Сага о Кае Лютом

Глава 8

Ждать рассвета пришлось недолго. Я едва успел согреться, как небо медленно начало белеть. Пинками, бранью и водой мы растормошили спящих хирдманов, но, даже встав на ноги, они оставались вялыми. Видарссон не понимал, откуда у него взялись раны, да еще такие чудные. Стейн ощупывал мокрый ворот рубахи и хмуро смотрел вокруг: уж не пропустил ли он дождь? Пес недовольно пытался обвязать ногу хоть чем-то, раз уж его обмотку я пустил на розжиг. Пришлось рассказать им, что было ночью.

— С такими тварями мы не сладим, так что возвращаемся на берег — да поживее!

Напоследок я глянул на холм, как и все, кто был рядом. Обычный каменистый холм без единого деревца или кустика.

— Оно свернуло ветви, скукожилось, а потом пропало, — сказал Квигульв, который так и простоял до утра, пялясь на ту тварь.

А потом мы побежали. И пока бежали, я всё думал, почему все три твари, что мы встретили, так отличались от прежних. И дело не только в том, что они умели прятаться и подкрадываться. Я привык, что порождения Бездны обычно походили на зверей или гадов. У них были лапы, щупальца, ласты, хвосты, чаще всего можно было угадать, где у них голова, рот и глаза. Те твари бегали, прыгали, рычали, а эти… Пусть червяная выползла, обманувшись низкими рунами Рыси, но почему потом удрала? Нечасто я видел, как твари удирали, у них попросту не хватало разумения, чтоб убежать.

На острове Гейра все твари так или иначе походили на привычных нам, даже та, что поломала Энока. И в пустыне тоже, если не считать живого озера. Так почему тут иначе? Остров таков? Или что-то еще примешалось?

Лучше уж встретить сторхельтовую тварь о пяти — восьми ногах, с мордой, хвостом и клыками, пусть даже она будет величиной с дом! Ее хотя бы понятно, как убивать.

Еще я попытался через свой дар позвать Болли и его хирдманов, но так, чтобы Толстяк понял, что нужно вернуться к берегу, а не мчаться к нам на выручку. А еще так, чтобы не зацепить Дометия и ульверов на кораблях. Вожак стаи ведь не говорит каждому волку, что нужно делать, а лишь призывает всех разом либо велит убегать. Через какое-то время Болли развернулся и пошел назад, значит, что-то он сумел разобрать.

К устью ручья мы прибежали к полудню. Я сразу же пошел глянуть, как там Рысь.

Леофсун сидел в одних лишь портках, закатав их выше колен, и смотрел, как возится Дометий возле моря. Все тело Рыси было исполосовано подживающими ожогами, покрытыми засохшей бурой жижей.

— Чего голяком ходишь? — спросил я.

— Да Живодер облепил какой-то грязью, говорит, что лучше без одежи. Чтоб всё в меня втянулось, а не липло к рубахе. А чего вернулись так рано? Нашли кого?

— Не. Только сторхельтову тварь, которая чуть всех не сожрала. Надо уходить. Дождемся Болли, и всё. Что Дометий? Узнал чего?

— О, лучше сам его спроси, — рассмеялся Леофсун. — И Хальфсена кликни, чтоб с ихнего языка пересказал.

Хальфсен — единственный из ульверов, кто ступил на этот остров на восьмой руне, но остался с Дометием на берегу. Он просился со мной. Верно я ему отказал, иначе та тварь со жгутами попыталась бы сожрать его. И неизвестно, проснулся бы он на следующее утро или нет.

Я подошел ближе к берегу и увидел, что на камнях лежат непонятные белесые сгустки, похожие на сопли. Дометий с Хальфсеном и двумя фаграми вырезанными из сучьев крюками вытаскивали из воды еще какую-то мерзость.

— Дометий, что там с морской тварью? Узнал чего?

Клетусовец даже отмахиваться не стал, так был занят, поэтому ответил толмач:

— Много чего! Видишь? Видишь, что мы нашли? — Хальфсен вот только что на месте не прыгал.

— Сопли? Медузу? Это здоровенная медуза?

— Нет! Если вытащить из воды, то да, похоже! Она на солнце будто тает, как медуза. Но в воде она выглядит как трубки.

— Трубки?

— Трубки!

Может, сюда добрался дурманящий воздух? Или они тут без меня хельтовым мёдом обпились? То-то Хальфсен такой веселый.

— Их там много, и они переплетены. Вроде паутины, только разом во все стороны, от дна и до верху. Потому и грести было тяжело, весла упираются в эти трубки и вязнут. Их так просто еще и не вытащить. Дометий сначала мечом вырезает кусок, а уж потом мы вытаскиваем.

— Так тварь — это какие-то трубки? — еще раз уточнил я.

— Нет. Не совсем. Я думаю, что тварь — это что-то вроде морского паука, который бегает по трубкам и хватает добычу. А Дометий говорит, что трубки — это сама тварь, но она вроде как ходит внутри них и может ими двигать. Паук не может шевелить паутиной, он лапами заворачивает в нее мух, а у этой — трубки могут сами двигаться.

Теперь я совсем запутался. Пауки заворачивают мух? Разве те не прилипают сами к паутине, а пауки их потом жрут? Да и что значит: «трубки сами двигаются»?

Хальфсен всё понял по моему лицу и что-то крикнул Дометию. Тот кивнул, вытащил еще пук соплей и подошел к нам:

— Надо только мясо найти или рыбу. Но маленьких она не ест, надо не меньше овцы, — продолжил объяснять толмач.

— Дерево, — сказал Дометий. — Бросим дерево. Пусть Кай бросит — да подальше.

Будто распоследний дурень, я вырубил небольшое бревнышко, поднатужился и забросил его на полсотню шагов. Оно с шумом плюхнулось в воду.

— И чего?

— Жди. Чуешь тварь поблизости? Ее тут нет.

Рунной силы сначала не было слышно, но потом где-то вдали я ощутил ее приближение. Быстро! Очень быстро! А потом бревно затрещало, изломалось в щепу и исчезло под водой, словно невидимый великан сжал его в своей лапище.

— Вот так она и корабли топит, — тихо сказал Хальфсен.

— Да чтоб меня тролли сожрали, — пробормотал я. — А она точно не тронет мои корабли?

Дометий позвал меня прямо к самой кромке воды, указал на мотню, висящую на его деревянном крюке. И впрямь выглядело так, будто прозрачные толстые и полые нити переплетались меж собой, образуя пышный клубок. Клетусовец не стал его вытаскивать из воды, а потащил за собой, направляясь к тому месту, где многоводный ручей впадал в море. Чем ближе мы подходили, тем больше клубок съёживался, а попав в пресную воду, и вовсе превратился в плотный белесый комок.

— Не тронет, — сказал Дометий. — Тут ей смерть.

— Хм-м, смерть… так как ее убить? — уже бодро спросил я, изрядно обрадовавшись.

— Мы не знаем, — из-за спины ответил Хальфсен. — Лучше бы порубить саму тварь, но как ее поймать? Можно заманить в какой-нибудь заливчик и там оборвать всю паутину, без нее тварь не сможет удрать. Но невозможно так ударить, чтоб разрубить всю разом, до самого дна. Дометий думает, что надо делать это постепенно. Резать ее нити с одного края, пока она вся не закончится. Но тут чуть ли не всех жителей Северных островов надо согнать…

Я прикинул. Это весьма немаленький остров, даже чтобы пересечь его с востока на запад, потребуется не один день. Тварь раскинула свою сеть на тысячу шагов от берега, и неизвестно еще, до какой глубины. Тут и года мало будет.

А еще подумал, надо сказать своим, в Сторбаше, чтоб проверяли берега. Если где начнет такое расти, нужно убрать сразу, не дожидаясь, пока тварь опутает весь остров.

— Кай! — окликнул меня Рысь. — Давай хоть костер разожжем! Если Гейр жив, он увидит дым и сам придет.

Я махнул рукой, мол, делай что хочешь. Вскоре взметнулся в небо густой столб дыма — Рысь щедро набросал в огонь свежей сосновой хвои.

Эти твари… Я полагал, что на Северных островах силы моего хирда будет достаточно. Три десятка хельтов! Мы должны были пройтись по всем оставленным землям и вычистить всю погань, что напустила Бездна. Нет, наверное, мы смогли бы порубить ту тварь-дерево, если бы взялись все вместе. Порубить, или сжечь, или как-то еще ее изничтожить. Но она же тут была не одна такая! Еще неизвестно, с чем столкнулся Болли…

Толстяк подошел ближе к вечеру. Раненых среди его хирдманов было побольше, чем у меня, некоторые даже не могли идти, и их тащили на закорках.

По словам Болли, на них тоже напали ночью, исподтишка. Спящие вдруг проваливались под землю, и там их пытались перемолоть чьи-то жесткие челюсти, хвала Скириру, беззубые. Не сразу спохватились, не сразу сообразили, как лучше вынуть человека из ловушки. Первых тащили прямо так, и они едва не остались без рук или ног. А потом Болли догадался подпрыгнуть и врезаться в землю своим удесятеренным весом. Только после этого подземные твари позволили отобрать свою добычу.

Кто-то поломал кости, кому-то изрядно помяли бока и грудь так, что вдохнуть было тяжело. Как и у нас, больше всего пострадали девятирунные. В болоте Бриттланда туго приходилось только карлам, а на этот остров не стоило ступать тому, кто еще не стал хельтом.

И я уже в который раз повторил:

— Уходим. С утра, едва рассветет, отплываем.

Я решил остаться еще на одну ночь лишь потому, что люди Дометия переночевали безо всяких потерь, даже Хальфсена с его восемью рунами никто не тронул. Раненым после нелегкого перехода нужно было чуток отдохнуть и подлечиться. Да и боялся я идти ночью по морю, кишащему тварями.

Спалось мне плохо. Я то и дело просыпался, вслушиваясь в темноту и всматриваясь в ночные тени. Не выросло ли над нами дерево? Не появились ли ямы? Не вспыхнула ли боль у кого-то из хирдманов? Но стоило слегка задремать, как меня разбудил Коршун:

— Тварь! Сторхельтова. Много рун!

Я поднял на ноги всех здоровых хирдманов, проклиная себя за глупость. Надо было сесть на драккары еще вечером! Покружились бы ночь возле острова, а с утра отплыли…

Всех раненых мы оттащили поближе к устью ручья, на них хотя бы с моря никто не нападет. А сами выстроили стену щитов между ними и островом. Только бы это была обычная тварь! С лапами! С когтями! С головой!

Тварь шла неспешно. Нет, не тварь. Твари! Когда они подобрались ближе, я ясно слышал и сторхельтову силу, и несколько хельтовых, и еще одну непонятную, на грани.

Кто-то подбросил дров в полуугасший костер, и языки пламени осветили смутные очертания чего-то движущегося. Стрелки уже подняли свои луки…

— Я Гейр Лопата, — донеслось из полумрака. — Вы из дружины Рагнвальда?

И вскоре в освещенный круг вошли шестеро воинов. Гейра я узнал сразу: невысокий, сухой, как прошлогодний хлеб, всё та же длинная коса и пронзительный взгляд. Только силой от него веяло преогромной. Сколько это рун? Наверняка больше семнадцати, в Хандельсби я слышал о восемнадцати, но это было до острова. Четверо хельтов на четырнадцати рунах и один — на пятнадцатой. Вон оно что. Сердца он пока не съел.

— Не дружинники, — коротко бросил Гейр, окинув нас быстрым взглядом. — Кто старший?

— Я, — ответил я и выступил вперед.

— Помню тебя. Вроде сынок Эрлинга, ходил под Беззащитным. Хевдингом стал? Пусть. Это все твои люди?

Лопата говорил так, будто мы жили на его земле и пришли просить милости. Да будь он хоть двадцатирунным! Это я его спасаю! И уже во второй раз. А он мне: «сынок Эрлинга?» Будто я мальчишка несмышленый.

— А это все твои? — вместо ответа спросил я.

Меня окатило сшибающей с ног силой. Словно вонзилась разом сотня ножей и прибила к земле. Моим хускарлам пришлось и того хуже: если б не стая — повалились бы, как скошенная трава.

Через свой дар я повелел своим отступить подальше. На месте остались лишь те, кто мог это выдерживать: Болли, Трёхрукий, несколько псов. Дометий и Простодушный держались на одном упрямстве.

— Меня зовут Кай Эрлингссон по прозвищу Лютый, и я хёвдинг снежных волков, — сквозь зубы выговорил я. — Это мой хирд, а в море стоят мои корабли.

Сила наконец схлынула, и я едва не опозорился, слишком шумно втянув воздух.

— Верно. Моя вина, — так же холодно и повелительно сказал Гейр. — Кай Эрлингссон. Ты быстро поднялся.

Только после этих слов я махнул рукой, приглашая их к нашему костру. Спать теперь мы всё равно не ляжем.

Что-то изменилось в Гейре с последней нашей встречи. Руны — это понятно, но было что-то еще. Он держал себя так, будто уже стал заплечным Фомрира, и при этом всё время думал о чем-то далеком и очень важном. Казалось, даже прибытие моих кораблей ему не столь интересно, хотя он проторчал на этом острове больше двух месяцев.

Люди Гейра жадно хватали высохшие лепешки и грызли их с таким наслаждением, словно не ели пару седмиц, ломали твердый сыр и закатывали глаза от его ядреного соленого вкуса. Что они тут вообще жрали? Вроде бы зверье здесь было, судя по следам, но вряд ли много. До рыбы не добраться из-за морской твари. Орехи? Грибы? Желуди и лебеду?

Сам Лопата жевал размеренно и спокойно, толком не разбирая, что кладет в рот.

Я рассказал им про тварей, с которыми мы столкнулись, про морского паука с его сетью, и как мы пробрались через его путы.

— Сонное дерево? — переспросил Лопата. — Ерунда. Боится раскаленного железа. Долго вози́ться. Червей не видел. Земляную тварь заметить легко — над ней трава не растет. А вот про морскую не знал. Думал, она всюду. Зря не проверил, иначе бы давно ушел отсюда. Плот или лодчонку бы сделал.

Угу, и сдох в море в пасти следующей морской твари. Хоть бы подивился, что «сынок Эрлинга» оказался умнее его!

— На кораблях много людей? Какой силы? — Гейр снова уставился на меня так, словно хотел копье вогнать мне в грудину.

— Зачем? — спросил я напрямик. — Завтра мы сядем на мои драккары и вернемся в Хандельсби. Я здесь только для этого! По просьбе конунга!

— Нет! — вырвалось у Лопаты. — Я должен убить его!

— Кого?

Но Гейр меня уже и не слушал:

— Завтра он придёт! Всегда приходит! Чует мою силу. И завтра я его убью. Твой хирд должен его сдержать. Стена щитов! — он плескал слюной. Его глаза горели таким жаром и безумием, коего я не видел даже у Живодера. — Нужно крепкое копье! На этот раз я сумею.

На лицах его последних хирдманов явно проступал страх. Они точно знали, о ком говорил Гейр, и не хотели с ним встречаться. Но Гейра они боялись еще больше.

Да и как такому возразить? Он расплющит меня одним ударом и не посмотрит, стая там у меня или нет. Против такой силы никакой дар не выстоит!

— Копье? — вдруг заговорил Простодушный. — У нас есть одно. Очень хорошее, под стать сторхельту. Пронзит даже столетний дуб, расколет даже каменную скалу!

Горящий взгляд Гейра перешел на Херлифа.

— А откуда он придет? С запада? С востока? — продолжал заговаривать зубы Простодушный.

Я же тихонько поднялся, отошел на самый край светового круга и поманил Гейровых людей. Один переглянулся с остальными, кивнул и двинулся ко мне. Мы убрались с ним подальше, и лишь потом я заговорил:

— Что с Гейром? Он обезумел? С кем он хочет биться?

— Он стал таким после потери своих земель, — тихо ответил хельт. — Рвался убивать тварей… Половина дружины полегла в тех боях, а ему хоть бы что. Правда, на сушу он нас вытянул, когда та тварь проломила корабль. А здесь… все эти ямы, деревья, черви — мелкие твари. Самый сильный тут кабан.

— Кабан? — не поверил я своим ушам.

— Тварь, похожая на кабана. Три рыла, клыки, десяток копыт. И она здоровенная! Холкой выше тебя. Шкуру не пробить ничем. Глазки мелкие, стрелой не попасть. И восемнадцать рун.

— Всего восемнадцать? Разве Гейр не сильнее?

— Они уже три раза схлестывались. Кабан слишком силен и быстр. Ярл переломал об его шкуру все мечи. Но ты не сумеешь уговорить его уйти отсюда. Он вбил себе в голову, что должен убить ту тварь.

— Да пусть остаётся тогда! Уйду без него. Вы-то со мной?

Хельт тяжело вздохнул:

— Мы служили ярлу всю жизнь. Он лучший воин из всех, кого я знаю. Лучший ярл! Я готов отдать за него жизнь. Но этот кабан… Мы просто сдохнем почем зря. Да, мы уйдем с тобой.

Я уже хотел было возвращаться, как вспомнил кое-что странное:

— А почему Гейр сказал, что тварь придет завтра?

Воин отвел взгляд:

— Она чует ярла. Кабан сожрал всех тварей на острове, остались лишь те, что умеют прятаться. Хельтов он замечает, лишь если пройдет мимо, а вот сторхельта чует издалека. Ярл обычно сидит в пещере, чтоб кабан его не услышал, но стоит ярлу выйти, как тот всегда приходит. Правда, по ночам тварь спит, потому мы и пришли ночью.

Вернувшись к костру, я услышал, что Херлиф всё еще обсуждает с Гейром, как тот будет разделывать кабанью тварь, как сдерет шкуру и сделает из нее доспехи, как вырежет сердце и прибережет его до своей двадцатой руны.

— Надо только копье взять, — кивал Простодушный. — Жаль, что мы оставили его на драккаре. Тяжеловато оно для хельтов. Ничего, завтра кликнем корабль, и тогда…

Я понимал, что делает Херлиф, но не был с ним согласен. Даже если мы заманим Гейра на «Сокол», что сделает безумный сторхельт, когда поймет обман? Нет, с ним надо говорить прямо. Ярл Гейр Лопата всегда говорил прямо и отвечал за свои слова.

— Он врёт, — перебил я. — Никакого копья у нас нет. И с кабаном мы драться не будем, а уйдем с рассветом.

Гейр поднялся, гневно уставился на меня, и я снова почувствовал, как на плечи начинает давить его огромная сила.

— Конунг велел мне привезти выживших в Хандельсби, — упрямо повторил я. — Там сделаешь копье под свою руку, наберешь новых хирдманов, найдешь корабль. Потом делай что хочешь! Хочешь — иди на остров и бейся хоть с сотней кабанов. А это мой хирд! Мои корабли! И тут я хёвдинг!

Глаза Лопаты утратили безумный блеск и поблекли:

— Верно говоришь. Верно. Пусть будет так.

И Гейр вновь уселся к костру. А я отвернулся и вытер со лба проступивший пот.

Едва небо посветлело, как я послал зов на корабли. «Жеребец» медленно расправил вёсла и двинулся к берегу, осторожно прощупывая путь. Ульверы на кораблях еще не знали, что путь к устью не опасен.

Всех раненых я сразу отослал на «Жеребца», даже если те изначально шли на «Соколе». Гейра с его людьми я думал посадить на свой драккар: если Лопата так часто будет выходить из себя, его сторхельтова сила может навредить ульверам. Взамен я оставлял себе Дометия с его людьми.

«Жеребец» отплыл также неторопливо, потом зашевелился «Сокол». Мне жуть как хотелось поторопить Трудюра, крикнуть гребцам, чтоб махали вёслами поживее. Драккар прошел половину пути до берега, как случилось то, чего я и опасался.

— Тварь! — крикнул Коршун.

Мы и так были наготове, все при оружии и в броне. Нам оставалось лишь встать стеной щитов, чтобы задержать тварь хоть ненадолго. Разбегаться смысла нет! Нам нужно всего лишь дождаться корабля. Гейру дали одно из копий, с его людьми также поделились оружием.

И тут я увидел это!!!

Больше быка. Быстрее лошади. Темное, здоровенное, злобное… Я не успел разглядеть тварь толком, как она уже налетела на нас. Единственное, что я успел — втянуть в стаю Гейра.

Бам! Тварь со всего разбегу врезалась в нашу стену. Щиты разлетелись в щепки, люди — в стороны. Лишь Дометий устоял на месте.

Гейр ударил копьем, из пробитой раны брызнула черная жижа. Боль! Один из псов отлетел со вспоротым животом — тварь отчаянно размахивала острыми копытами. Сторхельтова сила гуляла во мне, и чудилось: ударь я по скале — и та разломится на две половины. Я выхватил топор и вогнал его со всей дури в одно из мерзких рыл, что шевелились на морде твари. Потом в бочину! И ничего! Даже царапины не появилось. Стрелы отлетали от кабаньей шкуры, мечи бессильно скользили по густой шерсти… Гейр ударил снова, на сей раз древко не выдержало напора и переломилось.

Надо удержать тварь! Иначе она нас всех перетопчет!

Тут перед мордой Безднова кабана встал Болли, схватился руками за торчащие клыки и начал раздуваться. Он рос вверх и вширь, а под его ногами проминалась земля. Тварь фырчала, била копытами, но не могла вырваться из хватки Толстяка.

— «Сокол»! — крикнул кто-то из ульверов.

Кабан махнул головой, и Болли отлетел назад, сдуваясь обратно. Тогда Гейр встал на его место, но вместо попытки удержать тварь он начал ее дубасить голыми кулаками. Может, наши топоры и не прорубали шкуру, но удары сторхельта явно пришлись кабану не по вкусу.

— Уходим! Живее! — крикнул я и первым побежал к Толстяку.

Тот лежал в беспамятстве, вялый и растекшийся, как кисель. Вместе с Трехруким мы подхватили его и поволокли к драккару. Дометий взял на руки пса со вспоротым животом… Даже люди Гейра не отставали и бежали к кораблю.

Когда мы все были на борту, я посмотрел на берег.

Гейр бил без устали, молотил по рылам, по глазам, по пастям, а тварь прыгала вокруг него, наскакивала, щелкала клыками… Ярл выглядел таким маленьким рядом с кабаном, но при этом таким яростным.

Я послал ему зов через стаю и тут же махнул своим, чтоб отплывали. Ульверы успели взмахнуть веслами дважды, когда Гейр отскочил от кабана и огромными прыжками помчался к нам. Вмиг он долетел до берега, нырнул в воду, доплыл до корабля и вскарабкался на борт.

— Навались!

И «Сокол» стремительно отошел от Безднова острова, где металась и яростно визжала взбешенная тварь.