Санта–Барбара III. Книга 2

ГЛАВА 16

Доктор Роулингс навещает родителей Келли. Сантана пытается оправдаться. Кортни проявляет ревность по отношению к Келли. Пол Уитни догадался обо всем. Круз в безвыходной ситуации. Перл и его друзья мечтают. Кортни идет на риск.

День близился к концу, когда доктор Роулингс появился в доме Кэпвеллов. Разумеется, такое важное мероприятие не могло обойтись без присутствия Джины, которая уже несколько минут толклась в прихожей с отсутствующим видом, ей повезло, что СиСи до сих пор не появился и не выставил ее за дверь. Его просто не было дома.

— Здравствуйте, доктор, — медоточивым голосом сказала Джина.

— Добрый день, миссис Кэпвелл, — ответил он таким же тоном.

Она бы наверняка успела выудить у него интересующую ее информацию, однако в этот момент дверь дома распахнулась, и в прихожую решительно вошел СиСи.

— А, доктор, вы здесь, — хмуро сказал он. — Вам удалось что‑нибудь выяснить?

Тот направился следом за СиСи в гостиную. Их примеру последовала и Джина.

— Да, разумеется, мне удалось разузнать кое‑что новое, — сказал Роулингс. — Но прежде я хотел бы задать вам один вопрос.

СиСи остановился посреди гостиной и повернулся к собеседнику.

— Я вас слушаю.

— Вы не могли бы рассказать мне о Перле? — вкрадчивым голосом произнес Роулингс.

СиСи нахмурился еще больше.

— А что вас интересует? Подробности его биографии?

— В общем, и это тоже, — ответил Роулингс. — Где он раньше жил? Как он появился в вашем доме? Кто дал ему рекомендацию?

СиСи тяжело вздохнул.

— Успокойтесь, доктор, Перл эксцентричный человек, но он не преступник. Скажите, а вот эта женщина вам знакома?

Без особых церемоний он ткнул пальцем в Джину, которая испуганно попятилась назад. Роулингс пожал плечами.

— Но ведь это же миссис Кэпвелл.

СиСи смерил ее ненавидящим взглядом.

— Как вы считаете, эта женщина, — он намеренно употребил это слово, — принимала участие в побеге Келли из вашей клиники?

— Что? — возмущенно завопила Джина. — Это клевета.

Роулингс снисходительно улыбнулся.

— Конечно же, нет. Как раз наоборот, она проявляла всяческую озабоченность о судьбе вашей дочери.

— Благодарю вас! — воскликнула Джина. — Хоть кто‑то здесь по–настоящему оценивает мои заслуги.

В комнату вошла София.

— СиСи, никаких новых сведений о судьбе Келли нет? Ее еще не нашли?

Ченнинг–старший метнул гневный взгляд на Роулингса.

— Судя по тому, что я услышал, ее еще не обнаружили.

София встревоженно взяла его за руку.

— Мне кажется, нам нужно немедленно звонить в полицию. Прошло уже слишком много времени, а ее до сих пор не нашли.

Глава семейства Кэпвеллов еще не успел открыть рот, чтобы ответить, как Джина торопливо воскликнула:

— Нет, нет, даже не думайте. Вы что, с ума сошли? Разве вы не понимаете, что ее сразу же арестуют? Это будет ужасный удар для ее психики.

Ченнинга–старшего охватила бешеная ярость.

— Здесь никого не интересует твое мнение! — заорал он. — Тебя вообще сюда никто не приглашал. Убирайся отсюда! И немедленно! Чтобы через десять секунд и духу твоего в нашем доме не было!

Она обиженно вскинула голову.

— Хорошо, я уйду. Но я непременно позвоню тебе потом, чтобы узнать новости.

СиСи смолчал.

— До свидания, доктор, — многозначительно сказала Джина, проходя мимо Роулингса. — Я думаю, мы еще увидимся.

Роулингс одарил Джину любезным взглядом.

— Всего хорошего.

Когда дверь за ней захлопнулась, Роулингс сказал:

— Я думаю, что вам стоит прислушаться к мнению миссис Кэпвелл. Огласка в нашем деле может только повредить. Не стоит привлекать полицию.

София возмущенно воскликнула:

— Что вы такое говорите, доктор? Моя дочь уже сутки как пропала. До сих пор ее не нашли. По–моему, вы вообще не предпринимаете никаких действий. После этого мы должны молча выслушивать ваши уверения и надеяться неизвестно на что?

Роулингс вымученно улыбнулся.

— Это так. Но мы ведем активные поиски.

СиСи пристально посмотрел на него.

— Доктор, вы отказываетесь от сотрудничества с полицией. Это весьма странно, если не сказать подозрительно.

Но Роулингс, как ни в чем не бывало, ответил:

— Я понимаю ваши отцовские чувства. Вы, конечно, расстроены из‑за пропажи дочери, ваше поведение совершенно естественно. Вы сразу же начинаете винить во всем врачей.

София разъяренно бросилась на него, словно самка, защищающая своих детенышей.

— А вы виновны, доктор! — выкрикнула она. — И не пытайтесь уйти от ответственности, у вас это не получится. Только слепец может не видеть, кто вы на самом деле. Вам не удастся меня одурачить. А если вы по–прежнему будете уворачиваться, то я найду способ, как е вами справиться.

По лицу Роулингса стала разливаться бледность.

— Да, вы виноваты, и вы это знаете, — продолжала набрасываться на него София. — Я совершенно уверена и том, что это именно ваш курс лечения и ваши методы лечения довели Келли до отчаяния. Я вполне понимаю причины ее побега. Я понимаю, почему вы боитесь огласки этого инцидента — она просто не могла оставаться в том аду, который вы создали у себя в клинике. Вы правите там, как бог и царь. Вы расправляетесь с этими несчастными больными людьми железной рукой. Я уверена в том, что за малейшую провинность вы наказываете их самым строгим образом. Насчет правильности ваших методов лечения я, конечно, не судья — в этом должны разбираться медики, но мне кажется, что это должны быть судебные медики! Когда‑нибудь вы ответите за все это!

Было бы наивно ожидать, что Джина мгновенно покинет дом Кэпвеллов, отказавшись от возможности ознакомиться с содержанием этого разговора.

Воспользовавшись тем, что никто в гостиной не обращал внимания на происходящее в передней части дома, Джина осторожно приоткрыла входную дверь и, затаившись у порога, жадно ловила каждое слово. Вот сейчас она была на своем месте, она чувствовала себя свободной охотницей, хозяйкой событий. Она сделала так, чтобы все это колесо завертелось, а для того, чтобы подливать масло в огонь, ей необходима была подпитка в виде свежей информации. Никакие честные методы тут не годились, а потому Джина не брезговала ничем: подслушать, украсть, влезть в чужие документы — все это было в ее стиле. Блуждающая улыбка озаряла ее лицо, когда она стояла на пороге дома Кэпвеллов.

— После всего, что произошло с Келли, вы хотите, чтобы мы хранили молчание? По–вашему, кругом идиоты? — гневно бросила София. — Вам это даром не пройдет.

Несмотря на такую гневную речь, Роулингс пытался держаться спокойно. Лишь слегка дрожавший голос и немигавшие водянистые глаза говорили о том, что слова Софии угодили точно в цель.

— Вы, конечно, можете обратиться в полицию, — с легкой угрозой в голосе сказал он. — Пожалуйста, звоните, у вас на столе телефон. Я думаю, что это будет очень мудрый ход. Только вы совершенно забыли о том, что, очевидно, я не единственный, кто постоянно помнит о том, почему Келли попала в мою клинику. Что же вы молчите? Забыли?

СиСи и София обменялись хмурыми взглядами.

— Вот именно, — торжествующе продолжил Роулингс. — Именно я и мои методы лечения, против которых вы так ополчились, спасли Келли от тюрьмы, куда она неминуемо попала бы по обвинению в убийстве. Да, вы можете позвонить в полицию и сообщить им о том, что Келли сбежала из клиники. В таком случае присяжным ничего не останется, как пересмотреть дело и признать Келли вменяемой. Вы представляете себе, что ее ждет? После того, как это произойдет, ей автоматически будет предъявлено обвинение в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Вы уверены в том, что ее оправдают? Как по–вашему, мистер СиСи, найдется в суде присяжных хоть один человек из двенадцати, который признает ее невиновной?

СиСи бросил на Роулингса мрачный взгляд исподлобья:

— А почему бы и нет? Доктор, почему вы так уверены в том, что каждый житель Санта–Барбары считает мою дочь убийцей?

Роулингс не скрывал своего торжества:

— Потому, что у нее нет доказательств собственной невиновности. У нее вообще нет никаких доказательств, она едва ли сможет сказать что‑нибудь внятное. Но дело даже не в этом, а в том, что у вас действительно много врагов в этом городе, мистер Кэпвелл, и если этот процесс состоится, то они вряд ли оставят без внимания такую удобную и заметную цель. В вас в лице вашей дочери полетит такое количество стрел, что вам вряд ли удастся увернуться. И картина, которую я вам только что нарисовал, еще не самая мрачная. Обстоятельства могут сложиться так, что с Келли вообще произойдет что‑нибудь непоправимое. Ведь ни мы, ни вы пока не знаем, где прячутся беглецы, куда они могут угодить. Келли отнюдь не находится в таком состоянии, когда без посторонней помощи она могла бы позаботиться о себе. 'За ней нужен присмотр, ее психика весьма легко ранима. Один только Бог, наверное, знает, что может произойти с несчастной девушкой, которая находится под влиянием этого непредсказуемого и социально опасного типа. Если их обнаружит полиция, то задержание или, того хуже, арест могут самым катастрофическим образом повлиять на психику вашей дочери. И тогда ни один, даже самый выдающийся психиатр, не сможет поручиться за последствия. Теперь, если вы все еще не верите моим словам, можете звонить в полицию.

София подавленно опустила голову. Да, ситуация несколько изменилась. Роулингсу удалось запугать родителей Келли.

— Доктор, — стараясь сдерживаться, произнес СиСи. — Я испытываю огромное уважение к профессии врача, но как бизнесмена меня все‑таки интересует конечный результат. Насколько я мог заметить, состояние Келли отнюдь не улучшилось, но, как вы правильно сказали, сейчас нам нужно выиграть время. Ситуация поворачивается для нас не в лучшую сторону, пока мы вынуждены плестись в хвосте событий, а не опережать их. Я не хочу, чтобы моя дочь оказалась в тюрьме. Поэтому мы разрешим эту ситуацию следующим образом: вы быстро разыщете Келли. В противном случае я обращусь в медицинскую коллегию Южной Калифорнии с обоснованным требованием лишить вас лицензии на врачебную практику. Я думаю, что ваша клиника, оказавшись под пристальным вниманием экспертов, даст ассоциации немало поводов для этого. Тогда вас будут ожидать действительно большие неприятности. Не исключено, что вы еще долго будете расхлебывать последствия этого. Я надеюсь, что мы поняли друг друга.

Роулингс переминался с ноги на ногу:

— Да.

— Да выключи же свет, прошу тебя, — взмолилась Сантана.

Круз сунул руку в открытое окно и выключил фары. Он был возбужден так, что несколько секунд не мог нащупать тумблер.

— Так что, ты хочешь сказать, что это был несчастный случай? — гневно выпалил он. — Может быть, это вообще всем нам показалось, и не было никакого наезда! Что ты скажешь?

Она хватала ртом воздух, словно выброшенная из воды рыба. Даже в полутьме гаража было видно, что по лицу ее разлилась смертельная бледность.

— Да, это был несчастный случай, — едва слышно выговорила она. — Ты должен поверить мне, я этого не хотела.

Круз возбужденно подался вперед:

— И именно поэтому ты молчала такое долгое время?! — воскликнул он. — Ты же все время делала вид, что не имеешь к этому никакого отношения. Как после этого я могу верить тому, что ты говоришь?

Она нервно вздрагивала при каждом его слове, будто они причиняли ей физическую боль:

— Ты должен верить мне, Круз! Я осознала, что произошел наезд, только после того, как мы с тобой приехали в больницу. Я совершенно не подозревала о том, что произошло.

Он плотно сжал губы и, не отрывая взгляда от жены, произнес:

— Извини, Сантана, но я тебе не верю. Все это выглядит весьма неубедительно. По–моему, ты просто пытаешься уйти от ответственности.

Она истерично закричала:

— Но почему ты мне не веришь? Вспомни, в тот вечер был сильный туман, была ночь, я чувствовала себя плохо. Вспомни, в тот день я даже не выходила из дома, я чувствовала себя отвратительно.

— Да, я помню твои бесчисленные жалобы на здоровье, — мрачно сказал Круз. — Но я помню и еще одно: ты сказала, что провела этот вечер с Кейтом. Вы, судя по твоим словам, были в мотеле, где он домогался твоей любви. Вот что ты тогда сказала! Или это не так? Ты уже готова рассказать мне о чем‑нибудь еще?

Сантана взмахнула руками:

— Круз, послушай, я не оправдываюсь, я ужасно переживала, но я ничего не знала. Клянусь тебе, мне было так больно, когда я узнала о том, что Иден попала в больницу. Я успокоилась только тогда, когда врачи сказали, что ее жизнь вне опасности.

— Ах, вот как! — скептически воскликнул Круз. — И ты решила после этого, что все в порядке, и можно скрыть то, что произошло. Не надо ни в чем признаваться, все великолепно, да?

У нее из глаз брызнули слезы:

— Я просто струсила. Ты не представляешь, как мне было страшно. Не знаю, был ли ты хоть раз в жизни в такой ситуации. Если бы был, то понял бы меня.

Он махнул рукой:

— А ты подумала, что было бы, если бы Иден погибла или осталась бы на всю жизнь калекой? Тогда бы ты созналась?

Она размазала по щекам слезы:

— Да, конечно, я бы призналась во всем. Неужели ты еще можешь в этом сомневаться?

— А почему ты не остановилась и не оказала ей помощь? Ты оставила ее на шоссе одну, несмотря на то, что была ночь. Как это, по–твоему, называется?

Она закрыла лицо руками и в изнеможении простонала:

— Но ведь я тебе уже говорила, Круз, я не видела ее.

Круз решительно взмахнул рукой:

— А я тебе уже сто раз повторял, что меня не устраивает твоя версия этого происшествия. Твои объяснения абсолютно нелогичны. Иден помнит, что после столкновения водитель остановил машину. Вы даете противоречивые показания, но я склонен верить Иден!

Сантана почувствовала, что зашла в тупик: с одной стороны она готова была все рассказать, но с другой… Сантана понимала, что еще хуже, чем правда об этом происшествии на шоссе, будет правда о том, что она была неверна мужу. Если Круз узнает об этом, то она рискует потерять его навсегда, К тому же Кейт Тиммонс был так убедителен, когда говорил ей о том, что нельзя рассказывать все до конца. Судя по тому, что произошло после этого, он оказался прав. Круз, узнав о ее вечерней встрече с окружным прокурором и о том, что она отказала ему, больше не возвращался к этому вопросу. Значит, и теперь она должна поступить так, как ей советовал Тиммонс — она должна молчать о том, что Кейт находился рядом с ней в машине и, тем более что он выходил из автомобиля после того, как они сбили Иден.

— Я… Я просто… Я не знаю, — забормотала она, — Я подумала, что это была выбоина. Кажется, я не останавливалась. Во всяком случае, я этого не помню.

Круз с недоверием смотрел на жену:

— А ты выходила из машины?

Та решительно покачала головой:

— Нет.

Круз тяжело вздохнул:

— А вот она говорит, что слышала звук открывающейся дверцы.

Сантана упрямо поджала губы:

— Иден ошибается. Наверное, ей это показалось.

Круз в упор смотрел на нее:

— А может быть, ошибаешься ты?

В се глазах еще теплились лучики надежды:

— Круз, ну почему ты так упорно отказываешься верить мне? Кем ты меня считаешь? Неужели ты думаешь, что я не оказала бы помощь Иден, если бы знала о том, что случилось?

Круз помолчал некоторое время, как будто ему было очень трудно говорить. Затем, набравшись, наконец, сил, он с невыразимой горечью произнес:

— Я уже не знаю, чему верить, а чему нет, Сантана! По–моему в наших отношениях мы уже зашли так далеко, что я уже совершенно не представляю себе, на что ты способна.

Она испуганно посмотрела на мужа:

— О чем ты? Ты все еще сомневаешься в моих словах? Но, Круз, я не способна на такое. Я не могу оставить человека умирать на шоссе.

Он угрюмо покачал головой:

— Раньше я думал, что ты не способна на супружескую неверность, но, скорее всего, я оказался не прав. Потом произошло вот это. Я даже представить себе не мог, что такое может случиться. И что же в результате? Ты лгала и изворачивалась после того, как совершила преступление. Ты знаешь, как это называется на юридическом языке? Покушение на убийство.

Вместо того чтобы униженно промолчать, Сантана гордо вскинула голову и бросила на мужа полный презрения взгляд:

— Я знаю, почему ты не веришь мне! — со злобой выкрикнула она. — Ты никогда мне не верил. В этом мире есть только одна женщина, чьи слова заставляют тебя безоговорочно повиноваться. Если бы на моем месте была Иден, ты не сомневался бы ни в одном ее слове. Да что я говорю, ты и так не сомневаешься ни в чем, что она тебе сказала, но ни одно правило не бывает без исключений. Круз, я не желала ее смерти. И если ты не веришь мне, то это только твои проблемы.

Он мрачно покачал головой:

— Это совсем не так.

Но она не слушала его:

— Каждый день на твой стол ложатся сводки о происшествиях, и ты хладнокровно расследуешь их. Но ты становишься совершенно другим, когда речь идет об Иден. Все всегда будут виноваты во всем, но только не Иден. Для тебя она святая, неприкосновенная, как какое‑то высшее существо. Я только не понимаю, почему ты до сих пор живешь со мной, а не с ней. У вас получилась бы прекрасная пара. Ты бы се обожал, а она повелевала бы тобой, каждым твоим движением, каждой твоей мыслью. Впрочем, она и так делает это, но, увы, она пока еще не твоя жена. Твоя жена — это я, но, кажется, ты давно забыл об этом. А все мое отчаяние, все мои безрассудные поступки объясняются лишь одной причиной — я хотела тебе напомнить об этом, Круз, мы близкие люди, мы муж и жена, у нас есть прекрасный мальчик, мы должны быть вместе, но ты упорно не желаешь замечать этого. Для тебя существует только один объект поклонения — эта наследница миллионов, аристократка с голубой кровью, она означает для тебя все, а я ничего. За что ты так поступаешь со мной? Неужели я сломала тебе жизнь? Что между нами происходит?

Она умолкла, и в разговоре возникла небольшая пауза. Они словно набирались сил после этой изнурительной словесной перепалки. Оба дышали так тяжело, словно им только что пришлось пробежать марафонскую дистанцию. Наконец Круз примирительно произнес:

— Хорошо, давай вернемся к тому, с чего мы начали. Время для выяснения семейных отношений у нас еще будет. Л сейчас поговорим о том, что же произошло в тот вечер. Ты утверждаешь одно, Иден говорит другое. По ее словам, она направлялась к мысу Инспирейшн. Сантана вытерла остатки слез на щеках:

— Ну, и что, я не понимаю, что в этом особенного.

Круз бессильно покачал головой:

— Иден знала о твоем свидании с Кейтом на мысе Инспирейшн.

Сантана возмущенно выкрикнула:

— Она ошибалась!

Круз не сводил с нее глаз:

— А ты знала?

Снова потеряв контроль над собой, Сантана завизжала:

— Что я должна была знать? Не говори загадками! Ты знала о том, что ей было известно о вашем предстоящем свидании с Кейтом Тиммонсом?

Она схватилась за голову:

— О боже, ты думаешь, что я подстроила аварию из‑за того, что хотела убрать свидетельницу? Ты так обо мне думаешь?

Круз всплеснул руками:

— Я ничего такого не говорил, я не делаю никаких выводов. Я просто пытаюсь восстановить истинный ход событий.

Она в отчаянии отвернулась:

— Я сказала тебе правду, а ты до сих пор пытаешься судить обо всем только на основании собственных догадок. Мне больше нечего сказать. Думай, что хочешь.

Неизвестно, что было бы дальше, если бы в этот момент дверь гаража не приоткрылась. Лучи предвечернего солнца осветили фигуру помощника Круза, полицейского детектива Пола Уитни.

— Что ты здесь делаешь, Пол? — раздраженно бросил Круз.

Тот растерянно пожал плечами:

— В доме никого не было, а отсюда доносились голоса. Я подумал, что вы…

Кастильо отрицательно помахал рукой:

— Пол, сейчас крайне неудачное время для разговора. Давай поговорим позже.

Сантана стояла, отвернувшись, плечи ее вздрагивали от рыданий.

Но Уитни уже вошел в гараж:

— Да, конечно, мы можем поговорить позже, — смущенно сказал он, — но у меня есть кое–какая новая информация.

Круз не скрывал своего недовольства:

— Ну, что еще за информация?

Уитни остановился рядом с машиной:

— Я прочитал протокол допроса свидетеля и у меня возникли некоторые вопросы.

Кастильо в изнеможении застонал:

— Ну, что еще за вопросы? Пол, неужели нельзя отложить это на более позднее время?

Но Уитни почему‑то именно в этот момент захотелось продемонстрировать служебное рвение. Собственно, в этом не был ничего удивительного, это было вполне естественно для полицейского детектива, занятого расследованием важного дела. Просто он оказался не вовремя и в ненужном месте.

— И Джулия Уэйнрайт, и этот парнишка Тим Бертон показали, что наезд был совершен темно–бордовой марки "олдсмобиль" 86 года с кузовом "хэтчбэк". По словам Джулии там была буква Т на номерном знаке. Я вот хотел узнать, ты еще не проводил компьютерный анализ этих данных?

Круз отрицательно покачал головой:

— Нет, пока у меня не было времени для этого.

Нервы у Сантаны не выдержали и она, обливаясь слезами, выскочила из гаража.

— Подожди, Сантана! Куда ты? — закричал Круз и бросился за ней. — Погоди, мы еще не закончили наш разговор.

Уитни проводил их удивленным взглядом и озадаченно посмотрел на темно–бордовый "олдсмобиль" выпуска 1986 года, который стоял перед ним.

— Черт меня побери, — прошептал Уитни. — Кажется, я что‑то начинаю понимать.

Он прошелся вокруг машины и остановился рядом с передним бампером. Ощупав рукой слегка измятое левое крыло, он осмотрел новенькую, сверкающую чистой поверхностью и без единой царапинки фару

Сантана стала рыться в стенном шкафу, доставая оттуда дорожный чемодан и сумку. Круз влетел в дом и схватил ее за руку.

— Ты что летаешь, Сантана? Что это ты надумала?

В бешеном возбуждении она вырвалась из его цепких рук и, швырнув чемодан на диван в гостиной, метнулась к шкафу:

— Я собираю свои вещи! Не мешай мне! — закричала она.

Круз оттащил ее за плечи:

— Что ты надумала?

С ненавистью глядя прямо ему в глаза, она проговорила:

— Я собираюсь уехать из города.

Он загородил ей дверь:

— Нет, я запрещаю тебе.

— А что, я арестована? — гневно закричала она. — Ты сейчас нацепишь на меня наручники и прочитаешь мне мои права, что я имею право на адвоката, имею право хранить молчание, да?! Мне и так все это известно. Да, у меня есть право хранить молчание, в этом доме никто не интересуется моим мнением! Я уже давно потеряла для тебя какое бы то ни было значение. Ты меня даже не замечаешь.

— Сантана, замолчи! — бешено заорал Круз.

— А что, — язвительно произнесла она, — все, что я скажу, может быть обращено против меня, да? Все, даже то, что я думаю и чувствую?

Она отвернулась, но он грубо схватил ее за плечо и повернул лицом к себе:

— А что ты чувствуешь?

— Не беспокойся, Круз, ты быстро решишь все свои проблемы. Я сейчас отправлюсь в тюрьму, а ты спокойно и счастливо заживешь с Иден, давай, ты давно мечтал об этом. Теперь мое место освободилось, и у вас не будет никаких препятствий для воссоединения. Моя постель свободна. Впрочем, по–моему, это всегда играло тебе на руку. Что ж, давай, тащи туда свою красотку Иден, поступай, как хочешь, а я ухожу.

Она бросилась к двери. Столкнувшись там с Уитни, она закричала:

— Ну, что ты так смотришь на меня, Пол?! Что, обнаружил разбитый подфарник? Ну, так и забирай его себе!

Резко оттолкнув его в сторону, она выскочила из дома. Помощник Круза ошалело посмотрел на своего начальника:

— Что происходит? Какой подфарник?

Но Кастильо бросился следом за женой, торопливо сказав на ходу:

— Пол, поезжай в участок, я скоро буду. Сантана, Сантана, подожди!

Перл понял, что оправдались его самые худшие опасения: в него влюбились обе девушки, и они обе знали об этом. Теперь он оказался как бы между двух огней — с одной стороны он был многим обязан Кортни, которая самоотверженно помогала ему во всем, а с другой стороны он испытывал чувства, близкие к любви, скорее по отношению к Келли. В общем, все это было крайне некстати. Вместо того чтобы решать собственные проблемы, он сейчас вынужден был оправдываться перед Кортни и успокаивать ее:

— Милая, ты ошибаешься, — примирительным тоном говорил он. — Ну, как ты могла такое подумать, что тебе вообще пришло в голову? Ведь тебе еще не в чем меня упрекнуть.

Она скептически фыркнула.

— Да?

Перл тяжело вздохнул:

— Кортни, у нас ведь с тобой прекрасные отношения. По–моему все складывается нормально. Да, я все еще не могу определиться в своих чувствах, но ты должна понять меня сейчас такое время, нужно немного потерпеть.

Она удрученно опустила голову

— Как я могу терпеть, когда между гобой и Келли происходит такое.

Он вдруг вскипел.

— А что между нами происходит? Послушай, не надо так говорить. Я хочу напомнить тебе об одном правиле: когда люди часто ссорятся, обычно они вскоре расстаются. Так вот, за последнее время мы ссорились уже несколько раз. Я боюсь, что это правило начинает действовать в наших с тобой отношениях. Но ведь все это происходило отнюдь не по моей инициативе. Кортни, ты не должна поступать так опрометчиво.

Она гордо вскинула голову:

— Тогда позволь мне напомнить тебе о вежливости. Женщина пересекает половину континента только ради единственной встречи с тобой, а ты воспринимаешь все это, как должное. Ты что, думаешь, что я была обязана бросить все и мчаться, сломя голову, к тебе?

Он развел руками:

— Нет, конечно же, я благодарен тебе и я рад тебя видеть. Просто, может быть, из‑за всех этих событий я немного потерял представление о реальности.

Она с горечью продолжила:

— Но тебя даже не интересует причина моего возвращения.

Перл пожал плечами:

— Но ведь все очевидно.

Она взглянула на него с искренним любопытством:

— Неужели? Что же это за причина, если она так очевидна?

Перл немного помолчал и уже более спокойно ответил:

— Насколько я понимаю, ты просто не хочешь упустить меня из виду.

Кортни тоже сменила тон:

— Да, я должна извиниться перед тобой. Ты должен был вернуться назад в клинику для того, чтобы защитить пациентов доктора Роулингса, и я хотела тебе помочь. Именно из‑за этого я и приехала.

Он улыбнулся:

— Спасибо за то, что ты вовремя появилась.

— А разве это имеет какое‑нибудь значение? — грустно спросила она. — По–моему, тебе это абсолютно безразлично. Приехала бы я сюда или не приехала, ты чувствовал бы себя точно так же. Я уже начинаю думать, что совершила ошибку.

— О боже, — простонал Перл. — Ну, зачем ты приехала? Непостоянство женского характера всегда сводило меня с ума. Или ты считаешь, что после твоего отъезда я сразу же стал ухаживать за другими женщинами, немедленно бросился в чьи‑то там объятия?

Она решительно тряхнула головой:

— Нет, я считаю, что другие женщины просто блекнут передо мной, и ты должен прекрасно это понимать. Если же ты этого не понимаешь, то…

Она уже готова была заплакать, но Перл нежно погладил ее по щеке:

— Я понимаю, понимаю это, — с улыбкой сказал он. Но она так и не успокоилась:

— Нет, ты совсем не знаешь меня, — упрямо сказала Кортни. — Тебе не известно о многих чертах моего характера. Да и как ты можешь меня понять, если даже и не пытаешься. Ты не хочешь понять мотивацию моих поступков, а все, что бы я ни сделала, вызывает у тебя только гримасу раздражения и недовольства.

Перл сокрушенно отвернулся:

— Кортни, ну почему ты не хочешь услышать то, что я говорю? Я благодарен тебе за твою помощь, я доверяю тебе, но ведь мы взрослые люди. По–моему, даже интеллигентные. Мы не должны вести себя как влюбленные подростки. Что, обязательно при каждой встрече нужно выяснять отношения, лезть куда‑то вглубь, копаться до каждой самой последней клеточки, строить какие‑то нелепые догадки? Что за чушь? — От досады он хлопнул кулаком об стену. — Мы не должны вести себя так глупо. Я умоляю тебя, не надо устраивать мне публичных сцен ревности, это абсолютно излишне. Таким образом, мы не укрепляем отношения друг с другом, а только разрушаем их. Ну, куда это годится, два или три раза мы встречаемся, и все время ты психуешь, и устраиваешь какие‑то глупые скандалы.

Она оскорбленно отвернулась:

— Так ты считаешь, что я поступаю глупо, когда ревную тебя к Келли? — дрожащим голосом произнесла она.

Он тяжело вздохнул:

— Ну, ладно, может быть, я ошибся.

Она резко повернулась к нему:

— А может быть, и не ошибся. Посмотри, неужели и, не понимаешь, что происходит? Келли просто молится на тебя, она же боготворит тебя, она относится к тебе, как фанатичка.

Перл попытался оправдаться:

— Да нет же, ты ошибаешься. Она просто доверяет мне и рассчитывает на мою помощь. Это же так естественно. Мы были в таком месте, где без поддержки и дружеского отношения просто невозможно выжить.

Кортни опустила голову:

— Да, возможно, — едва слышно прошептала она. Она все еще была расстроена, и Перл, чтобы успокоить ее, тихим зовущим голосом сказал:

— Подойди ко мне. Я хочу тебя обнять.

Она тут же бросилась к нему на шею и прижалась к нему мокрым от слез лицом. Он нежно поцеловал ее и в этот момент услышал скрип открывающейся за его спиной двери. Обернувшись, Перл почувствовал, как его прошиб холодный пот — в дверях, растерянно глядя на обнимающуюся пару, стояла Келли.

— У вас все в порядке? — пробормотала она. — Просто мне показалось, что вы спорили…

Чаша терпения Кортни переполнилась. Она вырвалась из объятий Перла, схватила лежавшую на столе сумочку и метнулась к выходу:

— Мне очень жаль, но я не могу остаться, — оскорбленно заявила она.

— Кортни, Кортни, подожди! — воскликнул Перл. — Куда ты уходишь? По–моему нам еще есть о чем поговорить!

Она на мгновение задержалась в двери и, бросив весьма выразительный взгляд на свою соперницу, сказала:

— Я ни перед кем не обязана отчитываться.

Хлопнув дверью, она бросилась бежать вниз по лестнице, Перл озабоченно кусал губы:

— Черт побери, — вполголоса выругался он, — ерунда какая‑то получается.

Келли вышла в прихожую и, смущенно опустив глаза, сказала:

— Перл, мне очень жаль. Я просто услышала шум, потом голоса смолкли… В общем, я начала беспокоиться.

Келли несмело спросила:

— А что происходит с Кортни? Почему она так разнервничалась?

Перл грустно покачал головой:

— Иногда я ее совсем не понимаю. Я пытаюсь объяснить ей, что происходит, но, по–моему, она мечтает о другом.

Келли понимающе кивнула:

— Она настаивает на том, чтобы ты вернулся в Бостон, да?

Он сокрушенно взмахнул руками:

— Да не знаю я, не знаю, чего ей надо. Ну, да, она уговаривала меня уехать в Бостон, но это было еще в прошлый раз. А что ей надо сейчас, я уже и не понимаю.

Келли доверительно посмотрела ему в глаза:

— Но, может быть, она права насчет Бостона? Доктор Роулингс не станет искать тебя там, ты сможешь там надежно укрыться.

Он с деланным возмущением произнес:

— Погоди‑ка, погоди, ты о чем это говоришь? Какой Бостон, какое укрытие? Ты не темни, а лучше сознайся честно — ты хочешь избавиться от меня, да? Я тебе что, уже так сильно надоел?

Она отрицательно покачала головой:

— Да нет, конечно. Как ты мог такое подумать.

Он радостно улыбнулся:

— Отлично, в таком случае я остаюсь. И все наши проблемы мы будем решать вместе, о'кей, малыш?

Она посмотрела на него таким взглядом, что только слепой не догадался бы об истинной сути происходящего.

Круз выскочил на улицу, но Сантану догнать ему не удалось. Она села в проходившее мимо такси и исчезла. Зло выругавшись, Круз вернулся домой. Остановившись у порога, он оглянулся на улицу, словно надеялся, что Сантана одумается и вернется. Однако желтый бьюик с шашечками на борту исчез за поворотом, и Крузу пришлось войти в дом.

Там его по–прежнему дожидался Уитни. Сунув руки в карманы брюк, он задумчиво прохаживался по гостиной. Увидев расстроенное лицо Кастильо, он спросил:

— Куда она подевалась? Ты не догнал ее?

Круз мрачно помотал головой:

— Не догнал. Я могу только догадываться, куда она сейчас направляется. Лучше бы я вовсе не знал об этом. Наверное, так было бы проще и для меня, и для нее.

Он в сердцах хлопнул дверью:

— Ладно, Пол, не обращай на это внимания, — тяжело вздохнув, сказал Круз. — Я думаю, все как‑нибудь уладится. Как‑нибудь…

Он подошел к окну и задумчиво посмотрел на блестевший яркими красками послеполуденного дня берег океана. На берег успокаивающе накатывались волны, шуршала галька. В окно врывался пахнущий солью освежающий ветер. Однако Круз, казалось, не замечал этого. Его мысли были заняты совершенно другим.

Уитни молчал, но, не дождавшись от Круза приглашения к разговору, заговорил сам:

— Так ты не хочешь, чтобы я прогнал данные о машине через компьютер?

Круз по–прежнему стоял, отвернувшись к окну.

— Пока не надо, — глухо произнес он. — Пока не надо…

Уитни все понял:

— Мне очень жаль, — сочувственно произнес он. Кастильо мгновенно догадался, что его помощнику все известно. Он резко обернулся и, медленно покачав головой, сказал:

— И прошу тебя, Пол, держи язык за зубами.

Тот взволнованно подался вперед:

— Круз, но…

Круз успокаивающе поднял руку:

— Временно, конечно, временно. Не подумай, что я прошу тебя о чем‑то дурном.

Уитни подавленно протянул:

— Но, может быть, ты расскажешь мне… Я еще не во всем разобрался.

Кастильо нахмурился:

— Я тоже еще не до конца разобрался в этом деле. Просто мне нужно время, чтобы расследовать все с абсолютной точностью.

Уитни задумчиво потер подбородок:

— Ты хочешь провести расследование негласно?

Кастильо кивнул:

— Да, мне приходится учитывать некоторые особые обстоятельства этого дела. К сожалению, я ничего не могу поделать.

Уитни с сочувствием взглянул на Круза, который с совершенно удрученным видом стоял у окна:

— Ну, что ж, поступай, как хочешь, — сказал Уитни. — Но, говоря откровенно, я тебе совсем не завидую. Ты оказался между молотом и наковальней. Тебе нелегко разобраться с женой и с твоей бывшей… Прости, это бестактно, конечно…

Круз бросил на него сумрачный взгляд, и Уитни торопливо повторил:

— Извини меня, Круз, извини. Но все‑таки, мне кажется, что ты должен отказаться от ведения этого дела.

Кастильо вызывающе посмотрел на своего помощника:

— Ты так думаешь? Что же мне сейчас все бросить и уйти в тень только потому, что это я, а не кто‑либо иной? Ты действительно так считаешь?

Уитни растерянно развел руками:

— В общем, на мой взгляд, тебе надо было отказаться от этого дела с самого начала. Ты напрасно ввязался в него. Слишком близкие отношения связывают тебя и Иден. Но раз уж так произошло, то теперь вдвойне необходимо отказаться от следствия. Чем дальше ты будешь погружаться в него, тем труднее тебе будет выбраться.

Лишь мексиканская гордость не позволяла Крузу сразу же признать правоту своего помощника:

— Почему ты все это говоришь?

Уитни горячо воскликнул:

— Потому, что ты мой друг, Круз! И я не могу спокойно смотреть на то, что страдает твоя репутация. Да, ты попал в щекотливую ситуацию, и теперь вокруг твоего имени может разыграться скандал. Ты должен передать это дело другому следователю. Иначе это плохо для тебя закончится. Прислушайся к моим словам, я не желаю тебе ничего дурного.

Но Кастильо надменно посмотрел на Пола:

— Мне кажется, что ты забыл о субординации, — сухо заметил он. — Пока что я твой начальник, а ты мой подчиненный. И приказы отдаю я, ты должен только подчиняться.

Пол попытался было что‑то возразить, но Круз резко взмахнул рукой:

— Послушай, мне не безразлично твое мнение, черт побери, каким бы оно ни было. Но моя семья мне тоже не безразлична. Неужели ты не понимаешь, что в первую очередь я должен думать о своих близких, а потом уже о служебных делах.

Но Уитни упрямо покачал головой:

— Круз, — с глубоким сожалением сказал он, — ведь это ты сделал из меня полицейского. Неужели ты не ценишь нашу дружбу? Мы с тобой побывали в стольких передрягах! Вместе насмотрелись на такое, для чего другим целая жизнь требуется. И вот теперь, когда я даю тебе совет, ты даже не хочешь меня выслушать. Ведь ты вредишь только самому себе и своим близким, хотя думаешь, что пытаешься принести им пользу. Но так не будет, уверяю тебя. Ты только проиграешь. Я не хочу, чтобы ты потом с сожалением вспоминал эти мои слова. Сделай так, как я тебе советую, пока не поздно. У тебя еще есть время повернуть все так, чтобы не замарать свое доброе имя. Ты только на минутку представь себе, что может случиться, если о происшедшем догадаются окружной прокурор или, того хуже, журналисты. Знаешь, что будет после этого? Тебя вышибут с работы, и это в лучшем случае. Может быть, я сейчас говорю не слишком убедительно, но ты должен понять меня — я волнуюсь, я волнуюсь именно из‑за тебя. Ты мне очень небезразличен.

Южная гордость не позволяла Крузу прислушаться к совету своего младшего друга:

— Пол, — отчужденно сказал он, — возвращайся‑ка ты лучше в участок. Я разберусь во всем сам.

Уитни бессильно сжимал кулаки:

— Но ведь она уедет из города.

Отвернувшись, Круз глухо произнес:

— Нет, не уедет.

Уитни удрученно опустил голову:

— Ну, хорошо, я возвращаюсь в участок. Только у меня будет к тебе одна просьба, Круз. Постарайся скорее позвонить мне. Это тебя устраивает?

Кастильо резко обернулся и вызывающе спросил:

— Я должен воспринимать это как угрозу?

Уитни с сожалением посмотрел на Кастильо:

— Нет. Это — поддержка.

С этими словами он вышел из дому, оставив Круза наедине со своими тяжелыми раздумьями. Да, сейчас никто не мог помочь ему. Только он один мог решить все. К сожалению, только он сам…

Увидев обращенный на него полный любви и обожания взгляд Келли, Перл смутился:

— Я думаю, что нам нужно вернуться к нашему другу Оуэну, он, наверное, совсем заскучал там, — торопливо сказал он, чтобы сменить тему.

Келли неожиданно захлопала глазами, как будто приходила в себя после долгого гипнотического сна:

— Ах, да, да, конечно. Он там один, пойдем к нему.

Они вернулись в маленькую комнатушку, заваленную книгами.

Мур растерянно стоял в углу, не осмеливаясь поднять глаза.

— Оуэн, — с напускной веселостью сказал Перл, — ты чего приуныл? Ну‑ка, расслабься, сейчас мы будем отдыхать. К счастью, угроза миновала, и у нас есть время успокоиться и придти в себя.

Мур кисло посмотрел на Перла:

— А где же твоя девушка? — прошамкал он. Перл беспечно махнул рукой:

— Она ушла. Мы теперь одни.

— А–а-а, — понимающе протянул Оуэн, — только вот надолго ли?

Перл хлопнул его по плечу:

— Да не грусти ты так, Оуэн. Ладно, чувствую, что надо кое‑что предпринять, чтобы развеять тоску.

Он встал посреди комнаты и, театрально воздев руки к небесам, воскликнул:

— Господа! Мы начинаем отдых. Ее Величество первая леди Америки мисс Кортни покинула нас, так что располагайтесь поудобнее и чувствуйте себя как дома.

Едва заметно прихрамывая — еще давала о себе знать травма лодыжки, полученная им при бегстве из больницы — он уселся на небольшой, но весьма уютный диван, заваленный подушками. Однако Мур по–прежнему стоял в углу:

— А если доктор Роулингс вернется? — перепуганно сказал он.

Перл беззаботно пожал плечами:

— Ну, подумай сам, Оуэн, он уже приходил один раз, да и к тому же не в одиночку, никого здесь не нашел. Зачем ему приходить еще раз, какой в этом смысл?

Несмотря на все красноречие Перла, он все еще никак не мог убедить Оуэна, что бояться им нечего. Тот по–прежнему боязливо стоял в углу, ковыряя ногти.

— О, черт возьми, — простонал Перл, вставая с дивана, — друг мой, Оуэн, мы же столько времени провели с тобой в одной палате, ты знаешь меня, наверное, лучше, чем кто‑нибудь другой в этой стране. Я тебе даже рассказы свои читал. Неужели ты стал сомневаться в правильности совершенного нами поступка?

Прихрамывая, он подошел к Муру и ободрительно хлопнул его по плечу:

— Если сомневаешься, то лучше решай сразу.

Мур со страхом взглянул на собеседника:

— Что… Что ты и имеешь в виду? — заикаясь, спросил он. — Что я должен решить?

Перл доверительно посмотрел ему в глаза:

— Я хочу сказать, что никто не держит тебя здесь. Ты в любой момент можешь вернуться в клинику.

Мур с неожиданной для Перла и Келли решительностью тряхнул головой:

— Нет–нет, ни за что на свете! Я не хочу возвращаться в больницу доктора Роулингса. Он обязательно посадит меня в изолятор или, может быть, даже применит электрошоковую терапию. Я этого очень боюсь. Если даже он не станет наказывать меня, я все равно не хочу туда возвращаться.

Перл улыбнулся:

— Что, тебе понравилось на свободе?

Мур стал энергично кивать головой:

— Да–да, конечно! Свобода — это великолепно. Помнишь тот день, когда ты организовал для нас торжественный ужин в этом устричном ресторане? Это было чудесно, это было незабываемо. Я многим тебе обязан. Я благодарю тебя.

Келли тоже радостно улыбнулась:

— Да, я тоже помню этот день. Ты не представляешь, Перл, как тогда было здорово. Я помню рассказы, которые ты мне читал. Это было великолепно. Послушай, а с тех пор ты больше ничего не написал?

Перл развел руками:

— Для этого у меня уже почти не было времени. Если помнишь, Роулингс лишь на несколько дней выпустил меня из изолятора. К сожалению, все, что я успел насочинять за те дни, осталось в клинике где‑то под матрацем моей постели.

Келли с сожалением покачала головой:

— Они там пропадут.

Перл беспечно пожал плечами:

— Ну, и что? По–моему, они получились не слишком удачными. Будем считать, что это были всего лишь предварительные опыты.

Келли снова покачала головой:

— Очень жаль. Твои рассказы так успокаивали меня. Я готова была бы слушать их целыми часами.

Перл мягко улыбнулся:

— Знаешь, я могу тебя обрадовать. В прошлый раз ведь я прочитал тебе не все, что захватил тогда с собой.

Она оживилась:

— Да, я это помню, ты говорил.

— Ну, так вот, — подхватил он, — эти рассказы у меня здесь. Я могу прочесть вам один из них.

Келли обрадованно захлопала в ладоши:

— Прекрасно! Великолепно! Оуэн, а ты слышал, какие рассказы пишет Перл?

Мур растерянно пожал плечами:

— Так, кое‑что, совсем мало. Келли подскочила к нему:

— Ты обязательно должен послушать. У Перла настоящий литературный талант. Сначала я не понимала, откуда у него такие способности, но теперь мне все стало ясно.

Она показала на полки с книгами:

— После общения с такой литературой невозможно остаться равнодушным к перу, — закончила Келли. — Садись же поскорее, Оуэн, давай послушаем.

Мур уселся в стоявшее здесь же кресло, а Келли устроилась прямо на полу, обхватив руками колени. Перл покопался на одной из полок и вытащил оттуда сложенные вчетверо листки бумаги:

— Так, — он задумчиво почесал лоб, — что бы это вам прочитать? Ага, вот, нашел. Совсем небольшой рассказ, я назвал его «Неведомая цель». Слушайте.

Он поудобнее пристроил на диване больную ногу и стал с выражением читать:

«Запущенная наземной строевой командой стальная ракета мгновенно исчезла из виду. Лишь темные хлопья дыма на фоне синего неба отмечали крутую траекторию ее взлета. Снаряд прорезал воздух, направляясь к неведомой цели.

Ему предстояло преодолеть безмерные дали и попасть в некую точку земного шара. Возможно, цель — пустынная степь или остров посреди океана, возможно — большой город, жители которого еще ничего не знают о чудовищной силе мчащегося к ним метеора.

Похожий на серебряную рыбу, я летел через пространство эфира намного выше той сферы, где рождаются окутывающие землю облака. Непостижимо глубоко подо мной проносились необъятные земные просторы. Стальная ракета, в которую я был заключен, мчала меня сквозь время.

Секунды застыли. Более того, время остановилось. Оно остановилось, меж тем как я сам мгновенно превратился в будущее, которое станет настоящим, едва лишь снаряд коснется земли.

Я был пленником полета, пленником стремительно надвигавшегося свершения. Если я — создание божье, то неотвратимый, как смерть, удар, навстречу которому я лечу, будет означать мою гибель, суд над самим собой в очистительном пламени, издавна знакомом мудрецам и поэтам.

Если же я стал теперь сосудом дьявольским, тогда зло, приготовленное современными учеными–отравителями, разольется, как из ящика Пандоры, по свету, уничтожая все на своем пути.

Исход казался неопределенным; но, судя по всему, моему личному «я» угрожало превратиться в нечто сверх личное.

Отчетливое ощущение непрестанного подъема еще владело мной. Но вскоре я почувствовал, что кривая взлета миновала свою высшую точку, и вместо того, чтобы уйти в звездные миры, к солнцам космоса, стальной корпус ракеты, словно обретя собственную волю, резко наклонился и устремился вниз, к нашей планете.

Я чувствовал, что падаю. Уже начал смутно угадываться покров земного тела, уже можно было различить контуры морей и материков. Стали заметны небольшие выпуклости, прямо на глазах выраставшие в горные хребты. По яркому сверканию распознавались ледники с их нетронутым одиночеством.

Опускаясь все ниже, я видел проступающие артерии рек, голубые сгустки озер; видел паутину дорог, покрывающую поверхность земли; видел пятна темных лесов, светлых полян, пестрых нив и разбросанных кучками городов.

Я испытывал ощущение, что крутизна падения уменьшается и переходит в плавное скольжение. Я различал заботливо огороженные участки свидетельство трудов земных. Мне казалось, я могу разглядеть селения, виноградники, фруктовые сады, возделанные поля.

Ибо человек всегда стремится к деятельному существованию, он живет среди упорядоченной им природы.

Подо мною проносились населенные районы, уже отчетливо разделявшиеся улицами на жилые кварталы; мосты и башни вырисовывались на фоне ландшафта; поезда, которые я обгонял, отбрасывали медленно ползущую тень.

Я не знал, над какой страной нахожусь, не в состоянии был даже определить часть света. Я знал одно: это кусок земли, куда меня метнули с неудержимой силой. Около секунды подо мной был силуэт большого города.

Снизившись почти до бреющего полета, я видел сотни тысяч человеческих существ, как бы обороняясь поднявших вверх руки и уставившихся в небо, откуда надвигалась на них моя серебряная рыба.

И вдруг я узнал в этом городе свой родной город. Стрелок и пуля, выстрел и цель, гонец и послание — все слилось воедино. Едва владея собой, я увидел сразу же за городом ту самую возвышенность, с которой меня запустили в ракете.

Как, неужели я обогнул весь земной шар? Неужели на самой вершине жизненного пути, в стратосфере, духи, само существование которых отрицается, незаметно повернули меня обратно, в соответствии с их законами, и теперь я, словно бумеранг, возвращаюсь к исходной точке?

И до того, как последовал удар приземления, я успел заметить на краю поля стартовую команду, уходившую домой — значит, с момента запуска прошло совсем немного времени.

Все разом оглянулись и кинулись наземь. В тот же миг я коснулся земли, и она треснула, раздалась в стороны, разверзлась гигантской воронкой. Из меня или вместо меня — кому дано это различить? — вырос огромный столб пламени».

Он умолк. Келли задумчиво произнесла:

— Рассказ хороший, но какой‑то очень уж грустный. По–моему, и Оуэну так показалось. Правда?

Она повернулась к Муру, который испуганно прошамкал:

— Да, Перл, может быть, у тебя есть что‑нибудь повеселее? А то это наводит на грустные мысли.

Тот пожал плечами:

— Бог его знает, вообще‑то у меня ничего такого особенно веселого и нет. Я же не гэгмен.

— Ну, что ты, — кисло сказал Мур, — я считаю, что у тебя очень хорошо получались шутки, когда ты изображал в клинике доктора Роулингса и президентов.

Перл засмеялся:

— Но ведь я, в общем, ничего особенного не выдумывал. Они же такие на самом деле и были.

Мур с восхищением посмотрел на спутника:

— Нет, у тебя все равно получалось очень здорово.

Келли тоже улыбнулась:

— И мне нравилось, как ты изображал Никсона и Линдона Джонсона.

Перл с притворной обидой воскликнул:

— А что, мой Эйб Линкольн и Дуайт Эйзенхауэр вам не понравились?

— Нет–нет, — в один голос воскликнули Келли и Оуэн, — все было очень здорово! Пошути еще раз на эту тему.

Перл отрицательно покачал головой:

— Нет, мы все‑таки уже не в сумасшедшем доме, и мне не стоит прикидываться ни президентом, ни Наполеоном, ни генеральным прокурором. Ну, ладно, если вы не хотите больше слушать мои рассказы, поговорим о чем‑нибудь другом. Нет, погодите, я, кажется, нашел одну занятную штучку, которая может поднять вам настроение. Правда, она не задумывалась как шутка, но выглядит примерно как юмористический рассказ. Точнее, это сказка. Вообще, я люблю сказки. В этом жанре простыми средствами можно выразить очень глубокие мысли. Главное — уметь это делать. Я вот тут попробовал и мне любопытно будет узнать ваше мнение на этот счет. Сами понимаете, что когда сидишь в сумасшедшем доме, то и в голову тебе приходят сумасшедшие мысли.

Келли улыбнулась:

— Не надо оправдываться, Перл. Лучше читай.

— Хорошо, — кивнул Перл, — я сейчас начну, но перед этим скажу несколько слов. Я задумал тут небольшой цикл из таких коротких сказок–притч, но написал пока только одну. Если у меня будет время и возможность, я, конечно, продолжу, но при одном условии: если вы одобрите. Если же вам не понравится — клянусь, я больше никогда не вернусь к этому.

— Нет–нет, Перл! — воскликнул Мур с неожиданным энтузиазмом. — Ты не должен прекращать писать, у тебя очень хорошо получается.

— Ну, ладно, улыбнулся тот. — Я еще подумаю. А пока слушайте. Эту сказку я посвятил доктору Роулингсу, она называется «Крокодил и его приближенные». Перл немного откашлялся и стал читать:

«Перед мраморным подъездом отеля «Империал» столицы Итопии…»

— Постой–постой, — смущенно воскликнул Оуэн. — А что такое Итопия?

Перл оторвал взгляд от рукописи:

— Ну, это нечто вроде клиники доктора Роулингса, — улыбнулся он. — Такая забавная сказочная страна, где может происходить все, что угодно.

Мур успокоено кивнул:

— А, понятно. Извини, Перл, что я прервал тебя. Продолжай.

— Ну, так вот, — сказал Перл. «Перед мраморным подъездом отеля «Империал» столицы Итопии сказочник Бен Акр расстелил свой коврик и за небольшую мзду принялся услаждать притчами слух собравшихся. Вот одна из них.

В некой реке проживал большой крокодил, коварно подстерегавший всех, кто ни спустится к воде, будь то зверь или человек. Он бросался на жертву из засады и перемалывал ее своими страшными челюстями.

Молва о злодеяниях этого чудовища разнеслась по всей стране. Но вместо того, чтобы объединиться и сообща уничтожить гадину, все попросту дрожали от страха и к реке почти перестали ходить.

После каждой кровавой трапезы между зубами у крокодила неизбежно застревали волокна мяса. Там они разлагались, от чего крокодил все время ощущал во рту гнилой привкус.

А по сему он дозволил двум птицам — ибису и зуйку беспрепятственно залезать в свою пасть и выклевывать гниющие остатки. Худо–бедно птицы могли прокормиться, хотя и подвергали себя каждый раз смертельной опасности.

Однажды голодный шакал посмотрел, как птицы хозяйничают во рту у крокодила, и подумал:

«Глянь‑ка, выходит, этот гад не такой уж прожорливый, как о том говорят. Если две пичуги могут разгуливать у него в пасти, я, пожалуй, тоже рискну поискать там кусочек падали».

Но едва шакал сунул голову в крокодилью пасть, огромные челюсти сомкнулись и с треском размололи неосторожного.

— Итак, несмотря на дружественное с виду отношение крокодила к некоторым приближенным, он все‑таки остается крайне опасным чудищем, — сказал Бен Акр и отвесил глубокий поклон постояльцам отеля «Империал».

Не успел Перл закончить чтение, как Келли воскликнула:

— Это просто великолепно. Перл! Ты молодец! Это же действительно про доктора Роулингса. Мне очень понравилось. А тебе, Оуэн?

— Да, — дрожащим голосом ответил Мур, — это ты хорошо сочиняешь. Перл. Но, может быть, не стоит считать доктора Роулингса таким кровожадным, как этот крокодил?

— А, черт с ним! — махнул рукой Перл. — Вижу, что мои опусы вызывают у вас слишком живые ассоциации. Обратимся к какой‑нибудь другой теме. Вот ты, например, Оуэн, чем займешься, когда Роулингс прекратит разыскивать нас? У тебя вообще есть какие‑нибудь планы?

Мур опустил глаза:

— Я не знаю… — растерянно протянул он, — но к сестре я не поеду. Она постоянно говорит мне всякие гадости.

Келли сочувственно посмотрела на него:

— Оуэн, а где ты будешь жить? Тебе, наверно, придется снимать квартиру на первых порах?

Он кивнул:

— Да, но я — человек непритязательный. Мне много места не надо. Я не привык жить во дворцах.

Растирая больную ногу, Перл сказал:

— Старина, тебе придется подыскать себе работу.

Мур растерянно умолк:

— Да, наверное, — после некоторой паузы протянул он. — Хотя я так давно был в больнице, что, наверное, вряд ли кто‑то захочет доверить мне что‑либо серьезное.

Келли решила подбодрить спутника:

— Ты обязательно найдешь себе хорошую работу, — сказала она с энтузиазмом. — У тебя ведь наверняка есть какие‑нибудь способности.

Перл подхватил:

— Ну, конечно, я даже, видимо, знаю, какая работа тебя заинтересует.

Мур смущенно улыбнулся и опустил глаза:

— Что, я прав? — воскликнул Перл. — Точно угадал? Я в этом не сомневался.

Мур, не скрывая улыбки, кивнул головой:

— Да, ты прав.

Не уточнив, какую работу для Оуэна он имел в виду, Перл обратил свой взор к Келли:

— А вот наша спутница всегда хотела быть художницей, это я знаю. Кстати, у нее весьма и весьма неплохие способности.

Мур нерешительно взглянул на Перла:

— А кем хочешь стать ты?

Тот беззаботно махнул рукой:

— Это не важно. У меня было много планов. Оуэн, лучше продолжим разговор о тебе. Ну, так где ты хочешь работать?

Тот стал смущенно грызть ногти:

— Я хочу работать в телефонной компании.

Келли улыбнулась:

— Оуэн, это же замечательно.

Мур с энтузиазмом продолжил:

— Да, конечно, эта работа гораздо перспективнее, чем подсчитывать бюллетени где‑нибудь на избирательном участке. Правда, Перл? Мне кажется, что так намного лучше.

Перл радостно рассмеялся:

— По–моему, ты прав на все сто процентов, Оуэн! Я всегда был убежден в том, что ты парень со здравым смыслом.

Тот стал энергично трясти головой:

— Да–да, и еще у меня отличная память. Я могу запомнить от пятнадцати до двадцати телефонных номеров кряду. Я талантливый.

— Невероятно! — воскликнул Перл. — Да ты просто молодчина!

Мур выглядел очень польщенным:

— Спасибо, — с удовлетворением сказал он. — Спасибо тебе за все. А чем же все‑таки ты займешься, Леонард? Ой, извини, Перл!

Тот пожал плечами:

— Пока не знаю. Мне хотелось бы заниматься очень многими делами, но я не уверен, что у меня это получится.

— Может быть, ты вернешься в Бостон? — высказал предположение Оуэн. Перл развел руками:

— Может быть. Я не знаю. Честно говоря, я еще не думал над этим.

Мур кивнул:

— Понятно. А ты, Келли, будешь рисовать?

Она задумчиво потерла лоб:

— Я пока не решила, Оуэн.

Перл доверительно обратился к ней:

— Ты не могла бы подойти ко мне?

Она поднялась с пола и подошла к дивану, на котором сидел Перл.

— Оуэн, ты тоже внимательно слушай. Это касается всех нас.

Стараясь придать своему голосу как можно больше спокойствия и уверенности, он произнес:

— Мы победим доктора Роулингса. И вы сможете забыть его отвратительную клинику, как страшный сон. Будьте уверены в своих силах и запомните: никто вас не осудит за этот побег, вы ни перед кем не виновны. То, что мы сделали — это совершенно правильный и логически разумный поступок. Уяснили?

Келли покачала головой:

— Перл, меня это уже совершенно не беспокоит. Я ни капли не сомневалась в том, что мы поступаем правильно.

Он взял ее за руку:

— Келли, поехали со мной в Бостон!

Она смущенно опустила глаза:

— Я думаю, что Кортни это не поправится.

Перл беспечно махнул рукой:

— Но согласись, что это неплохой вариант. Правда? Ты изменишь прическу, имя, найдешь себе новую работу. Келли, в Бостоне тебя не найдет полиция.

Она с сожалением покачала головой:

— Наверное, я все‑таки не смогу принять твоего предложения. Спасибо, но я не смогу поехать с тобой.

Он с уже нескрываемой любовью посмотрел на девушку:

— Келли, ты не перестаешь меня удивлять. Ведь, если задуматься, то своей свободой мы обязаны только тебе. Это ты спасла наши жизни. Поэтому и я обязан помочь тебе. Теперь, когда мы на свободе, я должен взять на себя обязанность заботиться о тебе. Ну, что ты на это скажешь?

Она с благодарностью взглянула на него:

— Мне… Мне нужно подумать.

Несмотря на то, что они расстались с Перлом после довольно нервного разговора, Кортни все же решила помочь ему. Пока ей было известно лишь то, что о тайнах Роулингса, очевидно, больше всего осведомлен его помощник, доктор Беллоуз. Именно он приходил с Роулингсом в квартиру Перла, именно к нему и решила направиться Кортни. Узнав из телефонного справочника его адрес, она нацепила на нос очки, сунула подмышку папку с несколькими журналами по психиатрии, позаимствованными в городской библиотеке, и направилась к Беллоузу.

Очевидно, он жил один, потому что обстановка в доме не отличалась особой изысканностью, а о порядке можно было говорить лишь в весьма приблизительном смысле. Вокруг лежало множество бумаг, какие‑то книги, научные журналы, стопки документов. Но все это она увидела потом. А пока, ожидая, когда после звонка откроется дверь, она нетерпеливо топталась у порога.

Наконец Беллоуз открыл, и она мило улыбнулась.

— Я вас слушаю, — с недоумением сказал Беллоуз, увидев перед собой симпатичную брюнетку в очках и с папкой подмышкой.

— Меня зовут Джейн Мидлтон, — представилась она. — Я работаю в университете Южной Калифорнии, и хотела бы задать вам несколько вопросов, касающихся вашей научной деятельности. Я пишу статьи о выдающихся представителях психиатрической науки. Мне порекомендовали обратиться к вам, как к одному из самых блестящих специалистов в этой области.

Беллоуз польщенно улыбнулся и сделал шаг в сторону, пропуская девушку в свою квартиру:

— О–о, это весьма любопытно, входите. — Он провел ее в гостиную и показал на диван. — Присаживайтесь.

Усевшись в кресло напротив, он спросил:

— Итак, чем могу служить?

Она раскрыла папку и, положив перед собой лист бумаги, достала ручку:

— Откровенно говоря, я хотела бы взять у вас большое интервью. Судя по публикациям в научных журналах, — для пущей убедительности она продемонстрировала несколько номеров, которые предусмотрительно захватила с собой, — вы тесно сотрудничаете с известным в нашем городе психиатром доктором Роулингсом. О его методах лечения тяжелых больных ходят самые разнообразные слухи. Вы не могли бы поподробнее рассказать мне об этом?

Беллоуз с сожалением развел руками:

— О, нет–нет! Я не могу обсуждать его методы, мисс Мидлтон.

Она сделала обиженное лицо:

— Но ведь ваше имя неоднократно упоминается во всех научных публикациях рядом с именем доктора Роулингса и в его собственной монографии, которая получила высокую оценку у профессионалов. Скажите, где она была опубликована?

Беллоуз смотрел на нее такими широко открытыми глазами, что она заподозрила, не испытывает ли он к ней интерес, далекий от научного.

— Доктор Беллоуз, — повторила она, — вы не могли бы сказать мне, где я могу ознакомиться с этой монографией поподробнее? Я, к сожалению, еще не имела удовольствия прочитать ее.

Беллоуз тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и задумчиво опустил глаза:

— А, вы, наверное, имеете в виду ту его статью, которая была опубликована в ежегодном сборнике трудов по психиатрии и по психопатологии.

Она состроила серьезную мину:

— О, это весьма престижное издание. Очевидно, доктор Роулингс весьма высоко котируется среди специалистов. А как вы сами оцениваете его работу?

Беллоуз криво улыбнулся:

— Я хотел бы оставить при себе свое мнение.

Кортни поняла, что просто обаятельной улыбкой в данном случае не обойтись. Беллоуз оказался крепким орешком, он наотрез отказывался разговаривать о докторе Роулингсе и его методах лечения. Это означало одно — доктор Роулингс использует либо запрещенные, либо весьма жесткие методы. Но чтобы удостовериться в этом, Кортни необходимо было раскачать его помощника. Призвав на помощь все свое обаяние и актерские способности, она наклонилась вперед и с чувством сказала:

— Давайте поговорим начистоту, мистер Беллоуз. Ведь в научном мире известно, что у каждого знаменитого ученого есть своя команда, которая работает за идею и которую не интересует известность и слава. Вы из этой команды?

Он скромно потупил взор:

— Да, пожалуй, я могу сказать о себе такое. Я работаю за идею и мне очень приятно, что она находит реализацию.

Кортни обворожительно улыбнулась:

— Вы давно знакомы с доктором Роулингсом?