Сага о Кае Лютом

Глава 9

Весь остаток дня мы копошились напротив Мостовых ворот. К самим воротам не подходили, чтоб нас не закидали стрелами или камнями, да и на мосту не стояли, а скорее суетились возле. То я вставал и размахивал руками, вроде как что-то объясняю своим хирдманам, то кто-то пронес бочонок со стрелами, а под вечер и вовсе притащили огромное бревно, один конец которого обили железом.

Пусть не сразу, но дружинники на стенах поняли, что мы что-то готовим, созвали людей. Даже княжья шапка с горностаевым хвостом мелькнула.

Я понимал, что мы могли бы пробиться на Вечевую сторону и так. Хельт — это уже мощь, а хельта с даром в силу никакие стены не остановят. Да только за воротами тоже не воробушки сидят, в узком проходе посекут моих хельтов только так. Дометий верно говорит, для захвата города голой силой нужно больше воинов. А вот хитростью…

Когда стемнело, почти весь хирд перебрался к Северным воротам, но держался поодаль, чтоб дружинники не почуяли нашу рунную силу. С даром одного из клетусовцев, что умеет зреть жизнь даже ночью, я видел красноватые фигурки людей на стенах. А уж ульверы мерцали, будто угли затухающего костра. Чудно, что это мерцание не освещало ничего вокруг человека. Я примечал также и мелкие огоньки под ногами, порскающие в разные стороны, — мышей. Интересный дар, не всегда он пригодится, зато сейчас как нельзя кстати. Друг друга-то мы и через стаю слышали, а вот врагов — нет.

На мосту я оставил Болли, которого позвал через стаю сразу после битвы на площади. Теперь уже скрывать его не было смысла, а хельт с тринадцатью рунами мне пригодится здесь. Задача у Толстяка проста: если купцы нас обманут и Мостовые ворота откроются, он должен сломать мост. С его даром это сделать нетрудно.

Мы ждали оговоренного сигнала.

Хундр считал, что нас так заманивают в ловушку, мол, не могут купцы против князя идти, нет в них ни такой храбрости, ни гордости, да и чести немного. Насмотрелся, бедолага, на гульборгские порядки, где всякий торговец вынужден искать себе покровителя среди знати. Тут, в Альфарики, нравы проще и во многом схожи с нашими, нордскими. Будь ты хоть трижды ярл, но если за душой у тебя ни силы, ни доблести, ни разумения — люди тебя слушать не будут. Ни уважения, ни почтения, ни подчинения ты не увидишь. Норды — люди вольные! Коли ярл кнутами начнет страх нагонять, сядут на лодки и уйдут на другие острова. И купцы у нас зубастые, без того далеко не уйдешь.

Но я согласился поверить живичским купцам не из-за этого. Я поверил Рыси. Он этих купцов отыскал, сумел протоптать к ним дорожку, уговорил поверить нам. Они ведь тоже рисковали. А вдруг пришлый хирд не наестся одним лишь князем и родом Жирных? Вдруг захочет вырезать всех на этом берегу Альвати?

Трижды мелькнул огонек на правой башне возле ворот. Затем трижды — на левой.

Стая сорвалась с места. Завал из бревен мигом разлетелся в стороны. Едва слышный стук, живичская брань, сдавленный стон, и ворота распахнулись. Я шагнул вперед всех и схватил за грудки первого попавшегося человека.

— Красимир? — спросил я его.

Он испуганно оглянулся. За воротами нас ждали пять человек, среди которых был и Рысь.

— Я проведу, — сказал Леофсун.

— Обождите, — окликнул нас его сосед. — Кай Лютый! Поговорить надобно…

— После, — бросил я ему и тут же Рыси: — Веди!

Стая разбежалась по окрестным улочкам, вырезая всех встречных на своем пути. Я предупредил купцов, чтоб их люди по городу в темноте не гуляли, мы не будем разбираться, кто враг, а кто друг. Все, кто не в стае, будут убиты.

Терем князь отхватил себе знатный — с несколькими входами, с высоким крыльцом; в окнах кое-где еще горели огни. За оградой через Коршунов дар слышались немалые руны. Я выждал, пока все хирдманы не стекутся сюда, и слегка подтолкнул их. Взмыли в небо красноватые тени и обрушились на княжеских дружинников. Я тоже перемахнул через частокол, в два прыжка подскочил к крыльцу, рванул дверь на себя, разом выдрав и засов, и петли.

На шум высунулась какая-то баба, взвизгнула и тут же поперхнулась собственным криком. Я схватил ее за горло, встряхнул и подтянул к себе.

— Красимир?

Она испуганно завращала глазами и подергала головой. Мне показалось, будто она хотела сказать, что Красимира тут нет. Вряд ли Рысь ошибся с домом. Может, мы перестарались с Мостовыми вратами, и князь стоит нынче там?

Легкое движение рукой, и баба свалилась под ноги со сломанной шеей. Ульверы уже пробрались в терем и осматривали комнаты. Я поспешил наверх. Вламывался в каждую комнату, мужчин рубил на месте, не давая им дотянуться до оружия, баб отправлял в беспамятство оплеухами. Может, кто и помер из них, но не до того было.

Мало… слишком мало людей. Дружинников всего с десяток, бабы большей частью рабыни, рунных почти нет. На одну я даже загляделся, такая красавица, потянулся к завязкам на штанах, так там все воспламенилось, но быстро сообразил, что это не мои мысли. Трудюр, твою же Бездну! Говорил же, что в бою и в стае — ни-ни. Я взбежал на самый верх, судя по всему, там была светелка Красимира, и там на пышных мехах вовсю пыхтел мой шурин, сверкая голым задом.

Бдыщь!

Трудюр отлетел от девки, едва не оставив в ней свой стручок. Девка завизжала, забившись в угол широкой кровати.

— Кай, я…

Я схватил шурина за бороду и, брызгая слюной от злости, заорал:

— Еще раз! Во время боя! Утоплю в нужнике!

Нескольких ульверов дар Трудюра сбил с толку, и они набросились на баб вместо того, чтоб обшаривать терем. Отголоски их страсти докатывались до стаи, хоть и не так мощно, как у шурина. Я взревел, едва не лопаясь от гнева, и это чуток прочистило им голову.

Вспыхнула боль, и я отвесил еще одну затрещину Трудюру, вновь сбив его с ног:

— Из-за тебя моего хирдмана чуть не убили! Пшёл! Сам, своими руками убьешь каждую девку в доме. Понял? Больше ни одной руны не получишь, пока не усмиришь свое торчило!

Он кое-как подтянул штаны, завязал их наспех и под моим бешеным взглядом прирезал девку на кровати, залив меха кровью.

Скотина похотливая! А ведь Тулле предупреждал!

Когда я спустился вниз, почти все ульверы были там. Трудюр сейчас заново обыскивал дом, один из людей Хундра лежал с пробитой головой, его как раз и подловили на девке. Впрочем, помереть вроде не должен, вскоре под даром Дударя очухается.

— Красимир?

— Не нашли, — откликнулся Эгиль. — Может, купцы набрехали? Предупредили его?

— Рысь? — я холодно глянул на Леофсуна.

— Я весь день был у купцов. Не отпускали меня, боялись, что сбегу.

Как бы ни хотелось поскорее заглянуть к Жирным и потрясти за бороду обокравшего меня деда, сначала надо было убрать самую большую угрозу.

— Идем к Мостовым воротам. Рысь, приведи туда того живича, который поговорить хотел. И учти, если купцы обманут, ответ будешь держать ты.

Леофсун безо всякого страха кивнул и исчез во тьме улочек.

— Агний, оставь тут человек пять. Хундр — и двое твоих. Дударь, ты за старшего.

Бьярне хотел что-то возразить, но, глянув на меня в свете факелов, передумал. Я не наказывал его, а хотел сберечь. Он уже хельт, руны ему сейчас не особо нужны, а дар работает и тогда, когда Дударя рядом нет. К тому же он не глуп и сообразит, что надо делать, если вдруг появится враг. Не оставлять же за старшего Квигульва?

И мы двинули к Мостовым воротам. Я вовсю бранил себя за глупость. Не надо было крутиться там днем, сейчас бы поймали князя прямо в кровати вместе с той девкой и уже шли бы дальше. А на стенах дружинники в броне, с оружием и настороже. Да, изнутри стены брать легче, чем снаружи, да вот только стрелкам не нужно много времени, чтоб развернуть луки в обратную сторону.

Я остановился поодаль, укрывшись в тенях ограды какого-то дома, и смотрел на ярко освещенные ворота. На стенах, понятно, было темно, чтоб лучники могли хоть что-то видеть с той стороны, а вот внизу горели огни в жаровнях, дружинники ходили с факелами. Князя я что-то не видел.

Позади хищно затаилась стая, готовая прыгнуть в любой момент. Хускарлы пока держались неплохо, знать, прислушались к мне и Тулле, не стали излишне усердствовать. Зато, коли что, они могли сотворить такое, чего никак нельзя ожидать от хускарла, и это, возможно, спасет кому-то жизнь.

Рысь всё не шел. Я слышал, как он бегает где-то там, но не более. Нашел ли он того живича не нашел… Да плевать! Всё равно с княжьей дружиной надо сладить.

Вперед!

Тишину ночного города пронзил многоголосый волчий вой:

— Ауууу!

И в освещенный полукруг ворвались оскаленные волчьи морды.

— Ауууу!

Слету топор снес чью-то голову. Я оттолкнулся от падающего тела и прыгнул к следующему.

— Ауууу!

Лязг железа! Крики! Скрежет меча по шлему!

— Ауууу!

Многоголовое, многолапое, острозубое… Оно вгрызалось в кольчуги, ломало мечи, карабкалось по стенам, сшибало с них добычу.

— Ауууу!

Вспышки благодати смешивались со вспышками боли, и от этого стая лишь крепчала, свирепела и рвала врагов яростнее.

Я со стрелой в плече с рыком рубил чью-то руку. Я пронзил копьем хускарла, вздернул его к небу и швырнул в жаровню. Искры красиво взметнулись и осыпались на деревянный настил. Я размозжил чей-то шлем вместе с головой своей булавой с шипами. Я ловко поднырнул под замах и вогнал нож под кольчугу, прямо в пах. Я отлетел в сторону, разбрызгивая слюну, кровь и зубы. Я… был всеми, и все были мной.

Лишь резанувшая по сердцу потеря привела меня в разум. Кто-то погиб. Кто-то из моих хирдманов. Теперь я не знал все огни по именам, как прежде, только тех, кто в хирде давно. А болело ничуть не меньше.

Стряхнув дурман стаи, я огляделся. На стенах и в башнях еще бились, а внизу всё закончилось. Нас было чуть ли не вдвое больше, вот и не удивительно, что мы так легко расправились с княжеской дружиной. Впрочем, кто-то мог и удрать. Живичи, кривясь от настигающей их боли, уже начали приглядываться к оружию и броне павших. А вот псы Хундра, наученные на горьком опыте, к добыче пока не притрагивались.

— Агний! — позвал я. — С убитых все снять, сложить в кучу. Потом раздадим кому что нужно. Брать себе разрешаю только кошели и монеты. Браслеты, цепи и прочие висюльки — тоже на хирд. Воров жалеть не стану.

Живич поспешил передать мои слова своим подопечным. И как же порадовало, что все жадные ручонки тут же убрались подальше, даже рубить никому ничего не понадобилось. Может, и не зря Эгиль напридумывал про меня всякого?

— Хундр! Открыть ворота! Пускай Болли с остальными войдут. И да, сначала пусть им крикнут со стены, что это мы, а не князь.

Не хотелось бы потом перебираться через Альвати вплавь.

— Дометий, на тебе стены. Возьми кого нужно и обойди всё, проверь каждую башню. На воротах поставь людей.

Ко мне подошел Простодушный:

— Ну что, пойдем к Жирным?

Он знал, как сильно меня злила кража нашего товара, пусть и невольная. Я постучал пальцами по топорищу и с неохотой покачал головой:

— Сначала Красимир. Жирные уже никуда не денутся, на воротах ульверы.

— Верно. Пусть подождут. К нашему приходу перетрясутся, поди, все.

Я сразу повеселел. А ведь и верно. Они скоро узнают, что Вечевая сторона перешла под мою руку, и вот тогда пожалеют, что не вели дела честно. Пусть вздрагивают от каждого стука в дверь, от каждого проходящего мимо хирдмана!

— Что делать с ранеными? — Херлиф все еще не отошел от меня. — Можно отдать девятирунным. Или на исцеление пустить?

Через стаю я слышал, что раненых у нас немало, больше от стрел, но есть и подрезанные, и оглушенные, и поломанные, одному вон челюсть едва не выбило. Но смертью вроде ни от кого не веяло, Живодер с Дударем справятся.

Хельты? Да, надо бы. Но еще надо поднимать наших низкорунных.

— Живичам под нож. И Пистоса надо поднять на руну. А еще Трудюр должен последним из ульверов перейти в хельты.

Херлиф усмехнулся, похлопал себя по паху:

— Меня тоже пробрало. Хорошо, что такое уже бывало, потому и сумел распознать. А вот новым хирдманам не повезло.

Я дернулся от новой вспышки боли. Воины Дометия столкнулись с кем-то очень сильным.

— Пошли к Дометию Трёхрукого! — крикнул вдогонку Простодушному.

Медленно распахнулись ворота, в них вошел Болли, как всегда, впечатляя своими размерами и толщиной. Его я тоже послал к Дометию. Что-то там у них бой никак не заканчивался. Уж не Красимир ли там? Пытается выбраться из города? Может,есть резон и мне туда сходить?

Но стоило только подумать о том, как из темноты вынырнул Рысь вместе с живичем, что нас встречал у ворот.

— Слушаю, — нетерпеливо бросил я, уже пожалев, что попросил его притащить.

Живич явно не был воином. Три руны, под три десятка зим, весь какой-то огрузлый, не толстый, а скорее опухший. Всё время шевелил пальцами, что походили на мохнатых червей. Большие унылые уши, нос нависал над верхней губой багровой каплей. Глянешь на такого, подумаешь, дундук какой-то, простофиля. Купец ли? Купцы должны выглядеть представительно, чтоб уважение внушать. Или, наоборот, заискивающе, чтоб подольститься к покупателю. Почему прислали такого? Не посчитали нужным отправить кого получше? Или потому и послали его, потому что не жалко? Вдруг бы мы принялись убивать всех подряд?

— Я от Годославских, — сказал живич. — Чтоб пособить вам, дядя позвал князя Красимира погостевать да побеседовать о воинах, что наш род выделит на защиту Велигорода. Надо было сразу идти за мной! — чуть ли не с обидой выкрикнул он.

— Надо было сразу говорить о деле, а не молоть языком почем зря. Где князь сейчас?

— Почём мне знать? Только глухой не слышал, что идет бой.

— Так зачем ты нужен тогда? Рысь, знаешь Годославских?

Леофсун кивнул:

— К ним я и пошел с самого начала.

— Возьми…

Я глянул на хирд через стаю. Все при деле, все заняты. Нас и впрямь слишком мало. Кто на воротах, кто на стенах, кто на Торговой стороне и пристани. Есть раненые, есть те, кто собирает добычу. Херлиф отправил нескольких ульверов пройтись по улицам, приглядеть за порядком и проверить, не упустили ли кого из дружины.

— Ладно! Вдвоем сходим.

Рысь все еще скрывал свои руны, сейчас он выглядел как четырехрунный карл. Впрочем, хельтом купцы бы его вряд ли впустили. Я снова вспомнил предупреждение Тулле о слишком частом применении дара, но ни у меня, ни у Рыси выбора не было. Я должен знать, что делают хирдманы, где они, а Леофсун должен прятать силу, чтобы влезать туда, куда хускарлам и хельтам путь заказан. Да и какой от этого вред? Это с Трудюром всё понятно. А что может случиться у Рыси? Даже если всегда будет прикидываться карлом, свою силу он не утратит.

Жители Вечевой стороны Раудборга затаились в своих домах и притихли. Всех храбрецов и любопытных ульверы уже убрали, так что мы шли по безлюдным улицам лишь в сопровождении собачьего лая, который следовал за нами от двора к двору.

Живич то и дело пытался затеять разговор, говоря что-то вроде: «А это двор Милобуда, он шерстью торгует и сукном», «А этот род ходит к вам, в Северное море, возит воск и пеньку», «Глянь-ка, до сей поры не спят, почем зря свечи жгут. Опять Умил жену и дочерей заставляет до полуночи ткать».

Хвала Скириру, двор Годославских оказался не так уж далеко от ворот. Но там что-то было неладно, потянуло дымом, хотя кто станет топить баню на ночь глядя? И тут из верхних оконцев вырвались языки пламени.

Мы подбежали к двору, я вырвал калитку в ограде. Годославский пентюх взвыл, бросился к дому, рванул подпирающие дверь бревна, но не осилил. Те уходили в землю чуть ли не на локоть. Мы с Рысью легко вырвали подпор, я распахнул дверь, и на меня вывалилась женщина с дитем на руках.

Пока пентюх говорил с бабой, я с сомнением смотрел в задымленные сени, где огонь вспыхнул с новой силой. Стоит ли лезть внутрь? Да и зачем? Красимира там уже нет, это и ослу понятно. Понял, что Годославские его обдурили, вырезал самых сильных воинов, подпалил всё и ушел. Вот только куда?

Почувствовав неладное, я обернулся. Рысь уже выкручивал руку пентюху, чтобы тот бросил нож.

— Это всё ты! Ты! Я говорил деду: нельзя верить нордам! А он меня не послушал! Надо было сразу за мной пойти! Тогда бы все были живы!

Он даже не заметил, как легко с ним сладил воин почти той же силы.

Я подошел и легонько ударил живича по щеке:

— Одумайся! Ты последний мужчина из рода! Еще раз подымешь на меня нож, и Годославские исчезнут вовсе. Ты сам дурак! Надо было сразу говорить, с чем пришел! Теперь винишь деда, винишь меня… А что князя не винишь? Он же убил твоих родичей!

Мы с Рысью обошли дом, убрали и другие подпоры, но оттуда уже никто не вышел, открыли сараи с конюшнями, чтоб спасти скот.

Огонь теперь вырывался не только из окон, он охватил крышу и стены наверху. Соседи повыскакивали наружу, наплевав на угрозу от нас и страх, стали таскать воду, поливать стены своих домов и сараев, что были ближе к терему Годославских.

Рысь, не сводя глаз с переливов пламени, спросил:

— И что теперь?

— Ничего, — сплюнул я. — Если Красимир сбежал из города, то и пусть. Мне плевать, вернется он сюда или сгинет в болотах. А вот если затаился здесь, вот тут уж беда.

— Обыскать дома…

— Он сам хельт, поди, и с собой взял хельтов. Если слать хускарлов на поиски, только сгубить их. Да и хельтов надо посылать впятером, не меньше. Не напасешься же. Разве что Коршуна отправить. Пусть проверит всех хельтов на Вечевой стороне, особенно если почует разом трех-четырех в одном месте. Это же живичи, тут много таковых не будет.

— Сейчас?

Я прислушался к стае. Дометий вычистил всех тараканов на стене и сейчас раскидывал людей. Через дар казалось, будто мы накинули сеть на всю Вечевую сторону, и ни одна рыбешка не сумеет прорваться через нее. Жаль, что ячеи были все же крупноваты, для плотного охвата не доставало хускарлов, что сейчас понемногу приходили в себя после переизбытка сил.

Зарево от горящего терема освещало чуть не всю Вечевую сторону Раудборга. Люди выходили из домов, спешили к пожарищу со всех концов с топорами и ведрами. Если не остановить огонь, может сгореть половина города, ведь тут даже улочки были выстланы деревом. Сушь в последние дни стояла изрядная. Если ветер задует чуть сильнее, то искры будут разноситься на перелет стрелы.

— Надо помочь с пожаром.

Я позвал через стаю всех, кто не был занят на стенах и не ранен.

Забавно! Прежде я сам думал спалить весь Раудборг, а теперь вот вынужден спасать его! И ведь от кого? От Красимира, что так ратовал за свое княжество. Но тому есть причины! Что взять с погорельцев? Жизнь? Последнюю рубаху и единственный браслет?

А вот с человека, у которого есть свой дом, добро в сундуках да серебро под половицами, получится содрать многое! Ведь ему можно пригрозить, что спалишь всё его богатство.

С Торговой стороны я взял тысячу марок серебром, а здесь живут самые зажиточные купцы, значит, они могут заплатить еще больше. Например, целую телегу серебра! Или тысячу марок золотом! Не, вряд ли они наберут столько золота. Откуда? Я такое даже вообразить не мог.

И впрямь брать выкуп за города прибыльнее, чем убивать тварей!

Полночи ушло на тот пожар. Никто и не пытался тушить терем Годославских, все бились за то, чтоб огонь не перекинулся на соседние дворы. Хирдманы порубили все сараи, конюшни и ограду вокруг полыхающего дома, оттащили всё деревянное подальше, взрыли землю по кругу. Болли проломил стену терема так, чтобы он завалился в нужную сторону. Бабы волокли защитникам ягодные отвары да водицы, чтобы облить одежу, мужики перекидывали ведра от колодца до двора с подветренной стороны, чтоб затушить перелетающие искры, а потом и головни.

Всё, что осталось у Годославских, — это скот, которые на время забрали к себе соседи, телеги, седла, сено, чуть зерна и кое-какой товар, который ульверы успели раскидать из сараев. Может, что и вернут потом, а может, уже и нет. Скорее всего, самому Годославскому вернули бы все до последней кочерги, а вот пентюха, который даже не помогал при пожаре, могут оставить без всего. Но это уж точно не мое дело!

Впрочем, наша помощь не осталась незамеченной. То один купец, то второй подходили ко мне, спрашивали, что тут случилось да как, благодарили за избавление от тяжелой руки Красимира, звали переночевать к себе в гости, правда, возможно, лишь для того, чтобы князь ненароком не заглянул к ним. А один шепнул, что догадывается, где может скрываться беглец.