Бандуй, томясь в темнице, как в пещере,
Был уподоблен связанной пантере.
Его стерег, теряя счет часам,
Из рода Сиавушева Бахрам
И недоволен был его плененьем,
Хоть обманул, с коварством и уменьем,
Его Бандуй, что не был бы смущен,
Будь сам Бахрам в темницу водворен.
Сказал Бандуй: «Рассеется ненастье,
Хотя Хосрова запоздало счастье.
Когда-нибудь наступит светлый день,
Хотя легла на нас ночная тень.
Предвечный благосклонен к Кай-Кобаду,
Он целый мир вручил ему в награду.
Не сохранит короны лиходей,
Не сбудутся мечты его людей.
Пред ним главу склонившие вельможи
Лишь на безумцев и слепых похожи.
Поверь мне: гибель дерзкого близка.
Из Рума двинутся в Иран войска.
Ты шесть десятков дней сочти по пальцам, —
Хосров владыкой станет, не скитальцем,
Законной власти воссияет свет!»
Сын Сиавуша произнес в ответ:
«В твоих советах почерпну я разум
И подчинюсь я всем твоим приказам,
Когда ко мне пребудет справедлив
Властитель мира, милость проявив.
Но я хочу, чтоб ты луной поклялся,
Венцом, престолом и страной поклялся,
Что ты, когда в Иран войдет Хосров,
Когда румийских приведет бойцов,
На произвол судьбы меня не бросишь
И у него пощады мне попросишь».
Бандуй был в этот миг обмана чужд.
Он книгу взял, что сотворил Зардушт,
И клятву дал: «Свидетель Зенд-Авеста!
Пусть я погибну, пусть не сдвинусь с места,
Пусть кроме горестей в моей судьбе
Не будет ничего, пока тебе
Властитель не подарит перстня власти,
Пока тебе не улыбнется счастье».
Сын Сиавуша отвечал ему:
«Теперь и я свой голос подниму.
Клянусь: Бахраму западню расставлю
И недруга в сраженье обезглавлю.
Клянусь: восторжествует честь моя,
Противника настигнет месть моя.
Царем не будет признан он вовеки, —
Пока полны водой моря и реки!»
Ответствовал воителю Бандуй:
«О храбрый муж! Доверье мне даруй,
Воистину союз с тобой мне дорог.
Я ловок, осторожен, дальнозорок.
Когда Хосров достигнет торжества,
Он примет в сердце все мои слова.
Поверь, я подскажу ему решенье.
Хосров твое забудет прегрешенье,
Тебе пришлет он, милостив и благ,
Свой золотой венец — прощенья знак.
Но, верен клятве и к борьбе готовый,
Ты сразу с ног моих сними оковы.
Хосрову первым принесешь ты весть,
Что общие у вас и враг, и месть:
Пусть царь царей услышит благородный
Твой голос неподкупный и свободный».
Воитель просветлел от этих слов,
Освободил Бандуя от оков,
Сказал: «Моя душа пьяна сегодня.
В човган играет Чубина сегодня, —
Вчера решил убить я наглеца!»
Сын Сиавуша вышел из дворца,
Вступил в свой дом, мечтая о расплате,
Кольчугу мощную надел под платье.
Все это видела его жена.
Нечистая, Бахраму Чубина
Она служила, долг жены наруша,
Желая смерти сыну Сиавуша.
Наперсницу отправила она
С известием к Бахраму Чубина:
«Не доверяй ты моему супругу.
Под платье тайно он надел кольчугу.
Не знаю, вправду ль злом он обуян,
Но только с ним ты не играй в човган».
Когда Бахрам услышал от рабыни:
«Играть в човган ты опасайся ныне», —
Он всех, кто приближался на коне,
Стал ударять легонько по спине,
Притворного исполнен добродушья.
Когда дошел до сына Сиавуша, —
Кольчугу обнаружил он тотчас.
Сказал: «Змеи ты хуже во сто раз!
Кто для того, чтоб шар гонять по лугу,
Коварно облачается в кольчугу?»
Меч ненависти обнажил Бахрам
И витязя рассек он пополам.
Когда в столице шахской, повсеместно,
Об этой казни сделалось известно,
Померкло для Бандуя солнце дня.
Дрожа от страха, сел он на коня,
Надев кольчугу, шлем и меч индийский…
Людей, что к заговору были близки,
Собрал он, и помчались все отсель
Поспешно по дороге в Ардабель.
Бахрам был в ярости жесток и страшен.
Казалось: кровью гнев его окрашен!
Тюремщика Махруя он призвал.
«Веди ко мне Бандуя!» — приказал.
«О царь царей!» — тот молвил, страх почуя, —
Ты сердца не тревожь из-за Бандуя.
Едва казнен был соименник твой, —
Умчался, будто ветер, пленник твой».
Поник мироискатель головою.
Он понял, что Бандуй всему виною,
Затем, что хитростью к себе в силок
Он сына Сиавушева завлек.
Раскаялся Бахрам в убийстве друга.
Он восклицал, ведя коня средь луга:
«Тот жалок, кто забыл: где враг, где друг.
Тоска — внутри его и мрак — вокруг.
Бывает так: кто дорожит здоровьем,
Стоит беспечно пред клыком слоновьим.
И тот, кто мужества не сохранил,
Бесстрашен в час, когда бушует Нил.
И так бывает: воин робок сердцем,
А вынужден сражаться с миродержцем,
Он поднимает бурю мятежа,
Но от возмездия бежит, дрожа.
Те люди снисхождения достойны:
Погибелен их жребий беспокойный.
Но лучше на разбитых плыть ладьях,
Чем поспешить, по глупости, в делах:
Спеша, ты ищешь света, как незрячий,
И никогда не видишь ты удачи.
О нет, скорей похож ты на глупца,
Который, взял в проводники слепца.
Дракон не станет другом полководца:
Погибнет воин, а дракон спасется.
Кто ради опыта вкушает яд,
Умрет, подобным опытом богат!
В начале самом не убив Бандуя,
Как оправдание себе найду я?
Бесчестный, от моих ушел он рук,
Из-за него погиб мой лучший друг.
Теперь, покорен гневному Яздану,
Свою вину оплакивать я стану».
А между тем, стремясь в чужой предел,
Бандуй с отрядом, словно вихрь, летел.
Кругом была бесплодная пустыня,
Приют зверей, безводная пустыня.
Но вдруг жилье заметил жадный взор:
То армянин Мусиль разбил шатер.
Сказал Бандуй: «Теперь мы путь осилим».
Он спешился, предстал перед Мусилем,
Открыл ему своей поездки цель.
Сказал Мусиль: «Не уезжай отсель,
Пока известье не придет из Рума:
Готовит ли Хосров поход из Рума?
Попросит мира иль возглавит рать?»
И порешил Бандуй друзей созвать.