Глава двадцатая Ормузд узнает о поведении Бахрама

А между тем, погнав коня вперед,

К царю Ормузду прискакал Харрод.

Открыл он повелителю все тайны,

Поведал он рассказ необычайный:

Как навестил Бахрам дворец лесной,

Как венценосной принят был женой.

Все то, что сам увидел, изложил он,

О том, что слышал, также сообщил он.

Ормузд был этой вестью изумлен,

И те слова, смятенный, вспомнил он,

Что говорил мобед, умом богатый,

И те, что молвил дряхлый соглядатай.

Явиться приказал мобеду он,

И тайную повел беседу он.

В душе как бы почуяв непогоду,

Так миродержец приказал Харроду:

«О всех делах осведоми ты нас».

Харрод подробный повторил рассказ.

Спросил владыка, холодом объятый:

«Что могут означать онагр-вожатый,

В лесной глуши таинственный дворец,

Красавица, носящая венец,

А вкруг нее, как вкруг царя, вельможи?

На сновиденье все это похоже!

Как поступить мне, мудрый мой мобед?

Таких событий не запомнит свет.

Я дело без тебя решать не стану:

Оно подобно древнему достану!»[6]

Сказал мобед: «Онагр — ужасный див.

С пути добра Бахрама совратив,

Он поселил в его душе коварство.

Зеленый лес — нечистой силы царство,

Обитель дивов — сей лесной дворец.

Красавица, носящая венец,

Бахрама упованье и отрада, —

Колдунья злобная, исчадье ада!

Бахрам, как пьяный, от нее пришел,

В мечтах венец он видит и престол,

Честолюбивый сон его тревожит,

С тех пор он в руки взять себя не может.

Ты должен меры срочные принять,

Чтоб войско повернуть из Балха вспять».

Раскаянье заговорило в шахе:

Зачем послал он витязю, как пряхе,

Одежду женскую, веретено?

Тоскою было сердце смущено…

Вдруг прискакал из Балха муж усталый,

В корзине были у него кинжалы.

Свой меч гонец Бахрама обнажил,

Корзину перед шахом положил.

Когда внезапно взору властелина

Предстала непотребная корзина,

Когда владыка посмотрел на сталь, —

Он вспомнил ярость и забыл печаль:

Велел кинжалы превратить в обломки,

Бахраму эти возвратить обломки!

Гонец вернулся, и узрел Бахрам

Кинжалы, сломанные пополам.

Задумался мятежный воевода,

Он приказал созвать мужей похода.

Вельмож вокруг корзины усадив,

Сказал им: «Наш властитель справедлив.

Достойных предков славные потомки,

Пусть эти не унизят вас обломки:

Так миродержец награждает рать,

А на́смех нас не думает поднять».

Мужи отваги погрузились в думы,

И ропот их послышался угрюмый:

«Что было в первый раз бойцам дано?

Одежда женская, веретено!

А ныне шах прислал обломки стали

Бойцам, что за него стеною встали.

Такого дела не знавал Иран,

Оно ужасней ругани и ран.

Нет места во дворцах такому шаху,

Кто вспомнит о таком — подобен праху.

А если ты, Гушаспа сын Бахрам,

Захочешь вновь припасть к его стопам,

Пусть у тебя — раба, а не вельможи —

Ни мозга не останется, ни кожи,

Ни унижения того, каким

Ты награжден властителем своим!»

Прислушиваясь к ропоту и крику,

Поняв, что рать озлилась на владыку,

Сказал Бахрам: «Пусть вас творец спасет!

Уже, наверно, передал Харрод

Владыке ваши мысли, ваши речи.

Вы сохранили жизнь в жестокой сече, —

Она теперь в опасности опять.

Вы клятву верности должны мне дать,

На всех путях поставлю я заслоны,

Чтоб не нагрянул враг неусмиренный,

Не то погаснет дней моих звезда

И рать моя погибнет навсегда».

Бахрам ушел, сказав свое веленье, —

Теперь приди, читатель, в удивленье!

По всем путям страны, во все концы,

Бахрамом были посланы гонцы,

Пока еще ни малый, ни великий

Приказа не услышали владыки.

Настала ночь, и снова день погас, —

Царя царей не возгремел приказ.

Загрузка...