Сага о Кае Лютом

Глава 12

Я передал Флиппи, что схожу с его хирдом в один поход, и потом мы оба подумаем, что будет дальше. Передать передал, а после сообразил, что сделал так, как и хотел Дельфин: пообещал одолжить свой дар на один поход и взять его хирд под свою руку. Ну да ничего. Что так, что эдак, мне никакого убытка не грозит, разве что о моем даре станет известно слишком многим. Впрочем, врагов у меня на Северных островах вроде больше не осталось, а тем, у кого достаточно силы, чтоб меня поймать, выгоднее держать ульверов в друзьях.

И вот спустя несколько дней я отправился на пристань. Легко сказать «отправился», а на деле мы долго ломали головы, как это лучше сделать. Ходить я еще нескоро смогу, тащить меня на руках или на лавке — уж больно глупо, снаряжать телегу ради пары сотен шагов — еще глупее. Фагры предложили соорудить паланкин. А что? Считай, та же телега, только без колес и несут ее люди. Это и быстро, и просто, и можно закинуть меня на корабль прям в этой штуковине. Крышу с занавесями ульверы делать не стали, положили пару шкур, чтоб помягче было, да и сам я оделся потеплее. Нынче в море ветрено и холодно, уже дважды выпадал снег, хоть сразу растаял.

Когда я устроился в паланкине, думал, что придется силой заставлять кого-то его нести, но не успел и слова сказать, как впереди взялся за ручки Трудюр, а сзади встал Харальд Прекрасноволосый, он почему-то считал себя виновным в моих ранах. Так и отправились.

Правда, в Гульборге паланкины смотрелись уместнее, чем на узких раскисших улочках Хандельсби. На меня пялились все, мимо кого мы проходили, женщины смеялись, дети спрашивали, почему дядя не ходит сам. Хотя не раз и не два я слышал и оправдания, мол, у дяди твари откусили ноги. Ну а что, под шкурами-то их и не разглядишь.

Мой вид смутил и Флипповых хирдманов, ждавших на пристани. Уж не знаю, что им наговорил Дельфин, но они явно не жаждали пойти под руку какого-то поломанного юнца. Хорошо, что им хватило ума молчать. Если бы я услыхал хоть одно оскорбление, развернул бы Трудюра и вернулся обратно в дом, к теплому очагу и пряному пиву.

Почти шесть десятков воинов стояли передо мной, воинов опытных, немало повидавших, но при этом искренне преданных своему хёвдингу — Флиппи Дельфину. Да, они не смогли его вытащить из хмеля, но ведь не разбежались по другим хирдам и собрались по первому его зову.

— Приветствую, Кай Эрлингссон! — сказал Флиппи, и с каждым словом из его рта вылетало облако пара. — Отдаю хирд тебе в руки и прошу наделить нас своей удачей!

Я быстро пробежался глазами по его людям и обнаружил, что там едва ли не треть — хускарлы. Понятное дело, там были и хельты, причем не как у меня — сплошь десятирунные, а всякие — от десятой до четырнадцатой руны. Были и сторхельты, правда, всего два, помимо Флиппи. Но хускарлы… я забыл предупредить Дельфина.

Чуток посомневавшись, я подозвал Флиппи и негромко ему сказал:

— Хускарлов в стаю не возьму. Тяжко им будет, могут и помереть. Да и хельтам лучше быть осторожнее.

Дельфин хоть и не понял причины отказа, но кивнул.

— Пусть подходят по одному. А ты будешь первым…

Я положил руку на плечо Флиппи и легко втянул его в стаю. Он немного постоял, прислушиваясь к себе, встряхнулся и аж помолодел. Его лицо разгладилось, а в глазах появились искорки, те самые, что я видел у него тогда, после боя с хуоркой. Потом он велел своим хирдманам подходить ко мне. И я делал то же самое: клал руку на плечо воина, принимал его в стаю и отпихивал в сторону, показывая, чтоб подходил следующий.

Это присоветовал Дометий. Он сказал, что скоро о моем даре узнают многие, вот только пусть лучше думают, что он действует лишь при касании, иначе все, с кем я перемолвлюсь хоть словечком, испугаются, что уже попали под мое влияние, начнут выдумывать глупости и сваливать на меня вину за свои несчастья. Это лишь мои волки знают, что я не всякого возьму, да и нет ничего дурного в стае, но люди часто верят в то, что им хочется, и не слышат правду.

Когда огонек последнего Флиппова хельта загорелся внутри меня, я поднял голову и обомлел. Не только я, все, кто был в стае или только что попал в нее, тоже замерли, уставившись на море или на небо. С чем бы сравнить? Казалось, будто я всю жизнь ходил в полутьме со свечой в руке и видел только то, что попадало в небольшой круг света от нее, а остальное лишь мелькало смутными очертаниями. А потом появилось солнце и показало всё то, о чем я прежде и не догадывался. Вместо деревянной стены я увидел весь дом, вместо камней — огромные горы, вместо небольшой лужицы — необъятное море.

Под дощатым причалом я ощущал не просто воду, я чуял ее насквозь, слышал плеск мелких рыбешек… Не просто отмель перед собой, как это было у моего живича, а всё побережье на сотню шагов вокруг. Я видел толщу воды и морское дно, как видел бы насквозь ущелье с вершины горы, правда, не совсем глазами, а как-то иначе.

И небо… теперь оно говорило со мной! Запах ветра, очертания облаков, цвет утреннего зарева, легкая водяная пыль на моем лице — всё это было не просто так. Я знал, что скоро набегут тучи, выплеснут воду и быстро уйдут, что Хьйолкег закроет одну ноздрю и задышит другой, сменится ветер, и к ночи сильно похолодает.

— Так вот о чём твердил Тюлень, — пробормотал Флиппи.

Его слова вернули меня обратно: к промозглому ветру и ноющим костям. Хотя… больше я не мерз. Да, пронзительный ветер, ледяные брызги, стылый воздух, но мне стало тепло. Видать, во Флипповом хирде был кто-то с таким даром. Непонятно только, зачем нужен такой хирдман, если нет стаи? Ну не мерзнет один воин, и что? Я потряс головой. Неверно мыслю, у меня самого много людей вообще без даров, так я ж их не выкидываю. Вдруг этот муж хорошо сражается или ловко управляется с парусом? А что не мерзнет — так и пусть его.

Трудюр с Харальдом перетащили меня на главный Флиппов корабль и вернулись на причал, я с собой брал лишь Живодера, чтоб приглядывал за моими ранами, Дометия, потому как это сильный, опытный и вдумчивый воин, и Сварта, чтоб старые ульверы не подумали, что я ими пренебрегаю. Херлиф остался за старшего. Просился Гейр, но я ему отказал. Хоть моя удача велика, но сразу с двумя дурными судьбами она может и не сладить.

Хирдманы Флиппи расселись по веслам, и мы отчалили. Это было прекрасно и жутко в одно и то же время. Прежде я видел лишь тяжелые серые волны, а нынче ощущал и то, что под ними. Словно над пропастью перекинули мосток из тонкого прозрачного льда: еще шаг, лед треснет и ты ухнешь вниз. Аж дух захватывало, как бывало, когда стоишь возле обрыва.

Сквозь фьорд мы прошли быстро, ведь каждый видел, где затоплены корабли, а потом направились на северо-запад. Флиппи хотел отыскать любую морскую тварь и сразиться с ней. Всего одна тварь, чтобы он вновь поверил в себя и свои силы.

Мы шли весь день, сначала на вёслах, потом под парусом. Хирдманы Флиппи привыкали к новым силам и новому зрению, Флиппи сидел на носу, как собака на охоте: внюхивался в запахи, выискивая дичь. Но нащупали мы тварь лишь под вечер, когда уже начало темнеть. Впрочем, нынче вообще темнело рано, мы не так уж далеко ушли от Хандельсби. Нехотя Дельфин велел идти к берегу, чтоб переночевать. Биться с морской тварью в темноте он всё же не решился.

Я думал, что уж во время стоянки Флипповы хирдманы чуток растормошатся, захотят поговорить если не со мной, так с моими парнями, они ведь уже поняли, для чего Дельфин меня позвал. Но не тут-то было. Дельфины держались наособицу, меж собой тихо обсуждали что-то, поглядывая на нас, а близко не подходили. Я глянул на ульверов и тогда понял, в чем тут дело.

Кого они видели перед собой? Завернутого в шкуры юнца с поломанными ногами, бритта с жутким изрезанным лицом, фагра Дометия, весь вид которого кричал о чуждости: и не по-нашему смуглая кожа, и кудрявые черные волосы, что по нордским меркам считалось некрасивым, а еще темные глаза да крупный горбатый нос. И напоследок Сварт — тоже не красавец, недаром же его прозвали Полутроллем. Нет бы прихватить языкастого Леофсуна или болтуна Эгиля!

Лишь Флиппи не чурался нашего общества.

— Кай, — подошел он к нашему костру после трапезы, — для твоего дара нужно ли быть рядом с хирдманами?

— Нет. Пока я ни разу не видел предела, после которого дар не достает до людей.

— Может, тогда лучше останешься здесь? Завтра мы быстренько убьем морскую тварь и вернемся за тобой. Всякое ведь может случиться! Не хочу, чтоб конунг лишил меня головы из-за твоей гибели.

Если так, то я мог бы остаться и в Хандельсби. Какая разница, где сидеть? Но несмотря на раны, я поперся в стылые воды. Всё потому, что я хотел посмотреть на хирд Флиппи во время охоты. А еще хотел, чтоб его воины точно понимали, с кем связаны их новые силы!

— Тогда постарайся, чтоб я не помер!

— Всё же прошу, чтоб ты остался. Прежде я не понимал, каков твой дар. Думал, что появится лишь более крепкое чувство плеча да уйдет мой страх. Но вот такого никак не ожидал. Видать, в тот раз я был слишком пьян и не распробовал толком. Почему конунг еще не забрал тебя в свою дружину? Почему остальные хирды не просятся под твою руку? Это же такая сила! Такое… я никогда раньше не был так близок к Нарлу, как сейчас.

— Рагнвальд звал, но я не пошел, — отмахнулся я. — И я не каждому показываю свой дар, а те, кто знает о нем, слышали лишь о малой толике. Я пойду с тобой! И больше о том говорить не будем. Помни, что ты обещал! Мое слово — главное.

Дельфин замолчал.

Утром мы вышли на охоту. Вчерашняя тварь недалеко ушла, да и по рунам она подходила, всего-то тринадцать, такую убить для Флиппи — раз плюнуть. Через чужой дар она ощущалась как здоровенная рыбина, которую расплющил великаний молот, только вот ударил он неровно, потому с одной стороны вылезло больше, а с другой — меньше.

Корабли разошлись по сторонам так, чтоб та тварь оказалась посередине. А что, если она вздумает ударить по драккару? Хотя… я только сейчас приметил, что все Флипповы сторхельты были раскиданы по разным судам: по одному на каждое. Видать, чтоб мелкие твари побоялись напасть на более сильного противника. Такое далеко не всегда помогает, тот же кабан будто и не видел рун Гейра, но на некоторых тварях может и сработать.

Флиппи подошел ко мне, наклонился и едва слышно спросил:

— А если я захочу передать весть своим хирдманам, они услышат?

Я покачал головой:

— Только если я ее передам. Я тут не простой волк, а вожак, и слышат лишь меня.

Дельфин легко кивнул, будто ничего другого и не ждал, махнул рукой, и тут же на корме нашего корабля застучал бодран, разгоняя утреннюю дымку и отдаваясь по всему морскому простору.

Выучка у флипповцев почти не уступала клетусовской. Тут же с вёсел поднялись определенные воины, вмиг разобрали короткие копья с широким острием, а на их место сели другие хирдманы. Три хельта на нашем корабле подготовили тяжелые гарпуны с цепями, приклепанными к их тупому концу. На других драккарах было то же самое. Что особенно чудно — тварь-то на месте не стояла, но корабли двигались так, чтобы она всё равно была меж ними. Нет, со стаей-то оно просто, ведь нынче все слышали, где Бездново чадо, а как они до меня с этим управлялись?

Флиппи скинул с себя всё лишнее, оставшись в одних лишь портках и нижней рубахе. На свои широкие плечи надел какие-то ремни с петлями, в петли вдел три коротких копья, четвертое взял в руку. И нырнул в ледяную воду.

Я сосредоточился на его огоньке и потому услышал его восторг, его радость от той свободы, которую давало море. Вот уж поистине Нарлов любимец! Я ощущал, как Флиппи легко двигался даже с деревянной ногой, как он скользил ко дну, где засела тварь. Он сделал круг над ней. Та затаилась, вжимаясь в ил. Бодран стучал ровно, спокойно, и гребцы ждали, подняв весла над водой.

Вдруг тварь рванула вперед, ловко извернулась так, чтоб оказаться прямо под Флиппи, и встопорщила иглы на спине, разом увеличившись раза в три. Только тогда Дельфин вогнал первое копье, сразу же отпрянул назад, вытащив второе. Тварь снова замерла, иглы медленно опустились, прилипая к ее коже. Рывок, кувырок, иглы! Копье вошло рыбине ближе к краю.

На этот раз тварь не остановилась. Она уложила иглы, метнулась в сторону… Бодран застучал быстрее. Флиппи нырнул глубже, подобрался к брюху твари, вбил в него третье копье и сразу пошел наверх. Разъяренная рыбина погналась за ним. Палочка билась о бодран, как крылья комара. Гарпунщики подняли свои тяжелые орудия, их широкие спины взбугрились мышцами.

Едва голова Флиппи показалась над водой, как бодран смолк, и зубчатые копья со всех трех кораблей полетели в воду. Два прошли мимо, и хельты шустро начали перебирать цепь, чтоб втянуть их обратно, а остальные застряли в твариной шкуре.

— Назад! — крикнул Дельфин.

Гребцы разом взмахнули веслами, корабли разошлись, гарпунные цепи натянулись, и я смог увидеть тварь своими глазами, а не через чужой дар. И хотя я уже представлял ее очертания, всё равно был немало удивлен. Бурое бугристое тело выглядело так, будто всплыл кусок дна с морской порослью и камнями, причем кусок неровный, случайный, искореженный и по бокам, и сверху, и снизу. Пасть? Глаза? Да я даже не мог отыскать плавники или хвост у этого уродца величиной с драккар.

— Копья!

К Флиппи тут же полетели копья, которые он ловил на лету. Одно было брошено второпях и должно было пройти сильно выше, но Дельфин ухитрился с места выскочить из воды так, что даже ступня мелькнула, перехватил его и ушел вниз. Одно за другим он вгонял копья в живот бьющейся твари. Лопнула одна цепь, дальний корабль медленно потянуло к рыбине, несмотря на усилия гребцов. Разошлась вторая цепь, разорванное кольцо с глухим стуком вошло в борт нашего драккара, и я даже смог разглядеть проглянувшее из доски железо, а хельта, что держал ту цепь, выбросило с корабля. Хельты бросили еще два гарпуна, те самые, что прошли мимо в первый раз.

Тварь висела в цепях, будто в паутине.

— Еще! Сами!

Толстые тяжелые копья, уже не с широким острием, а с длинным и узким, которым так удобно пробивать крепкие панцири и толстые шкуры, с басовитым свистом полетели в бугристую спину. Флиппи вгонял свои копья в брюхо твари, подныривая снизу.

Эх, сюда бы Энока! Он бы сразу сказал, куда надо бить. А так когда еще нащупаешь в этой громадине слабое место? Нельзя же ее всю истыкать копьями наугад?

Хотя Дельфин, видать, думал иначе. Когда на спине твари не осталось ни единого кусочка без копья, а море окрасилось в черный цвет, тварь наконец перестала рваться из цепей. Жизнь еще теплилась в ней, но уже едва-едва.

Флиппи пронзительно свистнул. Гарпунщики начали тянуть цепи к себе, подтягивая корабли к твари. Когда же драккары обступили ее вплотную, хирдманы начали выдергивать вогнанные копья, поначалу только те, до которых дотягивались. Едва лишь освободился кусок размером в четыре щита, туда перекинули толстую доску, один хельт пробежался по ней к телу твари и, не сходя с трапа, начал выдергивать другие копья. После очередного вытащенного острия, по твари пробежала крупная дрожь. Хельт тут же вбил копье почти в то же место, потом снова выдернул и снова ударил. Флиппи тем временем легко взлетел на борт нашего драккара, сдернул сбрую и тряхнул волосами. Кто-то протянул ему полотно для утирки, но он отмахнулся, не сводя горящего взгляда с твари.

На ее теле уже топтались трое воинов, по-прежнему не сходя с досок. Когда все копья были вытащены, черная жижа почти перестала течь из ран, лишь едва сочилась.

— М-да, упорная тварюга попалась, — весело сказал Дельфин. — Ставлю полмарки серебра на Стылого!

— Четверть марки на Черную Пятку! — ответили с другого драккара.

— Полмарки на себя! — рявкнул один из тех хельтов, что стояли на твари.

Они начали всаживать копья в полумертвое тело со всей силы, немало увеличенной за счет стаи, едва ли не до половины древка. Казалось, будто шкура рыбины не крепче опары, и любой может ее проткнуть.

— Почему не отдашь хускарлу? — спросил я у Дельфина.

— Они не пробьют.

— А сам почему не хочешь?

Флиппи уселся рядом, весь мокрый, однако даже не покрылся мурашками на холодном ветру.

— Когда получается, я всегда отдаю руны хирду. В сторхельты выбился первым лишь потому, что первым сталкиваюсь с тварью. И нередко случается, что именно мое копье убивает.

— С тварями на суше биться проще. Почему выбрал море?

— Не я выбрал море, а оно меня. Но за морских платят больше. На тех, что бегают по лесам и горам, ярлы посылают свою дружину или нанимают первый попавшийся хирд. А на морских всегда кличут мой хирд и хорошо платят. Даже за хельтовую тварь я беру не меньше пяти марок серебра.

Это и впрямь много по меркам Северных островов.

Рунная сила твари исчезла, и раздались радостные крики хирдманов. Кто-то всё же прикончил ее!

— А-а-а! — взревел тот хельт, что ставил на себя. — Вот оно! Тринадцатая руна! Давайте ваше серебро, сосунки!

— Расплата на берегу! — отозвался Флиппи. — Заканчивайте уже!

Все копья перекинули на драккары, и те же хельты вытащили топоры и начали вырубать глубоко засевшие гарпуны из твариного тела. Пара хирдманов прыгнула в море и нырнула, чтоб забрать копья, оставшиеся в ее животе. И не страшно им нырять в почерневшую от твариной крови воду?

— А для чего доски?

— Морские твари бывают всякими. Ядовитых много, есть с шипами или иглами, часто тоже отравленными. Есть твари, что жалят, как медузы. Я не одного воина так потерял. Потому велел, чтоб делали вот так.

— Бездна! — вскричал кто-то.

Я выглянул и увидел, как у одного рубщика из ноги торчит обломанная игла. Видать, неудачно попал по ней, переломил, и кусок иглы вошел ему под кожу. Он хотел было вытащить ее сам, но Живодер рявкнул:

— Нет! Нельзя!

Повернувшись к Флиппи, я тихо сказал:

— Пусть мой хирдман глянет. Он лучше всех управляется с ранами.

— По нему видно, — проворчал Дельфин и велел раненому перебираться на наш драккар.

Живодер не стал трогать саму иглу, для начала разрезал обмотки и портки так, чтоб видеть, куда она вошла.

— Если дернуть, обломится. Кусок останется в мясе. Будет гнить, вонять, придется резать ногу, — сказал бритт.

Хельт заметно побледнел.

— Сможешь вытащить? — спросил я.

Живодер пожал плечами:

— Если не будет дергать ногой, вытащу.

Флиппи схватил хельта за щиколотку, кто-то взял его же за плечи. Бритт вынул длинный острый ножик, вогнал лезвие в голень рядом с иглой и тут же вынул. Хлынула кровь, раненый дернулся было, закряхтел, сдерживая крик, но в сторхельтовых руках особо не потрепыхаешься. Живодер взял тряпицу, ухватил ей торчащий конец иглы и очень медленно потянул. Он доставал иглу целую вечность, но когда вынул, никто не смог сказать, обломилась она или нет. На всякий случай бритт приложил к ране сухой мох и перевязал.

— Это тянет кровь. Заберет много-много крови! Может, заберет и яд.

И тут хельта вдруг скрючило. Его тело выгнулось, плечи напряглись, руки изогнулись и затвердели, как камень.

— Яд, — выдохнул кто-то.

— Нет, — сказал я. — Сейчас так скрутит всех хельтов! Пусть уйдут с твари! Быстро!

Флиппи крикнул, чтоб уходили. Они едва успели. Один за другим все хельты начали валиться наземь, даже те, что не сходили с кораблей и лишь швыряли гарпуны с копьями.

— Скоро им станет лучше, — успокоил я Дельфина. — После сторхельтовой силы так часто бывает.

— Поэтому ты не захотел хускарлов…

— Они бы вовсе могли помереть.

Сторхельт из Флиппова хирда вырезал оставшиеся гарпуны. После этого хускарлы сели на вёсла, отвели корабли к ближайшему острову, там, по совету Живодера, развели костры и уложили хельтов поближе к огню.

К моему удивлению, хотя охота завершилась не прям весело, Флиппи выглядел довольным. Он переоделся в сухое, прошелся по своему хирду, перекинулся с каждым хоть парой слов, а потом сел возле меня, снял деревянную ногу и потер обрубок. Видать, нелегко ему дался этот поход.

— Наоборот, — ответил он, когда я высказал это вслух. — Это самый легкий поход из всех, что был. Разве что с хуоркой было проще, ну так она же безрунная.

— Оно и немудрено. У твоего хирда отличная выучка.

— Еще бы, — усмехнулся Флиппи. — Когда целую седмицу гоняешься за одной и той же тварью, когда гарпунщики раз за разом промахиваются, а если не промахиваются, так гарпуны не могут пробить твариную шкуру, и надо начинать всё заново, волей-неволей выучишься. Оно же еще и вслепую. Лишь Тюлень умеет смотреть под воду, он и бьет в бодран, показывая, далеко ли тварь. Потом гарпуны… Если войдет всего два-три, тварь попросту разорвет цепи. На каждой охоте я терял несколько гарпунов, и не всегда удавалось их забрать. Нередко тварь уходила вместе с ними. Обычно под конец охоты мы выглядим едва ли лучше дохлой твари. Сегодня было очень легко. Так легко, что даже чудно́. Если б так было всегда, я бы уже опередил Гейра.

На следующий день, едва хельтам стало лучше, мы вернулись в Хандельсби. На охоту ушло всего-то три дня. Я и не думал, что мы так быстро управимся.

Поначалу я хотел просто уйти к своим ульверам, но Дометий присоветовал мне убрать из стаи хирд Дельфина, мол, пусть теперь посмотрят, как оно без моего дара. И мне понравилась эта мысль. Так что на пристани я проделал то же самое, что и перед отплытием: коснулся каждого Флиппова хирдмана, выкидывая его из стаи. Только забыл, что это аукнется и мне. С каждым воином по капле уходила сила, уходила ясность. Вместо огромного и полного жизни подводного пространства я увидел лишь непроглядные соленые волны, бессмысленно бьющиеся о прибрежные камни. Умолкло поблекшее небо. Мир опустел и снова подернулся сумеречной дымкой.

У хирдманов Дельфина я видел то же самое. Их лица смурнели, их плечи опускались, да и сам Флиппи после ухода из стаи враз постарел, его брови тяжело нависли над глазами, и он медленно похромал с пристани.