейчас, когда наступают коняки. Бриттланд? Для начала нужно, чтобы Набианор забрал оттуда своих Солнцезарных. О Годрланде мне и думать не хотелось, под сарапов всяко не пойдем.

— А что в Альфарики делается? — спросил Гудмунд, отсмеявшись. — Мы на Триггей заходили, ну к этим, островным хирдманам, так у них там пусто. На всю крепость — пара десятков воинов, и всё. Вроде как всех живичи повыгребли. Неужто снова князья склоки затеяли?

После таких вестей я и говорить не хотел, потому ответил Рысь. Пересказал про коняков, про Смоленецкое княжество, а под конец предупредил торговца о Раудборге, мол, нынче там нордов не особо любят, так что лучше бы Гудмунду пройти через город поскорее, не задерживаться. Мол, мы помогали купцам приструнить зарвавшегося хёвдинга, что полез на княжий престол, да немного перестарались. Потом Леофсун поведал и о Годрланде, о приезде Набианора и о его даре, о тварях на южных землях.

Гудмунд слушал с раскрытым ртом. Как я понял, он прежде ходил в Бриттланд да к Альдоге, а сейчас торга с Бриттландом нет, вот он и продал свой старый кнорр, построил за прошлое лето нынешний и отправился на новые земли.

— Вон оно что! — протянул купец. — Тогда мне нет резона держать товар до Гульборга, там и своего такого хватает. Надо распродавать здесь, у живичей. Недаром Нарл привел вас ко мне навстречу, иначе бы я в убыток вошел.

На радостях купец открыл еще один бочонок с пивом, а мы и не возражали. Даже после сладких годрландских вин и ядреной живичской медовухи я все же тосковал по горечи нордского пива. Хмель меня не брал, зато хоть вкус почувствовал.

Просидели с Гудмундом мы едва ли не с полночи. Он изрядно захмелел: хлопал меня по плечу, рассказывал, откуда он родом, по каким островам ходил, как искал, у кого бы купить новый корабль…

— Сейчас многие кнорры рубят вот так. Пусть товара возьмут меньше, зато по рекам и порогам ходить легче. Хотя я слыхал, что из Бриттланда наши купцы вернулись живыми. Сарапы не мешают торговать. Только возить оттуда нечего! Серебра там нет, зерна самим не хватает, Бездновы сарапские лошади не хотят жрать траву, им овес подавай! Да еще и бритты того, попрятались. Скот изрядно драугры подъели. Слыхал о драуграх-то? Вот же страхи какие! И взять с них нечего. Не торговать же человечьими костями!

Уже Гудмундовы хускарлы взяли своего торговца, повели отсыпаться, а он всё говорил и говорил, размахивал руками, порывался вернуться и еще выпить.

Хороший человек. Всяко лучше заносчивых живичей. Да, изрядно прост и слишком откровенен, зато честен, не прячет за каждым словом какую-нибудь хитрость, а еще не скуп. Уверен, что пиво у него с радостью выкупили бы те норды, что давно живут в Гульборге или в Холмграде.

Потому наутро, когда Гудмунд еще отсыпался, я передал его людям кошель с годрландскими фенгари и подарил пару мечей под хускарлов. Конечно, это был слишком щедрый дар за пару бочонков пива, но мне захотелось, чтобы этот торговец удачно сходил в чужие земли и вернулся с прибытком.

Я впервые ощутил себя богачом. Лишь ярлы и конунги могут дарить серебро и оружие, а теперь еще и я. И это радовало душу ничуть не меньше, чем когда такое дарили мне. Быть щедрым сумеет не каждый, вспомнить хотя бы ярла Торира Тугую Мошну или ярла Гейра Лопату.

Мы отплыли, не дожидаясь пробуждения Гудмунда.

По Ольхове до Альдоги корабли прошли всего за несколько дней, да и на озере, что напоминало своим простором море, мы задерживаться не стали. Я старался не подгонять хирд, но всякий раз подымал людей всё раньше и приставал к берегу на ночь всё позже. Хускарлы редко садились за вёсла, ведь с хельтами-гребцами мы шли быстрее.

Зря я позволил князю и Жирным так просто умереть. Надо было сделать их хеймнарами(1)… Ведь из-за них мы застряли на целую зиму в Годрланде. Хотя благодаря этой зиме ульверы стали богаче и рунами, и людьми, и серебром. Может, потому Скирир и направил меня к сарапам? Может, Мамир-судьбоплет увидел грядущее Северных островов и решил, что лишь вот этот хирд сможет спасти их от Бездны, только для этого нужно убрать Альрика и проложить новую тропку, пусть кружную да запутанную.

Мы прошли по краю Альдоги, потом по речке Ниво и добрались до Дёккхафа — Мрачного моря. Можно было, как в прошлый наш проход, идти вдоль берегов с разбойничьими племенами, но я сказал плыть прямиком на запад, проверяя путь по встречным островам. Передохнём на Триггее, у вингсвейтаров.

Время от времени мы видели и другие корабли, как драккары, так и живичские ладьи, но те почему-то не спешили сближаться с нами. Видать, решили, что воины на «Соколе» ограбили купца из Альфарики, а вместе с товаром и жизнью заодно и ладью забрали. Да и по веслам было понятно, что нас никак не меньше полусотни. Прошлым летом я бы тоже обошел такую пару стороной.

Я почти перестал спать, сидел по ночам на корме, вцепившись в правило, смотрел то на тонкие лунные блики на волнах, то на щедрую россыпь звезд, и сам не понимал, откуда берется такой страх, что вгрызается прямиком в кишки, терзает изнутри и отравляет своим ядом любой кусок, что я клал себе в рот. Ведь ничего нового от торговца я не узнал. Я сам, своими глазами видел тварей на острове Гейра, сам сражался с ними, слышал, как прошла первая зима, в которую воины Рагнвальда стерегли ледяной проход. Любой бы понял, что дальше будет хуже. Так почему прежде я не особо задумывался о беде, что нагрянула в Северное море?

А потом догадался.

Слишком многое случилось с той поры, слишком многое я повидал и услыхал. Теперь я знаю, что в землях Гейра не случайный выплеск Бездны, не «урожайный год на тварей». Бездна пришла к нам надолго. Пришла, чтоб поглотить наши дома, деревни и острова, чтобы отравить зверей в наших лесах и рыб в наших морях.

Я сражался с пустынными тварями! Они шли с юга, где Бездна уже выжила людей из их домов, и даже сарапские воины, завороженные своим пророком, не в силах одолеть этих тварей. Я сражался с коняками, которых Бездна гнала по миру несколько десятков, а то и сотен лет. Пока им есть куда бежать, но рано или поздно они упрутся в море. Куда они пойдут дальше? Сумеют ли пересесть с лошадей на корабли?

Ко всему прочему, у меня свербела мысль, будто я упускаю что-то еще.

Лишь когда к борту лениво прошел Живодер, развязал веревку на штанах и зажурчал за борт, я вспомнил.

— Живодер! Подь сюда!

Он выждал, пока не иссякнет струя, поправил штаны и побрел ко мне, обходя спящих хирдманов.

— Помнишь болото? — спросил я. — Болото в Бриттланде, куда мы ушли, как убили Хрокра. Ну, того, кому ты вырезал сердце!

Бритт кивнул.

— Ты что-нибудь почуял там?

— Дурной запах, тяжелое место, — сказал он.

— Нет, я не про то. Оно похоже на то, что было в землях Гейра? Даже не так. Не станет ли то болото Бездной, как на землях Гейра?

Живодер вдруг расплылся в своей самой безумной улыбке:

— Кай понял! Да! Болото — это яйцо! Бездна — курица. Она снесла яйцо и спрятала его. Скоро из того яйца вылупится еще одна курица. Яйцо долго лежало, пришла пора!

— И ты знал? Знал еще тогда, в Бриттланде? Почему никому не сказал?

— Не знал. Яйцо не пахнет курицей, яйцо пахнет яйцом. Понял потом. Много потом. У Лопаты. Там пахло и разбитой скорлупой, и курицей! Тогда понял.

— Как ее остановить? Как убрать и яйцо, и курицу, и петуха заодно, если он есть? Знаешь?

Живодер развел руки в стороны:

— Плохо слышу Домну, когда она далеко. Тулле видит ее через мертвый глаз, я глаз не дам. Домну любит красивых! Без глаза я некрасивый.

Я зарычал, едва сдерживая гнев. Живодер хорошо говорил на нордском, но стоило завести с ним беседу о Бездне, как я вовсе переставал понимать его слова. Может, разбудить Рысь? Вдруг он сумеет пересказать этот бред более толково?

— Верно ли, что ты слышишь слова Бездны, лишь когда она рядом? Возле земель Гейра услышишь?

— Там слышал, да! Она шептала мне прямо в уши. Альрик не пустил. Хорошо, что не пустил. Тогда я был слабый и без свадебного дара. Домну не согласилась бы пойти за меня.

— А сейчас? — насторожился я.

— Я сильный. Мало, но сильный. Надо лучше! И даров мало. Надо больше! Домну красива и переборчива, за всякого не пойдет. Я ей помог! Тогда, на речке. Но мало-мало…

Он помолчал, внимательно посмотрел на меня и сказал такое, от чего мороз прошел по моей спине:

— Кай тоже по нраву Домну! И узоры на спине, и сильный, а твой свадебный дар лучше моего. Если пойдем вместе, она может выбрать тебя.

Его рука легла на рукоять поясного ножа.

— Мне не нужна Домну, — быстро сказал я. — В Сторбаше жена ждет и двое детей.

— Та жена не помеха, — медленно проговорил Живодер, но руку убрал. — Ты пообещал! Домну моя!

— Твоя! Только твоя!

Он снова осклабился и вернулся на свое место досыпать. Я же трясущейся рукой вытер холодную испарину, проступившую на лице. Я сильнее Живодера, двенадцать рун против десяти, но я бы не хотел проверять на собственной шкуре, кто из нас победит.

Безднов бритт! Я вдруг понял, что мало что знаю о нем, хоть и хожу с ним бок о бок вот уже две зимы. А Живодер и не спешил ничего рассказывать. Про то, что ему не нужно твариное сердце, он молчал до последнего. Вдруг он скрывает и другие тайны? Например, какой-нибудь интересный дар? Да, в стае ульверы делят дары на всех, но ведь они бывают всякие. Вдруг умение Живодера пока попросту не пригождалось? Или им сперва нужно овладеть, как, к примеру, талантом Рыси?

Наутро мы пошли дальше. Ни Живодер, ни я больше не заговаривали о Бездне. Только безумный бритт вдруг снова вспомнил былое ремесло. На сей раз он взялся резать и прижигать лицо с шеей — единственные чистые места на его теле. Каждый день на нем появлялись новые раны, куда он втирал пепел или сухие перетертые травы. Тело хельта быстро заживляло небольшие порезы даже без Дударева дара, потому Живодеру приходилось делать их глубже, чем прежде, и сыпать всякую дрянь, чтоб замедлилось исцеление и на том месте появился шрам.

Скорее всего, так он делал себя красивее для Домну. Хвала Скириру, что ему не вздумалось поженить меня, иначе как-нибудь ночью я бы проснулся от режущей боли на своем лицо.

На остров Триггей я ступил с облегчением, как и все хирдманы на «Соколе». Хотя бы пару дней не видеть опухшую изуродованную рожу Живодера! В этот раз у пристани стояло немало кораблей, оно и немудрено — середина лета, самое время ходить торговать.

Оба постоялых двора — и живичский, и нордский — были переполнены людьми, потому я велел купить нам дров для костров, свежего мяса да пива с медовухой побольше. Нам не привыкать спать без крыши над головой, а вот попотчевать горячей пищей своих людей стоило. Все же несколько ночей подряд провели на корабле и сухомять жевали.

Сам я этими делами заниматься не стал, на драккаре для того есть Вепрь, да и Простодушный не бегал по дворам, отправил Свистуна. Каждому ульверу выдали по полмарки серебра, чтоб купил себе чего нужно. Мало ли — рубаха прохудилась, или там кольчугу надо подправить! Я-то в Раудборге все-таки прикупил сапоги, да не одну пару, а сразу десяток, разных размеров и цветов — и под женскую ногу, и под мужскую. Больше, конечно, на подарки родичам, но и себе подобрал ярко-синие с красными языками пламени. Такую красоту уж никак не пропустишь.

Сам же я решил прогуляться по поселку и прихватил с собой Трудюра, чтобы он не потратил всё на девок. Пусть потерпит, поучится воздержанию! А ведь стая должна была его усмирить, в стае все слышат чувства других и перенимают их. В стае нет страха, нет опаски, нет гордыни! Но шурин ухитрился переплюнуть шесть десятков воинов и наделить их своей ненасытностью. Силен, конечно, но не туда, куда надо.

Мы неспешно проходили меж лавок, присматривались к товарам. Подарков я набрал немало и в Годрланде, и в Альфарики: там и броня отцу, и серьги-бусы для матери, Ингрид и Фридюр. Будут ходить не хуже, чем жены ярлов или даже конунгов. Ткани я тоже прихватил всякие, нашьют себе платьев, каких нет ни у кого на Северных островах. Но раз уж я решил дать передышку хирду, так можно глянуть, чем люди торгуют.

Там, возле свечной лавки, нас и нагнал мальчишка-карл с приглашением от Стюрбьёрна Сильного, главы вингсвейтаров. Так что пришлось подыматься в гору, к крепости.

— Кай Безумец! — оглушительным басом поприветствовал меня Сильный.

Даже встал и распахнул руки, будто хотел обнять меня, как старого друга. Вот только попадать в его лапищи мне вовсе не хотелось. Я уж и забыл, какой он огромный! Если бы Стюрбьёрн был не так красив и хорошо сложен, любой бы решил, что он измененный.

— Нынче у меня другое прозвание. Зови меня Кай Лютый!

— Так оно лучше! Хёвдинг может быть жестоким, но уж точно должен быть разумным, — расхохотался великан и тут же посуровел: — Слыхал о той несправедливости, что с тобой учинили в Раудборге, сын рассказывал. Рад, что справился, что выжил и что лишь окреп. Стал хельтом! И людей у тебя прибавилось. Уже не два десятка! Не надумал пойти ко мне в вингсвейт?

Я улыбнулся, понимая, что это лишь шутка. Какой хёвдинг захочет пойти под чью-то руку?

— Ты ведь возвращаешься к себе, на Северные острова? Уже слыхал, что там творится?

Стюрбьёрн не стал дожидаться моего ответа, сразу продолжил. Судя по всему, он так привык быть старшим и решать за других, что даже с хёвдингом вольного хирда говорил, как со своим воином. Или тому виной мои малые зимы и невысокий рост? Хотя рядом со Стюрбьёрном любой будет выглядеть ребенком.

— Я ждал, что Рагнвальд позовет меня на подмогу, но он не позвал. То ли загордился, то ли забыл обо мне. Сейчас уж и поздно звать, почти все вингсвейтары ушли в Альфарики. Даже Гуннвид, мой сын, там. На днях пришел корабль, «Морской змей», слышал о таком? — и снова Стюрбьёрн даже не взглянул на меня. — Торговец говорит, что фьорд возле Хандельсби заперт какой-то тварью. Так что теперь ни оттуда, ни туда хода нет. Пробовали отбить, да не вышло.

Он замолчал, а я вспомнил узкий извилистый фьорд, по которому нужно ходить с опаской, ведь легко можно напороться на мачты кораблей, затопленных там, вспомнил город, охватывающий оба берега в самом его конце, драккары и кнорры, вечно теснящиеся возле двух пристаней. Хандельсби не так уж и велик, всего три-четыре тысячи жителей, но ведь их нужно еще и прокормить. Уверен, что там были и хирды, отдыхающие после сражений с тварями, и часть конунговой дружины…

— Так что ты, друг Кай, уж напомни Рагнвальду о старом Стюрбьёрне. Да, мой отец враждовал с Зигвардом Безухим, но нам, их сыновьям, делить уже нечего.

Я недоуменно посмотрел на великана. Зачем ему так нужно это приглашение? Почему нельзя прийти на помощь так, безо всякого зова? А потом догадался. Старый медведь не простил до конца былые обиды, непомерная гордость не позволяла ему перешагнуть через них. Он хотел, чтобы нынешний конунг признал, что не справляется без подмоги, признал, что ему нужен Стюрбьёрн. Только так глава вингсвейтаров убедит себя, что его отец всё сделал правильно. И когда подымал восстание против Зигварда из-за отмены помолвки, которой толком не было, и когда погибал весь его род на копьях Карла Черноухого, и когда Олаф был жестоко казнен…

Конечно, я пообещал передать весть конунгу Рагнвальду.

1 Хеймна́р — живой обрубок человека: без рук, без ног, без носа, без языка.