— Ургх! — в который раз взревел обезумевший ульвер.
Я устало выбранился, схватил его за руки и напрягся. Он вновь забился в припадке, стараясь вырваться из моей хватки. Казалось бы, да и пусть его… Но он же хотел вырвать всё то, что делает его мужчиной! Я и так едва не проворонил первую попытку, попросту опешил, когда он, откусив от твариного сердца в очередной раз, сорвал с себя штаны. Еще подумал, как буду объяснять жене, почему убил ее брата. А Трудюр взял и ударил себе промеж ног! Меня скрутило от одного лишь вида. И вот я уже полдня сторожил его приступы и не давал покалечиться.
Наконец он повалился наземь и заснул. Я глянул на его посиневшее хозяйство, вздохнул и сел, опершись спиной о необтесанные бревна. Пусть сам потом разбирается или Живодер что подскажет. Я сделал что мог.
Как я и обещал, шурин стал хельтом в самом конце, после всех шестирунных живичей. И далось это сложнее, чем казалось в начале. Первую тварь Дамиан лихо завалил, да и выловили мы ее легко. А потом мы две с лишним седмицы бегали по Птичьему острову, чтоб он провалился в Бездну, и выискивали других тварей. Искали, окружали, убивали, снова начинали поиск. Я разделил хирд на три части, с одной ходил сам, вторую отдал Херлифу, а третью — Дометию. Вторым после Дамиана хельтом стал Тул… Фродр, и для этого понадобилось четыре или пять тварей, а ведь он был уже на восьмой руне! Живичам и того больше.
Фродр… Я даже опасался помогать ему с поеданием сердца. Мало ли что может вытворить Мамиров жрец? Вдруг у них это как-то по-другому проходит? Хоть я и не мог придумать, что там может произойти такого, с чем я бы не сладил. А Фродр взял сердце и выставил меня вон! Сказал, сам сделает всё как надо. Я просидел у порога всю ночь, прислушивался к звукам в доме, но так ничего и не услыхал. Утром Фродр вышел как ни в чем не бывало, разве что бледен был сильно да его правая ладонь настолько крепко сжалась в кулак, что из-под пальцев капала кровь. Зато живой и хельт.
А ведь еще и тварь каждому была потребна своя. Девятирунному не подсунешь под топор тварь с четырнадцатью рунами! Вдруг благодати будет слишком много? И шестирунному она не сгодится, у него силенок не хватит пробить ее шкуру. Потому несколько раз тварей добивали сами хельты. А вот зачем Магнус навязал нам Гейра, я так и не понял, там не было ничего, с чем бы не справились ульверы.
Когда Птичий остров был исхожен вдоль и поперек и Коршун не слышал больше никакой рунной силы, кроме как с моря, нам пришлось поплыть к соседнему острову. Там мы едва не сцепились с каким-то мелким хирдом, который не хотел уступать свое место, впрочем, Гейр одним своим видом угомонил их хёвдинга. И снова охота! Обрывистые горы с множеством трещин и пещер, лесные тропы и непролазные чащи, ручьи с болотистыми берегами… И твари, твари, твари. Всякие: прыгучие, ползучие, ядовитые, клыкастые, когтистые, пушистые и лысые, с панцирем и с шипами. Если бы к тому времени на одного хускарла не приходилось по два-три хельта, кто-то бы наверняка погиб. И так Живодеру пришлось немало потрудиться, залечивая раны, многие ульверы обзавелись новыми шрамами, и их было бы еще больше, если бы благодать не исцеляла.
Под конец мне обрыдло всё: и твари, и охота, и вспышки благодати в стае, и особенно то варево, которым нас потчевал Вепрь. Припасов мы взяли на две седмицы, а прошло почти четыре. Дичи в лесах мало, и та, что осталась, пугалась каждого шороху, так что мы жрали рыбу, вяленое мясо и те крохи урожаев, что недособрали здешние жители перед тем, как удрать с острова. Херлиф не раз предлагал вернуться в Хандельсби, передохнуть, взять припасов, узнать у Магнуса, где лучше поохотиться, и выйти снова. Но я же сказал, что после этого похода в моем хирде хускарлов не будет! А раз сказал — надо выполнять.
Но теперь всё! Трудюр получил долгожданную десятую руну.
Я знал, что это лишь начало. Знал, что тот же Птичий остров недолго останется свободным от тварей и те скоро появятся вновь. Да, конунг пришлет людей, чтоб сторожить, но надолго ли этого хватит?
Скоро зима. Закончилось лето, да и месяц Хунора(1) тоже. Близилось Мамирово(2) время. Скоро выпадет первый снег, ударят морозы, пролягут ледяные мосты меж всеми островами Северного моря. И твари с Гейровых земель вновь хлынут на наши…
Трудюр проснулся ближе к утру, недоуменно посмотрел на свои голые ноги, скривился от боли, когда попытался встать. Я вытащил из мешка портки и кинул ему, знал, что лучше взять запасную одежу, потому как бывало уже всякое.
— Только гляди, чтоб больше твой уд вперед твоей головы не шёл. Иначе я доделаю то, что ты этой ночью хотел сотворить. И вообще жениться тебе надо!
Шурин криво усмехнулся, кое-как оделся и чуток враскоряку пошел к двери.
Ульверы встретили нас радостными криками и шутками. Каждый хоть что-то да сказал о том, каков нынче у Трудюра дар и что он теперь может делать своим торчалом. Сам шурин не огрызался, привык за эти зимы к насмешкам хирдманов.
Фродр подошел ко мне и сказал:
— Опробуй теперь свой дар.
— К чему? Я же ни одной руны не получил.
— Хельты. Теперь под твоей рукой почти одни хельты. Ты не поменялся, зато поменялась стая.
Я одной мыслью слил всех хирдманов воедино. Те даже не вздрогнули, привыкли уже к такому, но их движения стали немного иными. Как огромные косяки селедки, где все рыбы знали свое место и хоть не умели говорить, вместе поворачивались, разлетались в стороны, пропуская пловца, и сливались вновь. Вот и хирдманы также скользили друг меж друга, слыша соседа не ухом, а через стаю. Только я разницы никакой не заметил. Стая — она и есть стая.
Так что я покачал головой и сказал ульверам, чтоб готовились к отбытию. Пора возвращаться в Хандельсби!
Вскоре драккары взмахнули десятками лап-вёсел и отошли от берега. Я, как всегда, сидел у кормила и разглядывал свой хирд. Этот месяц изрядно сплотил нас. Если прежде хирдманы держались порознь: псы с псами, живичи с живичами, львята со львятами, то нынче уже нельзя было различить, кто откуда. Не зря Дометий настаивал, чтоб к хускарлам приставляли всякий раз разных хельтов.
Лишь Фродр да Живодер держались наособь. С Мамировым жрецом и так было понятно, а вот с бриттом всё пошло наперекосяк, как только зажили последние шрамы на его лице. Не, Живодера в хирде уважали за его лекарские умения: ни одна рана под его рукой не пошла гнилью. Но эти узоры… Если взглянуть на Живодера мельком, то вроде ничего такого, обычное лицо: два глаза, нос, рот. Ну ожоги, ну шрамы, видали и похуже. Если же вглядываться подольше, то понемногу лицо менялось. Откуда-то появлялось третье око, жуткое, нечеловечье, на щеке прорезался еще один рот, искривленный в усмешке… И вот ты уже смотришь на чудовищную морду измененного, в которой сложно угадать, кем был человек до этого. Я всегда отводил взгляд при появлении третьего глаза. Отчаянный на днях поспорил с кем-то, сказал, что будет смотреть на Живодера, пока не закипит вода в котле. Поначалу еще хорохорился, улыбался, насмешничал, потом побледнел, сцепил пальцы, чтоб не было видно, как трясутся руки, а под конец его вырвало. Спрашивать, что он там увидел в конце, никто не стал.
Когда «Сокол» и «Жеребец» подошли к пристани и закрепились, ярл Гейр перескочил на причал одним из первых и громко, чтоб слышали все ульверы, сказал:
— Хочу войти в хирд снежных волков. Есть ли тот, кто не желает этого?
Разговоры враз стихли. И почти все хирдманы невольно посмотрели на меня.
— К чему? — спросил я. — Ты ведь ярл и сам хёвдинг. Зачем тебе идти под мою руку?
— Ярл без земель. Хёвдинг без хирда и кораблей, — усмехнулся Гейр.
— Конунг даст тебе и людей, и корабль.
— И я снова их потеряю. Моя удача плоха. Твоя гораздо лучше: ты дважды помог мне.
Я глянул на ульверов:
— Есть кто против?
Мой взгляд зацепился за Фродра. Он единственный, кто не выглядел удивленным. Нет, даже не так. Жрец перебирал пальцами костяные бусины на своей шее и смотрел на Гейра так, словно сам всё это и придумал.
Прежде бы я загордился. Как же, сам ярл Гейр рвется под мою руку! Тот самый Гейр, который когда-то хотел закопать меня живьем! Тот самый Гейр, чьи руны выше всех на Северных островах! Самый суровый и самый сильный ярл просится в хирд мальчишки. Только вот не из-за меня он того хочет, а из-за Скирирова дара.
Не услыхав возражений, я не стал тянуть, схватил огонек Гейра и взял его в стаю. Вот теперь ульверы вздрогнули, почуяв огромную чужую силу, что ворвалась в их тела. Вздрогнул и Гейр. Не сводя с меня глаз, он чуть склонил голову, показывая, что признает мое первенство.
Я махнул рукой, чтоб Херлиф занялся делами хирда, а сам подошел к Гейру и негромко сказал:
— Пойдем поговорим.
Он отвел меня к дому, где поселили его людей. Внутри дрых один лишь хельт, да и тот вскочил, едва мы вошли, выслушал повеление Гейра насчет еды и пива и тут же исчез. Я успел лишь заметить, что нынче дружинник Лопаты выглядел лучше, чем на острове: отъелся, отоспался, и пропало затравленное выражение с лица. Может, потому Гейр и не позвал своих в поход? Может, и у Лопаты есть сердце?
— А теперь начистоту, — сказал я, усевшись за чисто выскобленный стол. — Прежде, при Магнусе, ты хотел, чтоб тебе дали людей и корабль, даже на мой хирд нацелился. А нынче сам готов под мою руку идти. Ты сторхельт, восемнадцать рун…
— Девятнадцать, — поправил ярл.
Я аж задохнулся, услыхав это, но сглотнул слюну и продолжил:
— Любой воин пойдет за тобой. На всех Северных островах нет никого сильнее тебя. Да и в других землях вряд ли отыщется хотя бы десяток воинов, равных тебе.
Гейр слушал меня с безразличным видом, будто я хвалил не его, а кого-то другого.
— А еще не хочу, чтоб кто-то оспаривал мои слова, — добавил я. — Ульверы уже сталкивались с предательством. Я убивал тех, кто прекословил, и рубил пальцы тем, кто их не остановил. С тобой так не выйдет.
Ворвался Гейров хельт, поставил на стол бочонок с пивом, затем рабыни быстро расставили блюда с мясом, рыбой и хлебом. Не сказав ни слова, они тут же ушли.
— Пальцы, — коротко усмехнулся Гейр. — Я за такое живьем закапывал. Поверь, малец, я знаю, что такое верность и как надо повиноваться, причем получше тебя. Не о том думаешь… Я прожил больше четырех десятков зим. У меня была семья, дети, земли, корабли, дружина. Сейчас нет ничего. Только месть.
Он говорил так холодно, будто и не о себе вел речь.
— Честь, слава, богатство… К чему это, если после меня не останется ничего? Потому единственное, чего я хочу, — это вырезать всех тварей, выжечь свой остров дотла. Пусть лучше он провалится на дно моря, чем там будут жить эти Бездновы отродья! — его глаза полыхнули огнем и тут же погасли. — Но для мести одного меня мало. Нужен крепкий хирд. Собирать его заново, притираться, приучать к повиновению нет времени. Твой хирд нынче сильнейший. Может, еще у Флиппи неплох, но я слыхал, что с ним стало, да и бултыхаться в воде не по мне.
Гейр наполнил кружки, единым махом выпил одну, забросил кусок тушеной козлятины в рот и начал медленно пережёвывать. Он будто бы подбирал нужные слова, чтоб убедить меня в чем-то.
— Да, ты прожил мало зим. Но конунг уже дважды полагался на тебя, дважды послал ко мне на подмогу. Рагнвальд не так хорош, как его отец, хотя и Зигвард особым умом не блистал, но в одном Беспечному не откажешь: он умеет подбирать нужных людей для всякого дела. Он и Кормунда отыскал, и Однорукого тоже, да и малец Стиг неплох. Я видел твой хирд в деле, видел, как вы сражаетесь, как говорите, как живете бок о бок. И видел Скириров дар — твой дар. Пока ты готов биться с тварями, я буду идти за тобой. Рядом, за плечом или впереди — как скажешь.
Я отхлебнул горького пива и задумчиво сказал:
— Когда-то Альрик сказал, что воин без дара вряд ли сможет стать сторхельтом. Чем боги одарили тебя?
— Твари… я знаю, как их бить. Не ведаю, дар это или опыт, на моем острове тварей всегда было много, и я убивал их со своей первой руны.
— Среди снежных волков был воин с таким даром. Меткий стрелок, он всегда видел, куда надо бить.
Гейр качнул головой:
— Не так. Я не знаю, куда бить, знаю лишь как. То твариное дерево… я не видел, где его сердца или головы, но догадался, что его нужно рубить раскаленным железом.
— А кабан?
— Его убить еще проще — надо лишь пробить шкуру. Это не самая сильная и не самая быстрая тварь, просто шкура уж больно крепка. Будет подходящее оружие, и я его убью.
— И еще одно. Твои люди…
— Их семьи погибли вместе с моей. У Хольми остался лишь второй сын, он его отправил к брату жены несколькими зимами ранее. Это хорошие воины. Если примешь их, не пожалеешь. Если нет, они всё равно будут сражаться с тварями.
Вот так мой хирд пополнился еще шестью воинами, из которых двое — сторхельты. Но я согласился взять Гейра не из-за его силы или разговоров о мести. Если бы Тул… Фродр не упомянул, что сторхельтова мощь не станет помехой для хирда, я всё же отказал бы Лопате. Мы еле-еле избавились от хускарловой хвори после боев, и проходить то же самое с хельтами не хотелось. Но Фродр сказал, что это пойдет нам на пользу. Осталось убедиться, что жрец не ошибся.
Я расспросил о дарах Гейровых людей и остался доволен. У троих ничего особенного: сила да вёрткость, самые частые у нордов. У четвертого была стойкость к ядам, он получил ее схожим с Дударем образом: будучи на пятой руне, столкнулся с ядовитой тварью, убил ее, но яд уже проник в его кровь. Он уже почти помер, когда ярл Гейр отыскал его и помог заколоть еще одну тварь. Полученная благодать исцелила его, а заодно подарила такую вот способность. Его и хмель нынче не брал, и жрать он мог что угодно, вплоть до тухлятины. Да, невкусно и тошно, зато животом потом не страдает. Ему и змей подсовывали ядовитых, и грибами-поганками кормили, и хоть бы что!
А последний, как раз сторхельт, обладал таким даром, который мне давно хотелось добавить в стаю: крепкая кожа. Правда, Гейр сказал, что у Кеттила и Арнодда он получше будет, недаром же у них прозвища Кольчуга и Железный. У гейровца кожа именно что крепкая, а не железная, больше как мозоли на ладонях: обжечься сложнее, и скользящий удар не оцарапает, но копье, топор и клыки пробьют легко.
Мы просидели с Гейром до самой ночи. Когда его дружинники вернулись, он не стал ничего им объяснять, коротко бросил:
— Отныне Кай — наш хёвдинг.
Второй сторхельт спросил лишь, когда перебираться под крышу ульверов: сейчас или на утро. И больше никаких расспросов. Я даже задумался, а не стоит ли тоже прикопать кого-нибудь?
Гейр предложил остаться на ночь у них, но я отказался: и так не зашел к Болли, к раненым, не спросил про отца, не показался конунгу, не узнал новых слухов.
На улице темень стояла непроглядная, так что я прихватил с собой масляную лампу. Толку от нее было мало, из-за ветра крошечный огонек метался и прыгал. Я шел больше наощупь, чувствуя через дар ульверов и слыша невеликие руны горожан, спрятавшихся в своих домах. Хотя не все руны тут были столь малы. К примеру, я слышал и нескольких хельтов. И то вовсе неудивительно, раз уж в Хандельсби собрались лучшие воины со всех Северных островов.
Кажись, тем хельтам тоже не спалось, раз они решили прогуляться по спящим улочкам. Впереди мигнул огонек, и вскоре я увидел троих мужей. Один поднес к моему лицу свет и воскликнул:
— Да это же сам Кай Эрлингссон!
Я хмыкнул. Нынче меня и впрямь знал весь город.
И тут на меня обрушилась гора!
Очнулся я от резкой боли в челюсти. Едва открыл глаза, как еще один удар прилетел мне в нос. Хрустнула кость, и я начал судорожно сглатывать кровь, стекающую внутрь глотки, чтоб не захлебнуться.
— Охотились на мышь, а поймали лису, — прозвучал чей-то голос.
Крепкий пинок под ребра заставил меня закашляться. Я дернул плечами и понял, что сижу со скованными позади столба руками, ноги… Сукины ублюдки! Они сломали мне ноги! В тусклом свете я видел торчащие кости. Неужто не отыскали железа для ножных оков? Боль накатывала постепенно и сразу отовсюду, слепнем вгрызалась в живот, резала ножом ноги, стучала в голове бодраном. Мысли ползли медленно, тяжко, и я не понимал, ни где я, ни что со мной.
— Редкая удача — застать самого Эрлингссона одного! Ну что, отрыжка червя? Без хирда ты лишь вошь под Мамировым ногтем.
Еще один пинок откинул меня вбок, и мерзко заныла кость в руке, куда пришелся удар. Но я не упал. Столб удержал.
— Так еще лучше, — сказал второй голос. — И за отца, и за мать, и за Роальда отомстим. Харальд всё равно никуда не денется.
— Никак Скиррессоны? — прохрипел я и сплюнул кровавой слюной.
— Смотри, сразу смекнул, в чьи руки попал.
Следующий удар пришелся прямо по сломанной ноге. Вспышка боли ослепила меня, и я с силой ударился затылком об столб, прокусив губу, чтоб не взвыть.
— Погодь. Еще помрет раньше времени.
— Сразу не сдохнет. Двенадцать рун! Скорее замаюсь бить.
Чуть отдышавшись, я разлепил глаза и увидел тех, кто меня поймал. Их рожи были мне незнакомы. Да и откуда? Я никогда прежде не видел старших сыновей Скирре.
Один хельт на десятой руне, второй — хускарл на восьмой. Ни в жизни не поверю, что эти два ублюдка сами сумели меня поймать. Перед тем, как меня вырубили, я чуял хельтов, и те были посильнее.
— Глянь, как зырит. Трэлево дерьмо!
Я едва успел отвернуться, чтоб кулак пришелся на скулу, а не в глаз.
— Мать хотела содрать с него шкуру… — злобно прошипел хускарл.
Он-то и бил меня всё время.
Хельт сидел в сторонке и задумчиво точил какую-то железку. Я прищурился: кажись, это был свинокол.
— Или сделать из него хеймнар и подкинуть под дверь Эрлингу? Освежеванный хеймнар! Логмар, как тебе?
— Успеется, — сказал хельт. — Для начала пусть расскажет, кто из его хирда убивал отца. Имена, прозвания, руны, дары. Всё!
Логмар… Я даже не знал прежде их имен. Логмар означает справедливый. И в этом ему не откажешь. Разве не справедливо отомстить за смерти брата, отца и матери?
— Мы убили всех людей Харальда. Всех до единого! Тебя хотели оставить под конец, но ты сам напросился. Зачем спас его? Зачем взял к себе? Тупая свинья!
Я сжался в ожидании удара, но это не помогло. Боль вспыхнула с той же силой.
— Слышал, у него самого есть дети, — не замолкал хускарл. — Вряд ли в его деревне остался хоть кто-то выше пятой руны. Может, нам навестить их? Приласкать жену, поблагодарить мать за такого сына…
— Ни к чему, — оборвал его Логмар. — Они отца не убивали.
Я обмяк. И впрямь справедливый. Да будут к нему благосклонны боги после его смерти! И где, в Бездну, мои хирдманы? Почему…
Твариный уд! Стаи не было! Я держал ее всё время с того момента, как мы прибыли в Хандельсби. И ведь наловчился не отпускать дар даже во сне, но, видать, удар по голове вышиб его напрочь.
Едва я потянулся к дару, как хускарл вновь обрушился на меня, молотя руками и ногами без разбору.
Никогда…
Никогда прежде…
Даже когда я не получил первой руны…
Когда он остановился, я едва дышал. Ноги превратились в сплошное месиво, один глаз не открывался, рук я толком не чувствовал. Зато… у меня всё еще был мой дар!
Я опустил голову, чтобы кровь изо рта вытекала наружу и не мешала дышать. Стая! Вспыхнули разом огни хирдманов, и я повелел: «Ко мне! Быстро! Все!»
Увидев, где мои хирдманы, я понял, что нахожусь на том же острове, только в стороне от Хандельсби. Скорее всего, Скиррессоны сделали укрытие в горах, может, отыскали пещеру, чтобы притаскивать сюда жертв и вдоволь пытать. Где-то здесь они их и закапывали.
Теперь осталось продержаться до прихода ульверов. Это просто. Я всего лишь должен молчать. Молчать и держать дар. Нельзя вырубаться. Нельзя умирать!
1 Месяц Хунора — с 24.08 по 22.09
2 Месяц Мамира — с 23.09 по 23.10.
Печатаем первые три тома Саги. Для подробной информации прошу перейти в блог:
https://author.today/post/567705