Санта–Барбара III. Книга 2

ГЛАВА 24

Келли старается вспомнить прошлое. Старая китайская игра. Перл демонстрирует еще один из своих многочисленных талантов. Джина приходит на помощь окружному прокурору. Сантана проявляет характер.

Келли задумчиво расхаживала по каюте.

— Знаешь, Перл, мне такое и раньше снилось. Иногда мне даже казалось, что это не сон, а реальность. Я не знаю почему, но у меня начинает стучать в висках, когда я думаю об этом.

Он слушал ее, присев на краешек стола.

— Продолжай.

Она напряженно потерла лоб.

— Там в больнице, хотя мне и подавляли психику всякими лекарствами, этот сон тоже снился мне. Я не хотела думать о неприятном…

Она умолкла. Он подошел к Келли и ободряюще положил ей руку на плечо.

— Я тебя понимаю. Келли тяжело вздохнула.

— Я боюсь, что окончательно забуду и не смогу восстановить в памяти цепь событий. Мне, в таком случае, останется лишь одно — ждать, когда они напомнят о себе сами.

Перл подался вперед.

— Я кое‑что знаю об этом. Если хочешь, могу тебе рассказать.

Она с благодарностью посмотрела на него.

— Конечно, расскажи.

Он на мгновение задумался, потом вскинул руку вверх.

— Ты знаешь, что вызовут эти воспоминания? У тебя есть какая‑то определенная, твердо связанная с ними ассоциация? Ощущение, вкус, прикосновение или запах? Ну, что‑нибудь? Можешь представить себе?

Она опустила голову.

— Не знаю.

Перла это ничуть не смутило.

— Так вот, я хочу предложить тебе выход из этого положения. Давай попробуем восстановить ассоциативный ряд. Есть такая игра, знаешь?

Келли оживилась.

— А, я знаю, о чем ты говоришь. Ты называешь мне какие‑то предметы, а я говорю, с чем они у меня связаны.

Он улыбнулся.

— Именно. Любое понятие способно вызывать определенные ассоциации. Я часто играл в эту игру со старым китайцем, очень мудрым человеком. Он уверял меня в том, что это единственный способ постичь истину. Поиграем?

Она охотно согласилась.

— Хорошо.

Перл заулыбался.

— Только давай условимся. Если тебе станет невыносимо, ты сразу скажешь мне: али–али, уходи. И мы прекратим эту игру.

Келли радостно повторила:

— Али–али, уходи.

Перл с нежностью погладил ее по руке.

— Молодец, ты все правильно поняла. Это будет обозначать конец нашей игры. Не беспокойся, так принято. Видишь ли, если мозгу приходится слишком сильно перенапрягаться, то организм включает защитный механизм, и человек не способен ничего вспомнить. Именно это и случилось с тобой. Теперь поняла?

Она кивнула.

— Поняла.

Радостно взмахнув рукой, Перл жестом пригласил Келли сесть.

— Давай, усаживайся здесь на диванчик, устраивайся поудобней, и мы начнем.

Сам он сел напротив, на низкую табуретку.

— Итак, я называю предметы, а ты говоришь мне, с чем они у тебя ассоциируются. Одно или два слова. Лучше одно. Все ясно?

— Да.

— Поехали. Цветок.

— Красный.

— Дождь.

— Гром.

Она выпаливала слова, даже не задумываясь.

— Ночь.

— Темнота.

— Отель.

— Крик.

Она тут же осеклась.

— Почему я это сказала?

Он торопливо вскинул руку.

— Не позволяй себе останавливаться и думать об этом. Продолжим. Борьба.

— Толчок.

— Окно.

— Стекло.

Она снова умолкла.

— О боже!

Она присела на диван.

— Что? — обеспокоенно спросил Перл.

Она смотрела на него с таким испугом. Словно явственно представила перед собой какую‑то ужасную картину.

— Боже мой, там везде стекло, — пробормотала она. — Много осколков. Окно разбито.

Он придвинулся к ней чуть поближе.

— Где стекло?

Она на мгновение задумалась.

— В комнате, на подоконнике.

Перл кивнул.

— Хорошо. А где эта комната?

Она покачала головой.

— Я не знаю. Но я толкнула его. Я толкнула его, когда он стоял возле окна. Он вылетел и…

— Он мертв?

Келли ошеломленно покачала головой.

— Нет, нет, не может быть.

Круз привез жену домой, всю дорогу она молчала, не проронив ни единого слова. Сантана сидела, отвернувшись к окну, и нервно кусала пальцы. Из глаз ее сами собой лились слезы. Время от времени она всхлипывала и вытирала слезы платком. Круз не сводил мрачного взгляда с дороги.

Остановив машину, Круз еще несколько мгновений задумчиво сидел за рулем, затем вышел из кабины и открыл дверцу со стороны, где сидела Сантана. Она попыталась его поблагодарить, но он хмуро отвернулся. Она вошла в дом и сразу же направилась к окну в гостиной.

Обращаясь как будто сама к себе, Сантана сказала:

— В последнее время я очень люблю смотреть на океан. Я бы хотела заплыть далеко–далеко, а когда силы иссякнут, подчиниться судьбе и тихо опуститься на дно.

Круз, который стоял, прислонившись к дверному косяку, покачал головой.

— Прекрати, Сантана. Если ты хочешь снова завестись, то ты выбрала неудачное время и место для этого.

Но она продолжала:

— Я подумывала о самоубийстве, но потом поняла, что не смогу этого сделать. В этом виновата любовь к тебе — она победила смерть.

Она устало провела рукой по лицу и, отвернувшись от окна, прошлась по гостиной. Круз сокрушенно покачал головой.

— Сантана, ты говоришь о любви, все время говоришь. Пожалуйста, объясни мне. Я не понимаю, что это за любовь, ради которой нужно изменять.

Она растерянно развела руками.

— Не знаю, я, наверное, слабая женщина. Одно я могу сказать точно — мне не хватало внимания, я искала любви, настоящей любви. Я получила внимание и заботу, но не любовь. Я наказана за то, что встала между тобой и Иден.

Кастильо в сердцах махнул рукой.

— Прекрати. Ты постоянно путаешь одно с другим. При чем здесь Иден?

Она снова начала излишне возбуждаться.

— Иден была сбита машиной. Ты подозреваешь, что это было совершено преднамеренно. Ты ведь подозреваешь меня, да? Я угадала, признайся.

Она подошла к нему и настойчиво заглянула в глаза. Круз не выдержал.

— Судя по твоим словам — это правда, — резко бросил он.

Перл доверительно погладил Келли по руке.

— Ну–ну, не волнуйся, постарайся сейчас вспомнить все, что сможешь. И не напрягай усиленно свою память. Пусть это будет еще не все, пусть это будут обрывки воспоминаний, главное, чтобы они пришли к тебе сами, без давления на мозг. Чтобы ты ни вспомнила, это уже будет удача. Даже не старайся сосредотачиваться. Просто говори то, что можешь говорить, и у тебя все получится. Давай.

Она выглядела очень испуганно.

— Я толкнула его, — медленно сказала Келли, — он потерял равновесие и выпал из окна. Вот что я помню.

Она снова взглянула на Перла.

— Ты удивлен? Я хорошо помню это. Я только что увидела это перед собой так ясно, как будто это случилось несколько минут назад. Ты же знаешь что‑то об этом, да?

Она нервно вскочила с дивана.

— Это не важно, — покачал он головой. — Сейчас речь идет не о том, что я знаю или не знаю.

Но Келли была настойчива.

— Скажи мне, ты слышал об этом случае? Если слышал, то скажи мне, как звали этого человека? Я не могу вспомнить его имени.

Он пожал плечами.

— Я мог бы напомнить тебе его имя, однако, думаю, что сейчас это тебе ничего не даст. Оно не будет значить для тебя ровным счетом ничего, если ты не вспомнишь все это сама. Все зависит только от тебя.

Она порывисто шагнула в сторону и направилась к двери.

— Уйдем отсюда.

Перл мягко улыбнулся.

— Нам некуда уходить. Кругом одна вода. Мы в океане, Келли. И к тому же, от себя, Келли, не уйдешь.

Она возбужденно замотала головой.

— Но я больше не хочу разговаривать об этом. Не хочу. Мне очень больно и неприятно. Перл, что мне делать?

Он поднялся и, подойдя к нерешительно застывшей у двери в каюту девушке, взял ее за плечи. Развернув Келли к себе. Перл внимательно посмотрел ей в глаза и с доверительной улыбкой сказал:

— Келли, по–моему, ты забыла о правилах нашей игры. Помнишь, кто такой Али? Если хочешь закончить эту игру, нужно просто сказать: Али, Али, я свободен. Это очень просто. Я не буду осуждать тебя за это. Если тяжело, если ты не хочешь больше вспоминать, давай закончим все. Мы можем вернуться к этому в следующий раз. Не обязательно насиловать себя, заставляя вспоминать все детали. Ну, что, согласна? Выходим из игры?

Она наморщила лоб, будто ее мучили какие‑то невысказанные мысли.

— Подожди, Перл. Подожди… Я помню окно, разбитое стекло и больше ничего. Мне хочется вспомнить, но я не могу. Что мне делать?

Он на мгновение задумался.

— Давай попробуем изменить задачу. Нужно остановить поток сознаний и направить его в другую сторону. А для этого тебе нужно отдохнуть и расслабиться. Не стоит давить на собственный мозг. Это не поможет. Лучше присядь на минутку.

Келли испуганно посмотрела на него.

— Что ты собираешься делать?

Он заговорщицки поднес палец ко рту.

— Сейчас узнаешь.

Покопавшись в стенном шкафу. Перл достал оттуда немного запылившуюся гитару. Несмотря на то, что за ней явно давно не ухаживали, инструмент был в прекрасном состоянии. Перл широко улыбнулся.

— Посмотри, что я нашел! — радостно сказал он. — Немного пыльная, немного расстроенная, но вполне пригодная к употреблению. Смотри, слушай, и, может быть, твои воспоминания вернутся, а невзгоды и горести отойдут на второй план.

Он прошелся пальцами по струнам. Келли откинулась назад, прислонившись спиной к стене каюты. Перл играл очень хорошо. Она механически отметила про себя, что он должен был, по меньшей мере, закончить музыкальную школу, чтобы так уверенно владеть инструментом. Довольно улыбаясь, Перл начал импровизировать на ходу.

— Давным–давно в моем доме жила хитрющая пронырливая белая мышка, которую звали Келли. Она воровала со стола сыр, забивалась в норку и, радостно чихнув, принималась его есть. Моя белая мышка, моя малышка Келли.

Он на мгновение умолк, отвесил торжественный поклон улыбавшейся девушке и теперь уже на новый мотив продолжил:

— Я украл с фермы корову, которую назвал Келли. Она с трудом вошла в мой дом, она взломала дверь, перебила рогами окна, а на кухне — посуду. Своим поведением она напоминала мне о белой мышке, которую тоже звали Келли.

Перл снова умолк и театрально раскланялся. Келли рассмеялась.

— Ну, что ж ты умолк? Продолжай. Я еще никогда не была белой мышкой, тем более, коровой.

Он весело расхохотался, и, снова приложив гитару к груди, запел:

— Теперь у меня есть девушка, которую зовут Келли. Она выгнала из дома корову и белую мышку. И знаете, у нас теперь нет парного молока, но никто не ворует сыр. Вот такая история.

Он на полуслове прыснул от смеха. Келли с энтузиазмом воскликнула:

— Ну, продолжай же, продолжай, почему ты замолчал? Мне это очень понравилось. Ты просто невероятно талантлив. Перл.

Вдоволь отсмеявшись под недоуменным взглядом Келли, Перл вытер проступившие на глазах слезы радости и успокаивающе помахал рукой.

— Погоди, дай мне отдышаться. Просто я, кажется, вспомнил окончание этой удивительной истории про белую мышку, корову и девушку по имени Келли.

Немного успокоившись, он снова тронул струны.

— Не важно, что ты делаешь, не важно, что ты делала, не важно, что ты сделаешь, тебе все равно ответят недовольным мычанием.

Он закончил свою забавную импровизацию красивым проигрышем на гитаре и, хлопнув рукой по крышке, Внимательно посмотрел на Келли.

— Ну, как? Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? Вижу по твоему лицу, что песенка тебе понравилась. Это правда?

Келли широко улыбалась.

— Ты просто невероятный человек, Перл. Я так рада, что встретилась с тобой. Если бы не ты, не знаю, возможно, доктор Роулингс уже превратил бы меня в послушное безвольное беспамятное существо.

Сантана возбужденно всплеснула руками.

— Я так и знала. Ты с самого начала подозревал меня в том, что я совершила этот наезд умышленно. Только не пытайся оправдываться. Ты никогда даже не хотел понять меня.

Круз не скрывал своего раздражения.

— Я считал, что ты не способна на другое.

Сантана обезоруженно развела руками.

— Круз, да ты понимаешь, о чем идет речь? Неужели за время службы в своей полиции ты так привык к этому, что даже не пугаешься самого этого слова? Убийство, понимаешь? Ты подозреваешь меня в том, что я хотела убить человека. Да откуда я могла знать, что она вообще поехала на мыс Инспирейшн? Я понятия не имела о том, что она следит за мной и Кейтом.

Круз холодно взглянул на жену.

— Почему ты все время говоришь о том, что рядом с тобой в машине сидел Кейт Тиммонс? У меня есть показания свидетеля, который утверждает, что ты была в машине одна. Почему, по–твоему, я не должен ему верить? Он — лицо незаинтересованное, в отличие от тебя.

Она размахивала руками.

— Круз, почему ты слепо веришь всему, что говорят другие? Но не веришь ни единому моему слову?

Он покачал головой.

— Потому что свидетелю нет смысла врать.

Сантана резко вскинула голову.

— А я не утверждаю, что он врал. Почему ты не допускаешь мысли о том, что он мог ошибаться? Этот парень сидел в машине на порядочном расстоянии

Круз по–прежнему не скрывал скепсиса.

— Лишь одна ты утверждаешь, что рядом с тобой в машине находился окружной прокурор. К тому же, раньше ты ни единым словом не упоминала об этом. Как, по–твоему, могу я тебе сейчас верить? Ты лгала прежде, может быть, ты лжешь и сейчас.

Она ошеломленно взглянула на него.

— Круз, неужели ты?.. Ты уже до того разуверился во мне, что каждое мое слово считаешь ложью?

Он удрученно покачал головой.

— А ты попробуй поставить себя на мое место. Что я, по–твоему, должен думать после того, что ты говорила раньше?

Сантана как‑то болезненно поморщилась.

— Круз, Круз, — укоризненно сказала она, — ведь мы же знакомы с тобой с детства. Ты что, не видишь, что я ни капельки не изменилась с тех пор? Я осталась такой же, как была и десять, и пятнадцать лет назад. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не могла лгать и не выносила лжи. Я не умею лгать. Ты же всегда прекрасно видел, когда я лгала, а когда говорила правду. Куда подевалась твоя проницательность? Ты забыл ее где‑нибудь? Потерял? Или отложил в дальний карман? Ты не хочешь видеть того, что происходит вокруг. Я говорю тебе сейчас правду.

Пока до возобновления судебного заседания оставалось еще некоторое время, окружной прокурор отправился в свой кабинет. Устало откинувшись на спинку кресла, он придвинул к себе листок бумаги, и стал рассеянно водить по нему карандашом. Но напряжение, которое сейчас испытывал Кейт Тиммонс, не спадало. Нужно было как‑то отвлечься. Он достал из ящика стола пульт дистанционного управления и, нажав на кнопку, включил телевизор, стоявший в дальнем углу кабинета.

— Черт побери, — вполголоса выругался он, увидев на экране изображение. — И тут от тебя не скрыться.

Его можно было понять. Вряд ли можно было назвать приятным появление в мерцающем голубом квадрате фигуры Джины Кэпвелл, которая самым проникновенным тоном обращалась к зрителям:

— Я — Джина Кэпвелл. Многие из вас хорошо знают продукцию миссис Кэпвелл. Когда я начала ее выпуск, то взяла за правило использовать для ее изготовления только самые лучшие продукты, и поэтому для меня было ужасным шоком узнать о случае отравления среди потребителей моего печенья. Это, разумеется, единичный случай, и я сразу же предприняла меры, чтобы в будущем подобное было абсолютно невозможным.

Все это выглядело так комично, что окружной прокурор почувствовал, как его дурное настроение улетучивается. Спустя несколько секунд он даже прыснул от смеха, увидев, как Джина с экрана протягивает руки к зрителям в желании добиться еще большего театрального эффекта.

Все продукты, используемые в производстве печенья от миссис Кэпвелл, будут тщательно проверяться перед их применением. Вторая проверка будет производиться перед упаковкой продукта. Так что, оставьте свои сомнения и смело ешьте печенье миссис Кэпвелл! Вы можете доверять качеству изделий миссис Кэпвелл так же, как вы доверяете той, которая их придумала для вас.

Тиммонс расхохотался и нажал на кнопку пульта. Экран телевизора погас. В общем, все это было смешно, но окружного прокурора занимала сейчас другая мысль — чего от него добивается Джина. Почему она так настойчиво преследует его своим вниманием? Ведь, казалось бы, все складывается так, как она хотела. Судья не поверила объяснениям Сантаны, ей грозит тюремное заключение, окружной прокурор ничего не смог предпринять в ее защиту. Наоборот, возникла угроза его собственной безопасности и дальнейшей карьере. А Джина все никак не унимается. Какого черта ей надо?

Закрыв глаза, окружной прокурор попытался сосредоточиться. Сейчас ему нужно было выработать какую‑то линию поведения. Оставалось совсем немного до возобновления слушания, а у него еще не было твердого алиби. Тут он вспомнил о билете в кино, который дала ему Джина. Сунув руку в наружный карман пиджака, он достал оттуда небольшую зеленую бумажку и, повертев ее в руках, решительно встал с кресла.

Джулия позвонила в дверь дома Кастильо и, возбужденно постукивая пальцами по сумочке, дожидалась, пока ей откроют. Спустя несколько мгновений дверь распахнулась, и она увидела почерневшее лицо Круза.

— А где Сантана?

Круз неопределенно махнул рукой.

— Она решила отдохнуть. Прилегла немного.

— А ты говорил с ней?

— Да.

Джулия смущенно опустила глаза.

— Круз, ты веришь в то, что с ней в машине был Тиммонс?

Он расстроенно пожал плечами.

— Хотелось бы верить. Но…

Джулия не скрывала своей озабоченности.

— А почему ты сомневаешься?

Кастильо тяжело вздохнул.

— Ты же видела, она то кричит, то плачет. Я понятия не имею о том, что там было. К тому же, она постоянно обманывала. Как теперь можно верить чему‑то?

Джулия сочувственно посмотрела на Кастильо.

— Я знаю, что тебе сейчас очень тяжело, Круз. Извини, я бы не начинала этого разговора, если бы это не было так важно.

Он понимающе кивнул.

— Джулия, а как ты думаешь, был с нею в машине Тиммонс?

Она тяжело вздохнула.

— Хотела бы я знать.

— Я тоже, — согласился он. — Может, окружной прокурор и не виноват, но что‑то вызывает у меня подозрения.

Джулия расстроенно махнула рукой.

— Окружной прокурор, как всегда, чересчур уверен в себе. Впрочем, эта черта характера также присуща ему, как и нахальство. Интересно, какое алиби он придумает себе на этот раз?

Мрачное раздумье Круза было прервано звонком в дверь. Круз открыл. На пороге стояла Роза Андрэйт, мать Сантаны.

— Круз! — расстроенно воскликнула она. — Что происходит?

Она бросилась ему на шею и воскликнула:

— Что с Сантаной? Я так беспокоюсь за нее, я сама не своя сегодня. Что с ней творится?

Они стояли в прихожей. Круз с болью ответил:

— Я не знаю, Роза. Мне бы самому хотелось помочь ей, во у меня ничего не получилось. Я многого не знаю. Я сам виноват.

Она покачала головой.

— Нет, не вини себя.

Он тяжело вздохнул.

— Я хотел быть хорошим мужем, но не сумел.

Роза низко опустила голову, и Круз понял, что сейчас она скажет что‑то неприятное. Он весь внутренне напрягся, стараясь приготовиться к тому, что может произойти. Но речь зашла о Брэндоне. Роза промокнула носовым платком выступившие на ее глазах слезы и сказала:

— Я считаю, что Брэндону не обязательно все знать. Я оставлю его у себя на несколько дней.

Круз кивнул.

— Хорошо. Спасибо, Роза. Я совершенно согласен с тобой. Мальчику и так пришлось перенести слишком много за свою короткую жизнь. Я думаю, что предварительное слушание скоро закончится, и Сантана сможет вернуться домой.

Роза с сомнением покачала головой.

— Ты же видел, как судья настроена по отношению к ней. Мне кажется, что не стоит ждать от нее снисхождения. Но, если Сантану посадят в тюрьму…

Круз предостерегающе поднял руку.

— Нет, мы этого не допустим. Главное, чтобы она вела себя правильно, а уж мы постараемся помочь ей.

Роза тяжело вздохнула.

— Ладно. Но все‑таки, если это случится, оставь Брэндона у меня. Ты же знаешь, что за последнее время мальчик привык жить в моем доме, он стал для него уже почти родным… Обещаю тебе, что Брэндону там будет хорошо.

Круз опустил голову.

— Да, я понимаю, — скрепя сердце, сказал он. — Чтобы я без тебя делал? Но ты можешь не беспокоиться о Брэндоне. В любом случае, я позабочусь о нем. Я буду относиться к нему как к родному сыну. Со мной ему будет хорошо. Я думаю, что вместе мы справимся.

Роза не скрывала своих расстроенных чувств.

— Я знаю, Круз, как ты относишься к мальчику, но мое сердце так беспокоится о нем. Круз, я его люблю и. пока ты занят на работе, я буду заботиться о нем.

Услышав позади себя тихие шаги. Круз обернулся. Из гостиной вышла Сантана и подошла к мужу. На лице ее было написано такое возмущение, что Круз едва не вздрогнул.

— Вы уже строите планы насчет Брэндона? — вызывающе спросила она. — Прекрасно! Такого я от вас не ожидала! Я надеялась, что в этом доме обрету хоть какую‑то поддержку… Мне не на кого больше надеяться, кроме, как на родных и близких. Но что оказалось в результате? Меня осуждают люди, которым я больше всего верила и на которых надеялась. Мой муж и моя мать считают, что я не смогу воспитывать собственного сына и хотят забрать его у меня!

Джулия, присутствовавшая при разговоре, неуютно поежилась. Она поняла, что вне своего желания оказалась в эпицентре семейного скандала. Причем все это возникло прямо на ее глазах по совершенно необъяснимой причине. Сантана изначально заняла позицию отринутой всеми парии, а это не сулило ничего хорошего.

Роза попыталась возразить:

— Сантана, мы ничего подобного не делали.

Та стала истерично размахивать руками.

— Я слышала, слышала, как вы договаривались втайне от меня! Как вы могли предположить, что вам удастся ваш отвратительный план? Я буду драться за сына!

Даже не пытаясь ничего услышать в ответ, она оттолкнула преграждавшего ей дорогу Круза и выскочила на улицу.

Мать бросилась за ней.

— Сантана, подожди! Выслушай меня! Ты все неверно поняла… Сантана!

Однако все было бесполезно.

Круз, оставшись в прихожей, бессильно прислонился к дверному косяку.

Джулия сочувственно посмотрела на него, но не осмелилась ничего сказать. Да и что тут скажешь?

Джина сидела в не слишком многолюдном зале кинотеатра под громким названием «Пантеон» с банкой воздушной кукурузы в руке.

Показывали новый боевик. Фильм назывался «Слежка». На экране двое полицейских удирали от погони. Ревели моторы, скрипели тормоза, раздавались отчаянные вопли, но Джину это зрелище интересовало мало.

Отличавшаяся всегда хорошим аппетитом, она один за другим отправляла в рот шарики попкорна и была поглощена собственными мыслями.

Точнее, мысль была одна: придет или не придет?

Джина была почти уверена в том, что окружной прокурор примет ее предложение и с минуты на минуту появится в полутемном зале.

Но какие‑то крупицы сомнения все же оставались. Несмотря на отчаянное положение, в котором он оказался, Кейт Тиммонс все еще упрямо отвергал ее помощь.

Разумеется, Джина делала все это не бескорыстно. У нее был собственный расчет. Однако, наученная горьким опытом, она предпочитала теперь держать язык за зубами. Слишком свежи были воспоминания о том, как она лишилась прекрасной возможности пошантажировать окружного прокурора только из‑за своей излишней болтливости.

На этот раз она будет вести себя умнее. Тиммонсу не удастся раньше времени выудить у нее хоть одно лишнее слово.

Джина не ошиблась.

Вскоре в зале кинотеатра появился Кейт Тиммонс. Озабоченно окинув взглядом ряды, он заметил ярко выделявшееся в полумраке пятно — светло–кремовое платье Джины.

С кислой миной на лице он прошел между рядами и опустился в кресло рядом с Джиной.

Сделав вид, что ничуть не удивлена его приходом. Джина протянула Кейту банку с воздушной кукурузой.

— Угощайся попкорном. Не бойся, это не мое печенье… Ты не отравишься.

С откровенной брезгливостью на лице Кейт осторожно отодвинул от себя предложенное угощение. После этого он так внимательно осмотрел свой указательный палец, словно боялся, что на нем осталась какая‑нибудь зараза.

— К твоему сведению, Джина, я не ем воздушную кукурузу, — процедил он сквозь зубы. — Я уже давно вышел из этого возраста. Тебе, вообще, повезло, что я пришел сюда.

Джина отреагировала на это свойственным ей образом: она отправила в рот большую порцию воздушной кукурузы и, прожевав, высокомерно заметила:

— Это тебе повезло, дорогой. Покажи‑ка мне свой билетик.

Тиммонс наморщил лоб.

— Что?

Она повторила таким тоном, как будто заботливая учительница пытается втолковать что‑то неразумному ученику:

— Я говорю, покажи свой билет! Ты, что — перестал понимать по–английски?

Тиммонс пожал плечами.

— Зачем? Ты хочешь убедиться в том, что я не перепутал места? Если тебе это очень надо, я могу пересесть на другой ряд. Но, вообще‑то, сдается мне, что я напрасно сюда пришел.

Она рассвирепела.

— Давай свой билет, дурак!

Тиммонс неохотно вытащил из нагрудного кармана пиджака корешок билета и протянул его Джине.

— Можешь забрать его себе.

Джина взяла у него бумажку и поводила перед его глазами.

— Видишь ли, Кейт, это не совсем обычный билет, — наставительно сказала она. — Потом, попозже, ты это поймешь. Я вижу, что сейчас ты слишком озабочен собственными проблемами, чтобы хоть немного соображать.

Тиммонс надменно поднял голову.

— Ты что, меня за идиота принимаешь?

Джина рассмеялась.

— Кейт, Кейт, как ты бываешь близорук!.. Хотя я не могу отказать тебе в сообразительности, но сегодня ты проявляешь невероятную тупость. Это твой билет на свободу… Ты спас свою карьеру, решившись сейчас прийти сюда. Благодари за это меня!..

Тиммонс проглотил это оскорбительное замечание, что было для него весьма не свойственно. Сейчас его к этому вынуждали обстоятельства.

— Джина, ты можешь объяснить мне, о чем идет речь? — стараясь сдерживаться, сказал он.

Она улыбнулась и, неторопливо прожевав очередную порцию воздушной кукурузы, ответила:

— Я была на предварительном слушании дела Сантаны.

Тиммонс усмехнулся.

— По–моему, это все заметили.

— Ну, так вот, — продолжила Джина. — Тебе, как мне кажется, нужно привести как можно более убедительные аргументы в доказательство того, что Сантана больна.

Тиммонс снисходительно улыбнулся.

— Да ты шутишь, наверное? Доказательства того, что она не в своем уме налицо. Для этого мне даже не стоит предпринимать никаких сверхусилий. Неужели присяжные поверят обезумевшей женщине, а не человеку с моим положением?

Джина не сдержала короткого смешка.

— Ну, это весьма умозрительное заключение. Но ведь правда такова, что ты был в машине вместе с Сантаной. Если все это всплывет наружу, как ты станешь оправдываться?

Тиммонс подозрительно посмотрел на Джину.

— О чем ты говоришь? Какая правда? Я был на расстоянии десяти миль от этой машины, когда Сантана совершила наезд.

На сей раз Джина не удержалась и рассмеялась во весь голос. Слава богу, на экране в это время кто‑то в кого‑то стрелял, и никого из присутствовавших в зале зрителей не привлек громкий смех Джины.

— Ну, в таком случае, тебе нечего бояться показаний Сантаны и, наверное, моя помощь тебе ни к чему, — заключила она.

Тиммонс весь внутренне напрягся — как гончая, которая почувствовала запах подстреленной дичи.

— А что, тебе известно, как можно обезвредить Сантану? — осторожно спросил он.

Джина поняла, что окружной прокурор клюнул на заброшенный ею крючок, и совершила тонко рассчитанный ход.

— Кейт, ты сам найдешь способ, как себя защитить, — беспечно махнув рукой, сказала она. — Я думаю, что мне не стоит задерживаться здесь и занимать твое драгоценное время.

Она решительно поднялась с кресла, но окружной прокурор без особых церемоний схватил ее за локоть и с силой рванул на себя. Джина шлепнулась на место, рассыпав при этом половину воздушной кукурузы на пиджак и брюки окружного прокурора.

— А ну, сядь! — прошипел он. Джина сделала оскорбленный вид.

Тиммонс аккуратно стряхнул в ладонь рассыпавшуюся по его груди воздушную кукурузу и возвратил ее на свое место, в банку.

Джина недоуменно посмотрела на него и перестала есть.

— Что ты себе позволяешь?

Тиммонс криво улыбнулся.

— Я готов тебя выслушать.

Она тут же сменила гнев на милость. Наклонившись поближе к Тиммонсу, Джина заговорщицким тоном произнесла:

— Мы оба знаем, что Сантана принимает наркотики.

Тиммонс с сожалением вынужден был согласиться.

— Да, это так.

Джина победоносно улыбнулась.

— Ну, так вот — судья дала тебе прекрасную возможность, обратив внимание на таблетки Сантаны. Ты бы мог сказать, что Сантана наркоманка. После этого ей никто не поверит.

Окружной прокурор скептически ухмыльнулся.

— Но ведь Сантана понятия не имеет о том, каково содержание этих таблеток. Она думает, что они помогают ей от аллергии.

Джина хмыкнула.

— Ну, и что?

Тиммонс развел руками.

— Ну, и то. Совершенно очевидно, что она поймет, что кто‑то подменил ей лекарство… И сразу же укажет на тебя.

Джина снова вспомнила о своем хорошем аппетите и запустила руку в банку с попкорном. Самодовольно хрустя шариками воздушной кукурузы, она махнула рукой.

— Да кто поверит этой психопатке?

Тиммонс с сомнением покачал головой.

— А вот это нельзя утверждать однозначно! Кстати, а тебе известно, что ты совершила тяжкое уголовное преступление, приучив ее к наркотикам? Я так понимаю. Джина, на этом все твои конструктивные предложения заканчиваются? Похоже, нам больше не о чем говорить…

Тиммонс резко встал со своего места и уже собирался покинуть Джину, но она схватила его за полу пиджака.

— Подожди, не уходи… Я ведь только пыталась помочь тебе.

Тиммонс повернулся к ней и с улыбкой спросил:

— Вот как? Интересно, каким это образом хотела мне помочь? Рассказав мне эту чушь о таблетках?

Джина медленно покачала головой.

— Нет. Что касается Сантаны, то думаю, что ты сам прекрасно понимаешь, что ее ожидает. А вот, что касается тебя… — она сделала многозначительную паузу.

Тиммонс надменно усмехнулся.

— А что насчет меня? Как ты можешь помочь мне?

Джина подозрительно оглянулась по сторонам.

— Ведь тебе нужно алиби… Как не крути, а обвинения Сантаны выглядят достаточно серьезно, и судья Уайли не оставила их без внимания. Не далее, чем через четверть часа тебе придется давать объяснения и оправдываться. А алиби у тебя нет!

Тиммонс наигранно засмеялся.

— Вот как? А тебе‑то откуда знать?

Джина показала рукой на кресло.

— Может, ты все‑таки присядешь? Я не могу все время сидеть с задранной вверх головой!

Тиммонс милостиво опустился на свое место. Джина понизила свой голос до шепота.

— Я могу устроить тебе алиби.

С этими словами она протянула Тиммонсу банку с попкорном.

На сей раз окружной прокурор забыл, что не ест воздушную кукурузу.