Я впервые видел вингсвейтаров в бою и не мог отвести глаз. Вот о чем твердил всё время Дометий!
Обезглавленное тело еще не успело коснуться земли, как вся дружина Стюрбьёрна окружила тварь. Звякнуло железо, тонкая гибкая цепь захлестнула две лапы, обвила их змеей и накрепко стиснула. Громко крякнул бородач, явно из живичей, дернув цепь на себя. Лапы поехали в сторону. Тварь переступила несколько раз, чтобы не упасть, и потянулась за другим воином.
Дубина величиной с меня влетела в другую лапу. Несколько копий уже прощупывали тварь на прочность. Сторхельт точно мог пробить ее кожу, копье погибшего до сих пор торчало из грудины. Вингсвейтары били одновременно со всех сторон, не давая твари вырваться из их хватки. Не так уж она и сильна, видать!
Бездново отродье даже не защищалось и не убегало, лишь глупо переступало с одной лапы на другую, раскачивало согнутой шеей и едва шевелило вяло свисающими щупальцами. Бледную кожу твари исчертили черные потоки жижи. Я не сводил с нее глаз, хоть порой ее части скрывались за наползающими туманными лоскутами, не верил, что Бездново отродье так легко можно убить. Да и Стюрбьёрн держал свой хирд настороже, не подпускал людей слишком близко.
Метнулась вторая цепь, затем третья. Рывок! Огромная тварь упала на брюхо, грянувшись оземь. В ее спину с хрустом вошло толстенное копье, больше похожее на китовый гарпун. Тварь вскинулась, распрямила тугую шею и беззвучно закричала, вздымая щупальца.
— Стой! — крикнул я, но не успел.
Ближайший к ее морде вингсвейтар рухнул, как подкошенный. И двое, что стояли за ним. И огни еще троих почернели, но не погасли. Я нащупал их через дар и влил часть стайной силы. Мало? Не так? Альрику это помогало!
Кто-то коснулся моего плеча. Фродр!
— Это истинное дитя Бездны. Его отраву не изгнать.
— Что значит «истинное дитя»? — спросил Рагнвальд, что стоял рядом с нами.
— Оно несет силу Бездны, — молвил жрец и замолк.
Троллев уд! И что теперь? Стюрбьёрн своими руками обезглавил тех троих, что упали, но почерневших не тронул. Он не видел их огней!
— Гейр! — рявкнул я, подкрепив зов даром.
Лопата быстро подошел ко мне, но не побежал, как сделали бы мои ульверы.
— Помоги Стюрбьёрну! Трое, что сейчас стоят, будто каменные. Они отравлены и скоро обратятся в измененных.
Теперь Гейр не притворялся моим хирдманом, потому перевел взгляд на конунга, после его кивка перехватил копье поудобнее и побежал к вингсвейтарам. Пятеро его дружинников устремились следом.
Стюрбьёрн махал двуручным мечом, будто косой, отрубая твари лапы. Отсеченные щупальца извивались на камнях, словно живые. «Дитя Бездны» бесславно погибало под ударами вингсвейтаров, у него не было ни когтей, ни клыков, ни рогов, только невидимый яд. Блеснуло лезвие, и безголовую шею наконец отрубили. Сильный опустил меч, я слышал, как его опалила благодать Фомрира. Черные проблески в его огне исчезли. Видать, боги сумели очистить его кровь от Бездновой отравы.
В этот миг и подбежал Гейр. Его копье снесло голову первому вингсвейтару, что так недвижимо и стоял.
— Ты обезумел? — взревел Стюрбьёрн.
Все выжившие воины Сильного тут же ощетинились оружием против Лопаты. Тот наставил копье на второго отравленного, но не напал, опасаясь вингсвейтаров.
Бульк! Голова воина, что попал под дыхание «дитя», всколыхнулась, раздулась и схлопнулась, как пузырь на болоте. Его тело опустилось на четвереньки, и я уже не видел за чужими спинами, что там было. Но через несколько мгновений вингсвейтары опустили оружие, и Гейр медленно пошел обратно. На камнях остались лишь тела убитых.
Стюрбьёрн, потеряв в одном бою сразу семерых, утратил всякое желание идти впереди херлида. Потому его сменил Стиг с конунговыми дружинниками.
Время от времени я говорил Рагнвальду, что с отставшими хирдами. Кто успевал добить свою тварь до прихода следующей, спешил вслед за нами. Но им приходилось тяжелее, ведь мы уже всполошили тварей по всем окрестным землям, и хирды невольно ввязывались в новые бои. Дельфиновы воины отделились от нас последними, да и были-то всего лишь за холмом, и даже они сейчас отбивались от трех тварей разом.
Нам нельзя останавливаться, если мы хотим дойти… куда бы то ни было. Похороны, тризны, сжигание тел и рытье могил — всё отбрасывалось на потом. То самое потом, которого могло и не быть.
— Ярл Аке! — выдохнул я вскоре. — Он убит. От его дружины осталось меньше половины.
И вряд ли они смогут одолеть ту тварь. Откуда она только вылезла?
Рагнвальд по сравнению со мной был глух и слеп, так что я перехватил бразды и повел херлид. Его остатки.
Фродр и Живодер знали, куда надо идти. Гейр показывал лучший путь, предупреждая, что нас может ждать впереди. Стиг с дружинниками проверял дорогу, а Стюрбьёрн со своими воинами прикрывал наши спины.
Небольшая передышка от тварей больше пугала, чем радовала. Скорее всего, здесь, как и на Кабаньем острове, выжили лишь самые сильные и самые скрытные. Может, по ночам из-под земли вылезают всяческие черви, деревья с усыпляющим соком и еще Скирир знает что! Потому мы спешили. Спешили, пока все Бездновы отродья на острове не узнали, что мы тут.
Где-то на самом краю Коршунова дара мелькнула чуждая рунная сила, не из стаи. Мелькнула и почти сразу бросилась в нашу сторону.
— Тварь! — по привычке крикнул полусарап, хотя уже вся стая почуяла это.
За этот миг рунная сила промчалась уже половину пути меж нами. Еще рывок. Еще. Всего за один прыжок тварь оказалась посередине херлида. Когда-то, видать, это был матерый олень с раскидистыми рогами, сейчас же рога удлинились, их отростки переплелись в панцирь, закрывающий спину и морду твари, копыта разрослись, оковывая лапы в костяные латы, из вытянутой широкой пасти торчали вовсе не оленьи клыки.
Чье-то копье бессильно ударилось о костяной панцирь и упало. Живодер едва вывернулся из-под щелкнувшей пасти и отскочил назад. Острый рог чуть не полоснул Фродра по лицу, я едва успел отдернуть его и зашвырнуть себе за спину. Все ли здешние твари такие безумные? Неужто эта не учуяла нашего числа и рун? Страха во мне не было даже с кончик иглы. Наоборот — я возрадовался. Слишком давно я не дрался во всю силу, слишком долго слышал отголоски чужих боев и не мог встать рядом со своими волками. Да я дары от новой огромной стаи толком не испытал на собственной шкуре! Благодарю, Скирир, что прислал эту тварь прямиком ко мне!
А тварь не стояла на месте. Она яро набросилась на пса, что был справа от меня, щелкнула здоровенными клыками, тот присел, вбил копье под нижнюю челюсть. Что-то хрустнуло. Мощное копыто ударило пса в грудину, и тот отлетел на несколько шагов. Тварь прыгнула к нему, вбивая лапы глубоко в землю, но Квигульв тупым концом копья отбросил пса еще дальше и в то же время ударил наконечником по твариной морде.
— Ноги! Спутайте ей ноги! — крикнул Дометий.
Я поднял копье, шагнул к твари и застыл. Приближались новые рунные силы, все выше хельта. Две, четыре, пять…
Стиг, Стюрбьёрн и Дометий тут же кинулись перестраивать людей, готовясь встретить тварей, пока Квигульв вместе с несколькими ульверами бился с рогатым исчадьем, удерживая ее на месте.
— Кай, уводи своих волков, — сказал Рагнвальд. — Дойди до самой Бездны. Может, твой слепец увидит, как ее убить.
— Поздно, — шепнул я.
Из дымки выходили огромные уродливые твари, одна другой страшнее. Многошеее и многоглазое ползло на толстом брюхе. Перебирая тонкими лапами, вышла уже знакомая черная тварь, что может раскрывать пасти и вылуплять конечности, где ей вздумается. Яростно рычал зеленоватый меховой мешок. Покачиваясь на десятках ломких ног, невозмутимо шло странное чудовище, закованное в толстые бурые пластины. И последней показалась меж верхушками деревьев скрюченная шея со щупальцами — та самая тварь, что отравляет всё живое, превращая в Бездново войско.
Я невольно ухмыльнулся. Мы оставляли хирд за хирдом, дружину за дружиной позади себя, проскальзывая меж тварями, теперь же пришел наш черед. Нельзя отсидеться за чужими спинами!
Вокруг меня встали три десятка ульверов, отправленные Дометием, и я перехватил их нити. Теперь они не под фагром, а подо мной. И какие это были ульверы! Самые первые, еще Альриковы, Толстяк с Трехруким и осиротевшие львята. Псов и живичей Дометий оставил себе вместе с клетусовцами.
Мы побежали к черной твари, которую били уже дважды. Чем быстрее мы с ней расправимся, тем скорее поможем другим. Я с разбегу вогнал копье в бултыхающийся мешок, зная, что сердца могут быть где угодно, и вряд ли я попаду в одно из них. Одновременно со мной ударили и ульверы. Тварь завизжала так, что аж зубы заломило, и Квигульв врезал ей древком, как будто оплеуху отвесил. Мешок раззявил дыру и перехватил оружие так, что Синезуб не мог его выдернуть. Прежние твари не были столь быстры!
— Назад!
Но я не успел. Из тела выскочили черные острые шипы длиной почти что с копье Гейра, и два из них пронзили Сварта. Квигульв отскочил, оставив свое оружие твари.
— Руби их! — закричал Фродр.
Мой топор едва ли не сам вылетел из поясной петли и отсек первый шип. Пистос перерубил второй.
Раздался скрежет. На моих глазах копье из цельного железа, что застряло в теле твари, сминалось, будто гнилая ветка. Превратившись в комок, оно исчезло внутри Безднова отродья. Я тут же перекинул свое копье Квигульву, в его руках оно способно на большее. Живодер оттащил бледного Сварта назад.
Ульверы замерли в нескольких шагах от твари. Та, что мы убили в первый раз, тоже перевалила за пятнадцатую руну, только она не была столь сильной. Неужто это дыхание Бездны сделало ее такой?
— Вперед! — прорычал я.
Одним ударом срубил первую попавшуюся сосенку, быстро снес с нее ветки и с силой вогнал самодельное копье в упругое тело твари. Да, она размолотит дерево в один миг, зато у нас будет этот миг! Копья ульверов тоже погрузились в черную жижу: нырнули и сразу назад. Выскочивший шип я отбил топором. Меч Феликса вспорол твари бок, чернокожий львенок увернулся от шипа и вбил копье ровнёхонько в его основание. И снова тварь завизжала! Мы поранили уже два ее сердца.
И тут мое собственное сердце оборвалось. Погас огонь ульвера. Сварт? Но как? Почему так быстро? Ведь у нас же дары и силы сотен воинов…
Я оглянулся. Живодер отошел от тела нашего Полутролля: из двух ран Сварта вытекала густая черная жижа. Это были не просто шипы! Тварь успела влить через них свою кровь. И не пару капель, что смешались с человеческой кровью. Даже хельт не смог бы справиться с таким.
Копья рвали твариную тушу. Несколько ульверов прикрывали копейщиков и отбивали выскакивающие шипы, другие удерживали тварь свежесрубленными стволиками. Я со своим топором мог лишь отсекать лапы, что почти сразу растекались черными лужами. Мы молча забивали ее, и вскоре всё вокруг было забрызгано жижей. И не было прежнего восторга или радости от битвы. И единства от моего дара. И ощущения, что внутри клокочет огромная сила, что может расколоть скалы или осушить моря.
Сколько уже я держал стаю, не отпуская ни на миг? Сколько дней мы прошли, сливаясь со всеми дарами херлида?
Я привык. Стая уже вросла мне под кожу. И с каждым погибшим воином я становился слабее, терял частичку своей силы, мое тело тяжелело, мои глаза видели всё меньше, а чутье притуплялось.
Последнее сердце досталось Квигульву. Он разом поднялся на две руны.
Конунговы дружинники отчаянно отбивались от многолапой твари. Дометий с моими хирдманами рубил меховую. Вингсвейтары выбивали глаза у толстобрюхой. И лишь «истинное дитя Бездны» оставалось пока без противника. Я глубоко вдохнул, шагнул к нему, но Фродр заступил дорогу:
— Нет! Идем дальше. Зачем сражаться с воинами, если можно убить сразу ярла?
— Но Дометий…
— Он догонит.
Я посмотрел прямо в пустые глазницы старого друга. Черные пятна, что пошли по его коже от давно утраченного глаза, расползлись почти по всему лицу. Сколько зим прожил Тулле? Нынешняя всего лишь двадцатая, но выглядел он вдвое старше. Даже в его волосах поблескивала седина. Я с трудом мог вспомнить, каким Фродр был прежде, будто новое имя содрало с его лица кожу и прилепило новую, чужую, пугающую.
Доверял ли я Фродру так, как Тулле? Нет, но верил в его мудрость.
— Веди, — сказал я.
И мы ушли, не оглядываясь на тех, кто остался позади. Как и прежде, когда оставляли хирды и дружины.
Фродр вел нас так, будто прожил здесь всю жизнь: находил путь меж холмами, проскальзывал сквозь густые заросли, обходил места, где Коршуну мерещились твари. Ни один хирдман не спросил, что сталось с ульверами позади. А я толком не видел дороги пред собой, потому как был там… Слышал, как упал замертво силач Дамиан. Видел, как гибли живичи, что пошли за мной ради славы и серебра. Разделял отчаяние Стюрбьёрна, что терял старых друзей. Чувствовал тяжесть копья Гейра, что сдерживал «дитя Бездны» всего лишь с пятью своими дружинниками. Нет, уже тремя. Боль от потерь накатывала всё сильнее. От пятисот воинов сейчас осталась едва ли половина…
Едва мы спустились с очередного холма, как под ногами захлюпало. Толстые меховые сапоги мгновенно намокли и потяжелели, липкая сырость пропитала штаны, рубахи и волосы. Туман стал гуще, и даже простой вдох давался с трудом. Не успевал я выдохнуть, как грудь сдавливало от нестерпимой жажды воздуха.
— Болото… — тихо сказал Эгиль Кот.
От его голоса я вздрогнул, так чуждо он звучал в таком месте.
Я слышал десятки рунных сил, что скрывались в сером тумане. Что-то там, в глубине, хлюпало и чавкало, плескалось и скреблось, и от этих звуков по спине бежали мураши.
Что увидим? Дыру в земле? Полчища Бездновых отродий? Огромную тварь с ядовитым дыханием? Заледеневшую морду Хьйолкега? След от поступи Фомрира? Красавицу Домну, которую так желает Живодер?
— Воды почвы(1) встанут,
Путь закроют добрый,
Матерь черных тварей
Ждет сражений стражей.
Я объял ульверов своим даром так крепко, как только мог, и шагнул вперед, утопая в мягком мху по колено. Будто в бездонную пропасть. Мы будем жить, лишь пока летим ко дну.
Взмах Квигульвова копья пронзил чью-то вытянувшуюся из тумана лапу. Топор львенка отсек ее напрочь, а меч Пистоса вошел в невидимое еще тело. Вылетевшая плеть обхватила Феликса и утянула его с собой. Хальфсен вскрикнул, пытаясь остановить тварь.
— Кровь ночи чернее
Мажет волка сечи(2),
Уволок гром лезвий(3)
Брата из-за моря.
Дотянувшись до дара Болли, я сделал свою поступь легче и влетел в хмарную тучу вслед за Пистосом. Огромная мерзкая куча бурой жижи уже затянула фагра к себе в пасть. Круглые глаза, бугрившиеся на вершине кучи, как мерзкие волдыри, лупали лысыми веками, то и дело проваливаясь внутрь и выскакивая снова. Подскочив к твари, я утопил лезвие топора в слизи, но до самой шкуры так и не добрался. Подбежавшие ульверы ударили копьями, а большой двуручный меч одного из львят провел черную полосу посередине этой жижи. Кожа твари вдруг прорвалась, и оттуда вывалилась ее требуха, походившая на клубок сплетенных червей. Живодер запрыгнул на верх кучи, раздавив пару глаз, и вогнал копье прямо в макушку. А Синезуб сумел просунуть наконечник меж челюстей твари и чуток их раздвинуть.
Мы опоздали. Огонь Пистоса угас у меня на глазах.
Тварь встрепенулась, отбросив ульверов в стороны, втянула глаза и отпрыгнула назад с громким плеском. Живодер едва соскочил, но неудачно. Провалился в яму и сразу ушел с головой в черную воду. Нотхелм наудачу сунул древко копья в бочаг и вытащил Живодера, сплошь покрытого жижей и извивающимися червями.
Я даже порадоваться не успел, как почувствовал руку Фродра на своем плече. Вмиг болото расцветилось тонкими нитями, а в его глубине я почуял то, что мы ищем. Оно билось, будто сердце великана. Оно всё еще не чуяло опасности. Я понял, что хотел от меня слепец: нельзя останавливаться. Нельзя спасать ульверов. Мы еще могли дойти.
— Духа бьётся молот(4),
Нам грозу пророчит.
Добежим ли вместе
До обрыва-края?
И мы побежали. Тот воин из Дельфинова хирда еще был жив, и я смутно чуял бочаги под толстым мхом, видел шевелящиеся отростки на дне трясины. Но страшнее было не то, что пряталось внизу, а то, что шло поверху. Я слышал, как к нам понемногу приближались те рунные силы, что мы ощутили с самого начала.
Уже давно стемнело, но среди воинов в моей стае были те, кто умел видеть в темноте, и те, кто умел видеть иначе. Потому мы не замедляли шаг. Даже когда навстречу вышла та тварь –со скрюченной шеей и ядовитым дыханием.
Херлиф подтолкнул меня в спину и остановился. А рядом с ним встали Рысь, Бритт, Коршун и Трудюр.
Глупо! Эта тварь была даже больше той, что убила семерых вингсвейтаров. А мои ульверы всего лишь хельты! Ей довольно только наклониться.
— Рвётся стая в клочья,
Гибнут волки, скаля
Зубы свои щедро.
Не отступит ульвер!
Через несколько сотен шагов я замедлился. Мне уже не нужен был Фродр, чтобы понять, что источник тумана, Бездна, прямо перед нами.
Серая хмарь затянула всё столь плотной пеленою, что я не видел ни неба, ни земли, ни братьев. Тишина! Если бы не стая, я бы решил, что уже умер или провалился в саму Бездну. Словно вокруг сплошное ничто! Но внутри меня бились десятки воинов, обжигали холодом смертей и огнем благодати, стонали и яростно кричали, бежали и стояли насмерть.
— Это она! — разорвал тишину Живодер. — Она! Так близко! Ждет меня!
Не колыхнулось ни пряди тумана, но я почуял, как бритт бросился вперед. А следом за ним двинулся Фродр. Скирир, смотри! Лишь во славу твою!
Я рванул тоже — сквозь мутную кашу, через непроглядную хмарь, опираясь лишь на чувство стаи. И дышал тоже будто густой кашей, едва-едва вбирая неподатливый воздух.
Вдруг пелена прорвалась. Туман расступился, и я оказался на небольшой поляне, окруженной серыми дрожащими стенами. Под ногами мох больше не проминался, его сменила упругая твердь, а посередине поляны мягко билось и трепетало то, что я слышал через Фродра. Будто огромное яйцо, с которого содрали скорлупу.
— Нет! — мотал головой Живодер, стоя на коленях перед яйцом. — Это не так. Это не она! Это не Домну. Она не такая!
Слепец подошел к безумцу, положил руку ему на голову, от чего бритт замолк. Сквозь туман один за другим прорывались ульверы и останавливались подле меня.
— Это не она, — тихо сказал Фродр. — Как это может быть она? Если бы она ступила на землю, все люди и звери враз бы обернулись тварями. Ты слишком слаб, чтобы увидеть ее. Слишком слаб, чтобы услышать ее. Слишком слаб, чтобы коснуться ее.
— Слишком слаб? — взревел Живодер. — Тогда я добуду еще силы!
Он вскочил и вонзил меч в живот Фродру.
— Моя смерть ничего не даст, — улыбнулся слепец. — Ты же знаешь, где много силы. Возьми ее. Возьми всю! Только тогда ты снова узришь ее.
Живодер выдернул меч и решительно пошел к яйцу. Ударил, но тонкая колыхающаяся оболочка даже не дрогнула под его рукой.
Фродр качнулся, я подскочил к нему и подхватил одной рукой.
— Помоги ему! — сказал жрец. — Но последний удар должен быть его. Только его!
Я уложил Фродра наземь. Такую рану даже Живодер бы не сумел залечить. Клянусь всеми богами, я с превеликой радостью положил бы бритта под нож Фродра! Неужто такова и есть плата? Отдать всю стаю? Отдать друга? Отдать наши жизни?
Выхватив топор, я занес его над Живодером, что яростно и тщетно пытался пробить покров Безднова яйца.
Бриттский ублюдок!
И лезвие топора вошло в яйцо возле головы Живодера.
Ульверы обступили нас и тоже обрушили удары на неподатливую плоть. Копье Болли сумело прорваться внутрь, но из раны ничего не вытекло.
Я рубил изо всех сил! А внутри меня один за другим чернели огни братьев. Херлиф… Леофсун… Хальфсен… Аднтрудюр… И ничего уже не изменить. Позади истекал кровью Тулле. Где-то там мои волки вместе с Дометием убили тварь, но к ним уже подступали новые.
— Что это? — воскликнул Эгиль.
Яйцо задергалось, заколыхалось, на его оболочке стремительно расползалась уродливая язва. Мы отступили на шаг, лишь безумный Живодер будто и не заметил ничего, так и продолжил рубить. Когда язва разрослась до размеров двери, плоть вдруг раздвинулась, и оттуда вывалилась тварь. Я сразу ее узнал. Вот почему Фродр назвал ее «истинным дитем Бездны»! Потому что Бездна породила ее саму как плоть из плоти. Не успела тварь подняться на ноги, как сразу несколько копий пронзили ее. И тут Живодер нырнул в ту дыру, откуда появилось Бездново отродье. Нырнул и исчез за сомкнувшимися краями.
Я оглянулся на Фродра. Он еще дышал. Что теперь? Ждать нового рождения? Рубить дальше?
Яйцо дрогнуло. Через оболочку пробился кончик меча и исчез. Я сразу ударил в ту рану топором, расширив ее. Потом полоснул Болли, увеличив ее еще больше. Снова мой топор. Снова меч Болли. И вдруг земля под нашими ногами затряслась, заплясала.
Огонь Живодера вспыхнул так ярко и остро, что я едва не выпустил стаю из рук. И он разгорался всё сильнее и сильнее…
Из прорванной дыры вывалился Живодер, весь в болотной жиже и бурой слизи. Он беззвучно кричал от сжигающей его изнутри силы и бился в корчах.
— Кай! Держи его! — послышался голос Фродра. — Держи!
Я схватил Живодера за плечо, чтобы придавить его, но тут вся эта бешеная сила хлынула в меня. Шестнадцатая руна, семнадцатая, восемнадцатая… Благодать лилась в меня жидким огнем, опаляя жилы и кости, кишки сворачивались от наслаждения и боли. Девятнадцать!
— Дальше! — сквозь пелену боли услышал я. — Отдавай дальше! По нитям!
Проступили давние прочные нити, тянущиеся из моего живота к моим братьям. И я толкнул эту силу по ним, щедро делясь с теми, кто был рядом со мной. Стоило благодати дойти до Фродра, как его рана на животе затянулась. И он тоже начал расти в рунах. И Болли, и Эгиль, и Видарссон. Почти полностью почерневшие огни отравленных ульверов вспыхнули золотом, и сила потекла к ним, даруя им исцеление.
Уже все ульверы поднялись до своих порогов: кто до девятнадцатой, кто до четырнадцатой руны, но поток от Живодера не ослабел даже на малость.
— Я помогу, — прозвучал голос Фродра за моей спиной.
И я увидел другие нити. Они шли не к ульверам, но ко всем воинам херлида, что были со мной в стае. Благодать потекла по этим нитям, даруя столь нужную сейчас силу, залечивая раны и укрепляя дары.
Этот поток длился и длился. Я не видел ничего, кроме нитей, не чуял ничего, кроме благодати, что даровали нам боги… А когда наконец она схлынула, я упал рядом с Живодером. Хотя во мне бурлила мощь девятнадцатой руны, я не мог даже пошевелить пальцем.
1 Воды почвы — иносказательно — болото.
2 Волк сечи — иносказательно –меч.
3 Гром лезвий — иносказательно –битва.
4 Молот духа — иносказательно –сердце.